Автор книги: Коллектив авторов
Жанр: Зарубежная психология, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)
Заключение
Непрекращающийся конфликт между Сэлли и ее матерью привел к усилению симптомов подросткового возраста, начиная с энуреза, лживости, краж и кончая побегом из дому и суицидальной попыткой. Избавившись от старшего сына, мать теперь предпринимала попытки избавиться от дочери. Поведение Сэлли, которое было едва терпимым в период созревания, теперь стало угрожать супружеским отношениям матери и отчима.
По мере усиления ее конфликтующих потребностей репертуар защитных методов, использовавшихся Сэлли, истощался. Возрождение эдипова конфликта в подростковом возрасте вызвало потребность в защите от глубинной привязанности к матери и влечения к отчиму. В полюбившемся ей парне, Эле, она сумела найти внесемейный объект, благодаря которому начинала чувствовать себя взрослой женщиной, независимой от родителей. Однако она выбрала человека по своему собственному вкусу, – правонарушителя – и вскоре общение с ним прервалось из-за вмешательства матери и отчима. Сложившаяся ситуация угрожала ее гетеросексуальной защите от регрессивного страха подчинения матери («Мама считает меня рабыней»). Эта утрата, случившаяся на фоне частых пожеланий матери «чтоб ты сдохла» и восприятие себя как самого ненужного члена семьи привели к возникновению чувства самоуничижения и покинутости, кульминацией которого стала суицидальная попытка. Этим актом она исполнила желание матери, связанное с избавлением от дочери и ее смертью. Сэлли стала обузой для своей семьи.
ОБСУЖДЕНИЕ
В статье Анны Фрейд (Freud, 1958), посвященной психоанализу подростков, приводится описание попыток подростка справиться с тревогой, вызванной привязанностью к родителям. «Они могут смещать либидо на объекты вне семьи и обращать испытываемые к ним эмоции на противоположные. Возникает полная трансформация аффекта, например, переход любви в ненависть, которая затем проецируется на родителей, становящихся основными притеснителями и преследователями подростка… Напротив, глубокая враждебность и агрессия могут быть повернуты от объектов и обращены внутрь, на себя. В этих случаях подростки переживают сильную депрессию, проявляют тенденции к самоуничижению и самоповреждению или даже осуществляют свои суицидальные желания». Приведенные клинические случаи иллюстрируют многие из этих психодинамических факторов. Кроме того, они указывают на усиление патологических отношений, развивающихся между подростком и родителями. В современной литературе по подростковой суи-цидологии подчеркивается важность понимания взаимосвязи ролей ребенка и его родителей.
Шнир и Кэй (Schneer, Kay, 1961) описывают родителей, формирующих садомазохистическую установку у ребенка, который выбрал суицид, когда вновь столкнулся с отвержением в подростковом возрасте, чтобы завершить свою борьбу с фрустрацией.
Глейзер (Glaser, 1965) обсуждает «эмоционально холодных» родителей и ситуацию отсутствия отца, когда родители оказываются недоступными для ребенка как источники любви и поддержки во времена стресса.
Гоулд (Gould, 1965) отмечает: «Родители по многим причинам могут желать, чтобы ребенок куда-то исчез… [и] испытывать базовое чувство, что им бы жилось лучше без детей. Эти чувства могут передаваться словесно и невербально, осознанно и бессознательно, и, если ребенок уловит подобный намек, то может прибегнуть к исполнению бессознательных (или осознанных) желаний родителей и совершить суицидальную попытку, посчитав, что только этим путем ему удастся заслужить их одобрение и любовь». Шрут (Schrut, 1964), размышляя аналогичным образом, указывает, что десять из девятнадцати обследованных им детей осознанно или неосознанно ощущали, что для значимого родителя или родителей они являются обузой, причем подобное ощущение возникало еще в раннем детстве. Он упоминает борьбу, происходящую в душах матери и ребенка, направленную «против осознания подспудного желания, чтобы ребенка не было на свете».
