Текст книги "100 очерков о Петербурге. Северная столица глазами москвича"

Похороны Кутузова

Храбрые и победоносные войны!.. Каждый из вас есть спаситель отечества. Россия приветствует вас сим именем. Стремительное преследование неприятеля и необыкновенные труды, поднятые вами в сем быстром походе, изумляют все народы и приносят вам бессмертную славу. Не было еще примера столь блистательных побед.

М. Кутузов. Из приказа по войскам 21 декабря 1812 года

8 августа 1812 года император Александр I в Каменноостровском дворце вручил Михаилу Кутузову рескрипт о назначении его Главнокомандующим армии. 11 августа, за 15 дней до Бородинского сражения, Кутузов покинул свой родной город. А ровно через 10 месяцев, 11 июня 1813 года, Петербург встречал траурную процессию с его гробом.

Фельдмаршал князь Кутузов-Смоленский скончался 16 апреля 1813 года в небольшом силезском городке Бунцлау, находившемся на пути наступления русской армии на Дрезден. На 68-м году ушел из жизни один из самых замечательных людей русского XVIII века, близкий сподвижник Суворова, прославленный участник трех войн с Турцией, выдающийся дипломат, военный администратор и педагог.

Он был принят при дворе, но никогда не оказывался придворным – стиль его жизни, его мышления были совершенно иные. Он никогда не льстил и не угодничал, но и к открытой конфронтации не был склонен – при этом всегда и на все имея свой взгляд и умея отстоять его. Закрытость и независимость его натуры вызывали неодобрительное к нему отношение, опасения «сильных мира сего» к человеку, который «себе на уме». Известно, что среди тех, кто не симпатизировал Кутузову и не доверял ему, был и император Александр.

Но солдаты любили отважного и справедливого генерала. В дни войны с Наполеоном столичное дворянство единодушно доверило ему начальствование Петербургским ополчением. А после назначения командующеим армией, после Бородина, Тарутина и Малоярославца, после победы над Наполеоном Кутузов стал любимцем России, ее первым признанным героем. Своей славой и искренней всенародной любовью старый фельдмаршал затмил даже императора – и Александр, хотя и старался «не показать виду», в душе это тяжело и ревниво переживал.

Неожиданная смерть Кутузова «средь славы и побед», на фоне новых воинских успехов российского воинства, омрачила воодушевленное настроение нации, была воспринята народом и армией очень болезненно. Поэтому длительная перевозка тела умершего полководца из Бунцлау в Петербург, его похороны в столице стали крупнейшим, знаковым событием и своего времени, и истории нашего города…

Армия Кутузова продвигалась на запад от российских границ. Потрясенная Европа ожидала грандиозных событий, покоренные Наполеоном народы предвидели скорое освобождение. Слава Кутузова стала всеевропейской, затмила славу Бонапарта.

Поэтому сообщение о кончине Главнокомандующего поразило жителей столицы, как удар грома. «Весенний Петербург был в веселии и восторге от получаемых ежедневно известий об успехах российского оружия. Центром пасхальных развлечений были Исаакиевская и Петровская площади» с летними катальными горами, каруселями, восемью народными театрами. Местом гуляний стали и площади перед Адмиралтейством и перед Зимним дворцом – экипажи по ним двигались в 18 рядов. И вдруг…

«Если бы сердца наши были так веселы, как хорошо начинается время, – читаем мы в записках современницы. – Но известие о болезни Кутузова весь город приводит в страх», полно разговоров, разноречивых слухов, все жаждут узнать последние новости, надеясь на утешительные. «Доверенность к нему столь велика», – заключает автор…

Кутузов вместе с авангардными частями российской армии вступил в городок Бунцлау к вечеру 4 апреля; движение было в направлении Саксонии, к Дрездену. Фельдмаршал разместился в одном из лучших в городке доме фон-дер-Марка. Чувствовал он себя неважно – невероятное нравственное напряжение, не покидавшее его ни на минуту в течение нескольких последних месяцев, чувство ответственности, застарелые телесные недуги давали себя знать. «Покой мне нужен, – писал он жене 31 марта. – Я устал. Как давно покоя мне не было»…

