Текст книги "Наступление"

Ташкент. Три года назад

Беда не приходит одна…

Председатель колхоза имена Ленина, депутат Верховного совета Узбекской ССР Ибрагим Юсупович Магомедов остановил свою волгу возле республиканского военкомата, хлопнул дверью. Побежал… потом вернулся, схватил с заднего сидения сверток. К свертке был бакшиш, подарок… нехорошо без подарка ходить к людям…

Была бы возможность – перевернул бы все. Себя бы убил, только бы не допустить такого. Акил… господи, так пусть бы Мирза как Акил в бандиты пошел, пусть бы он человека убил – только не такое, только не…

Плен.

Акила они упустили. Первенец в семье, сразу мальчик… наверное наказывали мало, пороть надо было как сидорову козу. Когда связался в бандитами, как сумел. Ведь даже школу хорошо закончил. А Мирза наоборот – ну не дал Аллах человеку ума и таланта, но зато послушный, работящий, честный. То, что Акил за десять минут выучит – он час будет сидеть, но тоже выучит. Акил в бандиты пошел, Мирза – в армию.

В Афганистан.

В республиканском военкомате поседевшего за полгода председателя знали многие. Отходили с дороги с молчаливым сочувствием, так бывает, когда люди даже смотреть боятся на убитого горем человека, не могут смотреть, потому что и свою толику вины чувствуют. А как не чувствовать… они пацанов и отправляют туда.

Военкомом республиканским был русский, назначили его на должность, в молодости служил здесь, в ТуркВО, потом в Сибирь загнали, к ракетам, при увольнении квартира в любом городе – почему то выбрал Ташкент. Седой, усатый, с изборожденными шрамами лицом. Магомедов сердцем чувствовал, что военком не прикидывается – ему было и стыдно и больно за то, что происходит, вот только ему от этого легче не было. Сын его – как был в плену, так и оставался там.

Пропустили без очереди, адъютант шикнул на кого-то, предупредительно открыл дверь. Военком встал из-за стола

– Ибрагим Юсупович…

Председатель шагнул к столу, положил на стол сверток

– Уберите – сказал военком

– Только из уважения. Свежее все, ханум обед приготовит

– Ханум на базаре купит. Уберите.

Председатель неловко смахнул сверток со стола, примостил на стуле рядом с собой

– Что?

Военком покачал головой

– Я звонил в Москву. В иностранной печати прошла информация о том, что он жив. В плену у Хекматьяра, в Пакистане.

– Кто он такой?

– Хекматьяр – бандит. Агент американской разведки. Душман. Самый сильный.

– А… обменять.

Военком покачал головой

– Не все так просто. Если будет возможность обменять – конечно, обменяют. Но у нас – обменный фонд редко бывает. Кто из главарей – так тех живыми не взять, волки еще те. На мелкоту – обмена не будет.

– Не можете, значит…

Военком набычился

– Что можем – делаем. Что могу – я лично делаю. У меня там в штабе армии однокашник служит, считай, из одной тарелки в училище ели. Я ему уже позвонил. Что сможет – сделает. Крепитесь, Ибрагим Юсупович. Раз жив – шанс есть, если сразу не убили – наверное, когда-то вернут…

* * *

Окликнули на выходе, на стоянке – он только машину открыл. Сверток выбросил в мусорное ведро.

– Ибрагим Юсупович…

Председатель обернулся – из соседней шоколадного цвета шестерки мерзко скалилась фиксатая, улыбающаяся рожа. Киргиз! У киргизов с узбеками испокон века плохие отношения были, в свое время вместе, в одной республике пожили, потом разделили, слава Богу. Когда объединяли – Ташкент, он же русским городом был, цивилизованным, русский форпост в Средней Азии, в Туркестане, с законами, с магазинами, со всем. А киргизы – они же кочевники, совсем дикие были. И теперь… в республике черти что творится, имя главного бандита, контролирующего республику, знает каждый пацан, первого секретаря партии пристрелили на даче[247]247
  Дело об убийстве Султана Ибрагимбекова


[Закрыть], по всей республике мафия. Эти… понятно, откуда, из Оша. Век бы не видеть.

– Пошли вон! – сухо сказал председатель, садясь в машину.

