Текст книги "Диверсанты (сборник)"
Автор книги: Евгений Ивин
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)
– Не, начальник, давай гарантии! – наглел на глазах Черняк.
– Не хочешь – не надо, – безразлично возразил Самарин и нажал кнопку. Вошел конвойный. – Я от него устал, отведите его в камеру, с ним скучно работать. Ничего не дал, а хочет оплату.
– Подожди, начальник, в камеру успеешь, – заторопился авантюрист.
Самарин сделал знак конвойному, и тот вышел из кабинета.
– Соколовская занимается антисоветской деятельностью! – выпалил он. Но Самарин умел владеть собой, и хотя новость для него была неожиданной, так же внешне равнодушно и устало глядел на Феликса. – В Ленинграде есть целая организация, куда входит и Соколовская. У них связь с закордонниками, она оттуда получает всякую антисоветскую литературу, туда переправляет рукописи всяких антисоветчиков.
Самарин согласно кивал головой, будто бы все это ему не в новость.
– Вашу тоже она переправила? – спросил между прочим он и принялся пристально разглядывать ногти на левой руке. Создавалось впечатление, что эта чепуха его совсем не интересует, все это ему давно известно. И вопрос он задал так, от нечего делать.
– Она, она, все она! В Москве у них есть связь, я к нему приезжал не один раз и привозил антисоветчину. Сначала я не знал, что возил, она говорила мне, что это научные разработки какой-то проблемы, над которой работают в Ленинграде и в Москве, а потом я понял, что это за научные проблемы и что за материалы я возил в «кейсах» и обменивался с Сержем.
– Серж? Это такой высокий, красивый мужик лет сорока? – неожиданно проявил интерес Самарин. Черняк даже не подозревал, как взволновало следователя упоминание имени Сержа. Меньше всего ждал, а точнее, совсем не ожидал. Только что Барков с Катей нашли Сержа. Если это одно и то же лицо, то игра принимает серьезный оборот: нити потянулись к Соколовской в Ленинград.
– Да, высокий, мы с ним девок возили в Лианозово. Так он руководит московской группой антисоветчиков, – слегка приврал для веса Черняк, начиная приходить в отчаяние, что его информация совсем не трогает этого деревенского лаптя. «Дурак какой-то, гнать его надо из КГБ! Ему дают государственной важности информацию, а он, сукин сын, зевает, ногти рассматривает!!!»
– Хорошо! Вам дадут бумагу и ручку, изложите все, все и подробно. Посмотрим, может быть вы чего-нибудь нам добавите о Соколовской и Серже, хотя я в этом сомневаюсь, – ухмыльнулся Самарин. – У нас с вами еще много вопросов, которые предстоит обсудить, – заключил следователь так, словно они были не на противоположных берегах, а вели товарищескую беседу.
* * *
Вечер был хорошим и теплым, чистое небо подсвечивалось едва заметным розовым заревом ушедшего за горизонт солнца. Барков и Катя медленно шли по улице и явно не спешили уйти в душную каменную коробку дома. Алексей Иванович снял пиджак, забросил его за плечо, и, слегка покачиваясь, шел чуть впереди Екатерины. Она несла за длинную ручку сумку, чуть не касаясь ею земли.
– Как ты думаешь, Катя, ходит ли за нами по ресторанам кто-нибудь из приятелей Сержа? – тихо спросил он. – Уже четвертый день, а он не проявляет к нам никакого интереса. Сидит дома. Хорошо это или плохо?
– Вот тут я не знаю, что такое хорошо, что такое плохо! И какой должен быть интерес? Ко мне? К тебе?
– А ты никого вокруг со знакомым лицом не видела? Пусть незнакомое, но уже встречала его раньше. Заговаривал с Сержем.
– Да у него столько знакомых, что приветствуют его многие. Он популярен, но чем, не знаю.
– Пожалуй, ты права, это ерунда, то, что я сказал. Как мама? Пишет?
