Текст книги "Наступление"

Харьков, КБ имени А.А. Морозова

То же время

В это же время – задание на проектирование новой техники получило, наверное, лучшее конструкторское бюро в мире, занимающееся бронетехникой[211]211
  Автор ничего не хочет сказать… Но по сравнению с тем, что на минимуме финансирования выдает КБ Морозова – то, что дают наш КБ, в частности в Екатеринбурге, Челябинске, Омске – это или повторение, или откровенная халтура. КБ Путиловского завода – запороли напрочь. Потом начинаются вопросы… то что УВЗ не получил гособорронзаказ на танки Т90 это предательская деятельность? Или просто украинский Т84 Оплот превосходит наш Т90 по всем параметрам и ничего нового мы так и не можем выдать, хотя тужимся?


[Закрыть] – Харьковское КБ имени А.А. Морозова.

Вопрос был не только в производстве новой бронетехники – сколько в приспособлении старой к новым реалиям войны.

До самого последнего времени, танковая доктрина Советской армии была простой – вперед, к Ла-Маншу. Глубокие прорывы танковых клиньев не оставляли противнику возможности организовать оборону, выставить минные поля, создать какие-то оборонительные линии. Рассматривался бой танка против танка, в крайнем случае – танка против вертолета. Не рассматривалось, не принималось мер для обеспечения живучести танка в зоне, насыщенной минами, стрелками – гранатометчиками, при подрыве мощных фугасов. В качестве оружия самообороны танка предполагался открыто установленный пулемет калибра 12,7 – даже иногда без щита! Это при том, что израильтяне по результатам своих войн вооружили танкистов тремя пулеметами, в том числе одной спаркой калибра 12,7, а американцы во Вьетнаме поместили пулеметчика в «командирскую башенку», закрытую со всех сторон. У нас – проект переоснащения всех танков пулеметом калибра 14,5 был благополучно запорот[212]212
  реализован в Северной Корее – там основным крупнокалиберным является именно пулемет калибра 14,5, кто служил – знает, насколько он мощен, это почти мини-пушка. Словацкий Т72 был оснащен сначала двумя пушками калибра 20 мм потом одной 30 мм от БМП-2


[Закрыть], прикрытие пулеметчика бронещитами – тоже, под предлогом того, что это увеличивает… заметность танка! В итоге – в Афганистане при проводке колонн пулеметом на танке пользовался лишь смертник – самая лакомая цель для снайпера, шансов выжить почти нет.

Проблем с тяжелой техникой хватало и без этого. Бронетранспортеры ГАЗа протыкались крупнокалиберным пулеметом, ни от чего не защищая личный состав. Боевые машины пехоты про устойчивости от подрыва ничем не лучше БМП, броня – почти такая же, разница лишь с тридцатимиллиметровой пушке. В то же время – на базах хранения было просто дикое количество танков старого поколения – Т34-85, Т-55, Т-62. Все они были в плохом состоянии и вряд ли смогли бы выстоять… скажем, против британского Челленджера или новейшего американского Абрамс. Но для чего-то они там были…

Решение, которое было предложено Харьковским КБ – было простым, и в то же время позволяло существенно сократить потери в личном составе. Берется шасси старого танка, к примеру, Т55, которые уже никуда не были годны. Усиливается днище – оно доводится до стандарта саперной машины. Бронированный корпус наращивается в высоту, ставится усиленная, специально разработанная башня со скорострельной двуствольной вертолетной пушкой. Активная броня и решетки против гранатометов, сама броня не пробивается ничем из арсенала моджахедов. И – десантный отсек с кормовым выходом на шесть, а если делать машину на шестикатковом шасси – то и на восемь человек. Вот и готова тяжелая боевая машина пехоты.

И самое главное – все это обходится, по государственным меркам, в копейки. Просто – грамотное приложение рук и ничего более.

