Текст книги "100 очерков о Петербурге. Северная столица глазами москвича"

Мост Ивана Кулибина

…Отменный художник, коего природа произвела с отменным воображением, соединенным с справедливостью ума и, весьма последовательным разсуждением.

«Санктпетербургские ведомости» 10 февраля 1777 года

Ненаписанная до сих пор история отечественных изобретений и научных открытий полна удивительных человеческих судеб и драматических событий. Имя Ивана Кулибина – одно из самых ярких в этой истории. Недаром в 1777 году Академия наук специально изготовила в его честь золотую медаль с надписью: «Достойному».

Он прожил долгую жизнь – 83 года, поделив ее между двумя городами. На берегах Волги, в Нижнем Новгороде, он родился, прожил здесь первые 34 года и последние 17 лет своего земного срока, на берегах Невы протекла середина его жизни, почти 32 года.

Его жизнь можно считать удавшейся. Он целиком посвятил ее избранному им, любимому, главному делу. Родившийся в семье нижегородского купца-раскольника, не получивший никакого систематического образования, он прекрасно адаптировался не только к столичной жизни, но и к весьма своеобразной петербургской академической среде. В совершенстве владея приемами традиционной народной технологии, он обогатил ее новаторством изобретателя и конструктора, смелостью экспериментатора. Человек, привыкший и в совершенстве умевший работать руками (вспомним, как высоко ценил это умение Петр), он стал одним из первых и необыкновенно ярких представителей отечественной технической интеллигенции, более того, одной из самых ярких фигур в истории европейского технического прогресса второй половины XVIII века.

Он получил известность и признание, хотя большинство его изобретений не было реализовано, осталось в замыслах, проектах, чертежах и моделях. Его изобретения и работы касались самых разных отраслей: точная механика (сложнейшие, хитроумные механизмы, вроде знаменитых «часов яичной формы»), оптика – микроскопы и телескопы, фонари, мостостроение, машинные «водоходные суда» и даже пиротехника – фейерверки на знаменитом «потемкинском празднике» в Таврическом дворце.

Представленный императрице Екатерине во время ее пребывания в Нижнем Новгороде в мае 1767 года в качестве своеобразной местной «достопримечательности» Иван Кулибин был вскоре вызван в Петербург, куда и приехал в феврале 1769 года. Здесь он в октябре того же года завершает работу над своими удивительными часами в форме яйца, над которыми трудился более четырех лет, и 24 декабря зачисляется на службу в «инструментальную палату» Академии наук для «сыскивания вновь выдомкою художественных (имелось в виду «механическое художество») дел»… Уникальный случай: Кулибин, по сути дела, был зачислен на должность изобретателя! И сразу проявляет себя в этой роли, включившись в решение непростой задачи транспортировки «гром-камня» для постамента будущего памятника Петру от места, где он залегал и был найден. Кулибин предлагает использовать вместо подкладных катков металлические шары (подшипники), двигающиеся по угловому желобу, а для уменьшения трения использует графитовую смазку…

И. Кулибин

Таким стало начало его деятельности в столице – начало, завершившееся полным успехом. И тут же, практически одновременно, изобретатель приступает к решению задачи, заполнившей ближайшие семь лет его жизни, – к проектированию постоянного моста через Неву.

«Тема» мостов, мостовых переправ через многочисленные реки, речки и каналы была одной из самых актуальных для «города-архипелага». Ее со времен Петра пытались по-разному решать разные люди: от «слюзного мастера» голландца Хармана ван Звитена (первые подъемные мосты) и корабельного мастера Филиппа Пальчиков а (наплавной «Исаакиевский» мост через Неву) до мастера Тимофея Иванова, строившего замечательные «горбатые» каменные мосты вдоль набережной Невы (Прачечный, Верхнее-Лебяжий и Эрмитажный), и Иосифа де Рибаса… С каждым годом, по мере установления все более прочных связей между разными частями быстро растущего города, «мостовая тема» становилась для Петербурга все более важной и острой, особенно в связи с начавшимся строительством грандиозной гранитной набережной вдоль левого берега Невы.

