Текст книги "Наступление"

– Десятка два. Солидно…

– Они на Дар-уль-Амман, товарищ майор! Там перестрелка вовсю идет!

– А местные? Зеленые что делают?

– Нас осадили!

– Где осадили? Кого?

Алексей осекся – дело в том, что он ехал от Саиды. Саида жила в довольно престижном месте – поэтому он многое видел, и стрельбу у посольства СССР и горящие бронетранспортеры на Дар-уль-Амман. Поэтому же ни он ни Саида не попали в замес.

– У посольства стрельба сильная. Техника горит.

Карпухин хмыкнул

– Теперь сюда слушай, паникер. Сегодня утром, генеральный секретарь ЦК НДПА и ряд других предателей подняли вооруженный мятеж. Они хотят выгнать Советский союз из Афганистана и пригласить сюда американцев. А нам – предписано дожидаться особого распоряжения. Понял? И машину загоните во двор, нечего ей на улице делать.

Кандагар

Тот же день

Бу-бух!

Снова Град или что-то в этом роде… Китайцы поставили моджахедом много мобильных 107 миллиметровых ракетных установок за то время, пока… замирялись, в общем. Теперь это все било по городу.

Генерал Куракин, военный советник Третьего армейского корпуса (сейчас его командующий, фактически, потому что новый командующий ни в зуб ногой, старый – погиб при террористическом акте) – рискуя был не в щели, а на корпусном КП у станции ВЧ-связи, которой здесь не должно было быть, потому что в Афганской армии некому было связываться по ВЧ и не с кем. Но связь тут была, и пока связист вздрагивал от каждого разрыва ракеты – генерал пытался докричаться до Москвы и передать информацию. И так, чтобы поняли.

– Тринадцатый, где ты пропал. Повторяю еще раз – Аскер на позицию Оль не вышел, повторяю – Аскер на позицию – ноль не вышел, прием! Тринадцатый, ты меня слышишь, так твою мать!

Это означало, что план летит ко всем чертям. Красивейший план – тайное сосредоточение в Кандагаре наиболее надежных частей афганской армии – вот почему связи с парашютно-десантными полками у Кабула не было, министр Танай не знал, что перед самым мятежом они, соблюдая неслыханные меры предосторожности, ночью скрытно выдвинулись к Кандагару, чтобы составить ударный кулак группировки вторжения. Наиболее преданные и подготовленные части третьего армейского корпуса, некоторые части первого и второго корпуса, лично преданные Танаю, плюс отряды советского спецназа, части семидесятой отдельной мотострелковой бригады должны были составить первый эшелон вторжения. В афганской форме, легенда – взбунтовавшие части афганской армии под командованием министра обороны Афганистана Таная уходят из Афганистана в Пакистан, это должно было дезорганизовать пакистанцев и не дать им принять решение. В качестве второго эшелона вторжения предполагалось задействование девяносто восьмой дивизии ВДВ, которая как раз сейчас выходила к аэродромам взлета.

Удар должен был наноситься практически по пустому месту! Бросок через почти ничем не прикрытую пустыню – и советско-афганские части прорывались к Кветте, столице плохо контролируемой администрацией Пакистана зоны племен, проходили через насыщенные бандитами районы (вот только цацкаться с бандитами уже никто бы не стал) – и дальше поворачивали к крупнейшему городу Пакистана – четырнадцатимиллионному Карачи. Передовые части должны были подойти к Карачи через Ч+30 – то есть тридцать часов с момента начала общего наступления. При этом – восемь из одиннадцати пакистанских дивизий находились не на пакистано-афганской, а на пакистано-индийской границе и армейскому корпусу, усиленному советской мотострелковой бригадой, а через Ч+10 – и дивизией ВДВ должна была противостоять всего лишь одна пакистанская дивизия, из худших.

Бардак должен был подняться – неописуемый! Удар на Карачи должен был отрезать Пакистан от самого вероятного направления, откуда они могли бы получить поддержку – по воде. Американцам, для того чтобы даже экстренно перебросить сюда хоть какие-то части морской пехоты – потребуется не меньше четырех суток, к тому же их некуда будет высаживать. На берегу – советские солдаты, с одной стороны – пакистанская прибрежная линия сменяется враждебной американцам индийской, с другой стороны – еще более враждебной иранской. Вот и думай что делать. Примерно в это же время подойдут эскадры Шестого и Седьмого флотов США – и встанут, потому что непонятно будет – то ли на берегу афганцы, то ли все таки советские солдаты. Может быть, рискнут бомбить, получат и сами по зубам от авиации берегового базирования.