– Пишет. Чувствуется, что переживает. Да я и сама оглядываюсь на себя и не могу понять: неужели можно быть до такой степени дурой? Он всегда говорил так убедительно и веско, что я как кролик на удава реагировала. Он меня все время накручивал: привлечем внимание западной печати! Особенно когда немного выпьем в ресторане, ну, пару рюмок, и пару сигарет выкурю. Я вообще не курю, но Серж всегда настаивал, а потом начинал свое давление. Он прямо-таки парализовывал мою волю, я и думать перестала, а точнее и мыслей никаких в голове, все казалось просто и не думалось. Иногда начинала волноваться, а Серж говорил: «Успокойся, покури, ничего страшного нет». Выкуришь сигаретку – вроде бы действительно ничего страшного нет. Успокаивалась!
Алексей машинально повторил за Катей: «Успокойся, покури, ничего страшного нет. Выкуришь сигаретку – вроде бы действительно ничего страшного нет. Успокаивалась! Выкуришь сигаретку… Выкуришь сигаретку…» – автоматически повторял он про себя, не понимая еще, почему к нему прицепилась эта фраза. А Катя продолжала говорить, и Барков как сквозь сон слышал ее, а сам не вникал в суть ее слов.
– Мне так хотелось вырваться из его заколдованного круга! Я ведь сразу хотела тебе все рассказать, да было страшно, не хотелось идти в тюрьму. Меня, когда первый раз судили, я ведь к делу была непричастна, я просто была среди этих девчат и ребят. Они крали, а мне было весело, я думала, какие они храбрые, сильные, ругаться умели. А на суде такими показались жалкими и ничтожными: юлили, плакали, врали, каялись.
«Выкуришь сигаретку… Выкуришь сигаретку…», – продолжала цепляться за сознание пустая фраза. Барков повернулся к Екатерине и взял ее под руку. Он почувствовал тепло ее нежной, как у ребенка руки и спросил:
– Какие сигареты курили?
Она поглядела на него с удивлением и недоумением.
– Заграничные, Серж других не признавал. Кажется, «Виктория». Он ими очень дорожил. Один паренек попросил сигаретку, так Серж убрал пачку в карман и говорит ему: «Нет! Последнюю выкурили». Но я-то видела, что у него было еще полпачки.
– А может, не «Виктория»? – чисто для профилактики спросил Барков.
– Может быть и не «Виктория», но первые две буквы – точно латинские «Ви».
– Может, «Вайсрой»? – начиная волноваться, задал он вопрос.
Он вытащил из кармана записную книжку и ручку, остановился возле витрины, освещенной неоновой лампой, и написал по-латыни «Вайсрой».
– О! А ведь точно так было написано на пачке! – согласилась Маслова. – Я же не присматривалась специально.
– Да и я не специально. Просто поинтересовался любимыми сигаретами Сержа, – засмеялся Барков удовлетворенно. – Катя, извини, вопрос один нескромный, но важный. Серж к тебе приставал? Ты красивая, молодая, это вполне естественно.
– А это, кстати, совсем неестественно. Он вел себя со мной так же, как и ты. У тебя служба не позволяет. У него, наверно, тоже служба, и он на такие мелочи не разменивался.
«Твоей наблюдательности не откажешь», – удовлетворенно подумал Барков.
– Ну что? Пойдем спать! Мне рано вставать.
* * *
…Одесса уже проснулась, сотни людей тянулись к Привозу. Автобусы, троллейбусы высаживали неподалеку целые партии с кошелками, сумками.
Самолет из Москвы совершил посадку, и едва подкатили трап, как в проеме двери показалась подтянутая, спортивная фигура Лазарева. В отдалении стояла черная «Волга». Кроме водителя там сидел несколько грузный мужчина лет пятидесяти с широкими «руководящими» бровями, толстые короткие пальцы его лежали на животе, сцепленные в замок. Как только он увидел Лазарева, коротко бросил шоферу:
– Давай к трапу!
«Волга» тихо подкатила в ту минуту, когда полковник ступил на землю Одессы. Кравцов, один из руководителей областного управления КГБ, не вылезая из машины, окликнул Лазарева:
– Герман Николаевич!
А минутой позже черный лимузин уже помчался к городу.
– Давай коротко! – попросил Лазарев. – Только главное.