 
За рекой, где мой дом, соловьи заливаются звонко,
Зеленеют луга, и деревья на той стороне.
Двадцать первой весны жаркий день мне встречать на бетонке,
И колонна опять поползет через горы по ней.
На кабинах машин нарисованы звездочки краской.
Каждый час, каждый миг этой трассы обычной весом,
Измеряем ее нашей кровью солдатскою красной
Да количеством мин, разорвавшихся под колесом.
Бензина под завязку,
Проверена запаска и техталон.
Теперь одна дорога
У нас с тобой, Серега, держи фасон.
Дать, ротный, поспеши нам
Команду «по машинам!».
Трамблер не заискрится,
Черт ладана боится,
А хочешь жить – бояться не резон.
Вот «афганец» задул. Пыль с песком вперемешку глотаем,
До «зеленки» чуть-чуть, ну а там – то ли да, то ли нет.
А на той стороне мама в школу сестру провожает,
И бабуля моя поливает цветы на окне.
Под рукой теплый руль, а педали и ствол под ногами.
И под боком страна, мне плюющая пулей в лицо.
Затопить бы ее, эту землю сухую слезами
Тех, кто здесь потерял своих братьев, мужей и отцов.
 

Александр Розенбаум

Дорога длиною в жизнь

Испытания

Перевал Саланг

1989 год

Саланг…

Сложно даже представить, что скрывается за этими словами для тех, кто там был. Там творилось такое, что те, кто десять раз прошел Саланг – рисовал звездочку на кабине как летчики Великой Отечественной. Сложно вспомнить всех тех, кто сгорел на Саланге, сколько жизней забрали снайперы, сколько забили колонн. Саланг, это история героизма простых советских парней, многим из которых не было и двадцати. Они садились за руль и везли грузы в чужую страну, их защищала от пуль и гранат лишь тонкая сталь кабины. Они видели, как горят машины тех, кому не повезло, а иногда и собирали руками то, что осталось от тех, кому не повезло. И – все равно шли на это проклятый перевал.

Так получилось, что у СССР просто не было другого пути снабжения. Север Афганистана – это сплошные горные хребты и единственная дорога. В Афганистане не было ни единой железнодорожной ветки, ее кстати планировали – но построить не успели. Ближайшая станция железной дороги – в Термезе, там же организовался огромный склад всего того, что отправлялось в Афганистан. Потом всем это – на машины и по одной единственной дороге. Дорога виляет по горному серпантину, вертолетам работать сложно, высоты. Духов – полно. Там дальше по дороге к Джебаль-Уссарадж (как говорили – будет тебе усераж!) – выходит Пандшерское ущелье, которое так и не удалось поставить под контроль, сплошная зона контроля духов, из долбаного Пакистана – сразу считай в центр страны и на главную дорогу. Стратегические высоты по дороге кое-как контролируются выносными постами и заставами, на некоторые – смену как смертников провожают, сто грамм в дорогу. По всей трассе – ржавые машины с дороги спихнуты, да обелиски стоят. Заминированные – не то надругаются.

Пятьдесят восьмая отдельная автомобильная бригада, одно из основных соединений, обеспечивающее ОКСВ всем необходимым, получило новые машины одной из первых. Тысяча пятьдесят первая автомобильная колонна – дернули в Термез одной из первых, там – матчасть сдал, матчасть принял. Новые машины, похожие на фантазии с последних тетрадных листов вызывали оторопь. Ефрейтор Чернов, известный балагур и залетчик выразил общее мнение непечатно

– Это че это, а, б…

Офицер, который передавал машины – молча повернулся, вскинул автомат, прицелился. Завизжали рикошеты, кто-то шарахнулся в сторону без команды.

Идите, смотрите.

Подходили. С опаской трогали броневую сталь, щупали пальцами рикошеты.

– На крыше – бронеплита. ДШК держит. С боков – СВД.

– Сколько на освоение?

– Двое суток!

– Как в войну… – вырвалось у кого-то.

Здесь, воюя девятый год, кое-кто еще не понимал, что идет настоящая, без всяких скидок война…

Потом были долгие тренировки – полигона не было, приходилось кататься по окрестным дорогам, вызывая у встречных водителей настоящую оторопь видом своих машин. Машины были довольно тяжелы в управлении, они просто не были рассчитаны на возросший вес кабины. Дополнительные проблемы вызывал ограниченный обзор из кабины – броня хоть и защищала, но умереть от гранаты или от того, что ты улетел в пропасть – разницы мало. Поэтому – уже на месте внесли кое-какие дополнения – теперь на каждой машине сзади были поставлены по две лампочки, специально чтобы на них ориентировался водитель сзади идущей машины. Пока ты видишь две лампочки – все нормально, как только одну – дело плохо, значит впереди либо поворот, либо что еще. Но в целом – приноровиться при вождении можно было, уж на что плох обзор из советской бронетехники – так и ее водили по перевалам.

