Текст книги "Наступление"
Автор книги: Александр Афанасьев
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 68 страниц)
Рамиль тогда назадавал отцу кучу вопросов, отец ответил как мог. Исходя из чего Рамиль понял, что вооружение на летательном аппарате должно в принципе стрелять вперед, потому что отдача компенсируется силами, возникающими при движении летательного аппарата, а при стрельбе вбок невозможно нормально прицелиться, да и отдача, по вектору действующая перпендикулярно вектору движения самолета, на стабильность полета влияет весьма скверно. Все-таки авиаконструкторы мыслили достаточно консервативными категориями и не могли понять, что на огромный и тяжелый транспортный самолет эти силы хоть и будут действовать, но весьма слабо. А на круговом вираже эти силы примерно будут соответствовать центробежным силам, действующим на самолет и легко парируются управлением…
Рамиль нашел еще немало информации, сделал модель, и получил втык за то, что сделал самолет американских империалистов, долгими годами гнобивших и убивавших народ Вьетнама. Увы, но в те годы воспитание детей, равно как и воспитание всего народа отличалось непробиваемой махровой дубовостью. Впрочем – то, что пришло на смену оказалось ничуть не лучше.
Казанский авиационный. Учили там весьма изрядно, как впрочем, и во всем СССР. Сдал сопромат – можно жениться, так тогда говорили. Здесь, в институте, Рамиль уже имеющий немалый опыт работы своими руками, постройки статических и летающих моделей, включился в учебу довольно быстро – но почему-то самолеты ему нравились куда больше, чем вертолеты.
Снова к теме тяжелого боевого штурмовика Рамиль вернулся уже на четвертом курсе, во время производственной практики. Тогда практикантов, равно как молодых специалистов распределяли, можно было договориться с комиссией по распределению, но Рамиль решил, что делать этого не будет, и на Казанский вертолетный не пойдет. Во-первых, чтобы раз и навсегда отвести обвинения в том, что пробивается за счет своего отца, во-вторых – чтобы работать с самолетами, а не с вертолетами. Его распределили в Ташкент, один из авиационных центров страны, на Ташкентское производственное объединение имени В.П. Чкалова.
Тогда Ташкент был настоящей жемчужиной Востока, и не узбекским, а в основном русским городом. Он и раньше то был одним из центров русской экспансии в Среднюю Азию – а в сороковом сюда эвакуировали немалое количество русских из западных регионов страны, и немалое количество предприятий, в том числе и авиационный завод. Здесь была железная дорога, был довольно приемлемый для Востока климат – и город разросся, быстро стал миллионником, обзавелся собственным метро. Ташкент в те годы был истинно многонациональным городом, современным Вавилоном, с широкими, утопающими в зелени улицами, фонтанами, быстро строящимися новыми микрорайонами. В городе было много военных, потому что там располагался штаб Туркестанского военного округа, как и везде на Востоке в городе было много самого разного продовольствия, здесь никогда не знали слова «дефицит». В общем – жить в Ташкенте, в основном отстроенным русскими и для русских, в те годы было ничуть не хуже, чем в Москве.
В Ташкенте Рамиль зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, в отличие от многих других «конструкторов» он изначально с уважением относился к производственникам и технологам, умел работать не только на кульмане, но и руками, умел сходиться с людьми. Поэтому – стоит ли удивляться тому, что после выпуска его курса завод прислал в Казань вызов для него, сразу обещая малосемейку в новом районе Ташкента. Квартир в Советском союзе не хватало, жили и в коммуналках и в общагах, поэтому условия, предложенные молодому специалисту, можно было считать сказочными.