Невозможно сказать, сам ли «вышел» Кулибин на эту «тему», которая «носилась в воздухе», подтолкнуло ли его к этому участие в транспортировке «гром-камня» или ему эта «тема» была кем-то подсказана. Ведь вода, движение по ней, переправы через водные просторы – все это было необыкновенно близко духу Кулибина-волжанина, было важнейшей частью того мира, в котором он жил. Этой «теме» он посвятил в общем четыре десятилетия жизни… Идеи, размышления, точные расчеты, эксперименты, сомнения, критика, новые поиски и усовершенствования, а иногда и кардинальная смена принципиальных решений…

Работа над проектом моста через Неву с Адмиралтейского острова на Васильевский четко делится на три этапа. На первом, с 1769 по 1771 год, изобретатель отрабатывает идею сооружения подъемного моста, опирающегося на две вертикальные опоры. Но уже в 1771 году он отказывается от этой идеи и «заболевает» другой, совершенно иной, – созданием деревянного однопролетного, без промежуточных опор моста, который следовало перекинуть через Неву в том месте, где ширина реки составляла почти 300 м.

Не станем утверждать, что идея эта – абсолютно новая, оригинальная. Подобные мосты строились, например, в Швейцарии, в Шафгаузене и Веттингене – но их длина почти втрое меньше, а проект М. Перрольта предполагал строительство однопролетного моста через Сену в Париже, но мост этот должен был держаться на судах-понтонах.

Идея не новая, но конкретная задача требовала от изобретателя громадной подготовительной, исследовательской работы, занявшей полтора года.

Л. Эйлер

Сразу определился сложный клубок проблем, требующих решения: место расположения моста в городе, сезонная неравномерность его эксплуатации (наибольшая нагрузка, конечно, в период ледохода и ледостава), срок службы такого моста (20–30 лет)… А также проблема выбора древесины и ее «поведения», методика крепления элементов моста (шипы, болты, клинья), реакция арки моста на нагрузку и на собственный вес, строгий учет ширины и глубины реки и скорости течения, высота арки моста (чтобы под ним могли свободно проходить военные и торговые корабли с высокими мачтами), парусность всей конструкции под действием ветра…

А устройство береговых устоев, на которые опиралась конструкция? И проблема создания на обоих берегах предмостных площадок с пологими подъемами (пандусами), обеспечивающими возможность спокойного въезда на высокий мост – ведь он в «замке», в наивысшей своей точке, должен был подняться над водой на 49,3 м!.. Кстати, арка моста рассчитывалась на переменное сечение, благодаря чему сам настил моста не слишком «выгибался», был почти горизонтальным.

И тут же возникали проблемы «образа» сооружения, его архитектуры. Ведь мост проектировался для самой центральной части Невской столицы – рядом Зимний, Адмиралтейство, Сенат. Нельзя было нарушить сложившийся облик этого места, нельзя допустить, чтобы мост стал бы доминантой всей архитектурной среды, «задавил» бы все окружение…

Можно представить, как напряженно работал Кулибин на этом, сравнительно коротком по срокам исследовательском этапе, сколько было сделано расчетов, сколько выполнено чертежей, сколько найдено и отброшено оригинальных решений. В это время Кулибин широко пользуется консультациями и помощью великого математика Леонарда Эйлера, члена Петербургской Академии наук. Помощь эта касалась, в частности, такой важной и сложной теоретической проблемы, как пересчет результатов испытаний уменьшенной модели на натуру. (Эйлер посвятит этому специальное исследование, опубликованное в 1776 году.) Кстати, именно на этом, втором, этапе работы Кулибина весной 1772 года Лондонское Королевское общество обнародовало условия конкурса на проектирование одноарочного, опирающегося только на береговые опоры, моста через Темзу. Любопытно, что сообщение об этом конкурсе напечатала в номере от 4 мая газета «Санкт-Петербургские ведомости». Кулибин тогда уже во всю работал над своим проектом – в декабре 1772 года он представил в Академию наук подробное описание своего проекта. Расчет был такой: 12 908 деревянных элементов, 55 150 металлических скрепляющих элементов (болтов и обойм).