На колени спланировала фотографическая карточка.

– Езжай за нами. Базар есть.

* * *

Встретились в ресторане гостиницы Ташкент. Популярное тогда было местечко, цены не ниже московских, оркестр, женщины. Принимали чеки, доллары, афошки[248]248
  Афгани


[Закрыть] – ну, а если ни того, ни другого, ни третьего не нашлось, то можно и рубли. Тут же меняли – только знать, к кому подсесть и что сказать. Тут же меняли и чеки… могли прямо в туалете ограбить и убить – темное место, в общем, было. Крутилось тут все на деньгах воинов – интернационалистов. Приезжали – с полными карманами, из Ташкента уезжали с пустыми – только не зевай.

Бабай сидел в отдельном кабинете, рядом с ним еще один человек – русский. Ели плов.

– Доброго здоровья, Ибрагим Юсупович… – издевательски сказал Бабай, кривя губы в тонкой, как бритва улыбке – милости простим к нашему достархану.

Бабая председатель знал – полгода назад объявился. Предложил сеять коноплю на колхозных полях и мак, доходы обещал – в месяц по Волге покупать можно, при том, что Волга стоит примерно десять госцен – сто двадцать тысяч рублей. Председатель кликнул верных людей, приказал проводить гостей, и больше сюда не пускать. Он знал край и не падал. Бабай был из Оша, смотрящий… сам главпахан республики жил не в Оше, на берегу Иссык-Куля жил, под него был выделен один из этажей какого-то санатория, там – тысяча и одна ночь. Об этом все знали и никто ничего не делал… говорили, что первый секретарь республики туда с докладом ездит. Говорили, что на Иссык-Куле есть место, где через воду видны трупы, сброшенные туда с привязанной к ногам металлической чушкой. Да много чего говорили.

Председатель сел за стол, выжидающе глянул на Бабая. Тот, родившийся в нищей деревушке – подчеркнуто медлил, взял грязными пальцами комок риса с морковью и отправил себе в рот. Наслаждался моментом.

А председателю начать разговор первым – не позволяли правила. Даже если речь шла о родном сыне.

– Слышал про твою беду, Ибрагим Юсупович… – наконец сказал Бабай, вытирая рукавом сальные от бараньего жира губы – большая беда…

– Твой пехлеван бросил мне на колени фотокарточку с моим сыном… – сказал председатель, стараясь держать голос ровно – что это значит?

Бабай захватил новую порцию риса, уже остывшего – видимо, ждали его, успел остыть но ест, давится. Второй – при костюме – сидел как священник в борделе. Не ел.

– Это значит то, что твой сын передает тебе привет, только и всего.

И тут председатель не выдержал. Он, глава одного из самых успешных хозяйств в Узбекской ССР – встал на колени, пополз к ублюдку, в два раза моложе себя, орошая одеяло, на котором был достархан, жгучими, злыми слезами.

– Аллахом прошу, Бабай-устаз, знаю, что ты не коммунист. Помоги. Все отдам, машину отдам, дом отдам, последнее с себя сниму и отдам. Только помоги… выручи. Вот, на… больше нет с собой, поехали домой, там… золото…

Бабай отодвинул фиолетовую пачку двадцатипятирублевок. Самая, кстати, ходовая купюра здесь – на более крупные ОБХСС внимание обращает. Большие люди ее так и носят в карманах – пачками.

– Что ты, Ибрагим– устаз… – сказал он, отодвигая пачку с каким-то странным выражением на лице – забери, не нужны мне твои деньги. Мне вообще деньги не нужны. И потом – какой я устаз[249]249
  Учитель


[Закрыть]? Я сопляк, ты же сам меня так называл. Помнишь?

– Ну, убей меня! Убей, если хочешь! Убей, а Мирзу верни! Он же младше тебя, он же пацан еще, пацан неразумный.

– Забери! – вдруг холодно и страшно сказал Бабай

Таким тоном мог говорить только бай – со своими рабами. Председатель, которого как холодной водой окатило – забрал пачку.

– Сына вернуть хочешь?

– Только скажи Бабай… Только скажи.