Течер и Джакобс (Tekher, Jacobs, 1966b) отмечают, что в соответствии с их данными 88 % суицидальных попыток подростков совершалось дома, часто, когда один или оба родителя были в соседней комнате. Они полагают, что этот факт указывает на меру отчуждения подростков от их родителей к моменту суицидальной попытки. Другая возможная интерпретация состоит в том, чтобы рассматривать его как показатель желания родителей избегать и отрицать деструктивное поведение ребенка, который им больше не нужен.
Во всех представленных нами случаях начало подросткового возраста ведет к «стадии эскалации», по Течер и Джакобс (Tekher, Jacobs, 1966a), во время которой усиливаются прошлые поведенческие проблемы между ребенком и родителями. Прилагаемые родителями усилия по контролю поведения ребенка и сдерживанию собственных амбивалентных чувств к нему постепенно становятся тщетными. Провоцирующее поведение подростка, его изменчивое настроение, периоды замкнутости, возникновение секретов усиливают у родителей чувства беспомощности, фрустрации и ощущение, что ребенок не допускает их в свою жизнь. Происходит отдаление родителей и детей, их связи и взаимопонимание разрушаются. В это время возникает другая форма общения, и от родителей к ребенку начинают поступать иные послания: на бессознательном и невербальном уровне ему дают понять, что он больше не нужен и родители желают избавиться от него, хотят его смерти.
В случае Гейл это сообщение было передано через отцовское игнорирование ее суицидальных угроз и установленного ранее диагноза серьезного аффективного расстройства. Отец Билла позволил судье ввести сына в игру сразу после полученной травмы головы. Кроме того, он не предпринимал никаких мер по поводу опасного поведения обоих сыновей за рулем и, наконец, сказал Биллу: «Мне надоело постоянно думать, как не обидеть тебя». В случае Сэлли пожелание высказали прямо: «Чтоб ты сдохла!» – в дополнение к осознанию ею того, что она была самым ненужным членом семьи.
При возникновении ситуации, когда родители осознанно или бессознательно, словесно или невербально выражают пожелание смерти подростку, он сталкивается с реальной потерей, эквивалентной прямому отказу от него. Он прекрасно понимает, что стал ненужным, о чем свидетельствует его дальнейшее суицидальное поведение. Ненужный ребенок пребывает в положении человека, которого отказывается терпеть и принимать родная семья. Он утрачивает свою полезность и в качестве объекта эмоционального отношения, и как исполнитель неудовлетворенных потребностей родителей. Последнюю ситуацию можно усмотреть, например, при наличии в семье подростка-правонарушителя, рано забеременевшей дочери, ребенка, ставшего объектом инцеста, больного шизофренией или малолетнего убийцы. Эти дети служат удовлетворению специфических потребностей родителей, зависящих от особенностей их психопатологии, и помогают сохранить шаткое равновесие в структуре семьи. Обобщенно этого ребенка Фогель и Белл (Fogel, Bell, I960) называют «козлом отпущения», объектом, посредством которого родители справляются с семейным и личным напряжением. В какой-то момент, когда их уже невозможно использовать или они начинают представлять реальную угрозу психическому здоровью, стабильности брака или жизни родителей, эти дети оказываются ненужными. При возникновении подобной ситуации один или оба родителя словесно или невербально, путем осознанных или бессознательных поступков сообщают ребенку о своем желании как-то избавиться от него, включая и желание, чтобы ребенок умер. В этом состоит экстремальная степень отвержения, которая может привести к трагическому исходу.