Двое суток на вождение – как в войну, потом погрузка. Железнодорожная станция, склады… как там воровали, если кто с головой был, тот миллионером увольнялся – потом мост дружбы, новенький, построенный специально под возросший грузопоток. Как там… ты тоже Саланг солдат? Вот именно. Солдат.

Саланг…

Тоннель, без которого не было бы войны. Тоннель, прорытый советскими специалистами, единственный путь из Советского союза в Афганистан. Тоннель, сам по себе забравший под полтинник жизней – проводка в одну сторону, освещение ни к черту, машины ломаются, вентиляции никакой нет – как то раз двадцать восемь двухсотых безо всякой войны получилось – отравление выхлопными газами, насмерть. Как целая операция. Да и прикрытие на Саланге – тоже не дремлет, хоть и самая граница с СССР – а бандам как медом намазано. Понятное дело – здесь машины как в тире расстреливай.

Танки, зенитные установки. УАЗ военной комендатуры – это что-то вроде начальства над тоннелем, охреневший от злобных бронированных морд вроде бы привычных машин пожилой капитан.

Только отошли от Саланга – духи куснули, проверили на прочность. Снайперы… горный серпантин и снайперы, проклятый БУР, бьющий на тысячу метров, тяжелая пулеметная пуля. Раньше такой за глаза достаточно было… шедший третьим в колонне ефрейтор Сидорук отлично помнил свой первый рейс. Рядом лейтенантик молодой сел, земеля почти что, один из Гомеля, второй из Бреста. Когда шли – лейтенантик этот трепался, шутил -мол кому суждено быть повешенным, тот… Вот – рассудила судьба, жестоко и без права аппеляции. Как Саланг прошли – сразу почти… в висок. Потом – долго есть не мог тушенку, наизнанку выворачивало. А тут – долбануло по крыше как молотком… сжался судорожно, а руль крутить надо. Потом, как притормозили на одной из площадок – пощупал эту вмятину, как раз в крышу и пришлось… наваренная плита спасла таки от дурного…

А в двадцати километрах от Джебаль-Уссараджа, в зоне охоты, колонну поджидала крупная банда. Нет не конкретно эту – просто колонну. Бандгруппа Нурутдин-хана вышла на охоту…

Нурутдин-хан был бывшим баем, то есть землевладельцем. Не по своей воле ушел в бандиты, с властью он почти что уговорился. Так получалось, что в некоторых уездах уговаривались… да и жили себе, как раньше жили. Были феодалы, которые ухитрялись собственные земли как земли госхозов[213]213
  в Афганистане не было ни колхозов, ни совхозов – а были госхозы


[Закрыть] провести, самих их председателями госхозов выбирали, технику бесплатно давали – так и жили. Так и он… почти договорился с руководителем местной уездной пятерки о правилах совместного сосуществования – как вдруг верные люди донесли его, что руководитель уездного Царандоя узнал, кто убил Джавада, активиста и всю его семью, что это не душманы сделали, а местные, его люди, нукеры, по его приказу. Отдал приказание убить царандоевца – да поздно было, едва самому удалось уйти. У царандоевцев тоже советники из шурави появились, договариваться с ними сложно стало. Очень сложно…

В Пакистане его никто особо не ждал – но и отказываться не приходилось. К Гульбеддину не пошел, отмороженный на всю голову, своих людей не жалеет, лезет везде. Да и по взглядам не сходились сильно – Нурутдтин-хану до Аллаха дело было лишь тогда, когда вера эта помогала держать в покорности феллахов, отдающих ему больше половины собранного урожая. А этот фанатик… и люди все его – тоже фанатики. Уговорились с Моджаддиди – сам он человек уважаемый, отец его тоже уважаемый человек был и люди вокруг него – не последние. Выгодно дружить с Моджаддиди – через него можно и деньги отмыть, и подряд взять на дестабилизацию обстановки в какой-то провинции, благо он с англичанами и пакистанцами в близких, да и просто единомышленники они.

