Текст книги "100 очерков о Петербурге. Северная столица глазами москвича"

Памятник Суворову

Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?

Северны громы в гробе лежат…

Нет теперь мужа, в свете столь славна:

Поздно петь песню военную, снегирь!..

Г. Державин. «Снегирь». 1800 год

Одно из самых поразительно нежных лирических стихотворений Державина написано сразу после смерти Суворова. Поэт не «бряцает струнами полнозвучных лир», воспевает не только доблесть великого русского воина, но и его тонкую, ранимую, светлую человеческую душу.

Суворов возвратился в Петербург в полночь 20 апреля 1800 года. Предшествующие одиннадцать месяцев были самым славным и самым трудным периодом его жизни. Грандиозные победы в Северной Италии и освобождение ее от французского владычества. Легендарный Швейцарский поход. Панический ужас, охвативший Наполеона при мысли о возможности вступления корпуса Суворова во Францию – ужас настолько сильный, что Бонапарт бросает на погибель свою армию в Египте и торопится на родину… Александр Суворов, получивший 28 октября 1799 года звание Генералиссимуса, становится самым знаменитым человеком Европы, ее первым, легендарным героем. Его восторженный прием в Праге превращен в триумф.

К встрече своего героя готовится и российская столица. Император Павел решает отметить возвращение Суворова на родину небывалым торжеством, почестями, которых доселе удостаивались лишь монархи. Войска столичного гарнизона должны были встречать Генералиссимуса еще при подъезде к городу, 20 тысяч пехоты шпалерами должны были стоять вдоль дороги, по которой Суворов в императорской колеснице въезжал в город и следовал по его улицам до Зимнего дворца, где ему отводились роскошные покои…

Но главным пунктом программы этой встречи было, безусловно, решение императора воздвигнуть в Петербурге памятник великому полководцу. Не просто в Петербурге – рядом со строящимся Михайловским замком, в нескольких десятках шагов от сооружаемого перед новой грандиозной императорской резиденцией конного памятника Петру – «Прадеду – правнук». Памятник Суворову стал бы третьим монументом в российской столице – после двух памятников Петру Великому. И первым, воздвигаемым в честь некоронованной особы. Первым, воздвигаемым в честь здравствующего человека… При его жизни!.. Невероятное решение! Способность императора Павла на экстравагантные решения и поступки была известна – но это решение было одним из самых ошеломляющих…

Уже 1 ноября 1799 года, через три дня после присвоения Суворову звания Генералиссимуса, один из ближайших сотрудников императора адмирал Григорий Кушелев сообщал президенту Академии художеств Шуазелю-Гуфье о решении соорудить памятник Суворову, причем проектирование монумента и исполнение основных работ возлагалось на Академию. Работа начинается немедленно; при этом подчеркивалось, что «монумент сей сделан будет одними российскими художниками».

Необходимо отметить, что создание памятника «Северному Геркулесу» было одной из частей большой программы художественных работ, увлекавшей императора Павла: строительство Михайловского замка и нового (третьего) Исаакиевского собора, памятник Петру, «Самсон» и Большой каскад в Петергофе. Увлеченный своей работой по созданию «Самсона» скульптор Михаил Козловский первоначально хотел и Суворова представить в образе Геркулеса, занесшего свою палицу («древних русских витязей обычное оружие») над «пятиглавой гидрой Европы, на законы и веру покусившейся»; пьедестал монумента замышлялся в виде «величественной горы Сен-Готард – достойного театра великодушного подвига», а у подножья горы предполагалось разместить военные трофеи, щиты с надписями и т. п.

Но скульптор вскоре отказался от первоначальной идеи. Разрабатывается новое решение: Суворов в образе бога войны Марса, в латах и шлеме, но с лицом, портретно изображающим героя. Круглый постамент из розового олонецкого порфира, украшенный золоченым бронзовым щитом, надпись на котором осеняют летящие фигуры Славы и Мира, держащие лавровый венок. Вокруг памятника – 12 врытых вертикально в землю пушечных стволов, над которыми чугунные ядра с языками пламени.