Председателя больше не было. Депутата Верховного совета больше не было. Мужчины больше не было. Это только так кажется, что встать на колени перед врагом просто – встал, потом снова на ноги поднялся. На самом деле, если человек встал на колени перед врагом и сказал – я отдам тебе все, что хочешь – он уже сломался. Он уже не будет больше баем, в душе он так и будет рабом.

– Сын твой жив. В Пакистане находится…

Председатель жадно ловил каждое слово

– Есть там у меня друзья. Могу попросить за него.

– Аллаха буду молить, Бабай. Только скажи, что надо.

– Что надо? Ну… я тебе говорил, дорогой, что надо ты послушать не хотел. Теперь – послушаешь а?

Председатель кивнул головой

– Да

– Вот и хорошо. А то… пошел вон… не задерживайся… сто восьмой номер, короче. А деньги – убери, дорогой. Мы деньги не забираем, мы деньги даем. Хотя… Если захочешь, Мирзе можешь деньги послать. Не сейчас… потом. И карточку тебе пришлю. С письмом. Понял? Вставай с ног, Ибрагим-апа, не позорься.

* * *

Когда председатель покинул кабинет – русский, который смотрел перед собой и не проронил ни слова за все время разговора, покачал головой

– Быстро сломался…

– Это что… – Бабай снова принялся есть, он много глодал в детстве и теперь, даже когда у него была белая Волга и дом, он ел все так же, торопливо и жадно, будто боясь, что отнимут – и не таких ломали…

– Я думал – крепкий мужик

– Крепкий – не крепкий. Ты кое-что не понимаешь, дорогой. Здесь все крепкие – но только для вида. Как только припрет – эх… как солома…

Бабай жизнерадостно захохотал и хлопнул русского по плечу

– Ты мне что скажи – генерал и впрямь на душков выход имеет? А то тут может такие дела замастырить… Вот ты прикинь – кто из местных в плен попал… тут же у всех родственники, а у кого нет – махалля поможет[250]250
  Махалля – квартал, что в городе, что в деревне, намного меньше квартала в нашем понимании – примерно от двадцати до сорока семей. В махалле живут очень дружно, собираются за общим столом, помогают друг другу, в том числе деньгами и на очень крупные суммы


[Закрыть]. Тут же лимон содрать – как нефик делать. Ну… лимон не лимон – но пару соток точно наберется. А?

Русского передернуло от отвращения – все-таки он не совсем еще потерял совесть – но он утвердительно кивнул

– Я поговорю с генералом

– Вот-вот. Поговори. И пусть партии увеличат. Уже начинает не хватать…

Колхоз имени Ленина. Продолжение

– Вот так вот… сын.

Акил тряханул головой как лошадь, как норовистый конь.

– Дурак ты, отец

– Что?!

– Дурак, говорю. Развели тебя как лоха. Этот Бабай, он здесь прав не имеет. Он из Ферганы. А это – наезд. На нас, узбеков – наезд. Если бы ты мне сразу сказал – его бы уже на ножи поставили. За беспредел.

– Это ты дурак! Ты думаешь, он один такой?!

– Да нет, конечно. Какой-такой – один. Он на Черного Курбаши пашет. А тот себя хозяином возомнил, баем. Всей своей сраной Киргизии, а может – и Туркестана. Но ты, батя, вот где не дотумкал. Курбаши – законник, его принимали на союзной сходке. А раз он сам себе погоны на плечи одел – значит, он законам должен подчиняться, понял? А это – по понятия голимый беспредел. Сказал бы вовремя, не сидел бы как сыч – сейчас бы по-другому дело шло. На Курбаши многие зуб имеют, что местные законники им недовольны, что грузины. Если бы ты мне сказал – его бы на сходку кликнули, и там бы правилку сделали. Потому как по беспределу – своих сдавать, понял?

Председатель горько усмехнулся

– Дурак ты, Акил. Меня, старого дураком называешь, а сам дурак дураком. Ты думаешь, Черный Курбаши на Иссык-Куле король потому что самый наглый, что ли? Там ведь завод секретный, торпеды делают. Кто бы его туда пустил с его беспределами.

Председатель плюнул на пол, что делать в доме по традиции было нельзя даже его хозяину.