Костяк банды Нурутдина составляли его бывшие нукеры, люди, которые предпочли горбатому и неблагодарному крестьянскому труду труд нукера, бандита, телохранителя и верного пса хозяина, ночного гостя, который может отнять все, в том числе и жизнь. Еще до революции с ним были эти люди – собирали дань, карали непокорных, потом убивали тех, кто осмелился взять себе земельный надел. Правда, к восьмому году войны только трое из них, из тех, кто начинал – остались с ним до конца. Одноногий Насрала, который и на деревяшке своей кого хочешь обгонит. Бабур, снайпер, чей талант дан самим Аллахом. И Санобар – это он тогда убил местного активиста и всю его семью, вообще то Нурутдин поручал ему убить только активиста, но Санобара заставь намаз совершать – лоб до кости сотрет. Сделанного – все равно не воротишь.

Остальные – все молодые. Эмаль, пулеметчик, которого завербовали после того, как он отслужил в афганской армии, унтер-офицерский состав – пакистанец, алжирец и йеменец, остальные – или дети беженцев, которые бежали в Афганистан и от бескормицы подались в душманы или воины Аллаха – те, кто приехал на джихад из дальних стран. Кто прямиком из медресе, кто – прямиком из тюрьмы.

Нурутдин-хан лежал на теплом одеяле, рассматривая дорогу в бинокль, рядом лежал Санобар – его пехлеван, телохранитель. Колонну, которую они ждали – на нее никто не наводил, просто они лежали и ждали любую подходящую колонну. Восемьдесят человек в отряде – им по силам и довольно крупная колонна, с танками в охранении – благо было достаточно гранатометов и даже пара ПЗРК, правда, не американских, а китайских. За разгром колонны Нурутдин – Самун-хаджи, глава местного исламского комитета пообещал четыреста тысяч афганей. Это, кстати было вполне распространенной практикой последнего времени – исламские комитеты собирали деньги на джихад, банды кочевали с места на место, нигде долго не задерживаясь, если удавалось сговориться с руководителем местного исламского комитета – шли на дело и с бандой расплачивались из собранных на джихад средств. Такая вот… шабашка на крови.

– Холодно… – вдруг сказал Санобар, поеживштсь…

Нурутдин удивился – телохранитель никогда ни на что не жаловался

– Разве твоя одежда не греет тебя?

– Мне холодно внутри… – Санобар почесал бороду – сам не знаю почему…

Нурутдин пожал плечами, но решил не отвлекаться. Снова принялся наблюдать за дорогой…

Место, которое он выбрал, было не слишком удачным для засады – длинный, прямой участок, не самый удобный отход – но на то имелись причины. Шурави тоже учились… теперь самые удобные места для засад, где прикрывались заставами и выносными постами, где периодически обстреливались артиллерией, где засевались проклятыми минами с вертолетов – в камнях не видно, но ступню оторвет, случись наступить. А тут у его людей были отличные сектора обстрела колонны, длинная прямая, в самый раз…

– Идут, хозяин.

Нурутдин посмотрел на бинокль туда, куда указывал пехлеван – заметил. И в самом деле, заметил. Дым над горами, не дым даже – а дымок, когда работают десятки дизелей, да на дурной солярке – это заметно даже с такого расстояния. Вот и хорошо…

– Передай по цепи! Всем приготовиться! Замаскироваться!

Санобар взял камешек, ловко кинул его в сторону ближайшего к нему бойца. О том, что шурави теперь научились слушать частоты, на которых обычно работают рации муджахеддинов и таким образом узнавать о готовящейся засаде – духи уже знали…

Нурутдин осторожно поднял голову, когда первые машины уже показались из-за поворота, они шли с довольно большой для этих скоростью и, что самое странное – в колонне не было ни танков для сопровождения, ни боевых машин пехоты, ни бронетранспортеров – обычные машины. Хотя… обычными их назвать было сложно. Угловатые, со спрямленными листами кабины, с малой площадью остекления, с какими то решетками на кабине – они шли ходко и даже одним своим видом выражали угрозу.

