Текст книги "100 очерков о Петербурге. Северная столица глазами москвича"

В залах Академии художеств

В начале XX столетия одной из важнейших сторон культурной жизни столицы стали выставки. Их было много, очень много – разные темы, различный масштаб, разные места расположения и разные сроки работы.

Выставки пользовались огромным общественным вниманием. Каждая была событием и открытием – открытием себя, своей истории и своего места в мире, своих увлечений и возможностей.

Общая концепция истории петербургской культуры до сих пор не сложилась. Мы представляем ее чаще не как процесс со своими противоречиями и темпами, со своими закономерностями и этапами форсированного развития и торможения, а как некую «антологию», собрание образцов, шедевров. Вопросы взаимовлияния – в режимах прямой и обратной связи – культур столичной и провинциальной, смена основных форм «бытования» искусства и его воздействие на общество, исследованы слабо.

Будь это иначе, было бы проще понять, почему именно в начале прошлого века петербургская культура приобретает небывалый ранее масштаб «публичности», обращенности не к «избранным» и «посвященным», а к самому широкому кругу «пользователей». К этому же времени относится и активное включение русской – ив первую очередь петербургской – культуры в мировой культурный процесс; участие во всемирных выставках. И «Русские сезоны» в европейских столицах тому убедительное доказательство.

Время «прорыва»… И многочисленные выставки в Петербурге – один из важнейших признаков этого времени.

Они привлекали лучшие научные и художественные силы столицы и провинции, не только объединяли петербургскую интеллигенцию, но и способствовали сплочению интеллигенции провинциальной, ее востребованности. Размах и общественно-культурное значение этих выставок выходили далеко за пределы самого Петербурга.

Не менее важно и то, что выставки эти, сменявшие одна другую, нередко представляли новый тип выставок, отвечали на новые вопросы и запросы. Прежние выставки – ведь их и раньше в столице проходило немало – создавались по принципам отраслевому, или авторскому, или технологическому, или «адресному» – для определенной «категории потребителей»; годичные «отчетные» выставки в Академии художеств, грандиозные мануфактурные выставки в Соляном городке и т. п.

Теперь же утверждается и отрабатывается тип тематической выставки – причем основная «тема» раскрывается в широчайшем историко-культурном контексте, затрагивает все стороны жизни определенной эпохи: события и люди, взлеты и падения, герои и жертвы эпохи… Выставка становится зримой, предметной, убедительной энциклопедией избранной эпохи или проблемы, приглашает к широкому осмыслению предлагаемой темы.

Подобное представление о времени или проблеме складывалось у посетителя выставки на основе огромного разнообразия представленных материалов: живопись и скульптура, графика и уникальные исторические документы, вещевые памятники и самые различные «предметы быта», жизненной среды – все соединялось в цельный рассказ, создавало атмосферу иного времени, рождало эффект «сопричастности».

Художественно-литературный журнал «Аполлон». 1911 год

Зритель, посетитель такой выставки оказывался в «режиме погружения» – иное время и его люди представали не только в изображениях и документах, но и заполняли собой все выставочное пространство: мебель, одежда, предметы обихода, детские игрушки – все было представлено. И эти детали, «подробности времени» активно работали на общее настроение и впечатление, а не являлись просто, как это нередко бывает и ныне, элементами выставочного дизайна, «антуражем», сопровождением основного материала.

У иного читателя возникнет предположение о перегруженности подобных экспозиций, об их утомительности. И он будет прав. Стремлением к «исчерпывающей полноте», выставочным «многословием» надо было «переболеть», научившись строгости отбора и искусству расстановки «акцентов», ударений. Конечно, 2400 экспонатов, расположенных в семнадцати (!) отделах «Ломоносовской» выставки, – это слишком, но «Елизаветинское время» было представлено с исчерпывающей, «академической» полнотой…

Афиша выставки «Ломоносов и Елизаветинское время». 1912 год

Культурную жизнь столицы в 1911 и 1912 годы в значительной степени определяли две грандиозные выставки, развернутые одна за другой, год за годом в залах Академии художеств: «Историко-архитектурная» и «Ломоносов и Елизаветинское время». Первая (545 экспонатов в девяти залах) представляла историю отечественной (в основном петербургской) архитектуры XVIII–XIX столетий; вторая, приуроченная к 200-летию со дня рождения Ломоносова, строилась на идее «раскрыть время» через образ великого россиянина, представить его не просто великим ученым, но человеком, преодолевшим рамки своего времени, натурой, воплощающей затаенную мощь народа, российским деятелем, со-масштабным Петру Великому.