– Когда мне доложили, что задержали иностранного моряка со шведского судна, который подрался в ресторане, – сказал Кравцов, – я лег спокойно спать, мало ли дерется иностранцев в городе. Выдворяем их побыстрей отсюда, и все. Но когда провели осмотр его вещей, думали, что он кастетом орудовал, то в сумке оказалось сто тысяч рублей советских денег. Как он их протащил – еще предстоит узнать. Конечно, тут уже запахло не простым хулиганством. Есть два основания упрятать его за решетку на несколько лет. Вы понимаете, о чем я говорю? Он, оказывается, парня ударил бутылкой.
– Дмитрий Николаевич, здесь речь не о контрабанде валюты. Он ввез в нашу страну наши деньги. Мы вправе спросить, кто ему дал эти деньги, где их взяли и кому предназначались. Но ответа на свои вопросы мы не получим: тот, кто дал ему советские деньги, снабдил его и легендой. Я уверен, что он скажет вам, что нашел сверток с деньгами возле уборной, собирался их сдать властям – вот и все. Если бы не драка и т. д. Давайте ориентироваться на его хулиганство. Преднамеренное нанесение тяжких телесных повреждений, статья 209, и три года ему обеспечено, хотя вообще-то студент его спровоцировал оскорблением. Даже один год заключения – радости мало для Грейпа. Так я понял из справки. А теперь давайте малину.
– Самое интересное началось утром, – сказал Кравцов. – Первым рейсом из Москвы прилетел представитель посольства. Грейп еще не проспался, а на выручку уже примчался лев. Я тогда понял, что не простой Грейпфрут оказался у нас за решеткой. Ради какого-то моряка, да еще плавающего на шведском судне, столько тревоги?! Есть еще одна чрезвычайно любопытная деталь. В записной книжке Грейпа мы обнаружили схематический набросок, очень напоминающий план какого-то места, а в центре – слово «Серж» по-английски. Ну, «Серж» в переводе – это саржа или серж – такая ткань. Что это означает – мы не могли решить. План очень походит на место, где находится клуб моряков. Но при чем тут ткань?
– А как ведет себя представитель посольства? – спросил Лазарев.
– Рвался на немедленную встречу. Но мы разъяснили ему, что Грейп еще не пришел в себя после пьянки. Ждали вашего приезда.
– Где сейчас Грейп?
– Где и положено быть хулигану. В милиции.
– Ладно, давайте ему встречу с представителем посольства. Посмотрим, что будет дальше. Встречу прикройте…
…В небольшом помещении по обе стороны стола сидели Грейп и аккуратно одетый господин, представитель посольства. На торце стола, подперев голову руками, устроился старший сержант милиции. Добродушное, туповатое, губастое лицо вызывало слегка презрительную гримасу дипломата. Впридачу ко всему, сержант еще сопел и жевал губами. Потом вытащил большой красный платок и шумно высморкался, долго складывал его по швам и аккуратно засунул платок в карман.
– От него мерзостно пахнет. Наверное, пил какую-нибудь дрянь, – заметил дипломат презрительно, скользнув взглядом по носатому лицу милиционера.
– От меня тоже пахнет не парижскими духами, – ответил Грейп. – Хотя я пил коньяк и шампанское.
– У вас есть претензии на обращение? Вас били?
– Какие могут быть претензии? Я парню проломил череп бутылкой ни за что, ни про что. А парень хороший, студент.
– Сантименты оставьте, – приказал дипломат. – Если бы он вас не тронул первым, то вы бы не подняли на него руку. Вы поняли? Он вас – первый! А потом мы вас вытащим, – он быстро взглянул на милиционера, но тот, подперев голову руками, полудремал, прикрыв глаза.
– Вы встретились? – тихо спросил дипломат.
– Не успел. Встреча должна была состояться в десять, а меня забрали.
– Так груз был при вас? – всполошился дипломат.
– Да! Весь до листика и в упаковке.
– Вот это вы влезли! Тогда твердите, что это провокация КГБ, груз нашли в туалете, а драку спровоцировали. Дальше мы будем действовать! Только не вздумайте что-либо признавать!
– Уважаемый господин! – начал хриплым вялым голосом милиционер на плохом английском языке. – Так нехорошо. Врать плохо. Прокурор не любит, когда лгут. Судья не любит, когда лгут.