– Пропускаем… – решил Нурутдин-хан – не стрелять!

Поздно. На этот случай существовал свой способ предупреждения, но – поздно! Со склона к одной из машин потянулась стальная стрела, лопнула яркой вспышкой на обрешетке кабины. Следом стартовали еще несколько – били грамотно, голова, середина, хвост колонны, главное остановить, потом уже добивать. Со склона хлестнули автоматы…

Головная машина, которая должна была остановиться от гранатометного выстрела[214]214
  На самом деле фугасы в Афганистане как средства остановки колонны использовались редко, во всяком случае, не на этой трассе. Она постоянно контролировалась, постоянно шло движение – у бандитов просто не было возможности заложить фугас.


[Закрыть] – гранатомет мог сжечь танк, не то, что кабину грузовика шурави – продолжала идти…

С нескольких машин слетел тент – и в сторону бандитов глянули стволы скорострельных пушек и крупнокалиберных пулеметов. Мгновение – никто не успел и опомниться, как скорострельные установки с ходу открыли шквальный огонь по склонам, буквально заливая их огнем. При этом – колонна шла, ее так и не удалось остановить.

Ни про управление боем, ни про дальнейшие попытки остановить колонну речи уже не было – Нурутдин-хан даже не пытался рассмотреть колону, как он это обычно делал – стоящие машины шурави, такие грозные в поле и такие беспомощные здесь, в афганских горах, дым, желто-черные клубы огня от разрывов гранат, мечущиеся, горящие, пытающиеся вести бой фигурки людей – шурави. Ничего этого не было – а была лишь свинцовая метель, пожирающая склон.

Когда колонна прошла – Нурутдин – хан так и лежал, закрыв голову руками.

– Вставайте, амер – подтолкнул его пехлеван.

Бандитский главарь медленно поднялся. Склон был буквально перепахан.

– Кара Аллаха…

– Надо уходить, амер. Шурави вышлют вертолеты…

– Кара Аллаха… – Нурутдин-хан остановившимися глазами смотрел на дорогу, на склон, где то тут, то там – рваными кучами тряпья лежали те, кто еще час назад составляли его отряд. Кое-где поднимались – но это был уже не отряд. Это было сломленные и испуганные люди – чтобы их снова не послали в бой, они будут готовы на все, убить его, предать Джихад, переметнуться на сторону коммунистов. Все что угодно – только не под ливень свинца, пожирающего склон…

– Кара Аллаха…

Пехлеван, не обращая внимания, потащил своего амера за собой. Где-то – то ли далеко, то ли совсем рядом, горы обманчивы, любят играть со звуком – рокотали лопастями вертолеты.

Колонна прошла – с одним убитым и одним раненым. Банда Нурутдин-хана, потеряв в засаде тридцать шесть человек, уже не сможет восстановиться никогда. Все произошло так, как и боялся опытный бандглаварь – его убили во время следующего ночного привала, Санобара тоже убили. Остатки бандитов, деморализованные, разбежались…

Москва, Кремль

Вечер 30 декабря 1987 года

Экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС

Если послушать лиц «сильно демократической» национальности, тех самых, у которых мама русская, а папа – юрист, то получается, что человеческая жизнь в СССР ничего не стоила. Это утверждение, кстати, было одним из основных мессаджей, которые вбивали в голову советским людям предатели и враги народа. Ваша жизнь ничего не стоит, вы для государства – ничто! Как назло (а может и не как назло) рвануло в Чернобыле, потонул теплоход Адмирал Нахимов… все эти катастрофы создавали у людей ощущение беспомощности, хрупкости разрушающегося на глазах мира, вызывали неврозы и фобии. Каждый из этих случаев обрастал слухами – причем ни Второе ни Пятое управление КГБ СССР не сделали ничего для того, чтобы эти слухи пресечь. Наоборот, засекречивая, замалчивая случившееся, не делая из этого простых и понятных выводов – делали только хуже. Один погибший слухами превращался в десяток, в сотню, в тысячу, распространялись самые дикие слухи – что нас травят, что в овощах нитраты и их нельзя есть, что от экологии вымирают чуть ли не целыми городами. Истерия после Чернобыля привела к остановке строительства атомных станций и деградации всей атомной отрасли – а ведь фирм, способных полным циклом производить гражданские атомные реакторы в мире было – на пальцах одной руки пересчитать! Да что там говорить… Мальчик в овраге нашел пулемет – больше в деревне никто не живет – никогда такого не слышали? А ведь этих частушек – в свое время было море, все они были сделаны по единому шаблону и явно не детьми, били, прежде всего, по детям, которые с хохотом рассказывали их друг другу на школьных переменах. А ведь самые мудрые педагоги уже били тревогу – в частушках этих закладывалась поведенческая модель – наплевательское отношение к чужой жизни, смерть как предмет шутки, мимолетная жестокость, недоверие к власти. Вот и думай – то ли детей неразумных, ремнем по мягкому месту, то ли серьезно выявлять авторов этой идеологической диверсии…

