Текст книги "Скорбь Сатаны. Вендетта, или История всеми забытого"

Он стоял предо мной, выпрямившись во весь рост; его глаза теперь сверкали не так ярко – в их темной глубине отражались скорбь и презрение.

– О безумец! Придя, я сразу предупредил тебя – в тот самый день, когда мы встретились, я сказал тебе, что не тот, кем кажусь. Божественные силы предупреждали тебя об опасности, когда мы заключили наш дружеский договор. И я, увидев последнюю слабую борьбу, сопротивление и недоверие не совсем слепой души в тебе, разве я не настаивал, чтобы ты дал волю своим лучшим чувствам? И ты смеялся над сверхъестественным. Ты – издевался над Христом. Тысячи намеков делались тебе, тысячи случаев предоставлялись сделать добро, принудив меня оставить тебя, что принесло бы мне желанный отдых от скорби, минутное облегчение от муки.

Его брови сумрачно сдвинулись; на секунду он умолк, затем продолжал:

– Теперь я расскажу тебе, как плелась паутина, в которой ты так охотно запутался. Твои миллионы были моими. Человек, оставивший их тебе в наследство, был жалким скрягой, порочным до мозга костей. Умножая свои богатства, он сошел с ума и убил себя в припадке безумия. Теперь он переживет новую фазу существования и знает настоящую цену золота. Ее предстоит узнать и тебе.

Он подошел еще на пару шагов ближе и еще пристальнее посмотрел на меня.

– Богатство подобно гению, оно дается не для личного удовлетворения, а для блага тех, кто в нем нуждается. Что сделал ты для других людей? Даже книга, которую ты написал и расхвалил в печати через взятки и подкуп, была опубликована для того, чтобы принести лавры лично тебе, а не помочь или дать утешение другим. Твой брак был заключен, чтобы удовлетворить твою страсть и твои амбиции, и в прекрасной чувственности, ради которой ты венчался, ты обрел твою пустыню. Никакой любви не было в этом союзе – он получил благословение моды, а не Бога. Ты прекрасно обходился без Бога – так ты думал. Все, что ты делал, ты делал для своего удовольствия и своего успеха. Именно поэтому я выбрал тебя, чтобы ты увидел и услышал то, что мало кому из смертных удается увидеть и услышать, прежде чем они преодолеют границу между этой жизнью и следующей. Я выбрал тебя, потому что ты один из респектабельных, ни в чем дурном не замешанных людей. Ты не из тех, кого называют преступниками: ты никого не убил, ничего не украл у соседа, твоя ложь и твои прелюбодеяния свойственны любому «почтенному» грешнику, а твоя хула Божественного ничем не хуже той, которой занимаются самые уважаемые сочинители журнальных статей. Тем не менее ты виновен в главном преступлении нынешнего века – чувственном эгоизме, самом черном из грехов, известных как ангелам, так и демонам, потому что его невозможно искупить. Убийца может раскаяться и спасти сотню жизней взамен той, которую отнял; вор может загладить свою вину честным трудом; нарушивший супружескую верность может усмирить свою плоть и понести тяжелое наказание, чтобы получить прощение; богохульник может перестать богохульствовать, – но для эгоиста нет настоящего покаяния, потому что он мнит себя безупречным, а своего Создателя ставит ниже себя. Нынешнее время пронизано эгоизмом: самолюбование, чудовищное поклонение деньгам отравляют всю жизнь, все мысли и все чувства. Ради вульгарной наличности разрушаются прекраснейшие и благороднейшие уголки Природы. Земля, созданная прекрасной, становится безобразной; дети и родители, мужья и жены готовы убить друг друга за несколько золотых монет. Небо отвергается, существование Бога ставится под сомнение, и угроза разрушения сгущается над этой планетой, называемой всеми ангелами Звездой Скорби. Не будь слепцом, миллионер, чьи миллионы потешили самолюбие, но не облегчили скорбь, ибо когда весь мир отравлен пороком, когда эгоизм торжествует, хитрость побеждает честность, золото становится единственной ценностью, чистота осуждается, поэты учат распутству, а ученые – богохульству, когда любовь подвергается насмешкам, а Бог – забвению, конец близок! И я приму в нем участие, потому что души людей не исчезают, покидая свою телесную оболочку. Когда эта планета разрушится, как лопнувший в воздухе мыльный пузырь, души мужчин и женщин продолжат жить, как живет душа женщины, которую ты любил, как живет душа матери, выносившей ее, и как живут души моих почитателей в мириадах миров, в мириадах воплощений, пока не научатся менять свою судьбу так, чтобы она была достойна Неба. И я живу вместе с ними, принимая различные формы, – и когда они вернутся к Богу, очистившись и достигнув совершенства, тогда и я вернусь, но не до тех пор!