И. Кулибин. Проект деревянного моста через Неву

Наступил третий этап работы – создание и испытание модели моста. Это был экспериментальный этап. Десятки, сотни раз испытывались отдельные элементы и узлы; для испытаний применялись самые простые приборы и приспособления. Создавалась оригинальная решетчатая конструкция из брусьев и других деревянных деталей, скрепляемых врубкой или металлическими болтами.

Модель исполнялась в течение 17 месяцев – с мая 1775 по сентябрь 1776 года. Она строилась в 1/10 натуральной величины – длина пролета составляла 29,8 м. при ширине 5,3 м. Собиралась она во дворе дома, где располагалась «инструментальная мастерская» Академии наук и где жил сам Кулибин – это дом на углу набережной Невы и 7-й линии, известный под названием «Академического дома». Обошлось создание модели в 3500 рублей; часть этой суммы в сентябре 1775 года выдана из казны по ходатайству Потемкина, покровительствовшего Кулибину, 1700 рублей в сентябре 1776 года выданы из Кабинета «за модель Невского моста, отданную в Академию наук», а 500 рублей – огромную по тем временам сумму – вложил сам изобретатель, которому незадолго до того, в июне 1776 года, выплатили 2 тысячи рублей «за сделание гидравлических и других машин его изобретения».

После установки модели, вес которой приближался к 5,5 т, зимним днем 27 декабря 1776 года начались испытания. Модель поставили под нагрузку – 58 с лишним тонн груза (железные полосы). Кроме этого груза в начале испытания на модель поднялись 15 человек…

28 дней, до 23 января 1777 года простояла модель под нагрузкой. Расчеты изобретателя полностью подтвердились. А для столицы испытание стало небывалым событием, главным для Петербурга в те дни. Толпы жителей столицы ежедневно стекались со всех концов города во двор «Академического дома», чтобы своими глазами увидеть созданное «отменным художником» огромное и изящное сооружение, стоящее под нагрузкой, которая в 12 раз превышала собственный вес модели.

«Конструкция этой модели, – писал академик Фусс, – не только остроумна, так что возможность использования столь тяжелой машины очевидна, но она еще и так пропорциональна, так хорошо смотрится, что издали ее можно принять за арку каменного моста…»

С точки зрения научной и конструкторской результат испытаний оказался триумфальным, все сомнения рассеялись. Но об осуществлении проекта в натуре даже и речи не было. Причины этого нам не известны, но не исключено, что модель породила сомнения – вполне обоснованные, впрочем, в целесообразности такого гигантского сооружения в самом «сердце» столицы, вызвала опасения, что мост будет «угнетающе» воздействовать на уже сложившийся образ города. И дошли до нас только описания модели и ее испытаний, кулибинские чертежи и фантастическое изображение будто бы построенного моста на гравюре современника. Через шесть лет на месте, предполагавшемся для предмостной площади, был воздвигнут памятник Петру.

А модель простояла во дворе «Академического дома» 16 лет. Лишь в 1793 году, когда к дому со стороны 7-й линии стали пристраивать флигель для академической гимназии, Кулибин перенес модель в сад при Таврическом дворце своего покровителя, князя Потемкина. И здесь модель, вновь собранная и переброшенная через один из каналов, простояла до 1816 года – ее разобрали по ветхости лишь за два года до смерти ее создателя, который еще в 1801 году возвратился в свой родной Нижний. Здесь он и скончался летом 1818 году. Жизнь, заполненная трудом. Жизнь изобретателя и мастера, ум и руки которого, дополняя друг друга, создавали удивительную гармонию. И пример того, как Петербург не только собирал в свои пределы лучшие, наиболее энергичные и талантливые силы нации, но и предоставлял им возможности проявить, творчески утвердить себя. История Петербурга полна таких примеров – Иван Кулибин один из наиболее ярких.