Не только хронологическое «соседство» и размещение в одном и том же великолепном здании Академии связывало эти выставки. Они вместе представляли уникальную, удивительно цельную и подробную картину того, с чего начинался и как развивался феномен петербургской культуры, как взаимодействовали и сливались в этом процессе разные его элементы и как импульсы, воплощенные в эпохах Петра и Ломоносова, продолжаясь и развиваясь, получали яркое отражение в образах петербургской архитектуры, в ее шедеврах.

Выставка «Ломоносов и Елизаветинское время». Елизаветинский зал. Оформление Н.Е. Лансере. Академия художеств. Апрель 1912 года

Среди организаторов Исторической выставки архитектуры мы встречаем уже известных нам выдающихся художественных деятелей: братьев Александра и Леонтия Бенуа, архитекторов Ивана Фомина и Льва Ильина, искусствоведов Николая Врангеля и Георгия Лукомского, Владимира Курбатова и Петра Вейнера. Это были те, чье творчество и исследования – громадный «скачок» в изучении петербургской архитектурной классики, сделанный в конце XIX и в начале XX века. Выставка отражала новый уровень знания истории петербургской архитектуры и ее понимания.

Деталь зала императрицы Елизаветы. Открытка с выставки «Ломоносов и Елизаветинское время». 1912 год

Подготовительная работа была огромной; опыт создания «Таврической выставки» очень пригодился. Отбор материалов из архивов частных коллекций сам по себе – сложнейший научный поиск. На выставке были впервые собраны и представлены широкой публике сотни авторских чертежей, художественных изображений выдающихся памятников отечественного зодчества.

Работы великих зодчих (Баженова и Казакова, Ринальди и Кваренги, Ла-Мота и Камерона, Росси и Захарова), представленные в авторских чертежах, выполненных на разных этапах проектирования и строительства, составляли «стержень» выставки. Рядом с «мэтрами» были их ученики, представители их «школ»; русские зодчие и архитекторы-иностранцы «обитали» рядом, в ближайшем «соседстве»: Андрей Воронихин в одном зале с Камероном и Бренна, Василий Баженов и Михаил Казаков – с Ринальди и Ла-Мотом…

Дом-усадьба М.В. Ломоносова на наб. р. Мойки (первый слева). Фрагмент

Комитет выставки «Ломоносов и Елизаветинское время»

Выставка охватывала период от эпохи Петра до середины XIX века. Для нее был подготовлен и издан огромный иллюстрированный каталог, содержащий не только исчерпывающие сведения о всех экспонатах и изображенных на них объектах, но и подробные биографические очерки о всех зодчих, чье творчество было отражено в материалах выставки. Необыкновенный этот каталог, подготовленный Иваном Фоминым, до сих пор остается великолепным источником по истории отечественной архитектуры.

Каталог выставки «Ломоносов и Елизаветинское время»

«Ломоносовская» выставка 1911 года явилась грандиозной энциклопедией жизни России середины XVIII столетия – эпохи, удаленной на полтора века назад. Если Историческая выставка архитектуры представляла «портрет» Петербурга в образах и шедеврах его зримого образа, то «Ломоносовская» – «портрет» всей России в эпоху «дочери Великого Петра»: науку и театр, армию и флот, государственное управление и быт, дела церковные и досуг.