– Вы, вы говорите по-английски?! – оторопело и тревожно, но тут же изобразив радость, воскликнул дипломат. – Это прекрасно! А то я испытывал некоторую неловкость оттого, что вы не понимаете, о чем мы говорим, – посетовал виновато иностранец.
– Я плавал десять лет и немного научился. Потом списали, говорят, много выпивал. Я когда трезвый – все равно считают, что я выпимши. Нос у меня, видите, он всегда красный, – потрогал себя с улыбкой за нос милиционер. – Списали, а детей трое. Зарплата у милиционера не такая, как у американских «центурионов», – пожаловался он.
– Да-да, вы правы! Я вас понимаю. Вот у него тоже трое детей. Он – единственный, кто их кормит. Ему нельзя в тюрьму, дети умрут с голоду! У нас ведь капитализм, и никому нет дела до каких-то детишек какого-то моряка. Мне так хочется ему помочь! Так что приходится что-нибудь придумывать, иначе тюрьма.
– Ну, само собой. А вы бы им денег послали, – наивно посоветовал милиционер.
– Святая простота! Разве на всю жизнь денег пошлешь? Детям нужен отец, кормилец. Посоветуйте что-нибудь, вы же знаете свой суд, свои законы, – прикидывался простачком дипломат.
– Да-а-а! – почесал за ухом милиционер. – Дело швах у этого парня. У нас за такие штуки тюрьма полагается. Может, ему сказать, что пьяный был, ничего не помнит? Не помню – и все тут! За «не помню» у нас еще никого очень строго не сажали.
– Вот это мысль! Это же гениально! – искусно восторгался дипломат. – Грейп, вы поняли? Ничего не помню! Все остальное – провокация! Дальше предоставьте действовать нам.
Вдруг он снял с руки массивные часы с браслетом и протянул милиционеру. Тот испуганно замахал руками и отшатнулся.
– Что вы, что вы! – зашептал он, оглядываясь на дверь. – Не положено! Как узнают, так будет мне! И говорить-то с вами не положено! Я нарушаю.
– Вы не бойтесь! – полушепотом настаивал дипломат и совал милиционеру часы. – Пусть они останутся для вас памятью о добром вашем поступке. Вы помогли отцу троих детей. Это для вас сувенир, не отказывайтесь! А говорить об этом никому не надо.
…По длинному коридору Управления КГБ шел вразвалку, слегка косолапя, «милиционер» в штатском костюме. Он переступил порог приемной, остановился и поглядел на секретаршу, которая что-то упорно читала, мельком взглянув на вошедшего. «Милиционер» переступил с ноги на ногу, пригладил поредевшие волосы на голове, слегка кашлянул. Но секретарша не подняла головы, она относилась к тому типу невоспитанных служащих, которые, занимая положение возле начальства, пытаются ставить в свою зависимость посетителей. «Милиционер» для нее был как раз посетителем, которого можно поманежить, заставить понервничать и почувствовать, что она тут и есть власть. Но включился селектор:
– Римма, вы вызвали Леснякова? Сколько мы будем его ждать?
«Милиционер» встрепенулся и сделал шаг вперед, но наткнулся на неприязненный взгляд секретарши, которым она его окинула, считая виновником выговора, только что полученного.
– Что вы стоите? Вас там ждут, а вы не торопитесь, – прошипела она, не представляя себе, зачем понадобился начальнику этот неуклюжий, с короткой шеей, чем-то напоминающий актера Мкртчана, сотрудник, над которым все незло подшучивали.
Лесняков открыл двойную дверь и несмело вошел в кабинет, где сидели у стола Кравцов и Лазарев.
– Вот, смотрите, Герман Николаевич. Какой он чекист? Любой дипломат обманется на этом человеке, а стреляет лучше всех, и английский у него. Как они вас приняли, товарищ Лесняков? – чувствовалось, что Кравцов гордится своим сотрудником.
– Когда он мне всунул-таки часы, а я «не удержался» от соблазна и взял их, то дипломат был очень доволен. После этого он уже не стеснялся давать наставления Грейпу и иногда спрашивал меня, как надо поступить, чтобы Грейпу выпутаться. Но я понял главное: он очень боится, что Грейп расскажет, к кому он шел на связь и должен был передать какой-то груз.