Уже 30 ноября Президент Академии просит разрешения представить на рассмотрение императора рисунки фигуры для памятника. Эскизы эти были, вероятно, одобрены, потому что вскоре, 18 января 1800 года (Суворов в это время еще в Праге), представляется предварительная смета (на 25 тысяч рублей) и на следующий день издается указ о выдаче этой суммы в Академию художеств в течение пяти месяцев. Через три недели смета уточняется: к 27 тысячам рублей за исполнение статуи и пьедестала прибавляется 8233 рубля на оплату разных припасов и работ (в том числе 5 тысяч рублей на позолоту барельефа). Деньги отпускаются из императорского Кабинета, 200 пудов меди – из Берг-коллегии, мрамор – из запасов, заготовленных для строительства Михайловского замка!..

Местом для установки памятника был определен участок на берегу Мойки, в южной части Царицына луга, который именовался тогда «парадным (плац для парадов. – Г. Б.) против Летнего сада местом». Это «парадное место» станет Марсовым полем именно в связи с появлением на нем монумента, изображающего Марса-Суворова. (На свое нынешнее место памятник будет перенесен в конце 1818 года.)

А Суворов, покинувший Прагу в конце января, направлялся через Краков к русской границе. Дорога оказалась тяжелой: «Сухопутье меня качает больше, чем на море», – писал он. Боевое напряжение спало, настоящего дела не было, торжества, приемы, восторги утомляли. Он, часто повторявший, что «смерть в постели – не солдатская смерть», почувствовал себя немощным и больным. Жестокая горячка («огневица») прихватила его еще в Праге, ослабила настолько, что он почувствовав приближение смерти, писал: «Как раб, умираю за Отечество»…

В начале февраля Суворова привезли в Кобрин – его имение неподалеку от Бреста. Здесь болезнь задержала его на полтора месяца. Спокойный сельский быт пошел на пользу, 7 марта Суворов писал: «Я шаг за шагом возвращаюсь с того света». Известия о том, как готовится Петербург к торжественной встрече своего Генералиссимуса, тоже подбадривали…

Здесь, в Кобринской тиши, узнал Суворов и о том, что попал в опалу. 20 марта Павел подписал рескрипт, которым от полководца требовалось объяснение, почему он во время командования войсками за границей «имел при себе генерала, коего называли дежурным»… Повод был пустяковый, императорский «разнос» не очень жесткий – но Суворов воспринял его как крайнее унижение, как знак опалы. И совсем упал духом. Вернулась болезнь, силы иссякали – он медленно следовал из Кобрина через Вильно и Ригу в столицу. В полночь 20 апреля одинокий экипаж остановился у двухэтажного дома «вдовы сержантши Калмыковой» на набережной Никольского канала, на самом краю «Коломны».

Не было торжественной встречи – ее отменили. Не было роскошных покоев в царском дворце – в них поселили приехавшего в Петербург герцога Мекленбургского. Вместо них – наемная квартира дальнего родственника графа Дмитрия Хвостова в двухэтажном доме «вдовы сержантши Калмыковой» на набережной Никольского канала, на самом краю «Коломны»…

Сам ли император или кто-то из льстецов и завистников в его ближайшем окружении, потрясенных и уязвленных «потоком милостей», свалившихся на Суворова, и «царственной пышностью» готовившейся ему встречи, был главным действующим лицом этой интриги – мы никогда не узнаем. Но один штрих кажется показательным: сын Суворова Аркадий, генерал-адъютант, после 25 февраля перестает находиться в ближайшем окружении Павла…

Однако – ив этом тоже сказалась противоречивая, непонятная, непредсказуемая натура Павла – работы по сооружению памятника Суворову не приостановливались – они продолжались очень энергично. Возможно, император в глубине души переживал свою несправедливость к Генералиссимусу и надеялся смягчить, загладить ее последствия. Ведь устроит же он через два месяца после смерти Суворова, 13 июля, грандиозную свадьбу при дворце в Петергофе Аркадию Суворову и Елены Нарышкиной – редкую по своей пышности свадьбу…

А Александр Васильевич Суворов, не имевший в столице своего дома, доживал последние дни в наемной квартире в Коломне. Он скончался в воскресенье 6 (18) мая 1800 года в три часа дня. Поэт Державин навещал его незадолго до кончины. Великому полководцу оставалось ровно полгода до семидесятилетия.

Его хоронили в субботу, 12 мая. Весь город вышел проститься, толпы петербуржцев всех сословий и возрастов запрудили дорогу к Александро-Невскому монастырю. «День похорон Суворова был днем траура для всего Петербурга, – писал современник. – Конные и пешие городовые шли впереди, три батальона пехоты по бокам и сзади колесницы, покрытой парчой офицеры несли ордена, 12 пушек с отрядом артиллеристов следовали процессией. Все лица выражали ужас и скорбь».