– Черный Курбаши сам – пешка, его держат только потому, что он нужен, он из Оша родом и Ош держит, а там – аэродром. А я здесь – держу у себя, сколько надо, потому что на аэродроме держать нельзя. Потом через Ташкент – уже гражданскими рейсами Аэрофлота – идет. А так, в Ош – самолетами военно-транспортной авиации, прямиком из Кабула. И бабай там – не Курбаши. Люди из Москвы все это делают, сын… такие люди, что и подумать страшно. Я случайно узнал… увидел. Думал я… когда сказали, что генерал тот в Афганистане погиб – кончилось все. Ан – нет. Не кончилось. И никогда видимо не кончится.

Акил тоже плюнул – в конце концов, пол был грязный.

– А про людей этот… что говорил?

– Про людей… А ты думаешь, по этому каналу только наркотик идет?

Акил поморщился – в его среде не принято было употреблять это слово.

– А что же еще? Рыжье что ли? Стволы?

– Да какие стволы… Я грешным делом как-то слазал в мешок

Председатель наклонился вперед

– Взрывчатка там идет! Наша, взрывчатка, в армейской упаковке. Мешками! А теперь – Бабай и про людей сказал. Вот и думай, чем это пахнет. Кровью! Большой кровью. Бежать бы… Да… некуда бежать.

Афганистан, Кабул. Дворец Тадж-Бек, штаб 40ОА. 17 января 1987 года

Документ подлинный

Во имя Аллаха, милостивого и милосердного!

Шура амиров Ислам Виляйят Афганистан

Вся хвала Аллаху, Господу миров, мир и благословение посланнику Аллаха, его семье, сподвижникам и всем, кто следовал за ними до Судного дня!

Аллах говорит в Коране:

Когда же завершатся запретные месяцы, то убивайте многобожников, где бы вы их ни обнаружили, берите их в плен, осаждайте их и устраивайте для них любую засаду. Если же они раскаются и станут совершать намаз и выплачивать закят, то отпустите их, ибо Аллах – Прощающий, Милосердный.

Шурой Амиров Исламского государства Афганистан следующие кяффиры приговариваются к смерти за то, что в месяце джеди одна тысяча четыреста восьмого года хиджры огнем сожгли многих наших братьев в провинции Хост, да пребудут они по правую руку от Аллаха вечно, да будет рай им домом!

– Шурави Соколов, министр обороны иттихад-и-шурави

– Шурави Дубынин, командующий муртадской армией в Афганистане

– Шурави Шеховцов, командующий двести первой муртадской дивизией

– Шурави Учкин, командующий пятой муртадской дивизией.

– Шурави Миронов, командующий сто восьмой муртадской дивизией.

– Шурави Грачев, командир сто третьей муртадской дивизии

– Шурави Кузнецов, командир триста сорок пятого муртадского полка

– Шурави Востротин, командир муртадских сил, сеявших ужас и смерть на перевале Саты-Кандав, на руках которого – кровь сотен мусульман!

И все другие шурави, а так же их пособники из числа шакалов, которых породила земля Афганистана на горе свое, коммунистов, безбожников и многобожников также приговариваются к смерти.

Тот же, кто исполнит приговор Шуры, даже и ценой собственной жизни – тот шахид и ему рай! Те, кто поможет ему на нелегком пути возмездия – тот шахид и ему рай!

Мы, муджахеддины фронта исламского спасения Афганистана, обращаемся ко всем шурави, муртадам и мунафикам – у вас есть только один путь, как спасти ваши гнусные жизни – навсегда уйти с земли Афганистана! Помните же, что сказано: «Клянусь небом с созвездиями! Клянусь днем обещанным! Клянусь свидетельствующим и засвидетельствованным! Да сгинут собравшиеся у рва огненного, поддерживаемого растопкой. Вот они уселись возле него, будучи свидетелями того, что творят с верующими. Они вымещали им только за то, что те уверовали в Аллаха Могущественного, Достохвального, которому принадлежит власть над небесами и землей. Аллах – Свидетель всякой вещи! Тем, которые подвергли искушению верующих мужчин и женщин и не раскаялись, уготованы мучения в Геенне, мучения от обжигающего Огня. Тем же, которые уверовали и совершали праведные деяния, уготованы Райские сады, в которых текут реки. Это – великий успех!» Это – сказано про вас – и слово Аллаха верно!

