Текст книги "Наступление"

Машина была новой, шла ходко…

– Дела… – сказал капитан, повидавший на своей милицейской жизни много всего – чтобы ты знал, молодой, раньше такая лайба, как у нас с тобой – хорошо, если пара на отдел было. И остальное… фотоаппарат друг у друга занимали.

– А как же работать?

– А так и работали…

Работали – химичили, били подозреваемых, липовали. Полно было новеньких, которые ни хрена не умели – уголовники над ними буквально измывались. Партийные, проверяющие – душу вынимали по каждому поводу. Капитан уже хотел рапорт писать, обрыдло все – тут власть сменилась, Гуров, уважаемый в министерстве практик начал создавать криминальную милицию. По американским канонам – двое полицейских, напарники. Делили так – один опытный, повидавший, второго – брали с последнего курса милицейского училища. Как объяснил Гуров – ему нужны были люди, которые еще работать не умеют – чтобы изначально учились работать правильно. За передачу опыта – доплачивают. Оружие – не только не отнимают[175]175
  В связи с утерями и инцидентами многие милицейские начальники приказывали оружие выдавать только на задержания. Ну и что может сделать невооруженный милиционер?


[Закрыть], даже заставляют все время носить с собой. Одна машина на двоих, причем старшему можно этой машиной пользоваться во внеслужебное время – вообще неслыханно. Через пять лет – всем бесквартирным обещают квартиры. Это конечно еще Горбач говорил, но почему-то в этот раз – капитан поверил.

Планов никаких нет, что есть по тому и работают, за раскрытие начисляются баллы в зависимости от тяжести раскрытого – но плана нет и палками заниматься не заставляют. Все – как у людей, вот так и работать можно.

Только интересно, все же – куда эти гаврики мясо-то повезли…

– Куда дорога идет?

– В область, тащ капитан… – чуть испуганно ответил водитель, пришедший в милицию из армии, отслуживший в Афганистане – во Владимирскую.

– Да это я и без тебя знаю… Ладно… езжай и не суетись. Не приближайся к ним.

– Есть…

Конечно, капитана, как и любого советского мента было за что сажать. Всех – было за что сажать, вся система была на этом построена – не виноват тот, кто не работает. Но в капитане было то, что и должно быть в настоящем, правильном менте – он ненавидел уголовников, ненавидел их лютой, желудочной, классовой ненавистью. Его бы воля – всех бы поставил на краю канавы свежевырытой – и из пулемета. И вот потому то его и таких как он, Гуров, сам разыскник и опер, каких поискать – брал к себе. Про беспредел говорил коротко – накажу. И все. Они были людьми одной крови, сделанными из одного теста и не надо было долго объяснять за что именно – накажу. Все это – знали.

– Тащ капитан, они сворачивают.

– Проезжай– вскинулся капитан – не снижай скорость! Проезжай!

Жигули прокатились мимо темного и мрачного пустыря… было темно и непонятно было, куда и в самом деле пошли машины.

– Куда это они… тащ капитан.

– Тормози.

Жигули тормознули на обочине. Они уже съехали с основной дороги, тут ночью машины почти не ходили.

Капитан хлопнул по карману, проверяя на месте ли пистолет.

– Сдай назад. Перекрой выезд на трассу.

– А вы?

– А я за ними.

– Тащ капитан, одному нельзя. Я с вами.

– Делай, что сказано! – вскипел капитан – молод еще!

– Есть… – убито сказал афганец. Опять не доверяют…

Капитан выскользнул из машины, Жигули резко сдали назад

На самом деле – в схеме работы криминальной милиции СССР было заложено глубоко рациональное зерно. Совершенным безумием был одномоментный призыв в МВД большого количества неквалифицированных кадров – с заводов, учреждений, из армии. Система может переварить эти кадры, но до определенного предела, дальше начинается лавинообразный процесс распада кадрового ядра криминальной милиции. План, предложенный Гуровым, был прост: быстро только кошки котятся. На то, чтобы подготовить нормального разыскника нужно пять лет. У него в криминальной милиции собраны все, кого смогли найти и заманить – из тех, кого можно называть профессионалами розыска – и каждый за пять лет должен подготовить себе напарника. Дальше – лет пять этот напарник должен работать, прежде чем он сам наберется такого опыта, что сможет готовить себе смену, за это время его бывший наставник подготовит еще одного новичка. Милицейские институты конечно важны, но практического опыта работы на земле нельзя заменить ничем. Дальше – через десять лет тех, кто сможет готовить себе смену – количество их теоретически должно удвоиться… с учетом нормальной нормы убыли – не справился, не захотел, не дай Бог погиб. Таким образом – к двадцати годам, когда уйдут на пенсию многие из тех, кто был в первых рядах новичков – службе удастся обеспечить не только здоровое воспроизводство кадров, но и обеспечивать этими самыми кадрами обычные РОВД.