Корни ненужности ребенка иногда уходят далеко назад, ко времени его рождения или даже до его зачатия. Он может быть нежеланным или незапланированным, но даже в случае запланированного рождения вскоре может наступить разочарование. Подобное начало делает весьма маловероятным формирование прочных отношений матери и ребенка. В итоге возникают помехи на пути развития и функционирования здорового Эго ребенка. Рано или поздно у него создается специфический образ родителей и других членов семьи, включающий эмоционально холодную мать, отвергающего отца и ненавистных братьев и сестер. Между тем родители сами могут испытывать специфические проблемы во взаимоотношениях, которые усиливают либо временами смягчают эти трудности, связанные с ребенком. Представленные в статье случаи ясно показывают, каким образом поведение детей пробуждало дремлющие чувства родителей, связанные с неразрешенными проблемами в отношениях с их собственными отцом и матерью, а также их эротические и враждебные влечения. Родители в равной степени являются и жертвами своего прошлого, и источниками тех трудностей, с которыми сталкиваются их дети.
Понятие ненужного ребенка можно расширить, сформулировав понятие ненужного пациента. Подразумевается, что в социальной структуре психиатрического учреждения между врачом и пациентом возникают отношения, сходные с отношениями родителей и детей, которые прямо или косвенно могут влиять на суицидальное поведение пациента. Об этих отношениях речь идет в статье Хэвенса (Havens, 1965), описывающего реакцию персонала на несимпатичную пациентку, которая совершила самоубийство после того, как ее преждевременно выписали из больницы: «Возможно, мы торопили ее, приукрашивая степень ее выздоровления, поскольку испытывали бессознательное отвращение к чему-то, что ощущали в ней», и далее: «Возможно, мы не хотели, чтобы пациентка оставалась в отделении».
Как только в семье развивается ситуация, когда ребенок становится не нужен, нужно быть готовым к тому, что в какой-то момент острое чувство отвержения станет пусковым механизмом к совершению ребенком суицидальной попытки.
Течер и Джакобс (Tekher, Jacobs, 1966a) указывают: «Отчужденный от родителей подросток может найти близость первичных отношений в любовном романе». Любовные отношения Сэлли были грубо разрушены отчимом. Эта утрата вполне могла пробудить боль уже перенесенных потерь, включая уход отца из семьи, когда ей было два года.
Конечно, у нас не может быть полной уверенности, что авария, в которую попал Билл, была преднамеренным актом самоубийства. Похожие случаи описывает Шехтер (Schechter, 1957). В сравнительном психиатрическом исследовании смерти от несчастных случаев и самоубийства Табачник с коллегами (Tabachnick et al., 1966) показали, что люди, погибшие вследствие несчастного случая, накануне смерти не переживали никаких психотравмирующих ситуаций, а лица, покончившие с собой, столкнулись с утратой близкого человека, серьезной неудачей или разрывом любовных отношений. Билл мог почувствовать, что высказанное отцом замечание о нежелании постоянно думать о том, как не обидеть сына, и его последующая измена матери не оставляют никакой надежды для поддержки или понимания с его стороны. Переживая свою покинутость Билл вполне мог прибегнуть с самоубийству.
Суицидальная попытка Гейл последовала за ссорой с матерью. Она почувствовала, что мать ее совершенно не понимает. Чувство покинутости усиливалось из-за игнорирования отцом ее суицидальных угроз.
Рохлин (Rochlin, 1965) проясняет дилемму «ненужного» ребенка, который чувствует себя покинутым. Описывая агрессивные чувства в связи с потерей объекта, он отмечает: «В этой ситуации „Я“… подвергается серьезной опасности нападения со стороны самого себя; нередко подобное насилие выражается в суицидальных желаниях и побуждениях. Этот факт наводит на мысль, что для человека деструктивные желания, направленные на значимый объект, являются невыносимыми. В присутствии этих желаний „Я“ принимает все нападение на себя, несмотря на проекцию источника враждебности на другого человека. Объект всегда лучше пощадить».
Подросток действительно щадит объект, иногда ценой ухода из семьи или из жизни.