Потом – возможны варианты. Основной – отход частей Советской армии, переговоры Пакистана с Афганистаном о судьбе Зоны племен. Еще один вариант – удар индийской армии через границу всеми силами и аннексия Пакистана. Точнее, не аннексия, а воссоединение, ведь вся территория Пакистана до 1949 года входила в состав Индии, правда Британской – но это особой роли не играет. Афганистан в этом случае получит свое – Зону Племен. И Индия получит все остальное. Терроризму, душманству – будет раз и навсегда положен конец.

Но все это упирается только в одно. Аскер – то есть министр обороны Шах Наваз Танай – не вышел в точку ноль – то есть не прибыл в Кандагар на КП армейского корпуса, чтобы лично командовать войсками. Посланная за ним вертолетная группа вернулась ни с чем, при этом летуны серьезно рисковали – душманы как взбесились. Связи с Кабулорм нет и о судьбе Аскера ничего не известно. Кроме одного – в Кабуле идет бой.

Связист ошалело снял наушники

– Товарищ генерал, обрыв связи!

– То есть? – не понял Куракин

– Связи нет. Москва отрубилась.

В ответ генерал загнул длинное, витиеватое ругательство.

– … какого… Как могла отрубиться ВЧ?!

– Не могу знать, тащ генерал.

– Восстановить, Быстро! Мать вашу!

Кабул, посольство СССР

Тот же день

Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Афганистане Павел Петрович Можаев, тоже обычно спокойный, толстый, с тройным подбородком, выглядел сейчас так, что вот – вот – и его хватит инсульт. Или инфаркт. Или и то и другое разом. Посол был тяжело болен, ему вот-вот должна была прибыть замена – но теперь было не до замены. Никто из сотрудников сейчас даже не осмеливался подойти к нему…

– Товарищ… – на той стороне трубки дежурный просто не знал, куда себя деть… – успокойтесь, вас плохо слышно.

Можаев зашипел, как пробитая гвоздем шина

– Случай, сопляк… – дальше больше минуты посол перечислял все приходящие ему на ум ругательства – давай мне Воронцова[307]307
  Юлий Воронцов – в описываемый период первый заместитель министра иностранных дел СССР, поскольку Громыко был стар и сильно загружен в ЦК – фактически и.о. министра иностранных дел.


[Закрыть] или Громыко! У меня, б…ь по посольству садят из гранатометов, вот поэтому ни хрена не слышно, понял!

Трубку вовремя перехватили – иначе инфаркт или инсульт мог случиться уже у дежурного

– Воюешь, Павел Петрович? – в трубке раздался насмешливый голос Юлия Михайловича Воронцова, первого замминистра

– Юлий Михайлович, докладываю официально, под запись… – в груди жгло, не хватало воздуха – посольство находится под обстрелом, охрана КГБ и афганцы держат пери метр вот уже второй час, есть убитые и раненые. Нас обстреливают из всего, что можно представить, есть убитые и раненые. Сколько я так продержусь – не знаю.

– Из танков не обстреливают? – поинтересовался Воронцов

Вопрос был настолько неожиданным, что Можаев не сразу нашелся, что ответить.

– Э… пока нет.

– Значит, не все потеряно. У тебя охрана усилена? Тебе несколько КамАЗов с боеприпасами и оружием сороковая армия должна была завезти. Завезли?

– Юлий Иванович, какое это имеет значение?

– Большое. Так завезли или нет?

– Завезли!

Как раз в этот момент громыхнуло так, что это было слышно и в телефонной трубке. На пол посыпалось стекло.

– Ого! – оценил Воронцов – кажется, за тебя там и впрямь серьезно взялись. Короче, Павел Петрович, слушай приказ. Для тебя – получается боевой. Панику не поднимать – раз. Раздать полученное оружие всем, кто способен его держать – два. Держать периметр посольства до подхода помощи – три. Все понял?