Мы довели до вас! Кто после этого будет сражаться с религией Аллаха, препятствовать мусульманам в соблюдении шариата Аллаха, тот будет казнен. Тот, кто обагрил руки свои кровью правоверного будет казнен! Тот, кто возводит хулу на правоверных и отрывает людей от Аллаха – будет казнен!

Мы уничтожим тех шайтанов в человеческом обличье, которые воюют с Исламом, мучают правоверных и сбивают мусульман с пути Аллаха. Аллаху Акбар!

Сражайтесь с ними. Аллах накажет их вашими руками, опозорит их и одарит вас победой над ними. Он исцелит груди верующих людей.

Дано в городе Пешавар 1408 года Хиджры.

Победа или Рай!

Аллаху Акбар!

* * *

Генерал Дубынин перечитал приговор исламской Шуры еще раз, потом пустил бумагу по кругу. Первой она досталась сидящему по левую руку от него полковнику Валерию Востротину, который прибыл в Афганистан для того, чтобы создать на базе двух бригад спецназа и оперативного штаба Экран Войска специального назначения Советского Союза.

– Что-то я не слышал про такой род войск как муртадские войска. Десантные слышал, танковые слышал, а муртадские…

– Тем не менее – разведывательная информация у них точная – заметил Востротин, перечитывая бумагу.

– Не совсем. Они неправильно назвали командующего сто восьмой муртадской… тьфу, мотострелковой дивизии. В остальном – все верно. Кстати, Валерий, а сильно ты их допек со своими ухорезами. Ты тут почитай – ты единственный в списке, кто не генерал, ты да Кузнецов. Ценить надо, в такую компанию записали.

– Непременно – отозвался Востротин, передавая бумагу дальше генералу Грачеву – как встречу этого Шуру – так ему благодарность и отвешу.

Грачев, перечитывающий текст, коротко хохотнул.

– Смех смехом, товарищи офицеры – сказал Дубынин – а с этим надо что-то делать. Просто так – посмеялись и разошлись – чревато.

– Пусть попробуют – сказал тот же Грачев, передавая бумагу дальше.

– Павел, прекрати – строго сказал Дубынин – лезть на рожон не признак храбрости, это признак глупости. Кстати, с чего это они въелись. Магистраль явно не причина, такие операции проводились и раньше – за что же нас всех к смерти приговаривать.

– Виктор Петрович, там же интересы людей были задеты – сказал Грачев – я лично оборону держал в палатке от ходатаев.

– И это тоже было. Может, Владимир Дмитриевич нам что скажет?

Сидевший в самом конце стола генерал ГРУ Куракин поднял глаза – и генералу армии Дубынину стало не по себе от такого взгляда. Все, кто в первый раз видел генерала Куракина, говорили, что ему надо ложиться в больницу, что он заразился желтухой – и только потом понимали, что это такие глаза. Посвященные знали, что допроса Куракина не мог выдержать ни один моджахед, даже самый стойкий.

– Товарищ генерал армии, я докладывал вам о том, что возможно усиление террористических проявлений. Связано это с активной подрывной политикой Соединенных штатов Америки в Афганистане, направленной на уничтожение достижений Саурской революции и…

– Генерал Куракин, все это мы можем прочитать и в докладе. Я был бы вам очень признателен, если бы вы стали меня в известность о некоторых проводимых вами, вашими людьми операциях. Потому что последствия приходится расхлебывать всем нам.

– Товарищ генерал армии, я не понимаю, о чем идет речь.

– Не понимаете? Кто убил Раббани? Ежу ясно, что это – за него. Мы убиваем их, они убивают нас, вот такая вот война!

– Товарищ генерал армии, ни я, ни моя оперативная группа не имеет никакого отношения к смерти видного лидера бандподполья Раббани.

Дубынин придержал лошадей – он знал, что у Куракина есть выход на самый верх, на международный отдел ЦК и еще куда-то. Ссориться с ним не следовало.

– Товарищ Куракин, я считаю, что вам следует поддерживать более тесную связь со штабом армии и оперативной группой. Значительная часть наших проблем, которые уже на языке навязли в нашей несогласованности.