ВЫВОДЫ
В статье описаны три случая, показывающие, что отношение родителей является одним из многих факторов, определяющих суицидальное поведение подростков. В каждом примере можно увидеть цепочку серьезных проблем в отношениях родителей и детей, тянущихся с раннего детства и достигших апогея во время наполненного стрессами подросткового возраста. Попытки ребенка справиться с трудностями взросления пробудили у родителей множество их собственных неразрешенных подростковых конфликтов, например, сексуальные и агрессивные влечения, борьбу с амбивалентным отношением к собственному отцу или матери. В итоге развивалось взаимное непонимание подростка и родителей и усиливалось их недовольство друг другом. В кульминационный момент родители восприняли сексуальность и враждебность ребенка как угрозу своему психическому здоровью, стабильности брака и даже жизни. В свою очередь, подросток рассматривал их как угнетателей и преследователей. На эту нестерпимую угрозу родители реагировали желанием избавиться от ребенка, желанием его смерти. Его выражали открыто, например, сказанными в гневе словами «Чтоб ты сдохла!» или завуалировано, путем игнорирования суицидальных угроз и действий ребенка. Эти сигналы подросток интерпретировал как подтверждение, что родители желают избавиться от него и хотят его смерти, что им можно пожертвовать ради блага других членов семьи. Он стал ненужным.
На эту ситуацию в трех описанных случаях подростки реагировали ощущением, что их бросили, и дальнейшее подчинение желанию родителей оказалось одним из ведущих факторов суицидального поведения. По-видимому, подростки предпринимали попытки самоубийства в тот момент, когда Эго, уже ослабленное прошлыми проступками и/или актуальными нарцисcическими травмами и утратами, подчинялось родительскому желанию их смерти.
ЛИТЕРАТУРА
Beckett P. G. S. et al. (1956). Studies in schizophrenia at the Mayo Clinic, I. The significance of exogenous traumata and the genesis of schizophrenia // Psychiatry. V. 19. Р. 137–142.
Closer K. (1965) Attempted suicide in children and adolescents: psychodynamic observations // Am. J. Psychother. V. 19. Р. 220–227.
Freud A. (1958). Adolescence. The Psychoanalytic Study of the Child. N. Y.: International Universities Press. V. 3. Р. 255–278.
Gould R. E. (1965). Suicide problems in children and adolescents // Amer. J. Psychother. V. 19. Р. 228–246.
Havens L. L. (1964). Psychosis and the concept of ego defect. N. Y.: Presented before the American Psychoanalytic Association.
Havens L. L. (1965). The anatomy of a suicide // New Eng. J. Med. V. 272. Р. 401–406. (См. главу 10 этого издания.)
Jacobziner H. (1965). Attempted suicides in adolescence // J. Amer. Med. Assn. 191. Р. 7–11.
Johnson A. M. et al. (1956). Studies in schizophrenia at the Mayo Clinic. II. Observations on ego function in schizophrenia // Psychiatry. V. 19. Р. 143–148.
Rochlin G. (1965). Griefs and Discontents: The Forces of Change. Boston: Little Brown. Р. 27.
Schechter M. D. (1957). The recognition and treatment of suicide in children // Clues to Suicide / E. S. Shneidman, N. L. Farberow (Еds). N. Y.: McGraw-Hill. Р. 181.
Schneer H. I., Kay P. (1961). The suicidal adolescent // Adolescents / S. Lorand, H. I. Schneer (Еds). N. Y.: Hoeber. Р. 180–201.
Schrut A. (1964). Suicidal adolescents and children // J. Amer. Med. Assn. V. 188. Р. 1103–1107.
Tabachnick N., Litman R. E., Osman M., Jones W. L., Colin J., Kasper A., Moffat J. (1966). Comparative psychiatric study of accidental and suicidal death // Arch. Gen. Psy-chiat. V. 14. Р. 60–68.
Tekher J. D., Jacobs J. (1966a). Adolescents who attempt suicide // Am. J. Psychiat. V. 122. Р. 1248–1257.