Через три дня, 7 апреля, Александр I со свитой покинул Бунцлау, оставив здесь занемогшего фельдмаршала. Больше император сюда не возвращался, и распространенный рассказ о его встрече с умирающим Кутузовым и их разговоре – явная легенда. Старый фельдмаршал думал, что задержится в Бунцлау «не долее, чем на два дня». Но вышло иначе. 10 апреля он писал императору: «Я в отчаянии, что так долго хвораю и чувствую, что ежедневно более ослабеваю…» А на следующий день свое последнее письмо жене в Петербург ему пришлось уже диктовать – пальцы правой руки не действовали.

Следующие дни были очень тяжелыми. Симптомы простуды, желудочные боли, паралитические явления нарастали, не оставляя надежды на благополучный исход. Два знаменитых врача, лейб-медики русского императора и прусского короля Вилие и Гуфеланд суетились у постели умирающего, подавленные своим бессилием. Вечером 16 (28) апреля 1813 года над Бунцлау разразилась первая этой весной гроза – под раскаты грома и блеск молний русский фельдмаршал князь Михаил Кутузов скончался…

Врачи предложат разные формулировки причины смерти: «нервическая горячка, осложненная паралитическими явлениями»; «гастрическо-тифозная лихорадка». А хранящийся в Отделе рукописей Российской Национальной библиотеки акт вскрытия содержит и вовсе невероятную подробность: «Внутренности его так были перепутаны, что сами доктора почитали чудом, как он мог столь долго жить при такой болезни»…

М.И. Кутузов

Тело Кутузова, помещенное в стеклянный футляр, в течение десяти дней оставалось в Бунцлау, в том доме, где фельдмаршал скончался. Офицеры, солдаты, местные жители непрерывно шли прощаться со старым фельдмаршалом. А самые близкие его соратники похоронили в нескольких верстах от Бунцлау, близ деревни Тиллендорф на Саксонкой дороге, цинковый ящик с изъятыми во время вскрытия и бальзамирования тела внутренностями. (И возникает легенда о том, что здесь было погребено сердце Кутузова… Какая пропагандистская шумиха была поднята вокруг этой легенды весной 1945 года, сколько красивых слов произнесено, сколько стихов написано!.. А на самом деле сердце Кутузова захоронено в том же гробу, что и его тело, в Казанском соборе в Петербурге, – оно было отдельно помещено в небольшой серебряный сосуд, заполненный специальным раствором…)

27 апреля в два часа дня траурная процессия, сопровождаемая соратниками Кутузова, войсковыми подразделениями, жителями и школьниками городка Бунцлау, двинулась в путь. Колесницу, на которой стоял цинковый гроб, везла шестерка лошадей. Началось последнее путешествие Кутузова в его родной город – оно продолжалось 45 дней – через Нейштадт, Познань, Торунь, Гумбинен, Тильзит, Мемель, Митаву, Ригу, Дерпт, Нарву и Ямбург. 24 мая к вечеру процессия, миновав Петергоф, достигла находящейся близ Стрельны Троицко-Сергиевой пустыни – здесь ее встречали прибывшие из Петербурга родственники Кутузова, высшие воинские чины и высшие сановники империи, многотысячные толпы горожан.

Похороны должны были состояться с соблюдением церемониала, положенного фельдмаршалу, со всеми воинскими почестями. Но вопрос о месте погребения еще не решен. Предполагался Казанский собор – совсем недавно завершенный постройкой и освященный лишь 15 сентября 1811 года. Здесь находилась икона Казанской Божьей матери – перед ней Кутузов молился, отъезжая к войскам в августе 1812 года. Здесь хранились 113 трофейных знамен и штандартов, взятых в Отечественную войну, и 29 символических городских ключей от освобожденных российскими войсками городов Европы. После погребения здесь тела Кутузова Казанский собор стал пантеоном русской воинской славы 1812–1814 годов.