О том, что произошло у посольства СССР в Кабуле в Москве стало известно через десять минут, более-менее полная информация (пусть предварительная) появилась через полчаса. Еще через полчаса – из Кабула в Москву вылетел маршал Соколов, член Политбюро ЦК КПСС. Еще через час – генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Соломенцев приказал собирать экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС. Ему ответили, что многие члены Политбюро уже отдыхают, а кто и уехал – и получили в ответ такой поток мата, что весь остаток дня по чинным коридорам ЦК взмыленные чиновники бегали вприпрыжку.

Вот как советские чиновники, жестокие, бесчувственные и бессердечные – отреагировали на случившееся в Кабуле!

Генерал-майор госбезопасности Гейдар Алиев опоздал на заседание Политбюро ЦК КПСС на полчаса. Но каждую минуты этой половины часа он потратил с максимальной пользой, и теперь был готов не только защищаться, но и атаковать. Он прекрасно понимал, что первый вопрос, который возникнет на Политбюро – кто виноват, и виноватым, прежде всего, будет он. Но лучшая защита – это нападение и ПГУ, а точнее следовавшие с ним генерал госбезопасности Бояров и полковник госбезопасности Караваев дали ему оружие для того, чтобы нападать.

– Партбилеты с собой взяли? – осведомился Алиев

Контрразведчики синхронно похлопали по карманам – в здание ЦК пропуском был только партбилет, никакой другой документ там не признавался.

Больше Алиев не произнес ни слова, и не попытался даже дать каких-то рекомендаций, как вести себя. Караваев должен был присутствовать на заседании Политбюро первый раз, нервничал – но виду не показывал. Впрочем – может и не пригласят.

Машина – черный бронированный ЗИЛ с Волгой сопровождения – проехала в Боровицкие ворота, покатила по чисто выметенным асфальтовым дорожкам. Внутри Кремля все было освещено, на антрацитно-черный асфальт из темной выси небес падали редкие, задумчивые снежинки.

Пропуск им выписали сразу, было сразу видно, что Председатель Президиума Верховного Совета пользуется в здании авторитетом. На третий этаж поднялись не на лифте, а пешком – как обычно, здание казалось вымершим – пустые, застеленные красными ковровыми дорожками коридоры, торжественная тишина. Можно было бы сказать – слышно, как муха пролетит – да кто ее сюда пустит, муху то…

Перед кабинетом Генерального секретаря Алиев притормозил, дал указания

– Сидите спокойно, пока не позовут. Говорите правду, как есть. Не приукрашивайте.

– Есть! – ответил Караваев, хотя его ответа никто не ждал.

Алиев завел ГБшников в приемную, сам исчез за дверью, где проходило заседание Политбюро.

Собрались не только узким составом – но даже без кворума. Соломенцев, Громыко, Алиев, Соколов. Соломенцев и Громыко – старая гвардия, давно спелись против Алиева, он это знал. Соколов держался нейтрально, грызни не любил, много времени проводил в Кабуле – значит, вызывали, прилетел спецрейсом. Примерный аналог Совета национальной безопасности при Рейгане, только еще более узкий состав. Можно сказать – силовой комитет Политбюро.

Вел Громыко. Соломенцев до поры не высовывался

– Садись Гейдар… – в голосе Громыко, сухом, безжизненном звучала каменная, ртутная тяжесть – знаешь?