Tekher J. D., Jacobs J. (1966b). The physician and the adolescent suicide attempter // J. School Health. V. 36. Р. 406–415.
Vogel E. F., Bell N. W. (1960). The emotionally disturbed child as the family scapegoat // A Modem Introduction to the Family / N. W. Bell, E. F. Voeel (Еds). Glencoe, III: Free Press. Р. 382–397.
13. Зигмунд Фрейд о самоубийстве
Роберт Литман
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Роберт Литман – профессор клинической психиатрии медицинского факультета Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, а также ведущий психоаналитик, преподаватель и супервизор Психоаналитического института Южной Калифорнии. Вместе с Эдвином Шнейдманом и Норманом Фарбероу он основал Центр предупреждения самоубийств в Лос-Анджелесе, где был главным психиатром в течение тридцати одного года. Один из основателей и экс-президент Американской ассоциации суицидологии.
Литман отмечает, что следовал по пути отца, сельского врача, практиковавшего в Северной Дакоте, что и определило его постоянный интерес к патологии и продолжительное сотрудничество с тремя сменявшими друг друга главными судебно-медицинскими экспертами Лос-Анджелеса в качестве помощника коронера. Особенно памятными стали его «психологические аутопсии», которыми он занимался вместе с Томасом Ногучи, писателем и «коронером звезд».
Litman Robert E. Sigmund Freud on Suicide // E. S. Shneidman, N. L. Farberow, R. Litman (Еds). The Psychology of Suicide. N. Y.: Science House. 1970. Р. 565–586.
КОММЕНТАРИЙ
Настоящий очерк, посвященный эволюции взглядов Фрейда на самоубийство, является уникальным в психологической литературе. Как показывает Литман, Фрейд разработал не только теорию аутоагрессии, но и выделил такие аспекты проблемы, как вина за пожелание смерти другому, отождествление с родителем, покончившим с собой, неспособность отказаться от желаемого, самоубийство как месть или бегство, самоубийство и мазохизм, а также суицид как проявление спорного инстинкта смерти.
В очерке дан прекрасный обзор литературы, позволяющий читателю не только получить представление о взглядах Фрейда, но и увидеть развитие и разработку его идей в других главах этой книги.
* * *
Судьбоносный для человеческого рода вопрос, как мне кажется, состоит в том, сможет ли его культурное развитие справиться с теми расстройствами общественной жизни, которые возникают из-за свойственного человеку инстинкта агрессии и саморазрушения, и если да, то до какой степени.
Согласно взглядам Зигмунда Фрейда, рассуждавшего о судьбе человека в 1930 году, в конце его длительной и продуктивной творческой деятельности, самоубийство и война являются разными аспектами одной проблемы. Они представляют собой выражение инстинктивной агрессии и деструкции, которые, в свою очередь, являются взаимозаменяемыми элементами инстинкта смерти. Более того, развитие цивилизации, полагающее групповое насилие как единственную возможность отсрочить гибель человечества, подрывает психическое здоровье индивидуальных членов группы и угрожает каждому из них самоубийством (V. 22, р. 110–111; V. 23, р. 148–150).
В этом очерке сделан обзор клинического опыта и эволюции теоретических взглядов Фрейда, которые привели его к различным выводам относительно самоубийства. В мою задачу входило выделить из всех работ и клинических наблюдений Фрейда то, что касается темы самоубийства, и спустя несколько десятилетий оценить его вклад в понимание этой проблемы и разработку современных методов предупреждения самоубийств. Читатель, сопровождающий меня в этих трудах, будет, я предполагаю, время от времени сталкиваться на этом пути с рядом трудностей, хотя я постараюсь по возможности ясно отметить основные путеводные вехи. К сожалению, Фрейд не обобщил свои взгляды на самоубийство в виде отдельной публикации. Не существует какой-то отдельной работы по этой теме, которую можно было бы сравнить, например, с его трудами о войне (V. 14, р. 283–300; V. 22, р. 213–215). Множество клинических наблюдений, выводов и размышлений о различных аспектах самоубийства разбросано по его многочисленным сочинениям, касающимся в основном других вопросов и преследующих иные цели.