Но собор надлежало подготовить к погребению, и тело Кутузова, переложенное в великолепный парадный гроб, вознесенное на парадный катафалк с балдахином, находилось в соборе Троицко-Сергиевой пустыни 17 дней. И все это время не прерывалось траурное шествие столичного народа вокруг гроба.

М.Н. Воробьев. Похороны М.И. Кутузова. 1814 год

…Наступило 11 июня. В Петербурге стоявшая в течение долгого времени дождливая, ненастная погода сменилась в этот день безоблачным небом. День ведь был не простой: 23 июня по новому стилю – самый долгий световой день в году, когда ночи почти не ощущается. Спал ли Петербург в эту ночь? Трудно сказать. Во всяком случае, нескончаемые толпы петербуржцев пешком, в экипажах, верхом и на телегах двинулись к западным границам города, к Нарвской заставе и Петергофской дороге. Столичное население в это раннее утро сместилось к обычно пустынной городской окраине.

Гроб с телом Кутузова вынесли из собора и установили на парадную колесницу, запряженную шестеркой лошадей. Процессия двинулась в направлении города.

Неожиданность подстерегала у въезда в город, близ Нарвской заставы, где тогда через речку Таракановку (ныне заключенную в подземную трубу) процессию ожидали не только высшие военные и гражданские чины, но и несметные толпы народа. Людей невозможно было сдержать – они приблизились к траурной колеснице и выпрягли из нее лошадей, нарушив этим весь заранее установленный церемониал. Десятки рук схватились за постромки, сбрую, за все части парадного конского убора и… повезли колесницу «на раменах своих», руками. Воспрепятствовать этому порыву было невозможно.

«Слабо всякое перо, – писала незадолго до этого начавшая издаваться в столице газета «Русский инвалид», – изобразить все происходившее»…

Так необычная траурная процессия проследовала через город, «несмотря на призывы, просьбы и даже приказания властей». Открывала процессию «конная команда», за ней шел «домовой штат» Кутузова, потом верховая лошадь в траурном уборе и «парадные лошади»; за «парадной каретой» несли гербы и ордена. Далее шли делегации от чиновничества, столичного купечества, от Комитета Петербургского ополчения и духовенство. Потом – запряженная людьми траурная колесница с гробом, вокруг которой шли 80 факельщиков. За гробом – близкие покойного и высочайшие особы. Процессия замыкалась батальонами пехоты и эскадронами кавалерии.

«Блеск и пышность похорон, – писала газета «Северная почта», – не могут быть сравниваемы с этим трогательным, волнующем зрелищем».

Процессия двигалась по Старо-Петергофскому шоссе, через Калинкин мост, по Садовой и рядом с Никольским Морским собором по Никольской улице (ныне – улица Глинки), через Театральную площадь, по набережной Мойки и Большой Морской – и по Невскому проспекту до Казанского собора. Звуки траурной музыки, исполняемой десятками военных оркестров, неслись над городом.

Внесенный в собор гроб установили на специально сооруженный в центре огромного церковного зала катафалк, автором проекта которого был тот же великий зодчий Андрей Воронихин, построивший и сам собор. Над ступенчатым помостом, окруженным знаменами, военными трофеями и огромными канделябрами в форме артиллерийских орудий, парила фигура ангела с лавровым венком; на специальных подставках размещались ордена Кутузова. Почетный воинский караул размещался на ступенях и площадках катафалка, вокруг гроба…

В течение двух дней «благодарные сыны России… могли созерцать бренные останки оплакиваемого ими мужа». 13 июня гроб Кутузова опустили в могилу, находящуюся под одним из могучих каменных столбов, держащих конструкцию огромного здания.

А через 23 года, когда Россия готовилась торжественно отметить 25-летие победы в Отечественной войне, перед Казанским собором воздвигнули бронзовые памятники «зачинателю Барклаю» и «совершителю Кутузову», отлитые по модели скульптора Бориса Орловского (на гранитные постаменты, исполненные по рисункам архитектора Василия Стасова, их устанавливал Константин Тон). И Казанский собор, бывший и ранее пантеоном славы Двенадцатого года, стал мемориалом Кутузова, местом, где расположена «гробница святая», столь вдохновенно воспетая Пушкиным.