Он снова замолчал, а я услышал раздававшиеся отовсюду тихие вздохи и стоны, и вдруг кто-то произнес имя «Ариманес». Я вздрогнул и прислушался, нервы мои были напряжены до предела. Ариманес – или Риманец? Я со страхом посмотрел на него. Всегда красивое, его лицо сейчас казалось величественным… глаза светились ярким огнем.

– Ты думал, что я друг, – сказал он. – Ты должен был знать, что я враг, потому что тот, кто льстит человеку за его добродетели или потворствует ему в его пороках, есть его худший враг. Но ты считал меня приятным товарищем, потому что я угождал тебе – я и мои последователи. Ты не мог сознавать этого, ты, который глумишься над сверхъестественным! Ты мало думал об ужасных силах, которые творили чудеса на празднике в честь твоей помолвки в Уиллоусмире! Ты и не думал, что это бесы организовали роскошный банкет и разливали сладкое вино!

При этих словах у меня вырвался сдавленный стон ужаса; я дико огляделся вокруг, пытаясь найти какое-нибудь глубокое темное место забвения и покоя, куда бы мог упасть.

– Да, – продолжал он, – праздник соответствовал духу нынешнего времени. Общество, жадно поглощающее еду, слепое и бесчувственное, которому прислуживала свита из Ада! Мои слуги выглядели как люди, так как воистину разница между человеком и дьяволом невелика. Это было отменное сборище! Англия за всю свою историю не видала ничего более странного!

Вздохи и стоны стали громче; ноги у меня дрожали, мозг был полностью парализован. Он устремил на меня свой пронизывающий взгляд с новым выражением бесконечного удивления, сожаления и негодования.

– Что за нелепое существо вы, люди, сделали из меня! – сказал он. – Такое же нелепое, как ваше представление о Боге. Какими мелочными человеческими чертами вы меня наделили! Разве вы не знаете, что неизменная, однако постоянно меняющаяся сущность вечной жизни может принимать миллионы миллионов форм и между тем всегда оставаться одной и той же? Если б я был настолько ужасен, как изображает меня Церковь, если б извечная красота, которой обладают все ангелы, способна была превратиться в уродство, какое рисует себе искаженное воображение человечества, может быть, это было бы хорошо, потому что никто бы не сделал меня своим товарищем и никто бы не любил меня как своего друга. Но мой образ нравится всем, и это – мой рок и мое наказание. Даже в этой маске человека, которую я ношу, люди признают мое превосходство. Но не думаешь ли ты, что, когда Высший Дух Бога носил такую же маску на земле, люди не узнали в нем своего Господа? Узнали и, зная это, убили, как всегда стремятся разрушить все божественное, едва его божественная природа получает признание. Лицом к лицу стоял я с Ним на вершине горы, и тогда был исполнен мой обет искушения. Миры и царства, власть и превосходство – что они значили для Правителя всего этого! «Иди сюда, Сатана!» – произнес прекрасный голос. О, что за чудесное приглашение! Какая блаженная передышка! Ибо в ту ночь я почти дошел до Небесных врат и услышал пение ангелов! – В его голосе теперь слышалась бесконечная грусть. – Что ваши учителя сделали со мной и моей извечной скорбью! – продолжал он. – Разве они и нерассуждающая Церковь не оболгали меня, заявив, что я получаю радость, творя зло? О человек, которому я по воле Бога и потому, что конец мира уже близок, раскрываю часть моей тайны, запомни раз и навсегда: в зле не может быть никакой радости. Это отчаяние и несогласие во Вселенной – сотворение человека, мои страдания и сожаление Господа! Каждый грех каждого человека добавляет тяжесть к моим страданиям и продлевает срок моего наказания; однако я должен сдержать клятву против этого мира! Я поклялся искушать, делать все, чтобы уничтожить человечество, но человек не клялся поддаваться моим искушениям. Он свободен! Если он отвергает меня – я ухожу, если принимает – остаюсь! Пусть восторжествует Вечная Справедливость: человечество, обретшее человеческий облик через учение Господа, должно само искупить свои грехи – и мои тоже.