Этот обзор позволит проследить в общих чертах разработку проблемы самоубийства в трудах Фрейда, опубликованных с 1881 по 1939 год, с некоторыми отклонениями от строгой последовательности развития его взглядов во времени и с большим вниманием к конкретным темам. Первый раздел посвящен ранним наблюдениям Фрейда, в основном личным и клиническим. Во втором разделе рассматриваются его более поздние, преимущественно теоретические произведения. В третьей части предпринята попытка обобщения и оценки изложенного материала. Во избежание излишних сложностей список литературных источников ограничивается работами Фрейда и биографией, написанной Эрнестом Джонсом.
РАННИЙ ОПЫТ: 1881–1910
Было бы ошибкой предполагать, что интерес Фрейда к самоубийству являлся чисто теоретическим или философским. Напротив, у него был богатый клинический опыт работы с суицидентами. Почти во всех описаниях клинических случаев, опубликованных Фрейдом, за исключением истории Маленького Ганса, пятилетнего ребенка, упоминается суицидальная симптоматика.
Суицидальное поведение составляло важный аспект симптомов пациентки Йозефа Брейера – Анны О. Брейер открыл катартический метод лечения, ставший начальным этапом терапевтического подхода, который Фрейд позже развил в психоанализ. Временами у Анны О. возникала полная диссоциация между двумя совершенно отдельными друг от друга состояниями сознания, в одном из которых она говорила только на английском языке. Суицидальные тенденции у нее появились после смерти отца. По рекомендации врача и против ее желания из-за угрозы совершения самоубийства Анну О. перевезли (в июне 1881 года) в дом, расположенный в сельской местности вблизи Вены. После переезда она трое суток не спала, полностью отказалась от приема пищи и предприняла несколько суицидальных попыток, разбивая окна и пытаясь порезаться стеклом или прибегая к другим способам самоубийства. Затем она несколько успокоилась и даже добровольно принимала на ночь хлорал в качестве успокоительного средства (V. 2, р. 2–8).
Хотя Фрейд описывал этот случай много раз, он не акцентировал внимание на его суицидальных элементах. Однако почти с самого начала психоаналитической практики он понял важность вины за враждебные чувства в отношении родителей в возникновении болезненных симптомов, особенно после смерти родителей. В мае 1897 года в письме Вильгельму Флиссу Фрейд писал: «Враждебные импульсы против родителей (желание их смерти) также являются существенной частью неврозов… Они вытесняются, когда преобладает жалость к родителям – во время их болезни или смерти. В этих случаях одним из проявлений скорби становится обвинение себя в их смерти…» (Freud, 1954, р. 207).
Вероятно, наиболее близкое личное соприкосновение Фрейда с самоубийством произошло в августе 1898 года. «Один из моих пациентов, на лечение которого я потратил много труда, покончил с собой вследствие неизлечимой половой болезни». Этот суицид, отмечал Фрейд, породил у него некоторые болезненные фантазии, связанные со смертью и сексуальностью, которые он более или менее успешно вытеснил. Несколько недель спустя, находясь под влиянием этих бессознательных фантазий, Фрейд не мог вспомнить фамилию Синьорелли[50]50
Лука Синьорелли (1445/50–1523) – итальянский живописец Раннего Возрождения, ученик Пьетро делла Франческо, представитель умбро-флорентийской школы. Речь идет о его фресках в капелле Сан-Брицио собора в Орвието.