Подвиг Кутузова, память Кутузова неразрывно связаны с его родным Петербургом.

«Сельский праздник» в Павловске

Скромность была первым качеством возвратившихся ратников: никто не хвалился подвигами, ибо всякий исполнял только свой долг…

Из «Записок» Р. Зотова, 18-летнего прапорщика петербургского ополчения

Одержав победу в Отечественной войне двенадцатого года, русская армия начала Европейский поход, освобождая одно за другим покоренные Наполеоном государства Европы. 19 марта 1814 года российские корпуса вступили в Париж. Наполеоновская империя пала.

Первое известие о вступлении в Париж – в частном письме императора Александра к матери – российская столица получила лишь 5 апреля, а официальное сообщение пришло в понедельник, 13 апреля, на следующий день после Пасхи. Город еще «не пришел в себя» после пасхальных гуляний – и вот новое торжество, отмеченное 15 и 18 апреля. Орудийные залпы и колокольный звон, иллюминации, балы в Купеческом обществе и в Танцевальном клубе…

Так началась небывалая в истории города полоса празднований, растянувшаяся на три с половиной месяца, до конца июля 1814 года. Это было время триумфа – Невская столица не просто отмечала военную победу, увенчавшую беспримерный поход, который продолжался семнадцать с половиной месяцев. Поход, начавшийся у стен захваченной неприятелем Москвы и завершенный в поверженной неприятельской столице. Победа над Наполеоном означала крутой поворот в судьбе Европы и огромный рост политической мощи России. Наступало новое время – с его иллюзиями, надеждами, прозрениями и разочарованиями…

Для столицы, Петербурга, триумф этот означал не только взлет ее значения в Европе, ее европейское признание и окончательное превращение Петербурга в «военную столицу», в символ «твердыни» России, но и наступившее вскоре изменение самого образа города: его «стройный, строгий вид» обогатился множеством прекрасных сооружений и грандиозных архитектурных ансамблей, воспевавших победу над Наполеоном.

Любопытное сообщение читаем мы в одном из июньских номеров газеты «Русский инвалид»; будто бы решено отправить в Петербург из Парижа статую Наполеона, венчавшую Вандомскую колонну и снятую после состоявшегося 26 марта отречения Наполеона в Фонтенбло…

Вряд ли читатели знают, что представлял собой в 1814 году Петербург. Попытаемся кратко рассказать об этом, опираясь на неопубликованный документ, хранящийся в Отделе рукописей Российской Национальной библиотеки.

Численность населения российской столицы достигла в 1814 году 335 тысяч человек, увеличившись за последние 10 лет на 90 тысяч. Среди них было немногим более 30 тысяч дворян, 8 с половиной тысяч купцов и 15 тысяч мещан, нижних чинов армии и флота насчитывалось 45 тысяч человек, а крестьян – более 140 тысяч!.. В городе было 9 дворцов, 500 с лишним «казенных» зданий различного назначения и более 6600 частных домов. Садов – общественных и частных – было 783, оранжерей в них – 134; огородов же в столице было почти 650.

46 проспектов, 252 улицы и 152 переулка освещались 3100 фонарями; три с половиной сотни колодцев снабжали горожан водой. Мостов через городские реки и каналы было переброшено 151, из них 28 были подъемными. Более 8 тысяч самых разных экипажей обслуживали 17 700 лошадей. Многочисленным гостям столицы предлагали свои услуги 84 гостиницы и постоялых двора…

Петербург ликовал, празднуя победоносное окончание войны. Патриотическое воодушевление горожан можно было сравнить с тем, что охватило жителей столицы в начале Отечественной войны. Поэтические разделы литературных журналов и многочисленных альманахов, благотворительные концерты и спектакли, новый национальный репертуар театров – все было насыщено победным настроением, вызывало прилив патриотической гордости, рождало новое «ощущение» столицы, новое отношение к ней…

Настроение это накатывало волнами. С нетерпением ожидалось и жадно ловилось каждое, даже самое незначительное, известие сначала из Парижа, а затем – из тех мест, что лежали на пути возвращавшихся на родину воинов – гвардейских полков и дружин ополчения. Торжественно отметила столица получение подписанного Александром 118 мая Манифеста об окончании войны.