Библиотека Вольтера

Я думаю, Вам понравилось бы сидеть за столом, за которым рядом сидят православный, еретик и мусульманин, и они мирно слушают идолопоклонника и все четверо спокойно обсуждают, как сделать, чтобы все они пришли к единому мнению…

Из письма Екатерины II к Вольтеру. 1765 год

Многие сотни читателей Российской Национальной библиотеки ежедневно проходят нижним коридором ее главного здания. И почти никто из них не знает, что лишь тонкая стена отделяет этот коридор от помещения, где в великолепных старинных шкафах хранится величайшее культурное сокровище – библиотека Вольтера…

В августе 1779 года в Кронштадт пришло 83 иностранных корабля: из Лондона, Амстердама, Глазго, Дублина, Штеттина, Стокгольма, Ревеля. Из Любека пришел только один, принадлежавший шкиперу Мартину Шрейеру; с него и был снят на берег необычный груз, освобожденный, кстати, от всяких пошлин: двенадцать огромных ящиков с книгами…

Сопровождавший этот груз Жан-Луи Ваньер, секретарь и ближайший сотрудник Вольтера, проследил за выгрузкой ящиков на берег, за их доставкой в Петербург и сам разобрал и расставил в огромных шкафах, размещенных во дворце императрицы, всю библиотеку из 6814 книг, приобретенную Екатериной II у племянницы и наследницы Вольтера госпожи Дени за 135 тысяч ливров. Собиравшееся великим мыслителем на протяжении всей его долгой жизни огромное книжное собрание обрело новое местопребывание – Петербург – и находится здесь уже более двухсот лет…

Любопытно, что в те же дни, когда библиотеку Вольтера доставили в российскую столицу, «Санкт-Петербургские ведомости» сообщили, что «обещанное Французской Академией и награждение за наилучшие похвальные стихи г-ну Вольтеру получил российский граф Андрей Петрович Шувалов». Россия, где различные сочинения Вольтера с 1760 по 1790 год издавались более 70 раз, вроде бы претендовала стать новой «страной Вольтера» – в укор Франции, вынудившей своего великого сына на 20-летнее изгнание и лишь потом, после его смерти 30 мая 1778 года, устроившей ему грандиозные похороны в парижском Пантеоне. (Вольтер жил в своем имени Ферней в Швейцарии, рядом с французской границей; «фернейским узником», «затворником», «больным фернейским стариком» не без кокетства называл он себя, отлично зная при этом, как внимательно прислушиваются к каждому его слову все мыслящие люди Европы.)

Российской императрице льстила репутация монархини, «запросто» переписывавшейся с Вольтером, обсуждавшей с ним вопросы политики и философии, литературы и живописи, просто житейские детали. Сведений о том, посетила ли хоть раз Екатерина библиотеку Вольтера, взяла ли в руки хоть одну из книг этого собрания, у нас нет – но факт приобретения библиотеки должен был произвести впечатление на Европу – так же, как и намерение установить в Царском Селе памятник Вольтеру (недаром об этом говорил прусский король в своей речи памяти Вольтера, произнесенной в Берлинской академии 26 ноября 1778 года) и соорудить там же уменьшенную копию замка Вольтера в Фернее…

Екатерина II

Восемнадцатый век – особый период в истории России. В частности, потому, что он – единственный преимущественно «женского правления». Женщины в течение этого столетия занимали российский престол в течение почти 67 лет, и половина этого срока, 34 с половиной года, приходились на царствование Екатерины II. Главным парадоксом этого времени, его главным мифом и главной интригой было стремление императрицы, стоявшей во главе непросвещенной страны, играть роль «просвещенной монархини». И для приобретения такого «имиджа» Екатерина вступает в контакт с теми лидерами Века Просвещения, которые были «властителями дум» всех передовых людей Европы.

Это было «время сильного умственного движения в Европе» (как говорил великий русский историк Сергей Соловьев). Проповедь «царства разума», идея нравственного и духовного просвещения общества, стремление осознать роль человека в обществе, соотношение материального и духовного в человеке – все это насыщало до предела проникнутую идеями гуманизма жизнь мыслящих людей того времени. Труды Монтескье, Вольтера, Дидро, Руссо, начавшая с 1751 года выходить в свет во Франции «Энциклопедия наук, искусств и ремесел», эта, по выражению того же С. Соловьева, «священная книга откровений разума человеческого», – все это создавало духовную атмосферу Европы середины и второй половины XVIII века. Грядущая Французская революция творила свою идеологию.