– Знаю. Много погибших?

– Наших – один человек. Девочка, маленькая. Лет семи. Афганцев несколько человек, сейчас уточняем.

Можно было бы сказать – слава Богу, что только один человек. Или – не страшно. Алиев этого не сказал. Он знал, что это страшно.

– Как это произошло? – задал сакраментальный вопрос Громыко

– Чего-то подобного можно было ожидать – пожал плечами Алиев

– То есть?

– Это значит, что мы побеждаем.

– Не понял, Гейдар?

Соломенцев пошевелился в кресле, включая в игру

– Терроризм – это всего лишь форма войны. Продолжение войны. Если противник настолько силен, что воевать с ним на поле брани бессмысленно – то война перекидывается на мирных жителей страны, с которой воюешь. Это террор.

– Завтра так в Москве взорвут! – повысил голос Громыко

– Да, взорвут – подтвердил Алиев – мы знаем об этом и готовы к этому. У нас есть информация, что группа террористов перебрасывает в Москву большие партии взрывчатки, речь идет о сотнях килограммов, чтобы произвести террористические акты в местах массового скопления людей. И за этим стоят – афганская вооруженная оппозиция, пакистанская и американская разведслужбы.

В кабинете стало тихо как в склепе

Нервно играющий ручкой Громыко

Тяжело отдыхивающийся Соколов – как будто до кабинета бегом поднимался

Какой-то нездоровый, кожа сероватого оттенка – Соломенцев. Что – опять врачи-убийцы? Не всех вычистили?

– Объяснись, Гейдар – первым пришел в себя Соломенцев, старая школа

– Объяснять тут нечего. Второе главное управление КГБ, а точнее – только что организованный отдел по борьбе с терроризмом из нескольких разных источников получил информацию о том, что на секретном совещании, в котором участвовали представители афганской вооруженной оппозиции, представители китайских, американских и пакистанских разведслужб принято решение о начале террористической войны против Союза советских социалистических республик. Конечная цель это войны – запугать советский народ, заставить нас уйти сначала из Афганистана, потом вообще из Средней Азии и с Кавказа. С этой целью уже сейчас в Москве организуется сеть террористов, в основном афганцев, налаживаются каналы доставки большого количества оружия и взрывчатки в Среднюю Азию, а потом и в крупные города СССР. Мы считаем, что первые террористические акты могут произойти в течение месяца.

Громыко выглядел так, как будто его сейчас хватит удар

– Да мы… Да они… мы…

Соломенцев не потерял хладнокровия и самообладания – возможно, успокоительное принял. Может, потому и выглядит сейчас – краше в гроб кладут. Да… нехорошее это кресло – Генерального секретаря ЦК КПСС. Расстрельное, можно сказать.

– КГБ СССР ведет работу по пресечению терактов?

– КГБ СССР не только ведет такую работу – нам удалось найти подходы к только формирующейся террористической сети и произвести первые вербовки. Реализации, то есть ареста – мы не производим, потому что нужно до конца выявить состав террористических групп, кто и как их курирует, снабжает деньгами, отследить складывающиеся каналы доставки оружия и взрывчатки – и только потом накрывать сеть целиком. Уже сейчас можно сказать – в Узбекистане не все благополучно, и выделенных в отдельное производство дел будет – море.

– Не только воры, но и террористы…

– Скорее пособники. Вместе со мной приехали ответственные товарищи из КГБ СССР, ведущие разработку дела. Это генерал Бояров, которого мы хорошо знаем и отозванный из резерва полковник Караваев – он лично работает с агентурой. Полковник Караваев во время войны работал в составе военной контрразведки СМЕРШ, имеет опыт противостояния Абверу. Пригласить?

Громыко хватанул ртом воздух, он уже приходил в себя

– Да, да… Конечно. Давайте, пригласим товарищей. Они здесь?

Алиев опередил – пока Соломенцев брался за телефон, он уже подошел к двери, пригласил кивком головы.

– Проходите, товарищи… – Громыко пытался перехватить инициативу – садитесь вон там. Разговор будет долгим. Садитесь, садитесь… Вам известно, что произошло сегодня в Кабуле, товарищи.