– В ЦК знают? – обреченно спросил Можаев

– Знаю. Сейчас идет экстренное заседание, решается вопрос об отправке дивизии ВДВ. Баграм в наших руках, сейчас формируется колонна до Кабула. Тебе задача – продержаться еще часов двенадцать. Максимум сутки. Потом – придет помощь. Все понял?

– Понял. Есть…

– Слева! Слева!

Афганский коммандос, занимающий позицию у пролома, проделанного в стене выстрелом из безоткатного орудия, высунулся, пустил очередь – и отпрянул, уходя от ответной. Бинты на его голове рдели красным.

Все смешалось, когда пришли духи – все же президент и остальные политические манипуляторы, устроившие «договоренности» с афганской вооруженной оппозицией недооценили глубину раскола афганского общества и готовность афганских военных подчиняться приказам. В их понимании, что с одной, что с другой стороны – были одни и те же люди, афганцы, и стоило только предложить решение, устраивающее обе стороны – как и с той и другой стороны люди сложат оружие и снова превратятся в единое, не разодранное общество. На самом деле – на девятый год войны единого народа уже не существовало: по разные стороны баррикад уже дрались за выживание два совершенно разных народа, имеющих совершенно разные ценности, совершенно разное мировоззрение, совершенно разных героев – разные до несовместимости. Одни (причем количество этого народа росло) хотели жить в атеистической, социалистической стране, где развивается промышленность, строятся села и города, на полях работают тракторы Беларусь и растет пшеница. Другие – хотели жить в шариатском государстве по законам шариата, как жили деды и прадеды, воровать невест, нападать на караваны и выращивать на полях наркотики. Афганских коммандос можно было заставить охранять посольство СССР (именно охранять, напасть на него они никогда бы не согласились). Афганские коммандос могли расправиться с ренегатом Танаем, который пошел против Политбюро и поднял мятеж – по крайней мере, так им сказали. Но как только с завываниями через мегафон и воплями Аллах Акбар! на улицы Кабулы хлынула разъяренная бородатая орда, переброшенная самолетами из Пакистана – так солдаты полков коммандос, десанта и даже часть Президентской гвардии совершено инстинктивно начала поворачивать против них оружие. А душманам – сарбозы всегда были врагами, и кто будет разбираться, за кого там этот сорбоз – за Таная или за Наджибуллу? И кто там будет разбираться – у кого какого цвета повязка на рукаве?

После боя между сторонниками Таная и афганскими коммандос улица осталась за сторонниками Таная – но тут свою роль сыграли охранники КГБ из посольства. Они потребовали не чинить никаких расправ, передать им раненых и пленных, навести порядок в собственных рядах. Гвардей цы Таная – прожженные пуштунские волки – повиновались, для многих афганцев шурави мушавер был высшей силой, первым после Аллаха, который всегда знает как правильно. Это наверху разыгрывались заговоры и плелись интриги, внизу отношение было намного более чистой и искреннее. Потом, когда в город ворвались бойцы отрядов Аль-Исра, активизировалось обширное душманское подполье в городе, стали подходить банды из пригородов, короче, когда завязались действительно серьезные бои за контроль Кабула – истекающие кровью, потерявшие товарищей в братоубийственной бойне защитники инстинктивно скапливались около нескольких точек города – здания Царандоя, ХАД, министерство обороны, дворец Арк, Харби Поктанун[308]308
  Главная военная академия, учебное заведение для подготовки офицеров


[Закрыть], дворец Тадж-Бек. Предчувствуя кровь, боевики бросились прежде всего в кварталы советских военных советников – и каким же было их изумление, когда они обнаружили, что кварталы то пусты! Еще утром были поданы машины – и большая колонна ушла направлением на пока неприступный Баграм! Разочарованные боевики кто занялся грабежом (даже в идеологически подкованных Аль-Исра нашлись такие) – а многие вступили в бои в городе. Сейчас в советском посольстве держали оборону сотрудники КГБ, охрана самого посольства (в том числе оказавшаяся там спецгруппа Вымпел), примерно усиленная рота афганцев, которые не смогли и не захотели добраться до находящегося дальше Министерства обороны (в основном это были коммандос, но были и люди Таная) и разрозненные защитники революции, которые были рядом и побежали к советскому посольству, когда все началось. Сейчас – кто-то (в том числе и часть дипломатов) с оружием защищали периметр, кто-то – уже копал стрелковые щели на территории самого посольства. С той стороны – к посольству рвались моджахеды.