5 июня в Павловске, у «Розового павильона», было разыграно театрализованное представление «праздника в стане союзных войск». Знаменитый Гонзаго, «волшебник декоративного искусства», разместил вокруг павильона искусственные холмы, горы, рощи, швейцарские шале. Артисты и ученики Театрального училища изображали военных всех армий-победительниц и дам. Главным режиссером представления был прославленный балетмейстер Дидло. Все самые популярные столичные артисты участвовали в представлении: Самойлов читал стихи, Сандунова и Семенова пели народные песни. «А когда смерклось, по всему саду зажгли иллюминацию, в некоторых местах устроены были транспаранты», в военном лагере близ Розового павильона «запылали костры, и военные оркестры и полковые песенники расставлены были по аллеям. Шумный, веселый праздник не прерывался до самого восхода солнца; тихая, теплая ночь довершила очарование этого торжества», – читаем мы в записках современника.

В дальнейшем праздники шли «по нарастающей». В пятницу, 12 июня, в столицу возвратились ратники ополчения. Еще на рассвете они выступили из Стрельны, сделали привал с угощением близ дачи Шереметева на 8-й версте. Несметные толпы жителей столицы встречали воинов – день их возвращения был днем, когда исполнилось ровно два года с начала Отечественной войны. «Победоносные сыны России вступали в сию столицу среди радостных восклицаний благодарных сограждан», – писал «Русский инвалид».

А еще через пять дней, 17 июня, состоялся знаменитый «Сельский праздник» в Павловском дворцовом парке. «В волшебных садах празднован был сельским торжеством вожделенный мир. Ликование множества людей всякого состояния, собравшихся туда в сей день», было неудержимым.

Павловск. Розовый павильон

Дворцовый парк был открыт для всех – вдовствующая императрица Мария Федоровна (вдова Павла I и мать императора Александра), хозяйка Павловска, была и хозяйкой этого праздника, разыгранного в национальном, «народном» духе.

С раннего утра тысячи людей расположились на склонах живописных холмов Павловского парка, на холмах по берегам Славянки, на лужайках, по сторонам парковых аллей, «по извилистым тропинкам и на бархатных коврах зеленеющих лугов».

В 6 часов вечера начался сам праздник. Театральные представления и дивертисменты шли на нескольких площадках, музыка военных оркестров разносилась по парку из-за деревьев. Центром праздника был Розовый павильон; здесь хор придворных певчих исполнил знаменитый военный гимн («Гром победы, раздавайся, веселися, храбрый росс…») – это был знак к началу бала. «Прекрасный был вид, когда во время бала вдруг загорелись огни с особенным вкусом расположенные по всему парку, на холмах и в долинах. Зелень дерев, освещаемых и оттеняемых блеском тысяч ламп, величественные храмы и монументы, скромные хижины… освещенные яхты, разноцветными флагами испещренные, – все представляло вид прелестный»…

Перед Розовым павильоном, на лугу, исполнялся дивертисмент, перед Павильоном Мира рядом с выставленными трофеями представлялись «пиррические игры» – разыгрывалось сражение античных воинов. На одной из площадок игрался сочиненный Шаховским водевиль на военно-патриотическую тему «Казак-стихотворец», а в другом месте парка, на фоне деревенского пейзажа под открытым небом, представлялся «воздушный театр».

Праздник продолжался до двух часов ночи. «И когда наконец мало-помалу гамы веселия умолкли, когда на луга и долины спустились низкие туманы», утомленные весельем люди стали постепенно расходиться.

А во дворце, во всех его залах, еще продолжался ужин, на который хозяйка Павловска пригласила сотни гостей.