Книги, изданные в эпоху Елизаветы Петровны, и уникальные рукописи (в том числе множество ломоносовских подлинников), живописные полотна, гравюры и рисунки, монеты и медали, военные реляции и планы сражений, портреты деятелей и великолепные изображения кораблей, архитектурные проекты и виды российских городов – все это было представлено на Ломоносовской выставке с исчерпывающей полнотой. Среди архитектурных материалов 50 сюжетов было посвящено Петербургу – в подлиннике был представлен даже знаменитый «План фон Зихгейма», представляющий российскую столицу в 1738 году.

Каталог исторической выставки архитектуры. 1911 год

Вообще-то на этой выставке, как и на предшествующей, Историко-архитектурной, Петербург был представлен с исключительной полнотой; можно сказать, что город наш стал одним из главных «героев» обеих выставок.

Модель церкви Александро-Невской лавры. Открытка с выставки «Ломоносов и Елизаветинское время». 1912 год

Личность Михаила Ломоносова «собирала» вокруг себя всю выставку 1911 года, была ее центром. Ломоносову, Академии наук его времени и Московскому университету посвящалось почти 1000 экспонатов: 54 портрета великого ученого, 97 его подлинных рукописей и автографов, 235 документов о его жизни, 14 мозаичных работ, выполненных в ломоносовской мастерской, издания его сочинений и личные вещи, подлинный указ о строительстве здания для химической лаборатории Ломоносова – первой научной лаборатории в России, и макет этой лаборатории, находящейся на территории «Бонова двора», между 1-й и 2-й линиями Васильевского острова, за нынешним Средним (тогда он еще назывался Малым) проспектом…

С необыкновенной тщательностью подбирали создатели выставки материал не только о строительстве и научной деятельности ломоносовской химической лаборатории, но и о строительстве в 1753–1754 годы затеянной Ломоносовым мозаичной мастерской и о ее работе.

Коронационное кресло императрицы Елизаветы. Открытка с выставки «Ломоносов и Елизаветинское время». 1912 год

С образования «Ломоносовского круга» начинается формирование в России национальной интеллигенции. Ее наиболее яркие представители также были широко представлены в экспонатах выставки.

Подарочное издание по истории архитектуры, специально выпущенное в год знаменитой Исторической выставки архитектуры в Петербурге в 1911 году

Интереснейший и исчерпывающе полный материал посвящался ломоносовской «усадьбе» в Петербурге, простиравшейся от набережной Мойки до нынешней Почтамской улицы. Участок, где были «шесть погорелых мест», купил Ломоносов в первой половине 1756 года, строительство началось летом, а в сентябре следующего года Ломоносов с семьей переехал сюда с Васильевского острова. Двухэтажный дом с мезонином, флигели, в одном из которых располагалась научная лаборатория, двухэтажные служебный и жилой каменные корпуса по задней линии усадьбы, обсерватория и мозаичная мастерская – все это изображено в рисунке Михаила Махаева и на одном из планшетов знаменитого «плана Сент-Илера». И тут же – регулярный парк с прудом, с прямыми аллеями и подстриженными деревьями и кустами и фруктовый сад…

Выставка утверждала: Ломоносов и Петербург связаны нерасторжимо, так же как Ломоносов и Россия и Петербург и Россия.

В этом, вероятно, заключался пафос грандиозной выставки, ее главная идея…

Выставки эти имели в столице огромный резонанс, стали важнейшими событиями ее культурной жизни незадолго до Первой мировой войны. Возможно, нынешнему зрителю они бы показались слишком громоздкими, излишне подробными. За 90 лет требования и вкусы существенно изменились, пришла новая мода. С этим необходимо считаться, но это не дает нам права относиться с высокомерным пренебрежением к тому, что интересовало и волновало предшествующие поколения, воспитывая их отношение к национальным истории и культуре, их восприятие Петербурга как «культурного ядра» России.

Зимний: всегда Дворец

Четвертый Зимний дворец

Посмотрите на сию новую Российскую столицу. Не ясно ли воображаете способность нашего народа, столь много предуспевшаго во время, едва больше половины человеческого веку!..