– Груз, товарищ Лесняков, – это сто тысяч рублей, которые он должен был кому-то передать в клубе моряков, очевидно, – пояснил Лазарев.
– Теперь понятно, а я уж подумал, не наркотики ли. Товарищ полковник, а что мне делать с часами, куда их сдать? – вытащил Лесняков из кармана часы с браслетом.
– Почему сдать? Вам подарил дипломат, вы и носите.
– Но ведь это не подарок, это плата за предательство. Я же, фактически, совершил преступление в их глазах, за что мне и заплатили, – мучился Лесняков.
– Ладно, вопрос закрыли. Давайте по делу. Как они там, сговорились? – спросил Кравцов.
– Сговорились: Грейп будет отказываться от денег, мол, нашел сумку, хотел сдать, да не успел, а тут «провокация» КГБ. Меня они уже не боялись, а вы говорите, носи часы.
Лазарев пропустил последние слова мимо ушей, внимательно посмотрел на Леснякова и спросил:
– Товарищ капитан, вам придется еще побыть несколько дней в роли «милиционера». Все-таки «свой» человек, да и дипломат вас просил заботиться о Грейпе. Разве вы можете отказать в такой просьбе? – улыбнулся Герман Николаевич.
– Послужим, товарищ полковник! Просил галушки, вечером принесу ему. Жена у меня вкусно их стряпает. Я ему утром принес, пальцы облизал иностранец. Так и просил еще «теста с горячей водой». Так что поставим его себе на довольствие, – улыбнулся Лесняков.
– Больше доверия, может быть, появятся просьбы и поручения. А часы носите, чтобы видел Грейп. Желаю вам успехов! – попрощался с ним полковник.
Капитан Лесняков покинул кабинет.
– Значит, шел на связь, – сказал Кравцов.
– Меня другое занимает. Кому-то стало известно, что Грейп попал в историю, и он немедленно сообщил в посольство.
– Был этот икс где-то поблизости, наверно, в клубе моряков. Если не будет от Грейпа информации – будет суд, а связи его мы не получим…
…Полковник Лазарев уже второй час сидел за столом и размышлял. Перед ним не было никаких служебных бумаг, только несколько листов, сплошь исписанных одним словом, «Серж». Он писал «Серж» во всех вариантах: печатными буквами, прописными, маленькими, крупными, завитушками, готикой, плакатными, орнаментом. Потом принялся выписывать латинскими буквами, старательно выводя отдельные детали.
Дважды сотрудники порывались войти к нему в кабинет, но полковник неизменно говорил: «Позже, я занят!» и продолжал свое полудетское занятие. Наконец он написал на всю страницу по-английски «Серж», поставил восклицательный знак и снял телефонную трубку.
– Товарищ Кравцов, это Лазарев. Мне не дает покоя один вопрос, который мы с тобой не оговорили, когда я был в Одессе. Кроме денег у Грейпа было что-либо еще с собой?
– Нет, ничего существенного.
– А несущественное?
– Блок сигарет и распечатанная пачка – и все.
– Сигареты исследовали.
– Да, исследовали. Сигареты – американский «Вайсрой», но самое любопытное в том, что они напичканы наркотиком. Так как их было мало, всего один блок, то, видимо, Грейп вез их для себя, наверно он наркоман. У нас такие вещи случаются. Вы переварили информацию? Ну, теперь я скажу вам нечто из ряда вон. Тут один парень с уголовной кличкой Слюнявый почему-то умер у себя на квартире. Доктор утверждает, что умер не сам, хотя полной уверенности у него нет, больше трех недель прошло, все разложилось. У него был набор фотопринадлежностей, дорогой фотоаппарат западногерманской фирмы, нашли под матрацем, шесть пленок, правда, заснятых ни одной, а вот кусочек фототекста очень любопытный, явно антисоветского содержания. И последнее, за батареей центрального отопления ребята нашли окурок того же «Вайсроя», с теми же компонентами.
– То-то я думаю, чего это мне не нравится Грейп со своей сотней тысяч рублей. Должны же были ему что-то пристегнуть, – Лазарев помолчал, пауза затянулась, и Кравцов уже подумал, что он отключился, и кашлянул.