В воспоминаниях участвовавшей в этом празднике знаменитой актрисы Асенковой-старшей читаем: «Притащились и разносчики с фруктами и всякой всячиной; сошлись из соседних сел и деревень молодые крестьяне в лучших своих нарядах и составляли хороводы…»

15 июля в столицу возвратился (из Парижа через Англию, Кале, Гаагу, Саардам, Лейпциг, Берлин и Данциг) император Александр со свитой. Встреча прошла куда скромнее, чем встреча ополчения и гвардии: молебен в Казанском соборе, краткое пребывание в Зимнем дворце и переезд в Каменноостровский дворец, любимую резиденцию царя в пределах города. А через две недели, 27 июля, – еще один праздник в Павловске.

«Уже за день до праздника тысячи жителей всех родов, тысячи конных и пеших покрывали дорогу от Петербурга до Павловска. Луга, лесочки, где поставлены были палатки и где путешествующие отдыхали группами, представляли зрелище разнообразное и приятное». Центром праздника снова стал Павильон Роз – «сие святилище Флоры». Гонзаго и Росси постарались найти новые, неожиданные декоративные решения. «Все окружающие храмы, аллеи, беседки, кусты – все блистало розами». К самому павильону «с магической скоростью пристроена была большая зала, представлявшая соединение отличнейших талантов с неописанной красотой». На дороге от дворца к Розовому павильону воздвигли триумфальную арку, а вторую – перед самим павильоном; обе арки составлены были из цветочных гирлянд и древесных ветвей.

У обеих арок – хоры, близ павильона – площадка, на которой разыгрывалась «сельская драма». На четырех площадках, установленных вокруг павильона и обращенных на четыре стороны света, представлялись «четыре возраста человеческих» – детство, юность, зрелость и старость. Балет, хоры, игры, оркестры, танцы, выступления знаменитых артистов и музыкантов шли одновременно на разбросанных по парку площадках.

Удивительной выдумкой декоратора Гонзаго было устройство в парке декорации, изображавшей парижский Монмартр. И в 10 часов вечера за этой декорацией взметнулся в небо «чрезвычайный фейерверк». А когда густой дым рассеялся, взору присутствующих открылся Храм Славы со стоящим в нем обелиском. И над парком поднялся световой транспарант, на котором было написано слово «МИР»…

Через два дня, 30 июля, столица встречала возвращающуюся из европейского похода гвардию. Первая гвардейская дивизия прибыла из Франции морем в Кронштадт, а отсюда – через Ораниенбаум в Петербург. Близ Нарвской заставы, на берегу речки Таракановки, по проекту Кваренги была сооружена триумфальная арка наподобие тех, через которые проходили воины-победители в древнем Риме.

«Это был всеобщий праздник… Вдоль всей дороги от Петергофа до Петербурга дачи утопали в цветах… Знакомые узнавали друг друга, называли по именам, кланялись, дамы махали платками, офицеры отдавали честь…»

1 августа возвратившиеся домой полки гвардии провели на Дворцовой площади парад; в Казанском соборе прошел молебен, вечером в городе была устроена иллюминация. 18 августа состоялось торжественное вручение гвардейским полкам Георгиевских знамен и парад на Марсовом поле. 30 августа – снова воинский парад на Дворцовой, Исаакиевской и Петровской площадях.

…Осталась позади пора торжеств, прошло время триумфа. Но события войны 1812–1814 годов не забывались Россией никогда. Они закреплены в «генетической памяти» Петербурга – в его образе, в его парадной «ампирной» архитектуре, в его памятниках – памятники эти будут возводиться в течение еще нескольких десятилетий. И триумфальные ворота «Любезным моим сослуживцам», воздвигнутые в Царском Селе в 1818 году по проекту Василия Стасова; и сооруженные им же в 1828 году Нарвские триумфальные ворота (вместо тех, выполненных во временном материале, которые ставил Кваренги в 1814 году); и воздвигнутая в 1834 году на Дворцовой площади Александровская колонна; и памятники Кутузову и Барклаю-де-Толли перед Казанским собором…

А вот от грандиозных «сельских праздников» в Павловске остались только описания. И места в дивном Павловском парке – те места, на которых эти праздники происходили. Давайте помнить об этом, бывая в этих местах, проходя по аллеям, поднимаясь на живописные холмы, бродя по берегам Славянки.