А кадровая проблема в МВД была острой.

Попытка усилить состав МВД за счет резкого сокращения численности второго и пятого управления КГБ СССР закончилась тем, чем она и должна была закончиться – катастрофой, причем практически сразу. Обленившийся, привыкший «дуть дела», разбираться с интеллигентами за хранение Солженицына, аппарат, столкнувшись с реальностями криминальной жизни страны – убийствами, изнасилованиями, грабежами, этническими бандами – буквально взвыл. Хомуты – так раньше презрительно назвали ментов ГБшники – а вот теперь им довелось узнать, каково и в самом деле тащить на себе лямку милицейской работы. Если взять количество «брошенных на усиление» сотрудников КГБ – не в руководящие кресла, как раньше, а на улицы – то третья часть из них сразу подала рапорты, не дожидаясь перевода, еще примерно двадцать процентов сделала это в первые дни работы. Из оставшихся двадцать процентов показали себя опытными профессионалами, которые и в самом деле нужны были в милиции, с кадрами была полная катастрофа – оставшиеся поделились примерно пополам. Первая половина подыскивала место работы на гражданке, рассчитывая написать рапорт сразу, как только это место будет. Вторая – сбивалась в группы, пыталась противостоять своим ненавистным коллегам, хомутам – но милиционеры, отлично знающие как разбираться с подобными «устойчивыми группами» побеждали за явным численным превосходством.

* * *

То, что увидел капитан милиции, когда по ночной проселочной дороге добежал до места остановки КамАЗов – повергло его в шок.

Машины стояли рядком на проселочной тропинке – и с них сбрасывали мясо. Просто так сбрасывали, на землю. В темноте злобно рычали, грызлись собаки – видимо, не первый раз такое было, уже были прикормлены. Впрочем – три КамАЗа – мяса могло хватить всем дворовым собакам Москвы.

Сильно пахло гнилью.

И вот тут – капитан допустил ошибку. Он был битым и тертым милицейским волком, брал банды – но зрелище вот так вот, просто сбрасываемого на дорогу мяса, не продаваемого из-под полы, не заносимого на какой-то «левый» холодильник – потрясло его своей иррациональной дикой бессмысленностью до глубины души. Он, в конце концов, был обычным советским человеком, с ненормированным рабочим днем – и когда он приходил в магазин, мяса там естественно не было. Он вырос в нормальной стране – и просто не мог себе представить, ради чего нужно уничтожать продукты, которыми можно накормить людей, это выходило за рамки его мира, не лезло ни в какие ворота. И поэтому – вместо того, чтобы снять с предохранителя Макаров – он просто шагнул вперед и крикнул

– Вы что делаете, паразиты!?

Те, кто сбрасывал мороженые туши через борт – засуетились.

– Мага, кто это?

Один из тех, кто бросал мясо – спрыгнул из кузова

– Ты кто?

– Милиция!

– А… Начальник, ну виноваты. До свалки не доехали. Нас тут… мясо послали выбросить. Сгнившее. Видишь, как пахнет?

– Ты же нормальное мясо выбрасываешь! А ну, документы! Быстро!

– Вот, смотри. Все правильно и накладная.

Капитан достал карманный фонарик, который всегда носил с собой, он вспыхнул, ослепив его, привыкшего к темноте – и таджик изо всей силы ударил милиционера по голове. Остальные, подскочив как крысы, начали бить его ногами.

* * *

Пришел в себя капитан у колес КамАЗа, руки были закованы в его же наручники.

Рядом продолжался спор.

– Все сделаем! Тут собаки, бросим его, натравим – они его загрызут. Потом наручники снимем – и ищи ветра в поле.

– Дурак! За мента – вышка! Ты думаешь, поверят?!

– Да кому он нужен. Мент он и есть мент.

– Надо грохнуть и закопать. Пропал – и с концами. Мне Ваха говорил, он ментом устроился – нет тела, нет дела.