Тут он подался вперед с простертой рукой, и его фигура сделалась выше и величественнее.

– Пойдем теперь со мной! – сказал он тихим проникновенным голосом, звучавшим мягко, но вместе с тем угрожающе. – Пойдем, потому что завеса сброшена для тебя на сегодняшнюю ночь! Ты поймешь, с кем жил так долго в переменчивом воздушном замке жизни! И с кем плавал по опасным морям – с тем, кто, будучи гордым и непокорным, как ты, все же заблуждается меньше тебя, признавая Бога своим властелином!

При этих словах раздался громовой удар; все окна по обеим сторонам салона распахнулись, и за ними показалось странное сияние, как бы от стальных пик, направленных вверх, к луне… Почти потеряв сознание, я почувствовал, как кто-то схватил меня и неожиданно поднял наверх… И в следующий момент я очутился на палубе «Пламени», удерживаемый крепко, словно пленник, невидимыми руками. Подняв взгляд в смертельном отчаянии, приготовившись к адским мукам, с пугающей уверенностью в душе, что слишком поздно молить Господа о милосердии, я увидел вокруг себя скованный льдом мир – мир, который выглядел так, будто солнце никогда не светило над ним.

Толстые стены льда, напоминавшего зеленоватое стекло, окружили корабль со всех сторон, заперев его между своими непоколебимыми барьерами; фантастические дворцы, башни, бельведеры, мосты и арки изо льда своими архитектурными очертаниями и расположением составляли подобие большого города, а поверх всех этих холодно блестевших вершин светила круглая луна; и напротив себя я увидел стоящим, прислонившись к мачте… нет, не Лючио, а ангела!

XLI

Окруженная мистическим сиянием, словно от дрожащих огненных звезд, эта величественная фигура возвышалась между мной и освещенным луной небом; прекрасное строгое лицо светилось бледным светом; глаза были полны нескончаемой боли, невыразимого раскаяния, невообразимого отчаяния. Черты, которые я знал так давно и видел изо дня в день в привычной обстановке, были те же, хотя и преображенные небесным величием и подернутые тенью вечной скорби. Я не испытывал никаких физических ощущений; лишь моя душа, до тех пор спавшая, проснулась и трепетала от страха.

Постепенно я начал замечать, что вокруг меня были и другие; вглядевшись, я увидел множество лиц, странных и удивительных; умоляющие глаза были обращены ко мне с жалобным или суровым выражением; бледные руки протягивались скорее с мольбой, чем с угрозой. И я видел, как воздух потемнел и тотчас осветился – от тени и блеска крыльев; огромные языки ярко-красного пламени, охватившие со всех сторон скованное льдом судно, тянулись вверх, словно собираясь своими сверкающими концами достать до луны. И он, мой враг, прислонившийся к мачте, также был окружен этими языками, словно лепестками огненной розы, которые, подобно прозрачным облакам, окрашенным ярким закатом, простирались от его темной фигуры и устремлялись ввысь в своем сверкающем великолепии. И бесконечно печальный и одновременно сладостный голос нарушил торжественность ледяного безмолвия:

– Вперед, Амиэль! Вперед, к пределам этого мира!