– Послушай, у меня к тебе просьба: покопайся в документах Аэрофлота, посмотри, не приезжал ли за последние полгода в Одессу некий тип по фамилии Куц Серафим. Это очень важно, особенно если учесть, что у Грейпа есть упоминание о Серже. Куца звали Серж.
Кравцов присвистнул, он все понял с полуслова и едва окончил разговор с Москвой, как уже вызвал Леснякова и дал ему задание по Аэрофлоту. А к вечеру установили, что Серафим Куц был в Одессе за месяц до приезда Грейпа, а покинул город сразу же на следующий день как тот был задержан.
…Запахнув халатик и сунув ноги в тапочки, Катя прошла на кухню, где на раскладушке спал Барков, и тихо окликнула его:
– Алексей Иванович, вы очень долго спите.
Барков словно и не спал, открыл глаза и сразу же строго сказал:
– Если ты не перестанешь называть меня по имени-отчеству и на «вы», я вынужден буду операцию отменить. Ты себе не представляешь, что будет, если полезет фальшь в наших отношениях. Не считай Сержа за дурака. Его стремление попасть к нам в гости – это не простое желание выпить, потрепаться. По тому, как он осторожно трогал мои поездки в Западную Европу, он очень заинтересовался мной. Значит, мы достигли цели, а ты тут «Алексей Иванович, вы!» – передразнил он ее. – Так что, Катюша, ты должна абстрагироваться от всего, что было, и помнить только одно: мы любим друг друга, планируем нашу будущую жизнь, испытываем некоторые затруднения с деньгами, мы их бережем для покупки машины. А деньги нужны на кооперативный гараж. А теперь готовь завтрак и думай, чем угощать Сержа, ты тут почти хозяйка. Я пошел в ванную.
– Иди, я ее уже вымыла.
– А вот этого делать не надо, я и сам могу.
– Можешь, но сейчас дом – это моя обязанность. Ты только что об этом говорил.
– Сдаюсь! – поднял он руки кверху и так и пошел в ванну, с поднятыми руками.
Катя быстро собрала раскладушку, забросила ее на антресоли, засунула туда же матрац, все остальное отнесла в комнату и запихнула в диван-кровать.
Пока она готовила завтрак, между делом причесывалась, подкрашивалась, и когда Алексей вышел из ванны, она уже была в форме. Завтракая, Барков обратил на это внимание и, слегка улыбнувшись, похвалил ее вкус на косметику.
– Умеешь, Катюша, себя преподнести: и помада, и румяна – просто перший класс! Для Сержа, правда, еще рановато, он приедет часов в семнадцать.
– А для вас… Тебя, – поправилась она быстро и опустила голову, – нельзя?
– Даже нужно! – улыбнулся он широкой улыбкой, показав великолепие своих зубов. – Мы ведь с тобой на работе.
– Говорят, у буржуев женщина не показывается на глаза мужу до тех пор, пока не приведет себя в порядок. Наверно, это очень хорошо, чтобы муж всегда видел только лицевую сторону, только красоту.
– Хорошее неписанное правило. Только в наших жилищных условиях муж видит жену в таком разобранном виде, что и не приведи Господь! И думает: когда женился – вроде была красавица. А гляжу, она просто грымза, – засмеялся Барков.
– Это, Алеша, зависит от женщины. Хочет красиво выглядеть с самого утра перед мужем – пусть встанет на час раньше, пока он еще спит. Мне кажется, многие женщины просто опускаются, они думают, что добились главного, предложили товар лицом, вышли замуж, а теперь уже можно и изнанку не прятать. Отсюда, я думаю, потом измены и разводы.
– Ты напиши свои размышления в журнал для женщин, это же очень интересно. И все-таки ты мне что-то не нравишься. Ты вялая, индиферентная. Я понимаю, тебе трудно притворяться влюбленной дурочкой. Но мы с тобой вступили в большую игру, и в этой игре мы партнеры, равные партнеры. От игры одного зависит успех другого. Мы даже не предполагаем, отчего Серж так упорно напрашивался к нам в гости. Но это неспроста. В ресторане наши с тобой отношения нивелировались обстановкой и спиртными напитками – так сказать, отвлекающий фактор. А тут мы на виду у него.