Но вот тогда молодой конструктор уже имел цель и мечту, которая родилась у него именно в Ташкенте. Помимо производства самолетов, в Ташкенте проводили их ремонт всех видов и модернизацию, туда направляли самолеты из Афганистана и Рамиль часто проводил около них время. На самолеты эти, которые невозможно было восстановить в полевых условиях, было страшно смотреть: иссеченные пулями плоскости, дыры в фюзеляже, часто залитая кровью кабина. Советские летчики в Афганистане заходили на цель с малых высот, чтобы бить наверняка и им здорово перепадало, хуже всего были ДШК, одиночные и спаренные, которых у моджахедов было все больше и больше. Старые Су-7 и Су-17, Миг-21 которые использовали в совершенно непривычной для него роли истребителя-бомбардировщика ДШК просто рвал на куски. Тогда то Рамиль – а ему, как будущему авиационному конструктору было противно и дико видеть самолеты в таком виде – задумался над тем, а нельзя ли сделать такой самолет, который будет наносить точные удары по бандитам, находясь вне зоны поражения их основных зенитных средств? Возможно, если бы он знал про Стингеры, он бы плюнул на свою идею, в принципе верную – но про Стингеры он не знал, да и не было в те времена Стингеров в Афганистане, они появились позже, в восемьдесят пятом – восемьдесят шестом. Тогда-то он и вспомнил об американском АС-130, за модель которого ему нагорело в казанском Дворце пионеров. А поскольку рядом стояли огромные Ан-12 и Ил-76 – он машинально начал прикидывать, где и что поставить.
Распределение же окончательно решило его судьбу – Ташкент и только Ташкент.
Прибыв в Ташкент, Рамиль, почти в одиночку и в свое свободное время, засиживаясь за кульманом до глубокой ночи, принялся за дело.
В качестве основы для задуманного им самолета он решил взять Ил-76, новейший четырехдвигательный оперативно-тактический транспортный самолет, способный перебрасывать по воздуху основной боевой танк. Иного выхода у него не было, потому что другие самолеты на этом заводе сейчас не производились. Возможно, стоило бы взять за основу почти соответствующий по основным характеристикам американскому С-130 антоновский Ан-12, тоже широко применяемый в Афганистане и способный садиться на аэродромы, непригодные для посадки Ил-76 – но в Ташкенте производили именно Ил-76. Потом кстати подтвердилась правильность такого решения: Ан-12 больше не выпускались, а нагрузки, которые должна была испытывать конструкция тяжелого штурмовика при маневрах и ведении огня вызвали бы сильный износ и в конечном итоге разрушение конструкции. Кроме того Ил-76 был оснащен не в пример более совершенным навигационным и десантным оборудованием, системами РЭБ, чем сильно устаревший (пусть и более маневренный) Антонов, и при конструировании принципиально новой для СССР машины оказалось, что почти все для этого самолета уже разработано, оставалось только грамотно скомпоновать. Да и потолок у Ил – двенадцать тысяч метров – был на четверть больше чем у Антонова, что для условий Афганистана, учитывая рельеф местности и постоянную угрозу поражения летательных аппаратов ПЗРК было немаловажно.
Конструирование тяжелого штурмовка Рамиль инстинктивно решил начать от обратного – от систем оружия, которые на нем предполагалось установить. Это было совершенно верное решение – потому что от того зависели требования к десантному отсеку, его размерам, грузоподъемности, жесткости всей конструкции и необходимости ее усиления. От этого же зависела номенклатура систем, какими должен был быть оснащен самолет.
Вопреки общепринятой тенденции, советские транспортные самолеты были вооружены – помнился опыт войны с фашистской Германией, опыт господства Люфтваффе в воздухе, когда мессеры могли появиться в любой момент, и самолет не способный защищаться был бы обречен. У Ил-76 в его военных версиях, в корме находилась кабина с установленной там спаренной автоматической пушкой ГШ-23 калибра 23 миллиметра. И самое главное – если раньше там был стрелок, то сейчас, после модернизации, это была автоматическая, дистанционно управляемая установка, которая управлялась из пилотской кабины. Эти установки и аппаратура из управления была на заводе и в чертежах, и в реальности – значит, у Рамиля уже была одна из основополагающих систем нового самолета, одна из стрелковых установок и система дистанционного управления ею. Нужно было только разработать новую систему крепления и более солидную систему питания. Эта пушка, по-видимому, будет основной, и ее боезапас нужно будет увеличивать в пять, а еще лучше – в десять раз, потому что она будет стрелять не в целях обороны, чтобы отогнать пристроившийся в хвост истребитель – а в целях нападения. Что-то надо было делать и со стволами, увеличивать их ресурс хотя бы до десяти тысяч выстрелов.