Памятник А.В. Суворову. Современное фото

Он погребен в том же Благовещенском соборе Лавры, на втором этаже которого – рака с мощами Александра Невского. Над могилой в пол храма вделана белая мраморная плита, на ней только три слова: «Здесь лежит Суворов». А по Петербургу ходил слух, что во время следования похоронной процессии «сам император показался с немногочисленной свитой на углу одной улицы» (хотя «Камер-фурьерский журнал» этого не подтверждает)…

Фрагмент памятника А.В. Суворову.

Через пять дней после похорон началась кладка фундамента под будущий памятник: под фундамент забили более ста шестиметровых свай. Контракт на изготовление мраморного пьедестала (по рисунку Андрея Воронихина) был заключен еще в марте с «архитекторским помощником» в Академии художеств Ларионом Шестиновым.

Первоначально предполагалось установить статую на четырехугольном пьедестале, но потом Павел предложил заменить его на «более приличный» круглый.

6 августа скульптор Михаил Козловский окончил изготовление модели статуи, началась подготовка к формовке из воска. А 28 сентября был заключен контракт на отливку и чеканку статуи и барельефа со знаменитым литейным мастером Академии художеств Василием Екимовым. В начале октября восковые формы статуи и барельефа (автор – скульптор Федор Гордеев, тот самый, что лепил змею, извивающуюся у ног «Медного всадника») перевезли в специальную «мастерскую избу» во дворе Академии художеств, где Василий Екимов начал подготовку к отливке. Сюда доставили и материал для отливки: 505 пудов меди и 12 пудов «олова прутового английского».

Отливку выполнили между 10 и 14 февраля 1801 года, all апреля (ровно через месяц после убийства Павла I в Михайловском замке) отлитые и прочеканенные статуя и барельеф, бережно укутанные в войлок, по специальным мосткам, проложенным во дворе Академии художеств, протащили до стоящей на Неве барки, погрузили на нее и благополучно доставили под руководством «такелажного мастера» Михайлова к месту установки на берегу Мойки. Работы по устройству фундамента и установке пьедестала (его высота 315 см) к этому времени уже завершились.

Хотя авторами памятника являются скульпторы Михаил Козловский, Федор Гордеев и архитектор Андрей Воронихин, в создании монумента участвовал большой коллектив мастеров разных специальностей. Это и литейщик Василий Екимов, и архитекторский помощник Николай Давыдов, и резной мастер Дунаев, архитектор Андрей Михайлов и коллежский асессор Дмитрий Векшин, столяры Яков Самойлов, Михаил Петров и Иван Ерастов, плотник Андрей Семенов и матрос Ефим Артемьев. Все они вложили свой труд в создание одного из самых интересных монументов нашего города.

Памятник Суворову был открыт 5 мая 1801 года, накануне первой годовщины со дня смерти великого полководца. Вся работа по созданию монумента заняла ровно полтора года.

Он действительно необычен, этот памятник. Прекрасно разработанный античный мотив сливается с образом реального человека. Символика спокойна и убедительна. Одухотворенность образа Героя не принижена навязчивыми внешними средствами «героизации», выспренностью и утомительным «многословием». Думается, что всякий, смотрящий на этот памятник, ощущает его романтическую приподнятость. Император Павел был бы, вероятно, доволен этим стоящим по соседству с его дворцом памятником – ведь ему принадлежала идея создания этого необычного монумента. Монумента, которым Герой приравнивался к царям…

И был глубокий смысл в том, что через 140 лет после своего создания, в дни блокады, памятник Суворову оставался на невском берегу открытым. Он стоял под ленинградским небом, над ним алели зори и золотилось небо в белые ночи, над ним пролетали вражеские снаряды и сверкали вспышки салютов. Перед его постаментом склоняли колени воины, уходившие на защиту Ленинграда. И к нему приходили жители блокадного города, веря в то, что стоящий на пьедестале из красного мрамора национальный герой вместе с ними живет в этом городе и защищает его.