Командовал обороной посольства майор госбезопасности Игнатченко, который в 1982 году в первой своей командировке воевал в составе группы Тибет[309]309
  Это Каскад, единого отряда не было, воевали группами, формируемыми республиканскими УКГБ из состава офицеров, прошедших подготовку в КУОС. Тибет – грузинская группа, но в КГБ практиковалась ротация кадров и там мог оказаться и украинец


[Закрыть] и был тяжело ранен. В эту командировку руководство УКГБ отправило его со строго конкретной целью – дать хорошему офицеру заработать на кооперативную квартиру, раз уж теперь такой бардак, что нормальных не выделяют. Что называется – заработал.

Сейчас, майор Ингатченко сидел в комнате, которая схемой обороны посольства была определена под штаб и слушал своего подчиненного. Он получил контузию в самом начале, поэтому в бою не участвовал. От контузии офицер заикался, докладывал сидя.

– Значит, товарищ майор, консервы[310]310
  запасы на подобный случай, так из называли.


[Закрыть] вскрыли. У нас сейчас в НЗ миллион патронов пятерки, семерки почти нет, осталось тысяч тридцать, не больше. Двести тысяч к ПК, еще гранаты – Ф1 нет, зато РГД полторы тысячи штук. Вот… все.

– Мины?

– Нет. Не завезли.

Игнатченко прикинул – не так плохо. Миллион автоматных патронов, двести тысяч пулеметных и полторы тысячи гранат – этим можно отбиваться долго. Очень долго. Проблема только в том, что у афганцев у всех – автоматы калибра 7,62 от которых скоро не будет никакого толка.

– Ты баб на магазины посадил?

– Т… так точно.

– Тогда пошли командовать.

Во дворе было дымно… какой-то идиот положил несколько мин, но только первые две из них были осколочными, остальные почему то пошли дымовые. Потом миномет вообще заглох – но и две осколочные наделали дел…

Моманда, который после гибели одного из офицеров принял командование одной из групп – они нашли у главных ворот – по ним садили из безоткатки, но они каким-то чудом устояли, хотя и держались на соплях – пинком вышибешь. Он лежал прямо на земле метрах в десяти от ворот и не стрелял – но кого-то выцеливал, спрятавшись за импровизированной баррикадой из поставленной поперек Волги.

– Как дела, рафик? – Игнатченко хлопнул афганца по плечу

Афганец обернулся, в этот момент по Волге выстрелили, кузов глухо срезонировал – но он улыбнулся. Для воина бой – намного понятнее, чем политическая интрига.

– Осторожно, рафик офисир[311]311
  Офицер. Многие военные термины в пушту и дари – искаженные английские слова, все это потому что тут долго были англичане


[Закрыть]. Снайпер.

– Снайпер…

– Его все равно подстрелим. Рафик Петр уже с винтовкой пошел! Когда помощь будет, когда шурави придут?!

Хотел бы и сам Игнатченко это знать

– Скоро. Скоро придут. Скажи своим – кто с шурави-калаков[312]312
  именно автомат 5,45. Шурави калаков – то есть автомат шурави, которым вооружены советские. 7,62 – просто Калаков


[Закрыть] умеет воевать, пусть идут по одному на пункт боепитания, берут там автоматы у раненых. К вашим нет патронов, к шурави калаков пока есть.

Понял…

Отдать приказ Моманд не успел – впереди громыхнуло, да так что уши заложило – и многострадальые стальные, укрепленные дополнительной балкой ворота наконец не выдержали и рухнули, истерзанные огнем. Все заволокло дымом и пылью, людей посшибало с ног, машину перевернуло. Ворот больше не существовало.

– Аллах Акбар!!!

Открыв шквальный огонь, боевики, те, кто мог вести бой – ринулись вперед…

– За Родину! – закричал внутри кто-то, и голос этот был жалким и одиноким в отличие от слитного и грозного «Аллах Акбар!». Но через секунду к нему присоединился еще голос и еще – и лавину ворвавшихся в пролом моджахедов встретил автоматный огонь. При взрыве многие погибли, моджахеды, надев бронежилеты и приняв героин не чувствовали ни боли, ни страха, они рвались вперед – но к пролому стягивались посольские, в основном гражданские. У них были автоматы 7,62 из «консервов» – и в отличие от штатного 5,45, они сшибали на землю боевиков, даже одевших в бронежилет.