Сначала, он хотел поставить две такие системы – но потом передумал. Дело было в том, что оборонительная стрелковая установка была сконструирована на базе очень слабого снаряда: в гильзу снаряда от КПВТ с развальцованным дульцем вставили пулю от двадцатитрехмиллимеровой зенитки. Для самообороны такого вполне хватало, для нападения – нет. Поэтому, вспомнив о том, что на американском самолете было не два, а три калибра – Рамиль решил оставить только одну такую установку.
Можно было установить пулемет ЯКБ-12,7 в качестве основного оружия – но смысла в этом Рамиль не видел. Во-первых – пулемета у него под руками не было, в то время как авиапушка – была. Во-вторых – пулемет ЯКБ конструктивно сложнее и, насколько он знал – отличается капризностью, у него были проблемы с питанием. Третье – молодой конструктор знал об условиях применения боевых и транспортных самолетов в Афганистане, знал про Стингеры и изначально решил рассчитывать только на такое вооружение, которое позволить действовать с предельных высот. По его расчетам, самолет вообще не должен был подвергаться воздействию переносных ЗРК, нанося удары со значительной высоты или ночью. Тогда нужно было соответствующее оружие, даже учитывая то, что пуля или снаряд будет лететь в разреженном воздухе и сверху вниз.
По второй он пока не решил. Вариантов было несколько, средний калибр на советском самолете должен был примерно соответствовать американскому сорокамиллиметровому Бофорс. Это зенитное орудие, широко применявшееся еще во Второй мировой войне, было устаревшим и заряжалось обоймами сверху. В СССР такого орудия не было – но имелись орудия калибра пятьдесят семь миллиметров, точно так же заряжающиеся и точно такие же устаревшие. Зенитная установка калибра тридцать семь миллиметров была еще хуже и вдобавок сильно уступала по мощности. К тому же, закладывать в самолет изначально устаревшие технические решения не годилось, и Рамиль отложил этот вариант как запасной. Оставались только пушечные установки калибра тридцать миллиметров, одноствольные и двуствольные, в основном авиационные, самые разные. По мощности они тоже отличались: у одних систем снаряд весом не доходил до четырехсот грамм, у вторых был около девятисот. Скорострельное оружие, способное заливать огнем пространство у него уже было, требовалось мощное, довольно скорострельное орудие, позволяющее вывести целью из строя короткими очередями с большой высоты. Таким требованиям как нельзя лучше отвечала новая пушка 2А42 конструкции Грязева – Шипунова от боевой машины пехоты. Эта пушка по мощности едва ли уступала сорокамиллиметровому Бофорсу, но в отличие от него она питалась из ленты, даже из двух, и могла переключаться на стрельбу другим типом боеприпасов. Лучшего и желать было нельзя, оставалось только вписать мощнейшее пехотное скорострельное орудие в десантный отсек самолета, так чтобы оно не развалилось при стрельбе само и не развалило самолет. Этого было сложно добиться, при том, что отдача орудия при стрельбе очередями составляла пять тонн, но конструктор полагал, что это возможно. Он достоверно знал том, что именно такое орудие установлено на победителе конкурса на перспективный боевой вертолет, проходящего последние испытания здесь, в горах – вертолете Ка-50.