Окончательно очнувшись, я бросил взгляд в сторону рулевого. Был ли это Амиэль – это мрачное, как олицетворение самого страшного рока, существо с черными блестящими крыльями и измученным лицом? Если так, то теперь я видел в нем воистину злого духа, если только бесконечный ужас и стыд способны настолько изменить человеческую душу. История преступления была написана в его тоскливом взгляде… Какая тайная мука терзала его, которую ни один смертный не посмел бы угадать? Бледными костлявыми руками он стал вращать колесо, и, когда оно повернулось, ледяные стены вокруг нас начали ломаться с оглушительным треском.

– Вперед, Амиэль! – снова торжественно произнес печальный голос. – Держи курс туда, где никогда не ступала нога человека, – на край света!..

Причудливые, страшные лица сдвинулись плотнее, всполохи огня и тени от крыльев стали гуще, чем грозовые тучи, рассекаемые молнией. Вопли, крики, стоны и душераздирающие рыдания раздавались со всех сторон… Разбиваемый лед опять загрохотал, подобно землетрясению под водою… И, освобожденный от ледяных стен, корабль тронулся с места. Голова моя шла кругом; словно в безумном сне, я видел, как огромные сверкающие скалы качались и наклонялись вперед, – ледяной город зашатался у самого основания… Блестящие бельведеры упали и исчезли… Башни накренились, разрушились и погрузились в море; громадные ледяные горы ломались, как тонкое стекло, сияя ярким зеленоватым блеском при лунном свете, тогда как яхта «Пламя» скользила вперед, словно на сатанинских крыльях своего невероятного экипажа, прокладывая себе путь среди льда с остротой сабли и быстротой стрелы.

Куда мы направлялись? Я не смел об этом думать. Я уже считал себя умершим. Мир, который я видел, не был тем миром, который я знал. Мне казалось, что я нахожусь в какой-нибудь загробной стране, тайны которой мне предстояло узнать, быть может, слишком хорошо! Мы продолжали мчаться вперед. Я почти не спускал напряженного взгляда с величественного образа, который все стоял предо мной, – с этого ангела-врага, чьи глаза были безумны от вечной скорби. Я стоял лицом к лицу с этим бессмертным отчаянием, поверженный и сбитый с толку, в глубине души сознавая, что представляю собой лишь бесполезный атом, не заслуживающий ничего, кроме уничтожения. Вопли и крики прекратились, и мы неслись в полной тишине, и бесчисленные трагедии, невысказанные истории излагались в немом красноречии окружавших меня ужасных лиц и в выразительном поучении их страшных глаз.

Вскоре ледяные барьеры были пройдены, и судно вошло в теплое внутреннее море, спокойное, как озеро, и блестящее, как серебро при ярком сиянии луны. По обеим сторонам тянулись холмистые берега, покрытые роскошной, пышной зеленью. В отдалении я видел неясные очертания темных холмов и слышал, как волны плескались о невидимые глазу скалы и с тихим шепотом набегали на песок.

Чудесные ароматы наполняли воздух, шелестел легкий ветерок. Был ли это потерянный Рай – эти субтропики, скрытые за страной льда и снега? Вдруг от темного ветвистого дерева донеслись звуки птичьего пения, и так сладостна была эта песня, и с такой искренностью лилась мелодия, что мои измученные глаза наполнились слезами. Прекрасные воспоминания нахлынули на меня; ценность и милосердие жизни – жизни на щедро освещенной солнцем земле – стали вдруг очень дороги моему сердцу. Все даваемые жизнью возможности – ее радости, ее чудеса, ее благословение, дарованные Творцом неблагодарному человечеству, – внезапно показались мне такими удивительными! О, если б получить еще один шанс на такую жизнь, если б вернуть прошлое, собрать рассеянные жемчужины потерянных мгновений, жить, как должен жить человек, в согласии с волей Господней и в братской любви со своими ближними!.. Неведомая птица пела, как певчий дрозд весной, только еще мелодичнее; несомненно, ни один другой лесной певец никогда не пел и наполовину так хорошо. Издаваемые им нежные ноты падали одна за другой в мистическую тишину, и я вдруг увидел бледное существо, выдвинувшееся из массы черных и багряных крыльев, – белый женский образ, укрытый собственными длинными волосами. Фигура скользнула к борту корабля и прислонилась к нему с поднятым вверх страдающим лицом – и это было лицо Сибиллы! И пока я смотрел на нее, она вдруг бросилась на палубу и заплакала. Душа встрепенулась во мне… Я увидел, какой она могла бы стать, понял, каким бы ангелом толика направляющей любви и терпения могли бы ее сделать… и наконец пожалел ее – ведь раньше я ее никогда не жалел!