М. Ломоносов. 1764 год

Зимний дворец – одна из главных исторических и культурных достопримечательностей не только Петербурга, но и России. Тысячи людей ежедневно проходят по его великолепным залам, любуясь сокровищами Государственного Эрмитажа – но мало кому известна история самого дворца.

А она необыкновенно богата и интересна. Зимний дворец «впитал» и отразил всю историю города и страны. Он был центром и государственной, и придворной жизни. Здесь, в главной императорской резиденции, праздновались военные победы и отмечались праздничные дни. Здесь встречали иностранных правителей и давали аудиенции послам. Здесь открывалась Первая Государственная дума и здесь совершился последний акт Октябрьского переворота 1917 году Дворцу два с половиной века. Внешне он выглядит так же, как и в первые годы своей истории. Но внутри изменилось почти все – от времен Растрелли сохранились только великолепный храм Спаса и потрясающей красоты главная лестница, называющаяся Посольской или Иорданской. Все остальное перестроено – и не только после страшного, испепелившего дворец пожара в декабре 1837 года, но и в другие времена: каждый новый хозяин дворца что-то переделывал, перестраивал, изменял по своему вкусу. И сегодняшний Зимний отразил все эпохи, все представления и все прихоти пережитого им времени.

Строительство дворца было грандиозным, растянувшимся почти на 10 лет строительным мероприятиям; оно, вероятно, не имело равных во всей истории столицы. Петербург снова, как и в первые свои годы, превратился в «рабочий город». На небывалую по масштабам стройку работали десятки тысяч людей – те, кто непосредственно помогал архитектору, его сотрудники и ученики, и те, кто заготовлял на Невских и Тосненских кирпичных и пильных заводах и доставлял в Петербург строительные материалы, и те, кто копал землю под фундамент, возводил стены, покрывал тысячами железных листов кровлю, выкладывал печи, тесал мрамор и замешивал раствор для штукатурных работ…

Все эти люди создавали чудо-дворец, они воплощали в материале великолепные замыслы архитектора, превращали мечту зодчего в реальность.

Их имел в виду созерцавший эту стройку Ломоносов, произнося слова, вынесенные в эпиграф…

М.И. Махаев. Третий Зимний дворец. 1750-е годы

Впрочем, история строительства Зимнего дворца – это и поучительный (и никого ничему не научивший) пример безалаберности, сумятицы и неразберихи, финансовых затруднений и организационного хаоса – всего, что традиционно сопровождает всякое наше начинание и «мероприятие». В ходе строительства возникали долгие «паузы», частые простои из-за отсутствия необходимых материалов (одни и те же приглашения к подрядам публиковались в «Санкт-Петербургских ведомостях» многократно – никто, значит, не откликался на эти приглашения).

Обер-архитектор Растрелли, автор проекта, составил два варианта сметы – на 860 тысяч рублей и на один миллион 232 тысячи. Указом императрицы Елизаветы утвержден был больший вариант, но отпускались средства по меньшему… Да и по нему деньги полностью отпущены не были. В конце 1758 года Сенату было указано ежегодно отпускать на строительство дворца по 120 тысяч – но в ближайшие два года фактически передали только 90 тысяч рублей…

Строительство Зимнего дворца по времени совпало с Семилетней войной против Пруссии, и хотя военные действия российской армии были успешными, они требовали больших расходов, что отражалось на размахе, темпах и ходе строительных работ по дворцу.

А проект был грандиозным – не только по объему и затратам, но и по своему значению в формировании архитектурного образа городского центра и всего города. Зимний дворец, сооружавшийся через полвека после основания Петербурга, был первым в городе архитектурным ансамблем, проникнутым законченной, цельной идеей.

В одном из документов, датированных июнем 1758 года, говорилось, что «строение каменного Зимнего дворца строится для одной славы Всероссийской Империи». Но Растрелли создавал ансамбль не только блестящий, поражающий роскошью и убеждающий в безграничной мощи тех, кто этим дворцом владел. Архитектор стремился архитектурно осмыслить и организовать огромное пространство в самом центре столицы, между Невой и обширным, заброшенным и заполненным ветхими строениями «лугом», по соседству с незадолго перед тем отстроенным Адмиралтейством.