Можно было рискнуть, и установить на самолет еще одно, более мощное орудие – но Рамиль не рискнул и правильно сделал. ГШ-30-6, авиапушка предельной мощности, посылавшая в цель тридцатимиллиметровые снаряды со скоростью до пяти тысяч выстрелов в минуту обладала отдачей в пять с половиной тонн. Как потом оказалось – отдача ее не слишком превышала отдачу 2А42 – но тут возникла другая проблема. Конструктор просто опасался, что не сможет обеспечить питание этого чудовища. 2А42, имеющая еще и два темпа стрельбы, с максимальным семьсот пятьдесят выстрелов в минуту, казалась ему более подходящей
Первые варианты АС-130, конкурента будущего советского тяжелого штурмовика, еще пребывающего на кульмане, не предусматривали тяжелого вооружения, первый самолет вообще был вооружен четырьмя скорострелками калибра двадцать миллиметров и четырьмя вертолетными Миниганами – но сейчас, на последних моделях Спектра пушка была. А поскольку советское вооружение должно было априори превосходить американское – Рамиль задумать сделать то, что до него никто не делал.
Он задумал установить на советский вариант тяжелого штурмовика пятидюймовую гаубицу.
Огромным успехом в Афганистане пользовалась советская буксируемая гаубица Д-30 калибра 122 миллиметра. Она была необычна тем, что в стационарном положении устанавливалась на трехногую станину, и могла свободно вращаться на триста шестьдесят градусов. Точность этой гаубицы была такова, что один старлей на спор с генерал-полковником Дубыниным попал со второго выстрела в зев пещеры высотой примерно метра три, располагавшейся за десять километров от огневой позиции. Душманы тоже боялись таких вот сторожевых застав с пушками, практически никогда не нападали на них, только обстреливали из минометов. Просто 2А42 крепится жестко, отдача гасится в ней дульным тормозом и корпусом машины, а у гаубицы есть, как и у любой артиллерийской установки системы компенсации отдачи. Значит, если удастся установить в самолет 2А42 – удастся установить и гаубицу[101]101
Наверное к этому времени читатели уже задаются вопросом, а пытались ли что-то сделать подобное в СССР на самом деле? Увы, вынужден огорчить – нет. За восемь лет ведения тяжелейшей войны мы не попытались создать ни тяжелый штурмовик, ни миннозащищенный автомобиль, ни тяжелую снайперскую винтовку. Причем все это лежало на поверхности, многое было у американцев, в ЮАР – нужно было только прилежно все скопировать. Но нет. В то время, как американцы, несущие потери в Ираке, первый МРАП сконструировали за два года, взяв шасси от тяжелого грузовика, и наварив на него корпус из израильской танковой брони – мы не могли додуматься до очевидного девять лет.
Трагедия в том, что мы-то как раз и имели шанс победить в Афганистане, не допустив всего того, что произошло потом, в том числе и 9/11. Американцы не имеют ни единого шанса – а мы имели. Потому что мы реально помогали афганцам и реально предлагали им альтернативу. А что может предложить НАТО? Мы заставляли их сажать хлеб и давали для этого трактора – а американцы боятся уничтожить поля опиумного мака, потому что после этого нищие голодные крестьяне уйдут к талибам.
[Закрыть].
Один снаряд к такой гаубице весил двадцать один с половиной килограмм – в то время как снаряд к американской пушке – четырнадцать. Удар такого снаряда – причем сверху – не могла выдержать ни одна постройка, в том числе укрепленная, и ни один класс бронетехники, даже основной боевой танк. Никто просто не ожидает такого удара сверху… причем в данном случае траектория снаряда будет совсем иной, чем если стрелять с земли. Снаряд будет лететь ответно вниз… по сути можно будет сделать так, за счет соответствующей установки самой гаубицы и наклона самолета при стрельбе, что выстрел будет почти что прямой наводкой. Значит, можно будет добиться особо точного попадания, скажем, разрушить душманский пост с ДШК или ракетной установкой, такие посты очень сложно бить с земли, и куда проще – с воздуха. Можно будет осколочно-фугасным снарядом за пару выстрелов разметать караван. По идее можно будет даже попасть в дом в городе или кишлаке, откуда ведут огонь душманы, не опасаясь задеть остальных.
Конечно, систему тонкого наведения такого орудия, а тем более полуавтоматического заряжания не сделаешь – но она тут и не нужна, по сути.