– Копать сам будешь? Земля мерзлая… ишак…

Дурак… как мальчишка попался. Так и надо…

– Стоять! – вспышка выстрела разрезала воздух, ударила по ушам – назад, стреляю на поражение! Руки!

И – еще один выстрел, на сей раз – не в воздух, пуля прошла так близко от головы старшего, что он почувствовал, как шевельнулись волосы.

Шайтан…

Младший больше не был младшим, учеником. Перед бандитами стоял младший сержант Советской Армии Александр Бабурин, разведчик семидесятой мотострелковой бригады, стоявшей в Кандагаре. А в Кандагаре были правила применения оружия, несколько отличающиеся от правил применения оружия в советской милиции. Точнее, правило было одно: если не ты – то тебя! Поэтому, младший сержант Бабурин в критической ситуации не очень-то задумывался, что за эти два патрона, которые он сейчас истратил, потом придется отписываться, возможно, и объясняться перед прокурором. Не задумывался он и о том, сколько ментов сидит сейчас по зонам за то, что неправильно применили оружие. Он видел перед собой врагов, напавших на своего командира, и готов был при дальнейшем сопротивлении – применить оружие на поражение без малейших колебаний. И бандиты это почувствовали… на Востоке вообще очень тонко чувствуют, кто на самом деле силен, а кто там… трость, ветром колеблемая. Младший сержант Бабурин был готов убить всех без малейших колебаний и сомнений – значит, он был сильным человеком, а сильному – надо подчиняться.

– Не стреляй, начальник, ради Аллаха, не надо – с просительными нотками в голосе заговорил один из бандитов – мы ничего не делаем!

– Руки! Руки держать на виду!

– Не стреляй, начальник, не стреляй. Хочешь, все возьми!

– Лечь на землю! Лечь на землю! Руки вытянуть, ноги расставить! На меня не смотреть! Не смотреть, убью!

Точно так же разведчик шмонал караваны в далекой стране. Караваны, обманчиво мирные, но несущие под грудами разноцветного тряпья смерть людям. Почти год в досмотровой группе – многому учит.

– Не шевелиться! Руки на виду! – младший сержант ударил одного из таджиков ногой по голове – оружие есть!?

– Нету начальник, нету! Мы мирные!

– Не смотреть, убью!

В кармане у разведчика – он привык к некоторым вещам с войны и так и жил на гражданке – нашлось пять метров крепкой веревки и трофейный душманский выкидной нож. Отхватив несколько кусков и используя их, как в Афганистане для таких целей использовали парашютные стропы – младший сержант связал преступникам руки, потому что наручников у него столько не было.

– Лежать, убью!

– Да лежим мы, лежим… больно…

Только обезвредив преступника, разведчик подошел к капитану. Тот, со скованными наручниками руками, прислонился к колесу КамАЗа, елозил, пытаясь встать.

– Как вы?

– Руки… наручники.

Разведчик посмотрел по сторонам.

– Ключа нет. Может… – он поднял пистолет.

– Ты что, охренел?

Младший сержант вернулся к бандитам, весело объявил…

– У кого ключи от наручников – бить не буду. Выкинули – сами щас ползать и искать будете. Или – собак натравлю.

– Не надо собак, начальник…

– Что, харам? Где ключи, гнида?

Собак беспомощно лежащие на земле задержанные боялись не меньше, чем сумасшедшего мента с пистолетом. Укушенный собакой не попадает в мусульманский рай, сержант это тоже знал – по Афганистану. И знал, как на этом играть.

– Ну?!

– У меня ключи, начальник. В левом кармане…

Младший сержант нашел ключи, освободил свого старшего. Тот неуверенно поднялся, держась за голову.

– Помочь?

– Я еще и тебе помогу…

Это было сказано для форса – голова и в самом деле раскалывалась. В темноте злобно рычали, грызлись из-за куска мяса собаки

Генеральная прокуратура Союза ССР. Ночь

Задержанного Амангельды Бабуровича привезли не просто в какую-нибудь райпрокуратуру – а в генеральную, потому что дело было – особой важности. Там его уже ждал – дожидался поднятый с кушетки – раскладушки спецпрокурор. Спецпрокурор потому что этот прокурор был выделен исключительно для взаимодействия с криминальной милицией и для производства следствия по делам особой важности. Для того, чтобы исключить возможность давления, а так же попадания дел к прокурору, сросшемуся с организованными преступными кланами – следствие по этим делам вели военные прокуроры. Военные – потому что в рядах военных прокуроров была минимальная коррупция, они вообще не сталкивались с делами, с которых мог быть хоть какой-то навар. Что возьмешь с солдатика или шпиона? Кроме того – военные прокуроры отличались дисциплинированностью и даже соглашались вот так вот дежурить по ночам, в кабинете с раскладушкой. Правда за это было поощрение – за каждую отдежуренную ночь – сумка с продуктовым заказом и банка настоящего бразильского кофе, который было не достать.