Ведь Александр Суворов – единственный в мировой военной истории полководец, не потерпевший ни одного поражения…

«Александрийский столп»

Монументально воздвигнутая колонна, сочетая изысканность линий, дает глазу наслаждение, граничащее с подлинным восторгом…

Г. Ламе, французский математик

История создания и открытия Александровской колонны подробно описана самими участниками этого события, бывшего для современников грандиозным праздником техники. На главной площади не только Петербурга, но и России появилась доминанта, ставшая одним из символов российской столицы и одним из грандиозных памятников великой победе, одержанной над Наполеоном в 1812–1814 годы.

Александровскую колонну, памятник, воздвигнутый «Благодарной Россией», можно считать последним созданием «петербургского ампира» – того архитектурного стиля, который, воспевая не только военную победу, но и имперское величие страны, подарил Петербургу грандиозные ансамбли, без которых невозможно представить себе образ нашего города.

Создание колонны и последовавшее вскоре за ним возведение в восточной части Дворцовой площади здания Штаба войск гвардии завершили растянувшийся почти на целое столетие процесс формирования одного из самых величественных мировых архитектурных ансамблей, включающих Зимний дворец, Адмиралтейство и здание Главного штаба со знаменитой аркой. Колонна стала «центральной точкой» этого ансамбля, сконцентрировала его, «собрала воедино», придала ему поразительную законченность, завершенность. Ее создание преследовало ряд непростых задач – архитектурно-художественных, инженерно-технических и идеологических.

Растянувшаяся почти на пять лет история эта изобилует интересными, поучительными подробностями, заслуживающими того, чтобы о них рассказать, чтобы их помнить.

Первоначально идея воздвигнуть в самом центре столицы новый монумент в честь событий Двенадцатого года возникла в 1829 году, вскоре после сооружения в Петербурге двух триумфальных арок – Нарвских ворот и увенчанной колесницей Победы арки Главного штаба. Тогда же был объявлен конкурс на проект монумента, открытый для участия всех членов Академии художеств.

Основная архитектурная идея будущего монумента определилась сразу – она диктовалась местом, выбранным для памятника, и его центральным положением на огромной площади. Но выбор типа устремленного ввысь монумента определился постепенно: обелиск или колонна. Колонной принято было прославлять победы в Древнем Риме («Помпеева», «Антониева», «Траянова» колонны), эта традиция возродилась в начале XIX века сооружением в Лондоне Трафальгарской колонны в честь побед адмирала Нельсона, воздвигнутой Наполеоном в честь его собственных военных побед Вандомской колонны в Париже – ее тело украшал обвивающийся вокруг него спиралью бронзовый барельеф; колонну эту разрушили после поражения Наполеона…

Из принимавших участие в конкурсе авторов сразу выделился 43-летний француз-архитектор Огюст Рикар, более известный как Монферран. Приехавший в Россию в 1816 году, он уже через два года заложил по своему проекту грандиозное здание Исаакиевского собора и руководил его возведением на протяжении четырех десятков лет.

Л. Рикар. Портрет А. – Л. – О. Монферрана

Вряд ли Монферран принадлежал к числу самых ярких, самых выдающихся петербургских архитекторов своего времени. Но он прошел великолепную профессиональную школу, был широко образован в области архитектуры, отличался склонностью к смелым, оригинальным, иногда весьма рискованным решениям. Кроме того, и это особенно важно, в нем сочетались достоинства архитектора и инженера, его архитектурные замыслы непременно опирались на точный инженерный расчет. И, кроме того, Монферран был в Петербурге «в моде», оба сына Павла I, и Александр, и Николай, полностью ему доверяли.

Монферран остановился на идее колонны: гранитный монолит (15 м высоты по первоначальному проекту) должен был покоиться на высоком пьедестале и увенчиваться символической скульптурой. Получая в центре высотную точку, площадь, застроенная равновысокими зданиями, получала завершенность; новая доминанта удачно взаимодействовала со шпилем Адмиралтейства. Гранитный монолит – главный элемент колонны, ее «тело» – естественно «вытекал» из уже почти осуществленной к этому времени идеи «окружения» Исаакиевского собора четырьмя портиками, состоящими из множества таких же гигантских монолитных колонн; сама «идея» монумента-монолита подсказывалась «Гром-камнем», огромным обломком скалы, на котором Фальконе утвердил своего «Медного всадника». Отсюда же «перекочевал» в проект Александровской колонны и мотив змеи – она извивается у ног ангела, статуя которого венчает колонну. И главный ракурс монумента – Пётр развернут в сторону Невы, простер над нею руку, а колонна повернута в Зимнему дворцу своим «фасадом». Мотив ангела, как бы осеняющего город, повторяет тот же мотив на шпиле Петропавловской колокольни, а человеческие фигуры на бронзовом барельефе пьедестала колонны, символизирующие пограничные реки Неман и Вислу (с форсированием этих рек связаны начало и конец Отечественной войны), напоминают изображения рек у подножья ростральных колонн…