Второй проблемой была стабилизация и наведение вооружения. По идее, грубая наводка всех систем вооружения должна была осуществляться маневром самолета, но требовалась еще и наводка тонкая, путем поворота стволов. Эта проблема не касалась гаубицы, у нее слишком мощный снаряд, чтобы морочить голову подобными проблемами, а вот остального оно касалось и очень. У 2А42 должна была быть какая-то система стабилизации на цели, такая пушка не могла наводиться вручную, тем более что Рамиль знал о том, что уже существует ее авиационный вариант. Наверное, все это можно было как-то интегрировать в бортовые системы самолета. Тоже самое можно было сделать и с двадцатитрехмиллиметровкой. Вопрос был в том, куда интегрировать. Что должно стать основой системы управления огнем самолета?
Тут Рамилю снова повезло. Вообще, при первоначальной разработке этого проекта ему везло практически во всем, иначе бы он в одиночку не поднял бы то, что не смогли сделать огромные конструкторские коллективы, если бы он изначально взял за основу планер Ан-12, то уткнулся бы в тупики уже трижды. В стандартную комплектацию Ил-76 входила радиолокационный прицельный комплекс «Купол-2», обеспечивающий аэронавигацию и точное сбрасывание грузов. Это и был готовый прообраз системы управления огнем, только он решил на всякий случай его дублировать, поставить еще один комплекс непосредственно для управления огнем. Потом, когда его расчеты перепроверяли – опытные конструкторы ударных самолетов сказали, что он ошибся и технических характеристик этого прицельного комплекса явно недостаточно, чтобы управлять огнем бортовых орудий. Но тогда делом уже занимались всерьез, и ошибку исправили.
Примерно прикинув, каким должен быть комплекс управления огнем, Рамиль принялся просчитывать жесткость конструкции и места установки вооружения. Здесь были проблемы – чтобы обеспечить максимальную точность нужно было жестко закрепить вооружение, а для того чтобы сократить ударные воздействия вооружения на самолет – нужно было придумать какую-либо компенсирующую нагрузки систему. В общем – замкнутый круг получается.
Вот тут то его и дернули к начальству – точнее к главному конструктору Ташкентского авиационного производственного объединения им. В.П. Чкалова, тов. Сидорчуку В.И. Тов. Сидорчук поначалу весьма вежливо поинтересовался, что это молодой специалист сидит до ночи за кульманом, вместо того, чтобы по Ташкенту гулять, девушек искать. Опять таки предприятие режимное, охрана жалуется, что человек то и дело в неустановленное время завод покидает. Время было не тридцатые годы, стахановское движение нынче не в моде, сейчас пять часов – и свободен, гуляй, Вася.
Рамиль особо скрывать ничего не стал, показал расчеты, наброски, открыл, скажем так, мечту своего детства.
А что касается товарища Сидорчука – он был обычным советским инженером, даже… совслужащим, так будет правильно, это целая каста тогда образовалась, до сих пор ее не вытравить. Как и все он был довольно трусливым, ни во что не верящим, безынициативным, потому что инициатива всегда имеет инициатора, умело поддакивающим начальству и не дураком выпить. Просмотрев чертежи, он первым делом хотел выругать молодого человека за расход на всякую ерунду дефицитных чертежных материалов – тогда начал появляться дефицит, то одно пропадало, то другое. Но тут взгляд главного конструктора упал на план-график работы на 1986 год, над которым он бился почитай целую неделю, взглянул на белеющую пустоту в графах, и понял, что если туда что-то срочно не вписать, пусть хоть и глупую инициативку – поимеют уже не инициатора, поимеют его. Дело в том, что последним «громким» конструктором в Ташкентском ПО им. Чкалова был небезызвестный Поликарпов, а потом получилось так, что завод гнал большими сериями чужие разработки, в том числе и Ан-12 там делали. В СССР такое часто бывало – конструкторское бюро есть, а конструктора нет, просто должно быть КБ – значит, есть КБ. А так – можно и неполное служебное схлопотать, а то и вовсе выкинштейн. А тут… затея глупая, Минобороны такое чудо-юдо с артиллерийским орудием на борту не заказывало. Но какой простор для имитации бурной деятельности!