– Известно… – по-граждански ответил Бояров, и это было правильно, потому что говорит всегда старший по званию, если вышестоящее лицо не обращается конкретно к младшему по званию – информация прошла циркуляром по всем управлениям. Данные кабульской резидентуры.

– Товарищ Алиев только что сообщил нам, что подобные акты планируются и в Москве.

Несмотря на весь свой опыт Бояров такого не ожидал. По меркам бюрократическим это было наглостью – в ответ на обвинения переть в атаку и выводить ситуацию на качественно новый уровень. Кабул взорвали? Да вы что, товарищи, какой тут Кабул, когда вот-вот Москву с Ленинградом взорвут! Никто и никогда так давно не докладывал, тем более на Политбюро.

– Это так, товарищ Громыко.

– Насколько серьезна угроза, товарищ… Бояров?

– Отдел по борьбе с терроризмом считает угрозу террористических актов в советских городах серьезной и имеющей под собой определенные основания, а поэтому – ведет активную работу по этой теме.

– Быть может, товарищу Караваеву стоит доложить? – спросил Алиев – товарищ Караваев непосредственно занимается оперативной разработкой данной темы и сможет доложить по ней лучше, чем кто-либо другой…

Бояров в душе вздохнул с облегчением – да минут нас что барский гнев, что барская любовь. Голову на таком уровне свернуть – запросто.

– Да… товарищ Караваев…

– Товарищи…

– Товарищ Караваев, вы кажется, служили в СМЕРШе? – внезапно спросил Соломенцев

– Так точно товарищ генеральный секретарь. СМЕРШ пятой ударной армии.

– А потом служили в КГБ?

– Так точно.

– И вас отозвали из отставки.

– Так точно.

Генеральный секретарь внезапно потерял к этой теме интерес, махнул рукой, разрешая продолжать. Полковник Караваев тоже вздохнул с облегчением – после войны он не только работал в КГБ – он еще и сидел. После разгрома СМЕРШа посадили тогда многих, его в том числе. Сажали чохом, не разбираясь – виноват, не виноват, потом при Хрущеве так же чохом реабилитировали – Караваев из тех, кто сидел с ним и был реабилитирован, мог назвать, по крайней мере, одного человека, который заслужил ВМСЗ[215]215
  Высшая мера социальной защиты. То есть – расстрел


[Закрыть] и мог назвать нескольких других, которые однозначно были не виновны, как не виновен был и он. Сидели же – все чохом…

– Продолжайте, продолжайте.

– Так точно. Пять дней назад скрытым патрулем, униформированным в форму московской милиции был замечен подозрительный человек, проявляющий странный интерес к дому – два, то есть к зданию центрального аппарата КГБ на Лубянской площади. Учитывая повышенный уровень готовности, данное лицо патрулем было задержано и доставлено для беседы. В ходе беседы выяснилось, что данное лицо является инициативником, то есть лицом, ищущим контакта с сотрудниками КГБ СССР для сообщения информации государственной важности. Лицо это, афганский студент по имени Самсор Азади, учащийся МГУ не знал, куда обратиться – поэтому не пришел в приемную КГБ СССР, а слонялся вокруг здания, пока не был задержан. Указанное лицо сообщило, что оно является осведомителем афганской разведки ХАД и состоит на связи у человека по имени Султан, работника авиакомпании Ариана, который на данный момент работает в московском представительстве. Принятыми мерами удалось установить, что под именем Султан источник знает Султана Бируни, взятого на учет вторым управлением КГБ СССР как иностранного разведчика, действующего под коммерческим прикрытием и проявляющего активность. За Султаном Бируни ведется наружное наблюдение, проводится так же агентурная разработка по данному лицу. Указанный Бируни сообщил Азади, что у него есть задание для него и передал ему крупную сумму в рублях, а так же доллары США. За эти деньги Азади снял восемь квартир в различных районах города, все они находятся на первом или на втором этажах, и все они – в многоэтажных домах. В разговоре Султан Бируни сообщил, что квартиры снимаются с целью хранения там мешком с сахаром, но Азади думает, что в квартирах будут расположены взрывные устройства, чтобы в нужный момент привести их в действие.