В.Ф. Тимм. Четвертый Зимний дворец

Построенный для Анны Иоанновны «Третий Зимний дворец» сооружался наспех, состоял из нескольких разнородных частей, был неудобен и тесен. Императрица Елизавета непрерывно перестраивала его, стараясь сделать более представительным, парадным. Переделки парадной части дворца, обращенной к Неве и к Адмиралтейству, были в 1740-е годы столь значительными, что он стал официально именоваться «Новым домом». Здесь были и большая тронная зала с балконом, и «антикамеры», и «ентарная комната» (в 1757 году перемещенная в Царскосельский дворец), и галерея, и «столовая комната» с фонтанами, и много других «публичных» помещений – помимо «собственных покоев» императрицы.

Но в целом «Третий Зимний дворец» выглядел невыразительно: южного фасада, обращенного к «лугу», фактически не было, по набережной с дворцом соседствовали старые, еще петровского времени, особняки, двор был застроен ветхими сараями, конюшнями, деревянными «кухонными домами»…

Любопытно, что мысль о перестройке дворца пришла Елизавете Петровне в те самые дни, когда Петербургу исполнилось полвека. Императрица и двор находились в Москве – лишь год спустя, 25 мая 1754 года они возвратились в столицу. Первоначальный замысел ограничивался перестройкой существующего «Зимнего дома» с созданием его южного фасада и устройством против него на «лугу» обширной площади, в центре которой предполагалось водрузить конную статую Петра (ту самую, работы скульптора Растрелли-отца, которая ныне стоит около Михайловского замка на постаменте с надписью «Прадеду правнук»), окруженную колоннадой. Обер-архитектор Растрелли позднее писал, что «Ее Величество желает не на новом месте строиться, а в старом сделать некоторые пристройки и распространиться».

План четвертого Зимнего дворца

Поразительна сама история архитектурной идеи, разработанной великим зодчим, – проект не создавался заранее как окончательный – он непрерывно расширялся, совершенствовался, изменялся, разрастался в масштабах в процессе самого строительства. Неизменной с самого начала осталась только идея единого ансамбля, имеющего четыре, на все стороны света обращенные парадные фасада с выступами-ризалитами по углам.

Вызванный в Москву с чертежами большой перестройки существующего Зимнего дворца, Растрелли выехал из столицы 6 февраля 1753 года. Идею перестройки (именно перестройки, а не строительства заново) дворца одобрила императрица. Вскоре чертежи были доработаны и летом отправлены в Москву, а к концу октября все проектные работы зодчий завершил.

Необходимо сказать, что в это время Растрелли одновременно проектировал множество других объектов в Петербурге, Царском Селе, Петергофе и Стрельне. В столице сооружался грандиозный комплекс Воскресенского Новодевичьего («Смольного») монастыря и новый Летний дворец (на месте, где позднее Павел I возведет свой Михайловский («Инженерный») замок), под Москвой, на берегу реки Истры в Воскресенском «Ново-Иерусалимском» монастыре сооружался грандиозный собор с уникальным шатром… Можно только удивляться, как все это успевал делать гениально одаренный «граф де-Растрелий», обладавший поистине нечеловеческой энергией и трудолюбием…

Решительное изменение первоначальной идеи перестройки существующего дворца произошло сразу по возвращении Императорского двора из Москвы. Уже через три недели, 16 июня 1754 года – Елизавета Петровна, находясь в новом Летнем дворце и, видимо, оценив его преимущества перед старым «Зимним домом», распорядилась «при новом Зимнем доме… фасаду каменным зданием строение без всякого замедления производить, наперед от Луговой стороны… ныне фас строить начать… а старого строения, как ко Адмиралтейству, так и на Неву реку ничего не ломать».