Да к тому же директора недавно вызывали в министерство авиационной промышленности, и там жарили, не только его жарили, всех жарили за пассивность и безынициативность. Директор, вернувшись из Москвы, и отпоив себя коньяком, естественно отжарил Сидорчука, намекнув тому, что если ситуация не изменится, то можно и заявление на стол положить, а если что-то будет… то можно ВТК оформить. Нет, не врачебно-трудовую комиссию – а временный творческий коллектив, была такая форма «неполноценного хозрасчета», первых ласточек новых времен. Собирали, разрабатывали, внедряли, экономисты заковыристым образом считали экономический эффект от внедрений, и часть от него клалась в карман инициаторам. Уже сами эти процедуры свидетельствами о том, что неладно что-то в нашем королевстве, ведь в те же тридцатые, да и в пятидесятые тоже, люди сами улучшали, несли предложения, готовы были домой не уходить только бы сделать, и никаких денег за это не требовали. А сейчас… нет, в самой идее временного творческого коллектива нет ничего плохого, наоборот – это нормально, когда люди продают свои знании и умения за деньги, ненормально только то, что они и зарплату постоянную еще при этом получать хотят. Рискуешь – так рискуй, как при нормальном капитализме. А то и рыбу съесть и…
Нехорошо, в общем.
Сидорчук примерно прикинул в голове контуры ВТК, примерно просчитал, как ему ко всему этому примазаться, и решил, что дело стоит того.
Так Рамиль прямо в кабинете «генерального конструктора» – он еще не был знаком с тонкостями советской научной и внедренческой деятельности, хотя работа тянула на Ленинскую премию в случае успеха – написал служебку на имя своего непосредственного начальника, и делу был дан ход.
Тут Рамилю повезло в который раз. Заместитель генерального конструктора Петр Иванович Ткачев, который еще пацаном в голодных годы уехал в «Ташкент-город хлебный» из Ивановской области да так тут и остался, и на работе которого выезжал Сидорчук, был человеком неравнодушным, и думающим, прежде всего о деле. И так получилось, что именно ему отписал Сидорчук – разобраться проверить расчеты и доложить.
Второй раз повезло в том, что на заводе была целая конструкторская группа из КБ Ильюшина, из Москвы, которая занималась проблемой повышения выживаемости самолета Ил-76 в условиях его применения в Афганистане. Здесь, в Ташкенте, заниматься этим было как нельзя кстати, потому что и целое авиационное объединение под рукой, с вычислительным центром, с каким-никаким КБ, с опытным производством, и Афганистан под рукой, если что-то нужно – слетал и разобрался на месте. Сюда, на заводское поле пригоняли поврежденные в Афганистане самолеты, и целая группа изучала характер повреждений, пытаясь прикинуть контрмеры. Делался «афганский вариант» самолета.
Группа эта – верней ее часть – только недавно побывала в Афганистане и на обратном пути попали в переделку. Считалось, что Стингер не может достать самолет, идущий на предельной высоте – но жизнь опровергла расчеты. В горах сильно разреженный воздух, и поэтому что пуля, что снаряд испытывают куда меньшее сопротивление и летят дальше. По идущему почти на предельной самолету засандалили Стингером, отстрел тепловых ловушек начали поздно, и ракета хоть и не попадала в двигатель, но рванула у хвостовой аппарели, вырвав кусок обшивки. В десантном отсеке началась разгерметизация, пришлось снижаться, пользоваться аварийным кислородным оборудованием и потом отогревать душу большой дозой авиационного спирта. Естественно, большой любви к моджахедам это не прибавило, зато подтолкнуло конструкторскую мысль в нужном направлении.