Линия обороны была проломлена взрывом – но тут же горела Волга, а дальше была возведена другая баррикада – и оттуда бегущих уже по советской земле моджахедов встретили автоматным огнем. Потом – добежавших взяли на штыки, пошли в рукопашную.

Вот – уже раненый офицер стреляет боевику в лицо, почти в упор – и сам падает, сраженный пулей.

Вот – боевик и кто-то из посольских, сцепившись в смертельной схватке, лежат на земле, оба они неуклюже пытаются убить друг друга, и белая рубашка и черная борода – одинаково окрашены ярко-алой кровью.

Вот кто-то, примкнув штык, бьет моджахедов раз за разом, то действуя штыком, то размахивая автоматом как дубиной.

Прорыв не удался. Дальше второй линии обороны – боевики не прошли. Девять из каждых десяти фанатиков из полка Аль-Исра, участвовавших в осаде посольства, погибли здесь, на пятачке перед входом…

Аллаху Акбар.

Пакистан, Карачи. Судно «Иван Рогов». Дальневосточное морское пароходство. 19 марта 1988 года

 
Волки уходят в небеса
Горят холодные глаза
Приказа верить в чудеса
Не поступало
И каждый день другая цель
То стены гор, то горы стен
И ждет отчаянных гостей
Чужая стая
 
 
Спиной к ветру и все же
Вырваться может
Чья то душа
Спасет, но не поможет
Чувствую кожей
Пропащая…
 

Волки

Би-2

Подполковник советской армии Басецкий Владимир Викторович, имевший документы на имя Работного Павла Михеевича, по судовой роли – помощника машиниста – сошел с борта дизель-электрического теплохода Иван Рогов, принадлежащего Дальневосточному морскому пароходству и зафрахтованному для перевозок в Пакистан леса. Нормальный деловой лес в Пакистане был буквально на вес золота, дровами здесь не топили, деревянный дом, если бы кто-то додумался его построить – был бы роскошью. Это был советский лес, переправленный из Владивостока сюда по сложной коммерческой схеме, включающей в себя зарегистрированную в Швейцарии фирму, юридически являющуюся продавцом. Этот лес покупали деревообработчики для изготовления дорогой мебели, которая будет стоять в кабинетах больших раисов. Официально, СССР и Пакистан не имели почти никаких торговых связей – на самом же деле торговля шла.

Боцман, усатый, осанистый, такой, как и подобает боцману весьма удивился тому, что Работного. который в первую свою загранку идет – в первый же день отпускают на берег, решил проинструктировать новичка. Так, для порядка…

– Работный!

Подполковник, уже подошедший к трапу обернулся – боцман поманил его рукой

– Подойди сюда, дорогой…

Подполковник послушно подошел.

– Работный… – произнес еще раз его фамилию боцман – экая у тебя хорошая фамилия… Запоминающаяся…

– Какая есть, товарищ боцман

Боцман чуть нахмурился. Как и любой уважающий себя боцман он умел разбираться в людях – а вот в этом человеке, жестком, молчаливом, непьющем, никогда не позволяющем себе не только обсуждать приказы, но даже на мгновение усомниться в их правильности – он не смог разобраться. У него на данный момент было две версии – то ли он служил, то ли он сидел. Но как бы то ни было – когда в Маллакском проливе они попали в жестокий шторм и был объявлен аврал – новичок действовал с редки хладнокровием, хотя его чуть не смыло за борт. Потому, как он действовал – боцман понял, что за ним нет самой примитивной мореходки, типичная сухопутная крыса, пусть отважная и решительная, в море он вести себя не умеет, хотя документы в идеальном порядке. Чтобы быть выпущенным в заграничный рейс – человека проверяет и партком и КГБ, всю душу вынут и после каждого рейса нервы мотают. Если его пропустили – значит, просвечен насквозь, достойный гражданин, заслуживающий всяческого доверия. И все же – что то с ним было не так.

– Первый раз на берег в иностранном порту идешь?

– Первый, товарищ боцман

– Руссо туристо – облико морале – помнишь?

– Не забуду – жив буду.

– Вот так. Опасайся провокаций. Рынок знаешь где?

– Так таксисты же знают.