– Я понимаю, Алеша! Просто я, наверно, морально устала. Долго мне придется еще оживать. Когда все кончится, я уеду в деревню. Ты будешь мне отвечать на письма?
– Если не возражаешь, я приеду в гости. Я теперь в ответе за твою дальнейшую судьбу.
– Я все сделаю, Алексей Иванович! И любить тебя буду, и хозяйничать тут буду, и вообще, этот подонок ни о чем не догадается. Ты мне веришь? – она подошла к Баркову, обняла его за шею и поцеловала. – Раз игра началась, так будем играть!
– Раздался телефонный звонок, Барков снял трубку. Звонил Лазарев.
– Уже встали? Хочу тебя проинформировать, если Серж принесет сигареты «Вайсрой» с собой – не кури и запрети Катерине.
– Я уже в курсе. Маслова мне рассказала, не успел вам сообщить.
– Как Катя?
– Входит в роль. Она умница! Все будет естественно.
– Естественно, когда естественно, а тут – роль. А может, естественно? Смотри, а то голову оторву! – Барков почувствовал, что Лазарев улыбается. – Дом твой ребята прикроют на всякий случай.
– Ну, это совсем ни к чему!
– К чему, ни к чему – не твоя забота, – не прощаясь, Лазарев отключился.
– Что-нибудь случилось? – спросила Катя.
– Совсем ничего, пожелали нам приятного вечера. Платье тебе надо. После завтрака поедем в одну лавочку, там директор мой приятель, чего-нибудь для тебя достанем. Говорил полковник, чтобы наши отношения были естественны. Волнуется, видно, знает больше чем мы и придает значение этой встрече.
Вернулись из магазинов они в четыре часа и к своему удивлению увидели, как навстречу им по лестнице спускается Серж.
– До того скука заела, – начал он с улыбкой. – Решил, лучше к вам поеду. Ничего, что я пораньше?
– Все о'кей! Пошли в нашу хижину, – пригласил Барков и подумал: «Проверялся, старый волк, нет ли вокруг дома. На час раньше, чтобы сбить с толку».
Они вошли в прихожую, и Катя сразу же скрылась в ванне, забрав с собой сверток с платьем.
– Сюрприз тебе. Не пришел бы раньше, так вообще она тебя сразила бы, – пояснил Барков.
Платье, светло-бирюзовое, было просто чудом современного века, подчеркивая стройную фигуру девушки. Барков с неподдельным изумлением и восхищением глядел на нее, и если бы даже у Сержа мелькнула мысль, что для него разыгрывается целый спектакль, то, глядя на Баркова и Маслову, он бы отбросил свои сомнения. Она высоко подняла волосы, отчего стала хорошо видна ее молодая нежная шея. Насладившись эффектом, она посмотрела на Алексея, как бы спрашивая: «Ну, как я?» Барков качнул в удивлении головой и улыбнулся.
– Это же надо, как мне повезло! – воскликнул он.
– Да-а-а! Хороша! Ничего не скажешь! – заметил Серж, и только холодно блеснувшие глаза выдали, что пришел он сюда не любоваться на них, а делать свое дело. И как бы вы не рядились, в какие бы одежды не одевались, вы для него объект, который он будет разрабатывать, осваивать, приручать, запутывать и втягивать в свою игру со своими правилами. И он решил, что навяжет их этому безмозглому журналисту, волей судьбы или по протекции выезжающему за кордон. А девчонку? Ее он быстро отпихнет от него, для этого Серж имеет в запасе такую бомбу, что восторги сразу станут похоронными стенаниями.
– Катюша, ты нам разрешишь что-нибудь выпить? Такая строгая стала, рюмку коньяка не даст. Говорит, здоровье надо беречь смолоду, – пожаловался он тихо Сержу, который молча, с легкой иронической улыбкой наблюдал за ними.
– Кофе будете? – лаконично отреагировала она на просьбу Баркова.
– Да, да! Как же без кофе! – Алексей подошел к бару, открыл его, там, где виднелись на зеркальном отражении несколько заморских бутылок, достал одну и показал Сержу.
– Из этой? Шотландский виски. Или джин?
Серж махнул рукой – мол, все равно, и Барков достал рюмки. Пока он ходил на кухню, вошла Катя с подносом, на котором дымились две чашки кофе. Поставила на столик и села на подлокотник кресла, предназначенного для Алексея.