И далее: «К такому немалому знатному, строгому и нужному строению для лутчей во всем поспешности, а паче доброго порятка… и затем чтоб помешательства в том деле не было, учредить особую контору, которую именовать «Конторою строения Ея Императорского Величества Зимняго дому»».

Строительные работы начались летом 1754 года; но еще в течение почти года «Зимний дом» оставался обитаемым. Лишь 1 мая 1755 года императрица покинула его, переехав в Летний дворец, – а в это время тоже по проекту Растрелли в невероятной спешке сооружался временный деревянный «Зимний дом» – одноэтажный, но состоявший из более чем сотни «покоев», находившийся на территории, ограниченной Мойкой, Невским проспектом и Морской улицей. Императрица Елизавета въехала сюда 5 ноября 1755 года и прожила здесь шесть зим – до самой смерти…

Мастера и «работные люди» к строительству «каменного Зимнего дома» съезжались со всей России – добровольно и принудительно. На каждый строительный сезон нанималось по 2 тысячи каменщиков. Три тысячи солдат «отрядила» на стройку Военная коллегия. А 100 «солдатских детей» определили «в науку разным мастерствам». Требовались специалисты десятков специальностей – непременно «искусные», опытные.

А условия труда были тяжелейшие. Рабочий день – все светлое время. За прогул – вычет втрое, дни болезни не оплачивались. Многие «работные люди» проживали или в отдаленных слободах, или даже в шалашах, разбросанных по всему лугу перед дворцом – до Мойки. Выплата жалованья часто задерживалась, и в 1757 году отмечены случаи, когда многим рабочим-каменщикам приходилось нищенствовать, чтобы как-то прокормиться…

Строительные материалы приобретались подрядным методом. Только кирпичей в 1757 году подрядчики поставили 4 млн штук, извести – 85 тысяч бочек. Одна за другой приставали к дворцу баржи, привозившие Путиловскую плиту, пудостский камень, глину, черепицу, крупный песок (почти 2 млн куб. м), «гипсовый камень» (почти 1000 т), мел (18 т) и алебастр (820 т) для штукатурных работ. Одних сосновых бревен (длиной от 6 до 22 м) доставили на Невские пильные заводы для распила 68 тысяч, а стекол «бемских» («богемских») и «французских» – более 10 тысяч… И «клею рыбьего, карлуку и мездриного» – почти 4 с половиной тонны…

Императрица иногда навещала стройку, торопила с окончанием, а обер-архитектор отвечал жалобами на «недофинансирование». К 1758 году, когда намечалось завершить строительство, работы были выполнены меньше чем наполовину. Только в мае следующего года завершилось воплощение проекта изменения внутренней планировки помещений второго, парадного этажа, строится тронный зал, окончено сооружение храма и все здание подведено под кровлю. 1760 год был до предела заполнен строительными работами: что-то завершалось, а что-то только начиналось.

К осени 1761 года дворец построили «вчерне» – многое еще требовало доделки (в том числе укрепление набережной против дворца). Елизавета Петровна в ноябре наметила окончательный срок завершения работ и переезда в новый дворец – 25 декабря. Но случилось так, что именно в этот день 52-летняя императрица скончалась. А через три дня, 28 декабря ее наследник Пётр III «изволил выход иметь в новостроящийся большой дворец»; он же стал – хотя и очень ненадолго – его первым обитателем…

«Новый Зимний каменный дом», императорский дворец, достраивался еще немало лет. И многократно перестраивался потом. Но свой великолепный внешний вид, свой образ он сохранил неизменным. Он стал образцом, модулем всех последующих градостроительных решений, осуществленных в нашем городе.

Перестав быть главной императорской резеденцией, он стал музеем. 30 октября 1917 года Зимний дворец был преобразован во Дворец искусств; сначала здесь проходили митинги, общедоступные лекции, киносеансы и детские праздники. Потом в нем разместился Музей революции, а в части помещений – Эрмитаж. После Великой Отечественной войны Эрмитаж стал единственным хозяином «Зимнего» – как любовно называют питерцы этот великолепный дворец, несравненное творение великого Растрелли.