– И то верно. Туда – и обратно. Не вздумай оружие или дурь купить. После каждого рейса шмонают будь здоров.

– Понял.

– Деньги при тебе?

Работный похлопал по карману

– При мне

– Следи за кошельком. Тут хуже, чем на одесском привозе. Что брать будешь?

– Мужики кассет просили с боевиками.

– Брюс Ли… – боцман понимающе улыбнулся, торговля кассетами с западными фильмами, особенно с эротикой и дрыгоножеством была одной из самых распространенных статей дополнительного дохода советского моряка торгового флота – дело хорошее. Только аккуратно. Проверяй каждую кассету. А то на…т.

– Спасибо, товарищ боцман.

– Спасибо не булькает…

Из руки в руку перекочевала сиреневая купюра, Работный повернулся и бодро пошел к трапу. Боцман проводил его взглядом.

Когда новенького было уже не видно, боцману вдруг пришла в голову мысль, от которой ему аж дурно стало. А что если он, этот Работный задумал сбежать из СССР? И пофигу. Что он никому об этом не сказал. Кто капитан корабля? Кто боцман? Кто секретарь партийной организации? Куда смотрели, как проглядели?

Сейчас конечно не те времена, посадить не посадят – но так вмандюрят, что свету белого не взвидишь. Спишут на берег – и амба, пошел пузыри пускать…

Боцман побежал в каюту капитана – но на полпути остановился. Это что же, он, получается, стучать будет? А если все это – яйца выеденного не стоит? Узнают в одно мгновение, прослывешь стукачом. Авторитет в коллективе зарабатывается годами, а потерять его можно в одно мгновение. Не хотелось бы, на старости то лет.

Немного подумав – боцман плюнул и пошел в машинное, поговорить с машинистом. Пока он решил ничего не делать.

Подполковник Басецкий протискивался через людскую толчею чужого порта, чужой и враждебной страны с каменным лицом, на вид ничего не замечая вокруг себя, но на самом деле замечая все. Он был готов ко всему – потому что он сам себя приговорил, и приговор этот – не мог быть обжалован.

Операция имела семидесятипроцентную вероятность гибели исполнителя. Генерал Куракин ему честно об этом сказал. Но у него в голове была только одна мысль, мысль к которой он пришел сам: погибнуть – но отомстить. За Наташу. За всех остальных. За те, кто лег. Иначе получится – что они так и будут лежать в земле неотмщенными.

Месть. Месть, месть…

На полицейском посту, преграждающем выход из порта, он предъявил паспорт советского моряка. Переглянувшись, полицейские долго его изучали, даже звонили куда-то, потом подвергли обыску. Пользуясь случаем, один из полицейских, коротко но сильно сунул ему под ребро, так что в глазах потемнело. Подполковник не издал ни звука – это не имело для него значения.

Ничего для него уже не имело значения.

На выходе из порта, он направился к стоянке такси, которая была у любого порта и которую ему показали на спутниковом снимке Карачи, сделанным новейшим советским разведывательным спутником. По пути к стоянке – он нагнулся, чтобы завязать шнурок на ботинке, сразу срисовал одного из филеров, но генерал предупреждал, что их как минимум трое. Не стоит обольщаться, это опытные профессионалы и просто так от них не уйти. Это могут быть даже сотрудники резидентуры ЦРУ, хотя вряд ли. В резидентуре ЦРУ постоянно не хватает людей, на простые задания по слежке посылают обычных морских пехотинцев из охраны посольства, в толе они выделяются не меньше, чем выделялся бы серый индийский слон.

Подполковник не стал брать такси у порта, пошел пешком – ему сказали, что если он возьмет такси у порта, то ему подставят такси с полицейским за рулем. Такси надо ловить в городе…

Вздохнув, он окунулся в людскую толпу.

Люди здесь показались ему каким-то зажатыми, не злыми – а именно зажатыми и опасливыми. Моряки сразу отличались от местных – открытой нахальностью, женщины были без чадры, но шли не поднимая глаз, видимо – было неприлично. Людей вообще очень много – в толпе не повернуться, если зазевался – тебя буквально выдавливает на проезжую часть, с непривычки очень трудно идти. Машин тоже очень много, в основном – малолитражки, меньше Жигулей, чадящие и коптящие, на втором месте японские малолитражки, много небольших грузовичков, размером даже меньше УАЗа-буханки. Везде шум, гам, первые этажи повсеместно переделаны в лавки – дуканы, тут же нищие и зазывалы, хватают тебя за рукав, могут и ограбить. Тут же – какие-то телеги, с которых продают что-то съестное, прямо тут и жарят. Примерно то же самое, что и в Йемене, где он когда-то служил – только народа больше, в разы больше.