– Ты, я гляжу, здесь освоилась, – тихо сказал Серж.
– А ты как хотел? Чтобы я сидела у порога, сложив ручки на коленях? У нас не те отношения! – засмеялась она, приглашая сесть вошедшего Баркова. Он сел, и Катя нежно провела рукой по его голове. Алексей поймал ее ладонь и поцеловал.
– Не изображайте! – воскликнул Серж. – А то я взвою от злости и обиды. Упустил такую девушку! – искренне засмеялся он.
– А ты, между прочим, ее и не держал. Так что упускать было нечего! – вызывающе сказала Екатерина.
– Не держал, не держал! – миролюбиво согласился Серж.
– Катя, дай нам что-нибудь к пойлу, – Алексей Иванович налил виски.
Зазвонил телефон. Барков снял трубку и услышал голос Лазарева:
– Он у тебя?
– Да, король на месте, и не трогай его. Ходи Е-4.
– Ты можешь выйти, я рядом?
– Нет! Король – фигура сильная. Конечно, конечно, так и ходи. Королева окажется слабой в этой ситуации. Она сама не выстоит против такой силы. Королеву нельзя оставлять одну.
– Тогда слушай. Серж имел с кем-то телефонный контакт, прежде чем вошел в твой дом. Возможно, проверял, дома вы, а может получал последние инструкции. Алеша, меня твоя встреча волнует, не знаю почему, может из-за девушки, нельзя ее наверно было втягивать в мужские игры. Надо было придумать что-то.
– Ну, играй, играй! Извини, у меня гости. Привет! – Барков положил трубку и взглянул на Сержа. – Парнишка один. Играет с отцом в шахматы и тихонько бегает к телефону консультироваться.
«Картина ясная, – подумал Барков. – Все эти дни он не искал со мной встреч, очевидно меня проверяли. Но где, как? По линии журналистики? Там все крепко забронировано: всю связь переключили на коммутатор, а там наш человек. Так что любой звонок в редакцию придет к нашему человеку, а он знает, с кем надо соединить и что сказать. Тогда где? Наружное наблюдение? У меня нет никаких открытых контактов с Лазаревым и КГБ. А-а-а! В Ленинской библиотеке! Мои путевые заметки по Бельгии, Голландии, Дании и другие корреспонденции. Тут тоже хорошо, видно, успокоились и теперь хотят посмотреть лично», – довольный, что сумел разгадать этот нехитрый ход, он подмигнул Сержу, предложил:
– Начнем?
На этот раз Барков постарался так, что Серж все-таки напился. Может быть, он это себе специально позволил, потому что приехал на разведку и считал вполне возможным позволить себе выпить лишнего. Однако набрался так, что Барков даже не знал, что с ним делать. Оставлять его в квартире – значит и он, и Катя проведут бессонную ночь, не оставлять – куда его девать, если он не держится на ногах. Катя первой приняла решение: она достала с антресолей раскладушку, принесла матрац и простыни из комнаты и разложила постель на кухне. Вдвоем они перетащили Сержа в кухню и свалили на раскладушку. Катя расстелила постель, положила две подушки, надела ночную рубашку и юркнула под одеяло.
– Ложись, – прошептала она одними губами. – Играть, так играть! – и отвернулась к стенке, освободив для Алексея две трети кровати.
Барков лежал с открытыми глазами и глядел в темному, где-то рядом едва слышно посапывала Катя, из кухни доносился пьяный храп Сержа. В два часа ночи Алексей взглянул на светящийся циферблат своих часов. Серж встал и, едва слышно ступая босыми ногами по ковру, заглянул в комнату. За секунду до его появления Барков повернулся к Екатерине и положил ей руку на плечи. Серж постоял, постоял, Алексей слышал, как он тяжело дышит, сдерживая себя, и вернулся обратно в кухню.
«Ну и волк! – подумал Барков, вновь отодвигаясь от Кати на край постели. – Выходит, притворялся мертвецки пьяным, хотел остаться здесь ночевать и досмотреть все до конца. Очевидно, есть опасения или профессиональная привычка ничему не верить без контроля».
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.