Самолет решили делать всесуточным, дневные перевозки из-за Стингеров и прочей дряни были уже опасными. Уже были готовы кое-какие нововведения, такие как увеличенные протектированные баки, локальное бронирование кабины, увеличенные в четыре раза кассеты для отстрела инфракрасных ловушек, но теперь решили сделать ход конем. Одно дело, когда самолет днем летит, и ты его видишь – а другое дело, когда он у тебя над башкой гудит где-то, а может это у тебя от излишне выпитого башка гудит. Тут не то что ракетой запулить – тут самолет и обнаружить то сложно.
Поступившие, надо сказать довольно наивные чертежи конструкторов не впечатлили, но после коллизии над Салангом душманам все желали только самой лютой смерти, и предложение оснастить самолет вооружением для нанесения ударов по духам легло на благодатную почву. Тем более, что по слухам КБ Антонова занималось чем-то подобным по заказу пограничников[102]102
Ан-72 П, патрульный – всего одна спаренная пушка калибра 23 мм и подвеска для бомб. Для такого мастодонта (по сравнению с обычным штурмовиком) – это ничто. Тем более пушка стреляет вперед.
[Закрыть] и отставать было нельзя.
Первым делом – за основу взяли не серийный Ил-76, а усовершенствованный, существующий только пока в проекте и в единственно экземпляре на стапелях опытно-конструкторского производства Ил-76МА, то есть модернизированный афганский. Этот самолет отличался повышенной стойкостью к обстрелам и попаданиям ракет, а также новейшей, полностью автоматизированной системой РЭБ с автоматическим же отстрелом помех-ловушек. Это все против Стингеров и обстрела с земли при взлете-посадке, Ан-12 от этого же теряли.
Довольно быстро сконструировали три ложемента для орудий, двадцати трех и тридцатимиллиметровку решили разместить перед задней стойкой шасси и бензобаком, а гаубицу – за ним, у самого хвоста. Для этого даже пришлось немного изменить форму бака.
Как ни странно – многие расчеты Рамиля по определению прочности фюзеляжа и стойкости его к ударным нагрузкам от стрельбы, оказались верными.
Затем начали думать над системой прицеливания. Купол сразу забраковали, система десантирования не годилась для системы управления огнем. Но Афганистан был рядом, и ближе всего к нему оказался Ташкент – а значит, через заводскую гостиницу проходили представители многих авиационных КБ и сопутствующих предприятий – смежников, Ташкент был своего рода перевалочной базой для них. Коллективными усилиями выбрали два новейших, только что появившихся прицельных комплекса которые обеспечивали бомбометание, но их можно было переделать под управление артиллерийским огнем. Либо дневной оптическо-телевизионный прицельный комплекс Кайра с самолета Миг-27, но тогда новый штурмовик сразу лишался всесуточности, либо еще более новый автоматизированный всесуточный прицельный комплекс типа И-251 Шквал, только в прошлом году пошедший в серию.
Особенно впечатлил Шквал. Дневной и ночной каналы, автоматический режим сканирования местности с максимальной шириной полосы сканирования в два километра, автосопровождение выбранной цели, распознавание цели типа «дом» на расстоянии до пятнадцати километров, а типа «танк» – на расстоянии десяти километров. Автоматическое сопровождение цели с постоянным измерением расстояния до нее, телевизионный автомат запоминает образ цели и при промахе самолет может совершить повторный заход на нее без вмешательства пилота. В принципе, мощность Шквала можно было даже увеличить, учитывая, что ставить его нужно было не на Су-25 – а на огромный Ильюшин. Немаловажно было и то, что система могла работать с наземными авианаводчиками, принимая от них целеуказания при помощи наземного лазерного комплекса. Это был уже огромный задел на будущее, к которому только приходили американцы – наведение летательных аппаратом на цель при помощи лагерных целеуказателей, которые несут с собой разведывательные группы и передовые авианаводчики. Проблема была в том, что комплекс Шквал был очень дорогой, и производился исключительно для вооружения Су-25, но в Афганистане, который был совсем рядом, достать можно было все что угодно. Да и московские гости обещали помочь.