– Товарищ генерал армии, я с вами полностью согласен.

Поняв, что Куракина этим не пробьешь – хитрый сукин сын – Дубынин переключился на другие темы.

– Итак, товарищи, предложения по прочитанной вами бумаге.

– Стекондава им мало… – выругался Грачев, назвав перевал, которые штурмовали подчиненные ему войска к тому же и неправильно.

– Миронов?

– Меры безопасности – хотя бы элементарные. Мы до сих пор ездим на УАЗах и Волгах, автоматная очередь – насквозь прошивает. Нужно что-то бронированное, та же Волга или УАЗ, но со скрытым бронированием. На Зил не претендуем, конечно.

– Поддерживаю. Востротин?

– Товарищ генерал армии, мои предложения не новы. Проблема в том, что у нас сбор информации в одних руках, то есть в руках КГБ и ХАД, реализация в других. КГБ, давая нам информацию, не отвечает, по сути, ни за что, им наплевать, если посланная на реализацию группа попадет в засаду, их не будут драть за потери в личном составе. Создаем агентурно-боевые группы, берем в свои руки и добывание информации, и ее реализацию. Афганцев не привлекаем.

Последнее из сказанного – было особенно болезненным. В руководстве СССР, в командовании армии боролись две точки зрения. Одна – это не наша война, пусть афганцы и расхлебывают. Второе – это наша война, наплевательское отношение сейчас приводит к потерям в будущем. В обоих точках зрения была своя правда.

– Какими силами обеспечиваем добычу?

– Силами ГРУ.

Удивительно – но ГРУ в Афганистане вело себя на удивление пассивно, вся разведка была сосредоточена в руках КГБ. И это при том, что в условиях ведения боевых действий эффективнее все таки была бы военная разведка.

– Что будем делать с КГБ?

– Пусть работают. Как могут.

Генерал Дубынин задумался. Год назад – он бы не решился. Сейчас…

– Внесите рапортом. На мое имя. Еще товарищи…

– Может создать зону безопасности? – предложил Миронов

– Конкретнее?

– Опасность в передвижении советских по городу. Там мы – цели. Может, начать переносить совучреждения ближе к аэропорту?

– И как мы защитимся там от ракет? – мрачно спросил Шеховцов.

– Действительно, никак – сказал Дубынин – но здравая мысль есть. Надо отправить всех лишних отсюда.

– Товарищ генерал…

– Я уже не первый год товарищ генерал! – резко сказал Дубынин – думаете, не знаю, для чего сюда семьи тащат? Ради заработка в чеках жизнями детей рискуем! Стыдно, товарищи офицеры! Внесите в протокол – через три дня мне на стол списки по сокращению небоевого персонала. И внести в посольство предложение пусть своих шерстят! ГКЭС разъездились! Внесли!? Вот и хорошо! Товарищ Куракин, что молчите!?

– Поддерживаю предложение товарища Востротина. Разведку и реализацию надо объединять в одних руках. Создавать что-то типа СМЕРШа, но на новом уровне.

– Хорошо, а по остальному. Вы же назначены ответственным от Москвы по ликвидации террористической угрозы.

– Товарищ генерал армии, ликвидация производится, оперативные группы работают. Это все, что я могу доложить на сегодняшний день, извините.

По окончании совещания генерал Дубынин незаметно кивнул Востротину – задержись, мол. Востротин понял с полувзгляда, технично задержался в кабинете, пропустив старших по званию вперед, закрыл дверь.

– Ты знаешь, чем занимается Куракин? – в лоб спросил его Дубвнин

– Товарищ генерал армии…

– Давай без этого. Конкретно и четко. Что знаешь.

– Дела на самом верху. Международный отдел ЦК партии и ГРУ. Он сам – то ли бывший КГБшник, то ли еще кто.

– Откуда знаешь?

– Сам со Старой площади не вылезаю. Башка трещит… нас собираются ЦК партии подчинять. Напрямую.

– Поздравляю.

– Да какое там, товарищ генерал армии. На днях явился в кабинет – а там какой-то сидит… у вас воспитательная работа с личным составом ведется плохо и взносы не вовремя уплачиваются! Во!

И Востротин провел пальцем по горлу, показывая, как его вся волокита достала