Кто вы? Что вам нужно? Зачем вы убили Наташу? Что плохого она вам сделала? Она был просто ребенок, она хотела рисовать… поступить в училище и стать учительницей, учить детей. Какое зло она сделала вам, что вы оборвали ее жизнь? Какое?

Что мы все – сделали вам? За что вы нас убиваете, разве мы не помогаем вам? Из Термеза идут колонны с мукой – зачем вы их взрываете, ведь это – хлеб для вас, для ваших детей?

Подполковник шел по улице пакистанского города Карачи и нес внутри себя смерть. Не только свою. Тот, кто обретает право приговаривать к смерти других – первым приговаривает сам себя.

За ним, запыхавшись, шли филеры.

Нужный дукан на рынке он нашел с первого раза. Память у него была хорошая.

Обычный дукан, сделанный в старом морском контейнере, здесь такие же – все дуканы на рынке, потому что старый ржавый контейнер в порту можно раздобыть почти за бесценок. Торговали здесь одновременно дешевым индийским ширпотребом, местными платками с люрексом, которые в советской Средней Азии можно было продать с десятью концами[313]313
  то есть с наценкой 1000 процентов, дороже в десять раз. В советские времена – не самая большая наценка, те, кто имел доступ к дефициту – с одной крупной сделки могли обогатиться


[Закрыть], фильмами. Фильмы были в ярких упаковках на кассетах… полковник некстати вспомнил, как танкисты в одном из гарнизонов, который он когда то давно посетил, танкисты сняли с танков аккумуляторы, запитали от них свежекупленный «видик» и смотрели «фильмы про Джеки Чана», был такой герой, тогда уже популярный. Махался он и в самом деле изрядно.

Стоило ему только остановиться на мгновение – как дуканщик вскочил с места. Молодой, черноглазый, быстрый.

– Мистер, мистер. Инглиш? Франсе? Синема, синема.

Как и все обитатели крупных портов, торговец знал понемногу языков десять

– Рус – сказал Басецкий – совет.

– О, рус! – обрадовался торговец – водка, дружба, Ленин, за…сь! Водка – да? Водка – да?

Басецкий не сразу понял, о чем говорит торговец. С валютой в СССР были проблемы – а тут, вроде как в мусульманской стране, проблемы были с водкой. Поэтому – моряки вывозили сюда водку и делали «ченч» с торговцами. Торговец просто спрашивал, нет ли у него водки на продажу.

– Водка – да? Водка – ченч?

Басецкий достал одну бутылку Московской экспортной с зеленой этикетной и одну Пшеничной, на которой было нарисовано русское поле. Поставил на стол поверх кассет.

– Джеки Чан. Мне нужно несколько кассет с Джеки Чаном – сказал он фразу, которую сказал ему в Кабуле генерал перед отправкой. Сказано было по-русски.

– Водка – хорошо.

Торговец, не моргнув глазом, смахнул бутылки под прилавок, начал выкладывать кассеты с Джеки Чаном.

– Иди дальше – вдруг тихо сказал он по-русски – красный флаг. Рядом с Башней часов. Петушиные бои. Десять минут.

И тут же, громко

– Джеки Чан! Хорошо!

Подполковник вздрогнул.

Красный флаг был поднят рядом со старинной Башней часов. Там, где на советских базарах обувают лохов в три карты или три наперстка – тут обувают на петушиных боях. Прямо на всю грязь были постелены ковры – здесь, почему-то вытоптанные ковры считались ценнее новых, на них были поставлены клетки с боевыми петухами. Толпился народ… шум, гам, крики, тут же шныряли карманники, могли лишить кошелька, а то и жизни, сунув под ребро спицу. Сейчас как раз закончился поединок, проигравшего унесли на суп – дрались со стальными накладками на когтях и победитель забил побежденного насмерть. Кричали, ругались, юркие бачи собирали ставки, которые выкрикивали здоровенные бородатые мужики, потрясая зажатыми в кулаке купюрами.