Так сочетались в проекте Монферрана различные мотивы и символы, уже свойственные художественному образу Невской столицы. Предполагалась приподнятая, торжественная «театрализация» всего ансамбля Дворцовой площади.

Проект, составленный Монферраном, был утвержден императором Николаем 29 ноября 1829 года. Проект отличался не столько исключительностью художественного замысла, сколько уникальностью сложнейшего «мероприятия» по его осуществлению. Предстояло придать грандиозный масштаб и самим работам, и привлеченным к ним человеческим силам и техническим средствам; тут очень многое зависело от профессионализма и организационных способностей подрядчиков и мастеров, на которых возлагалось непосредственное проведение работ. Предусматривалось применение нетривиальных инженерных, технических решений при обработке гранитных блоков, при их отделении от скальной породы, при их транспортировке от каменоломен в Петербург, при их выгрузке, подтаскивании к месту установки и при самой установке. В проведении инженерных расчетов Монферран воспользовался помощью замечательного математика – француза Габриэля Ламе (1795–1870), который в 1820-е годы (до 1832 года) работал в Петербурге и позднее был избран членом Петербургской Академии наук.

Найденные Монферраном инженерные решения считаются оригинальными (как и подъем по его проекту «Царь-колокола» в Московском Кремле из литейной ямы на поверхность, осуществленный через год после открытия Александровской колонны); любопытно, однако, что В.И. Панаев позднее писал в воспоминаниях: «Один любитель механики показывал мне старинную итальянскую книгу, где, между прочим, изображен был такой же способ поднятия подобной громадной тяжести».

Инженерные решения опирались на использование простейших элементов: деревянные брусья, из которых собирались леса, горизонтальные помосты и наклонные пандусы, представлявшие сами по себе архитектурные сооружения; специальная пристань (дамба и мол) и особое плоскодонное судно для транспортировки гранитных блоков от места ломки в Петербург; огромные железные кувалды, одновременными, в один такт, ударами которых сразу 100 рабочих-ломщиков «прорезали скалу», отделяя от нее циклопической величины монолит; почти 7-метровой длины и 25 см в диаметре бревен, которые копрами забивали в качестве свай (их было 1250) в основание фундамента будущего монумента; кабестаны (вороты), при помощи которых специальными пеньковыми канатами сотни людей (в основном солдаты-гвардейцы Московского и Финляндского полков) по командам, создававшим абсолютную согласованность и синхронность действий, за сто минут (!) подняли из горизонтального в вертикальное положение и установили на постамент 650-тонную глыбу монолита колонны (добавим здесь, что монолит этот отделили от «материнской» скалы и отвалили от нее за семь минут)…

Инженерное решение задачи строилось на традиционных средствах и способах, представленных в небывалых масштабах и сочетаниях. И все же главным в этом мероприятии были люди, в нем участвовавшие. Рабочие каменоломен и солдаты, умельцы-плотники, собиравшие подсобные устройства и леса, подполковник Корпуса корабельных инженеров Глазырин, создавший проект оригинального транспортного судна, и рабочие петербургской частной судоверфи купца-лесопромышленника Василия Громова, это судно построившие, главный подрядчик петербургский первой гильдии купец Василий Абрамович Яковлев и руководивший всеми работами в каменоломне мастер-ярославец Степан Васильевич Колодкин, ранее бывший сотрудником прославленного столичного каменных дел мастера Самсона Суханова. И все те – их были многие сотни – «ловкие, широкоплечие молодцы, настоящие Геркулесы» (отзыв Монферрана), которые принимали участие в работе по созданию Александрийского столпа на разных этапах этой работы.