Тогда же, в опытном цеху завода, взяв фюзеляж самолета, предназначенный для статических испытаний на прочность, инициативная группа конструкторов взялась за дело уже в металле.
Почти сразу удалось достать и вооружение – гаубицу и пушку от БМП-2, сделано было все по официальному запросу завода, как было указано – в целях проведения испытаний. Запрос был отравлен на командование сороковой армии, там сильно удивились, для чего авиационному заводу нужна гаубица, но завод немало помогал группировке, и поэтому требуемое выдали. И то и другое находилось в несколько разбитом виде на складе трофеев: взяли, когда целый полк афганской армии со всем штатным вооружением перешел на сторону бандитов. Вот такие вот у нас были союзнички, мать их так.
Довольно быстро в фюзеляже прорезали порты для установки систем вооружения, за неделю сварили что-то вроде оружейных тумб для установки. Потом всю эту беду вывезли на полигон Туркестанского военного округа на танковом тягаче и начали из всего этого стрелять, изучая и замеряя нагрузки, приходящиеся на конструкцию. Почти сразу стало понятно, что основные проблемы приносит не гаубица, а тридцатимиллиметровая пушка, у нее было две скорости ведения огня, и если «на малом газу» все было в норме, то «на большом» начинались проблемы, связанные с быстрым усталостным деформированием металла фюзеляжа в месте крепления. Тогда же родилась идея создать не три отдельные установки под каждое орудие в отдельности – а что-то типа единой силовой схемы для всего десантного отсека самолета, принимающей на себя нагрузку при стрельбе и распределяющую ее по большей площади. Как оказалось, решение опять было верным, потом, при производстве первого специализированного Ил-76Ш (штурмовой) эту обвеску даже интегрировали в конструкцию самолета.
Проблемы с тридцатимиллиметровой пушкой привели к тому, что Рамилю выбили командировку – в Тулу. Там то он встретился с человеком, который стал почти соавтором нового самолета.
В Тулу Рамиль приехал пригородным поездом, как всегда поезда не ходили. В засекреченном Конструкторском бюро приборостроения ему предложили подождать, потому что ни одного из генеральных конструкторов нет на месте. Но тут Рамиль проявил свойственную молодым напористость, и, потрясая комсомольским билетом, угрожая написать о волоките в ЦК Комсомола (он уже освоил подобные приемы, и прекрасно знал, как нужно выбивать) выяснил, что Грязев на больничном, а Шипунов – в Коврове, совсем недалеко отсюда, на заводе имени Дегтярева. Почему то авиапушки разрабатывались в Туле, а ставились на производство в Коврове и даже в Ижевске. В Советском союзе это было не редкостью и точно так же разработанный в Ижевске АКС-74У был поставлен на производство в Туле.
Потратив полтора дня, рискуя тем, что ему не отметят командировочное – ведь оно было выписано на Тулу, а не на Ковров – Рамиль добрался до Коврова.
Аркадий Иванович Шипунов, генеральный конструктор, совместно с В.П. Грязевым являющийся автором лучших в мире скорострельных автоматических пушек, к этому времени полностью заменивших пушки всех других конструкторов, доктор технических наук, Герой социалистического труда и лауреат Ленинской премии тоже был первопроходцем и человеком, смело ломающим стереотипы. После войны он пришел в тульское КБП простым инженером и сразу сцепился с асами. Тогда, после прошедшей великой войны, большую часть пушечного вооружения Советской армии составляли конструкции Нудельмана-Суранова, в том числе знаменитые НС-37 и НС-45, на этой теме работало целое КБ Шпитального, работали Макаров и Рихтер. Шипунов и Грязев начали работать в совершенно неожиданном для конкурентов направлении, они начали максимально облегчать пушки. Как говаривал Виктор Петрович Грязев – тяжелая пушка сама себя ломает. Постепенно, с освоением советской металлургией новых марок стали, легкие пушки становились все более надежными, и к концу семидесятых оказалось – что мелкокалиберная артиллерия Советского союза при схожей мощности в два, в три, а то и более раз легче американских образцов.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.