В политической чуткости и внимании к «моде» Екатерине никак не откажешь: за «умственным движением Европы» она следила внимательно. Кроме того, в первые годы царствования ее весьма тревожила проблема признания Европой легитимности ее пребывания на престоле, на который она вступила, перешагнув через труп убитого мужа, императора Павла III. Она ищет одобрения, признания прочности своей власти у первых умов Европы.

Даламбер получает приглашение приехать в Петербург, чтобы стать воспитателем восьмилетнего царевича Павла Петровича; императрица обещает ему «более свободы и спокойствия», чем дома, во Франции. Великий Дидро, сыгравший такую большую роль в пополнении императорской картинной галереи и бывший «крестным отцом» созданного Фальконе памятника Петру Великому, гостит в Петербурге в течение целого года. Екатерина покупает у Дидро его библиотеку (ныне сохранившаяся ее часть находится там же, где и библиотека Вольтера), назначая его пожизненным хранителем этого собрания и выплачивая ему немалое жалованье. С 1774 года императрица вступает в длительную и энергичную переписку с известным философом Мельхиором Гримом…

Если бы она знала тогда, к каким грандиозным историческим потрясениям приведут Францию, Европу и мир идеи тех, с кем она в первой половине своего царствования так увлеченно переписывалась!.. Прозрение наступит потом – а пока… пока из Петербурга в Ферней, к Вольтеру и обратно идет поток писем.

Переписку Екатерины с Вольтером издали в оригинале, на французском языке, в Париже, в 1785 году Книга, насчитывающая 315 страниц, содержит 153 письма за период с 1763 по 1777 год – причем количество писем с обеих сторон почти равное.

Очень интересная переписка. Письма различаются как по объему – от коротких записок до целых «сочинений» на несколько страниц, так и по частоте – за 1769–1771 годы. Екатерина написала 38 писем и в ответ получила 44, а за 1774–1777 годы – всего 9 писем (в том числе в 1775 году– ни одного), получив от Вольтера всего 5 писем – при этом 1774 и 1776 годы были «пустыми». Изменяется не только частота, но и тон переписки – она становится все более сдержанной, все меньше признаний и взаимных комплиментов, меньше взаимного интереса. Императрица явно «охладевает» к тому, кого она прежде называла «человеком, самым знаменитым в нашем веке», «писателем, которого произведения я более всего люблю читать» и «адвокатом за человечество, защитником угнетенной невинности» (в том же письме, 29 сентября 1766 года Екатерина писала Вольтеру: «Вы поражали сплотившихся врагов человечества – суеверие, фанатизм, невежество, кляузы, худых судей и часть власти, находящейся в руках тех и других»…).

А сам «вождь и патриарх», «любимый писатель», еще недавно отзывавшийся о Екатерине «моя дорогая императрица», тоже становится сдержаннее, иногда в своих письмах едва сдерживает недовольство и раздражение. Переписка, носившая характер не столько политического диалога, сколько литературной забавы, затухает. Российская императрица все больше «растворяется» в окружающем ее обществе вельмож и фаворитов и все больше разочаровывается в идеях всеобщего Просвещения и Разума, столь несоответствующих российской действительности. Имидж «просвещенной монархии» становится обременительным. А проявления «вольтерьянства», свободомыслия все больше настораживают императрицу.

«Заигрывание» с Вольтером сошло на нет. А «игра» завершилась приобретением библиотеки и слухами о намерении установить памятник в Царском Селе…

Библиотека Вольтера удивительна, уникальна не только потому, что она принадлежала одному из величайших людей, но и сама по себе, как наиболее полное из дошедших до нас частных книжных собраний Века Просвещения. Ее полнота и сохранность замечательны. В ней немного роскошных изданий, но она несет необыкновенно полный «отпечаток личности» ее создателя и владельца, является в прямом смысле слова его «рабочим аппаратом». Десятки закладок (часто – случайно попавшие под руку клочки бумаги, счета, квитанции, заметки), многие сотни «маргиналий» – собственноручных помет, сделанных Вольтером на полях книг при чтении, вклеенные в текст собственных сочинений дополнительные вставки – все эти следы «прикосновений» великого человека, знаки восприятия им прочитанного не просто составляют важнейшую особенность библиотеки Вольтера, но и являются предметом тщательного изучения.