К работе приступили в середине декабря 1829 года, через две недели после утверждения проекта – в течение трех зимних месяцев, до 15 марта 1830 года, рыли котлован, забивали сваи и готовили фундамент для колонны. Вскоре, в июне, начались работы в каменоломне близ мызы Петерлакс в Финляндии (в 80 км от Выборга), где над берегом морского залива, над глубокой бухтой возвышалась «чрезвычайно высокая гора», из которой предстояло вырубить «тело» будущего монумента. (Здесь с 1819 года началась вырубка огромных монолитов для колонн Исаакиевского собора – их в этой камне-ломне было вырублено 40 из 48.) Работы по подготовке монолита к отделению велись на протяжении 15 месяцев, непрерывно летом (круглосуточно) и зимой. Завершились они 19 сентября 1831 года уже упоминавшимся выше семиминутным «заключительным аккордом». В феврале следующего года гигантский монолит был подтянут к берегу залива, 3 июня погружен на судно (технология этой операции тоже чрезвычайно интересна и оригинальна) и на следующий день доставлен в Петербург (специальное судно тащили два парохода-буксира) к специально-сооруженной между Зимним дворцом и Адмиралтейством пристани и силами 400 человек по пологим деревянным сходням вытащен на берег. Выгрузка происходила после сильной грозы и заняла всего десять минут (!).

1 июля началось подтягивание монолита от берега к центру площади – путь длиной 260 метров, – где для монолита построили огромную (более полутора гектаров площадью) деревянную «постель» – платформу. Двигался огромный камень на специальных «салазках», под которые были подведены деревянные катки с поворотным кругом. Путь длиной в четверть километра занял больше десяти дней. Событие это стало самым главным в жизни столицы – и многие тысячи горожан ежедневно стекались на Дворцовую площадь подивиться открывавшемуся их глазам небывалому зрелищу слаженной, аккуратной, рискованной и опасной работы многих сотен людей, действовавших как один человек. 12 июля монолит был подтянут по наклонному помосту к «постели» (высотой 11 м, шириной 31 м) и положен на нее; 600 плотников и рабочих участвовали в этой уникальной операции.

Прошло еще 17 дней – и наступило 30 августа 1832 года. День установки монолита на подготовленный пьедестал. Более трех тысяч рук (!) участвовали в этом деле. К 9 часам утра солдаты-гвардейцы, большинство из которых были ветеранами Наполеоновских войн, стояли в парадном строю на Дворцовой площади. Все действия были расписаны до мельчайших деталей и совершались по сигналам, даваемым дробью десятков барабанов.

О. Монферран. Работы в карьере

О. Монферран. Отделение монолита от скалы

И.В. Тимм. Александровская колонна перед установкой

Ж. – Б. Байо по рисунку О. Монферрана. Подъем Александровской колонны. 1845 год

Г. Гагарин. Александровская колонна в лесах. 1832–1833 годы

И.В. Тимм. Открытие Александровской колонны

История этой операции замечательна. Еще двумя днями ранее состоялась проба: огромный гранитный массив подняли на 6,5 метра. По обе стороны подготовленного пьедестала – со стороны дворца и со стороны арки – были сооружены две огромные бревенчатые башни, высота которых превышала 30 метров. Между ними и поднималась колонна усилиями десятков кабестанов, лебедок, рычагов.

И когда на часах Зимнего дворца пробило два, над притихшей площадью, заполненной десятками тысяч людей, раздался троекратный удар колокола – сигнал к началу операции. «Вокруг царила глубокая тишина, – пишет один из очевидцев. – На лицах – изумление, боязнь, надежда… не одно благородное сердце, ни разу не дрогнувшее в битве, испытало на этот раз глубокое волнение, и все почувствовали облегчение, лишь завидев на вершине лесов государственный флаг…»

Колонна была установлена, но работа над монументом продолжалась еще два года. Скульпторы работали над проектами венчающей колонну скульптуры и над бронзовыми украшениями всех четырех сторон пьедестала (их отливали на заводе Берда). Для исполнения статуи ангела с крестом, вознесшейся над гранитным монолитом, был избран проект скульптора Бориса Орловского – вскоре он же создаст памятники Кутузову и Барклаю перед Казанским собором.

И вот 30 августа 1834 года Александровскую колонну торжественно открыли. Но история ее открытия – это уже «другая история». И мы расскажем ее в другой раз.

А сам «Александрийский столп», вот уже 175 лет стоящий в центре нашего города и многое вместе с городом переживший, воспринимается нами как величественный монумент, восславляющий Победу и Народ, ее одержавший…