[Закрыть], создателя изумительных фресок на тему «Четырех последних сущностей» – Смерти, Страшного Суда, Ада и Небес. Пытаясь визуализировать фрески и вспомнить фамилию художника, Фрейд почувствовал неадекватность своих ассоциаций как источник внутренних страданий. С большим трудом ему удалось реконструировать беседу с попутчиком, случившуюся непосредственно перед тем, как он забыл фамилию художника. Ее темой были обычаи других народов. В частности, речь шла о нравах боснийских турок, их глубоком доверии к врачам, покорности, с которой они преклоняются перед судьбой и даже смертью. Фрейду пришло на ум рассказать один случай: «Эти турки ценят выше всего на свете половое наслаждение и в случаях заболеваний, делающих его невозможным, впадают в отчаяние, резко контрастирующее с их фаталистическим равнодушием к смерти». Один из пациентов (Фрейда?) однажды сказал: «Ты знаешь, господин, если лишиться этого, то жизнь теряет всякую цену». Почувствовав внезапную неловкость, Фрейд вытеснил желание рассказать этот случай; преднамеренно отвлекая свои мысли от темы смерти и сексуальности, он изменил направление беседы, переведя ее на знаменитые фрески. Однако в бессознательных усилиях не вспоминать о случившемся самоубийстве, Фрейд забыл фамилию художника, присоединившуюся к вытесненным и хранившимся в подсознании воспоминаниям о самоубийстве. Ее правильно назвал попутчик, Фрейд сразу узнал фамилию и использовал для восстановления в памяти вытесненных фантазий и реконструкции механизма забывания. Об этом эпизоде он немедленно сообщил своему другу Флиссу (Freud, 1954, р. 264–265), а через несколько месяцев опубликовал статью (V. 3, р. 290–296), не упомянув, однако, в этих сообщениях, что особо неприятной новостью, усилившей процесс забывания, было самоубийство пациента. Позже, когда в Фрейд заново изложил этот материал в качестве первого примера к книге «Психопатология обыденной жизни» (1901), он включил упоминание о самоубийстве (V. 6, р. 1–6)
Этот случай Эрнест Джонс комментирует следующим образом: «Я надеюсь изложить в переработанном издании первого тома настоящей биографии важный эпизод, сыгравший, видимо, значительную роль в процессе самоанализа Фрейда» (Jones, 1953–1957, V. 2, р. 333–334). К сожалению, Джонс умер, не успев переработать свой труд, и оставил нам интригующую биографическую тайну и важную научную проблему. И, естественно, вопросы: кем был этот пациент? что произошло во время его анализа? описывал ли Фрейд фрагменты этого случая, по крайней мере скрыто, где-либо в своих произведениях? или история этого пациента осталась полностью вытесненной из истории науки? почему Джонс, подробно описывавший деятельность Фрейда и его пациентов, предпочел отложить освещение данного случая самоубийства? Важная научная проблема состоит в следующем: является ли табу на самоубийство столь категоричным, что даже психоаналитики неохотно раскрывают подобные материалы о пациентах и свой личный опыт в этой области? Однако здесь, как и во многих других случаях, мне стоит сократить отступления, а то очерк превратится в монографию.
Будем надеяться, что другие биографы опишут недостающий эпизод, пропущенный Джонсом. Я думаю, что он имеет отношение к Вильгельму Флиссу, близкому другу Фрейда 1890-х годов. Систематическим самоанализом Фрейд занялся в июле 1897 года. Почему именно тогда? Почти десять лет он уже выслушивал пациентов, развивая и совершенствуя умение толковать сновидения и свободные ассоциации, включая свои собственные. Из собранного материала напрашивались некоторые странные и беспокоившие его выводы. Данные, неоднократно полученные от пациентов, неизменно свидетельствовали, что причиной их заболевания являлось сексуальное насилие со стороны отца. Он постепенно убеждался в печальной реальности существования в семьях вражды, пожеланий смерти и случаев инцеста. Кроме того, Фрейда глубоко потрясла смерть его престарелого отца (23 октября 1896 года). «Смерть близкого может всколыхнуть в человеке все прошлое. Сейчас я чувствую себя так, будто меня с корнями вырвали из земли» (Freud, 1954, р. 170–171). Сновидения Фрейда обнаружили враждебность и связанные с ней чувства вины наряду с восхищением отцом. По-видимому, его некоторые бессознательные реакции на отца были перенесены на Флисса. По отношению к своему другу Фрейд нередко стал чувствовать раздражение. Его сновидения и ассоциации соединяли Флисса с Италией, путешествиями и итальянским искусством (Freud, 1954, р. 193–195).