И теперь многие знакомые лица светились предо мной, как бледные звезды в дождевом тумане, – и все это были лица умерших, отмеченные бесконечным раскаянием и скорбью! Одна фигура угрюмо прошла передо мной в оковах и с гирями из блестящего золота – я узнал в ней своего университетского товарища давно минувших дней; другая испуганно припала к земле: это был тот, кто поставил на карту свое последнее достояние – свою бессмертную душу, я даже разглядел лицо моего отца, убитое горем, и дрожал от страха увидеть среди этих ужасов священную красоту той, что умерла, подарив мне жизнь. Но нет, слава Богу, я не нашел ее! Ее душа не потеряла дороги к Небу!

Мой взгляд снова вернулся к движущей силе этой мистической сцены – к падшему ангелу, чья величественная фигура теперь, казалось, закрывала все небо и всю землю. Огненное сияние окружало его… Он поднял руку… Корабль остановился, и мрачный капитан неподвижно встал у руля. Вокруг нас расстилался залитый лунным светом пейзаж, точно блистательный сон о волшебной стране, и опять неведомая божья птица запела с такой восторженной нежностью, какая могла бы успокоить страдающие от адских мук души.

– Вот здесь мы остановимся! – произнес повелительный голос. – Здесь, где никогда не бросал тени искаженный образ человека. Здесь, где никогда не задумывал греха высокомерный ум человека. Здесь, где безбожная алчность человека никогда не уродовала красоту и не убивала лесных жителей. Это – последнее место на земле, не запятнанное присутствием человека. Здесь – конец света! Когда эта страна будет найдена и эти берега будут осквернены, когда Мамона ступит на эту землю – тогда настанет Судный день. Но до тех пор здесь только Бог творит, создавая совершенство, ангелы смотрят вниз без страха и даже демоны находят покой.

Послышались торжественные звуки музыки, и я, до того словно закованный в невидимые цепи и неспособный пошевелиться, вдруг освободился. Ощущая полную свободу, я продолжал стоять перед гигантской темной фигурой моего врага; его светящиеся глаза теперь были устремлены на меня, и его проникновенный голос обращался только ко мне.

– Человек, не обманывай себя! – сказал он. – Не думай, что ужасы этой ночи – иллюзия сна или наваждение! Ты бодрствуешь, а не спишь; здесь находится твое тело, а не только дух. Это место – не ад, и не рай, и не пространство между ними; это уголок мира, в котором ты живешь. Поэтому знай отныне, что сверхъестественный мир внутри и вокруг естественного – не ложь, но главная действительность, поскольку Бог повсюду. Твой час пробил – и в этот час тебе дано право выбрать твоего Властелина! Теперь, волей Господа, ты видишь меня ангелом; но не забывай, что среди людей я – человек! В человеческом обличье я следую с человечеством сквозь бесконечные века: королям и советникам, священникам и ученым, мыслителям и наставникам, старым и молодым я являюсь в том образе, какого жаждет их гордость или их порок, и все же для всех я един! Тщеславные находят во мне свое второе «я», но от чистых сердцем, твердых в вере, безупречных в стремлениях я отступаюсь с радостью, ничего не предлагая, кроме почтения, ничего не прося, кроме молитвы! Таков я есть и таким должен быть вечно, пока человек по собственной воле не освободит меня и не искупит мой грех! Не заблуждайся на мой счет, знай, кто я есть! И выбирай свое будущее ради истины, а не из страха. Выбирай и уже потом никогда не меняй: этот час, эта минута – твое последнее испытание. Выбирай, говорю! Хочешь ты служить себе и мне или только Богу?