Ск. Гудон. Вольтер, сидящий в кресле

Среди почти семи тысяч книг – издания, посвященные десяткам научных областей: история, философия, политика, право, география и описания путешествий, этика и богословие, художественная и критическая литература, почти полное собрание античных авторов. Книги на французском и немецком, испанском и английском языках, на латыни и греческом, издания на итальянском, польском и древнееврейском языках.

Гомер и Софокл, Мольер, Корн ель и Расин, Шекспир и Свифт, Сервантес и Кальдерон – их творения в поле постоянного внимания Вольтера. А рядом – научные трактаты Ньютона и Паскаля, философские сочинения Декарта и Бекона, Монтеня и Локка и, разумеется, все труды современников Вольтера – Руссо и Гельвеция, Дидро и Гольбаха.

Много в книжном собрании «фернейского патриарха» и анонимных изданий, и рукописных вырезок и оттисков из разных книг и журналов, привлекших внимание хозяина библиотеки и заслуживающих, по его мнению, сохранения.

И книги о России – о ней самой и об ее истории. Страна эта привлекала особое внимание Вольтера. Его связи с Петербургом начались еще за два десятилетия до воцарения Екатерины II и начала переписки с ней. В середине 1740-х годов Елизавета Петровна обратилась к Вольтеру с предложением написать историю царствования ее отца. Личность Петра Великого чрезвычайно интересовала Вольтера (как и личность его противника, шведского короля Карла XII). Он считал русского императора одной из самых значительных, грандиозных фигур мировой истории. Вольтер принял предложение, из Петербургской Академии наук ему переслали 5 томов рукописных материалов о Петре и его эпохе. (Кстати, в начале XIX века в журнале «Вестник Европы» была опубликована заметка о том, что необходимость возвратить некую «весьма важную бумагу», находившуюся у Вольтера в связи с его работой над историей Петра, была «тайной причиной» покупки библиотеки.) Историю царствования Петра Великого, как и историю Карла XII, Вольтер написал, но в России ее издали лишь спустя несколько десятилетий. А материалы об эпохе Петра, как и иностранные сочинения о России (например, сочинение Адама Олеария), прибыли в Петербург в составе вольтеровой библиотеки вместе с большим числом книг, подаренных Вольтеру разными авторами, вместе с мемуарами, подлинными письмами огромного количества людей (среди них подлинные письма Ришелье) и вместе с 20 томами различных рукописей самого Вольтера…

…Жан-Луи Ваньер разобрал, привел в порядок привезенную в Петербург библиотеку, включенную в состав личной библиотеки Екатерины. Когда Джакомо Кваренги построил по берегу Зимней канавки корпус для «Рафаэлевых лож», в первом этаже этого корпуса разместилась и библиотека Вольтера; здесь же установили и исполненную в 1781 году скульптором Гудоном мраморную скульптуру, изображающую Вольтера, сидящего в кресле.

А судьба вольтеровой библиотеки в России оказалась непростой. Французская революция вызвала гонения на «вольтерьянство» во всех его проявлениях. Сочинения Вольтера были запрещены, доступ к его библиотеке категорически закрыт. Только Пушкин весной 1832 года, приступая к работе над «Историей Петра Великого», получил личное разрешение царя на ознакомление с составом библиотеки по ее каталогу.

В 1861 году вместе с частью Дворцовой библиотеки книжное собрание Вольтера было передано в Публичную библиотеку, где хранится до сегодняшнего дня. Здесь в конце XIX века и началось кропотливое и тщательное изучение уникального собрания, широко развернувшееся в 1930-1950-е годы. В 1961 году вышел в свет под редакцией академика М.П. Алексеева огромный научный каталог библиотеки Вольтера, работа над которым была начата еще Михаилом Лозинским и продолжалась почти три десятилетия. Позднее библиотеку Вольтера (и Дидро тоже) в течение многих лет изучала Лариса Альбина, ныне ее работу продолжает Николай Копаев.

А в основном собрании иностранных книг Российской Национальной библиотеки в 1880-е годы обнаружили несколько десятков книг, «отколовшихся» от собрания Вольтера и ныне воссоединенных с ним…