На протяжении нескольких лет после смерти отца у Фрейда отмечались частые смены настроения, тревога и подавленность. Через самоанализ и творческую деятельность он вновь проложил путь к здоровью. Не существует свидетельств, что в это время у него были суицидальные тенденции, хотя, возможно, в основе ведущей фантазии были образы смерти и возрождения. В письме, датируемом 12 июня 1897 года, он отмечал: «У меня были некоторые невротические переживания, относившиеся к странным душевным состояниям, не поддававшимся осознанию – туманным мыслям, скрытым сомнениям, и лишь слабый луч света пробивался то здесь, то там…» Дальше в письме приводится описание нового клинического случая, девушки 19 лет, у которой застрелились два старших брата. Письмо завершается следующими словами: «Прошу меня простить, но в остальном я пуст. Думаю, что сейчас я пребываю в коконе, и только Богу известно, что за существо из него выйдет» (Freud, 1954, р. 211). Все это время Фрейду пришлось больше всего бороться с болезненными чувствами вины и соперничества с отцом и Флиссом.
Насколько мне известно, Фрейд явно высказывал суицидальные угрозы только в течение длительного периода своей помолвки, наполненного страстями и душевными бурями. В относящемся к 1885 году письме своей невесте Марте, на которой он в итоге женился, Фрейд сообщал о решении покончить с собой, если ее потеряет. В то время умирал один из его друзей, и Фрейд писал: «Я уже давно пришел к решению (о самоубийстве), эта мысль не причиняет мне никакой боли, и я собираюсь осуществить ее, если потеряю тебя. О том, чтобы, расставшись, мы потеряли друг друга, не может быть и речи… Ты даже не представляешь себе, как я люблю тебя, и надеюсь, мне никогда не придется это доказывать» (Jones, 1953–1957, V. 1, р. 122). Следовательно, Фрейду было известно, что в условиях сексуальной фрустрации люди (например, турки или его погибший пациент) способны покончить с собой. «Человек сходит с ума, когда влюблен» (Jones, 1953–1957, V. 1, р. 122). Спустя много лет Фрейд указывал, что сходство двух ситуаций – очень сильной влюбленности и самоубийства – состоит в том, что «Я» оказывается переполненным объектом (V. 14, р. 247–252). В своей ранней теории он противопоставляет требования любви (либидо) и самосохранения, последовательно утверждая, что любовь является опасной (но признавая, что ее отсутствие составляет еще большую угрозу). «Мы ведем себя, будто некие Асры[51]51
Асры – мифическое племя из арабских сказок.
[Закрыть], умирающие, когда умирают любимые» (V. 14, р. 289–300). Истории, рассказанные пациентами Фрейда, содержат многочисленные описания суицидального поведения. Например, единственная сестра его самого известного пациента, названного Вольфсман (из-за наличия в детстве фобии волков), совершила самоубийство путем отравления. Странное отсутствие у пациента переживания горя, связанного с утратой сестры, вызывало особый интерес Фрейда, пока в ходе анализа не обнаружились сложные процессы смещения реакции скорби (V. 17, р. 21–23). Драматическое описание паранойи в случае Шребера (1911) включало упоминание о его стремлении к смерти. «Он неоднократно предпринимал попытки утопления в ванне и просил дать ему „предназначенный для него“ цианистый калий» (V. 12, р. 14).
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