Этот вопрос, казалось, прогремел у меня в ушах. Задрожав, я посмотрел вправо, потом влево и увидел вокруг себя лица – бледные, тоскливые, изумленные, угрожающие и молящие, они плотнее окружали меня, с горящими глазами и безмолвно шевелящимися губами. И пока они так смотрели на меня, передо мной предстал еще один сотканный из воздуха образ: это был я сам – ничтожное, хрупкое существо, жалкое, невежественное и неразборчивое, слабое физически и умственно, однако исполненное странного эгоизма и еще более странной гордыни; каждая подробность моей жизни предстала предо мной, словно в магическом зеркале, и я прочел хронику жалкого интеллектуального высокомерия, вульгарных желаний и еще более вульгарного тщеславия. Со стыдом я осознал свои жалкие пороки, свое жалкое презрение к Богу, свое бесстыдство и кощунство, и от охватившего меня отвращения к собственному бессмысленному существованию и к самому себе внезапно обрел голос и дар речи.

– Только Бог! – с жаром воскликнул я. – Лучше гибель от Его рук, чем жизнь без Него. Только Бог! Я выбрал!

Мои слова страстно вибрировали в моих собственных ушах, и после того как они были произнесены, воздух наполнился белоснежным переливчатым сиянием, огромное множество черных и багряных крыльев, трепещущих тысячей изменчивых оттенков, поднялись вокруг меня – и лицо моего мрачного врага озарилось небесным светом, словно улыбкой утренней зари! С благоговением и страхом я посмотрел вверх и увидел новое, еще более удивительное чудо – на фоне неба возникла сверкающая фигура невероятной красоты, и от нее исходило такое яркое сияние, что я подумал, будто это само солнце поднялось на радужных крыльях в образе огромного ангела. И со светлеющего неба зазвенел серебряный голос, чистый, как звук горна:

– Поднимайся, Люцифер, Сын Утра, одна душа отвергла тебя! Один час радости дарован тебе! Давай же, поднимайся!

Земля, воздух и море вдруг засияли золотым огнем; ослепленный и оглушенный, я был схвачен властными руками, меня крепко держала какая-то невидимая сила… Яхта медленно тонула подо мной. Нечеловеческий ужас охватил меня, но мои губы шептали:

– Бог! Только Бог!

Небеса из золотых стали алыми и тут же засветились голубым… И в этой массе переливающихся цветов я увидел того, кого знал человеком: подобный божеству, он быстро поднимался на сверкающих крыльях, запрокинув прекрасное лицо, словно видение света во мраке. Его окружали миллионы крылатых существ, но он превосходил их всех – величественный и прекрасный, он возвышался над всеми ними; его глаза, как две звезды, горели восторгом и блаженством. Ошеломленный, едва дыша, я напряг зрение, чтобы следить за ним, пока он летел… И отовсюду – от востока до запада, от севера до юга – слышал мелодичный призыв странных нежных голосов:

– Люцифер!.. Любезный и незабвенный! Люцифер, Сын Утра! Поднимайся!.. Поднимайся!..

Изо всех оставшихся сил я пытался следить за исчезавшим в высоте величественным видением, которое теперь наполняло светом весь видимый мир; сатанинский корабль продолжал медленно погружаться… Невидимые руки продолжали удерживать меня… Я падал – падал в необозримую глубину… Другой голос, до этого времени не слыханный, торжественный, но ласковый, громко произнес:

– Свяжите ему руки и ноги и бросьте его в самую тьму мира! Пусть он там найдет Мой Свет!

Я все слышал, однако не чувствовал страха.

– Только Бог! – сказал я, погружаясь в бездну, и, когда слова еще трепетали на моих губах, увидел солнце! Милое земное солнце! Знакомое благотворное светило, светоч Божьего покровительства. Его золотой диск, сияя, появился на востоке – он поднимался все выше и выше, образуя золотой фон для величественной фигуры, чьи светящиеся темные крылья теперь казались грозовыми облаками, широко распростертыми над горизонтом. Еще раз… всего один раз ангел бросил на меня предостерегающий взгляд… Я увидел страдальческую улыбку… Его большие глаза горели бессмертной скорбью… И тут я опустился вниз и полетел в бездонную могилу, наполненную ледяным холодом.