Подполковник даже не понял, не сумел сориентироваться – когда какая-то сила втянула его в промежуток между двумя контейнерами.

– Давай документы. Быстро! Кепку! И сумку!

Басецкий выгреб из кармана документы, передал сумку, миг, второй – и в толчею рынка шагнул второй человек, такого же роста и телосложения, очень похожий, с его сумкой, документами и кепкой.

– За мной. Живо!

Они проскочили пространство между контейнерами.

– Тихо! Не беги!

Миг – и они вышли на соседнюю рыночную улицу, он – и рыночный торговец, который так хорошо знал русский язык, но боялся в этом признаться. Его, очевидно здесь знали – потому что он приветственно махнул кому-то рукой и крикнул что-то. Ему ответили.

Протискиваясь в толчее, подполковник шел за ним.

Они вышли к стоянке – грязной, загаженной. Торговец скользнул за руль иранского пикапа Симург[314]314
  Автор долго искал информацию – что же такое Симург. На самом деле – это копия не японского пикапа, как многие считают. Это лицензионный вариант американского Джип Хончо, который производился в Иране при шахе и производится там по сей день. Шах Ирана, развивая свою промышленность, купил у американцев целый завод полного цикла по производству Джип Вагонер и Джип Хончо. Это и есть Симург.


[Закрыть] – машина считалась довольно престижной, ее могли позволить себе только те, у кого дела шли хорошо. Рыкнув двигателем, машина тронулась.

– Ты советский? – спросил торговец

– Да.

– Это хорошо.

– А ты? Как тебя зовут?

Машина вырулила на оживленную улицу.

– Заболь. Я афганец.

Подполковнику это не понравилось. Он знал, что афганцы могут предать в любой момент и он сам и все, кто служил – хоть раз, но сталкивались с предательством афганцев. Он с подозрением посмотрел на торговца.

– Кого у тебя убили, русский? – вдруг спросил торговец, ловко ведя машину

– А ты откуда знаешь?

– Мы все – братья. Так – кого?

К сердцу подступило. Сильно.

– Дочь… – глухо сказал подполковник

– Тебе повезло. У меня вырезали всю семью. Я учился у вас, а мой отец – воевал против них. Этого оказалось достаточно.

Подполковник помолчал. Ему было стыдно.

– Извини…

– За что? Мы все – братья.

Мы все – братья. Нас побратала кровь, пролитая на этой войне. Мы все – братья и братство наше – скреплено узами крови. Да, мы братья – хотя и видим друг друга в первый раз.

– Прости… – еще раз повторил подполковник

– Тетакаллям араби?

– Наам[315]315
  Да, я говорю по -арабски. Все– на йеменском диалекте. Нет – будет «ля»


[Закрыть] – ответил подполковник – ана атакаллям араби

– Кейф халяк?

– Аль-хамдулиллях тамам[316]316
  Как дела? Слава Аллаху – хорошо. Тоже йеменский арабский. Плохо будет «муштамам»


[Закрыть]

– Хорошо – афганец перешел на русский – теперь тебя зовут Ареф Салафи, ты из Йемена. Ты бывал в Саане?

– Нет. Я служил в Адене.

– Это хорошо. Ты из южного Йемена.

– Документы?

Афганец протянул документы, полковник просмотрел

– Это что, документы? Паспорт, битака[317]317
  разрешение, вид на жительство в Йемене


[Закрыть]?

– Это членская карточка ИПА. Тут таких полно.

– Каких – таких? Салафи – это очень опасная фамилия.[318]318
  В самом деле опасная. Салафи. Салафит – сторонник т. н. чистого ислама – то есть ваххабизма.


[Закрыть]

Подполковник видел, что документы оформлены – плохо.

– Тут таких полно – повторил афганец – у кого нет никакого документа кроме такого. Салафи – это не имя, это кличка. Ты сражался с неверными в Йемене в составе банды душманов…

– Муртазаков – сказал подполковник – там это муртазаки

– Пусть так. Неверные посадили тебя в тюрьму, ты оттуда выбрался с помощью братьев. Тебя переправили сюда, воевать с неверными на пути джихада. Салафи – выдуманная фамилия, настоящая не имеет значения. Вот тебе еще документ… он значит, что ты работаешь на транспортную компанию. Возишь грузы.