Амангельды Бабуровича не били – но лопнул он почти сразу. Во-первых – специалисты криминальной милиции сознательно выбирали самое слабое звено в цепи, во-вторых – когда он увидел, что на прокуроре не синий, прокурорский, а военный, темно-зеленый мундир – с ним чуть не случился инфаркт, прямо на пороге кабинета. Военный прокурор – все прекрасно знали, какие категории дел расследует военная прокуратура и что положено за подобные дела. Тем более – он уже отсидел три часа в камере, устроенной для тех, кого привезли в автозаке, но пока не поднимают на допрос – а рядом кто-то включил пленку из фильма ужасов. Смелости таджикскому торговцу это не добавило.

Военный прокурор оказался сухим в кости, тщательно выбритым до синевы щек, несмотря на ночное время мужичком лет пятидесяти, военный мундир на нем сидел как влитой, на носу – дешевые очки, на рукавах – нарукавники, чтобы мундир не портить. Амангельды Бабуровича они напугали – он подумал, что это – чтобы кровь на мундир не попала.

Быстро покончив с заполнением шапки допроса – дело нудное, но необходимое – прокурор снял очки, уставился на него каким то странным взглядом, в котором была…

– Жалость…

Нет, не жалость. Что-то другое.

– Что смотрите? – не выдержал Амангельды Бабурович

– Да вот думаю… По нашим то делам понятно, за что расстрел. Таких и надо расстреливать. А вот по хозяйственным…

– А вы докажите!

– Докажем, дело не станет…

За что… За отправки налево… пусть докажут. Надо же ревизию, только после ревизии могут колоть. Нет ревизии… на пушку берут. Факт недостачи то не установлен!

– Ревизию сделаем – словно прочитал мысли спецпрокурор – дело не в этом.

– А в чем?

– Да вот в чем. Вы где родились, простите?

– В Ленинабаде, вы же спрашивали.

– Хорошо там?

Амангельды Бабурович не понял вообще, о чем речь

– Вы о чем?

– О городе? Хорошо там живется?

– Хорошо… – настороженно ответил Амангельды Бабурович, не понимая, к чему клонит спецпрокурор.

– А продукты там есть?

– На рынок сходи – все есть.

Спецпрокурор улыбнулся

– Я в туркестанском округе начинал… Как осень – все на базар. Какой изюм… А летом – какие дыни…

На взятку что ли намекает?

– У меня там знакомый есть из военных – сказал Амангельды Бабурович – полковник Ташаев, знаете?

– Нет, не знаком. Слышал только. Я давно там не служу.

– А что так, товарищ начальник?

– Квартиру дали… – просто сказал спецпрокурор – не отказываться же. Да и к тому же на округе начальство сменилось. С новым не сработались…

– Друзья просто так не меняются…

Пальцы прокурора выстукивали allegrо на поверхности стола

– Взятку намекаете, подследственный?

– Упаси Аллах. В мыслях не было.

Прокурор вздохнул.

– Я для чего с вами об этом говорю, подследственный… так и понять не можете. Думаете, вы один такой? Вот я думаю – за что вы людей так ненавидите?

– Людей? Почему я их ненавижу то…

Амангельды Бабурович и в самом деле ничего не понимал. Он никогда не отличался ненавистью к людям. Были соплеменники, которых надо пристраивать, помогать, продвигать – и они будут точно так же продвигать тебя. Были глупые русисты, которых надо стричь как баранов. Но разве ты, когда стрижешь барана – ты его ненавидишь? Нет, ты просто его стрижешь, вот и все, так?

Он начал вспоминать… ему не нравилось то, куда вел его прокурор. Они что, подкинули какую-то антисоветчину, гады? Вот гады… он вспомнил недавнюю историю, как директору гастронома Марку Исааковичу при задержании подкинули антисоветскую литературу, какие-то шпионские пленки и теперь дело вели под расстрел. Неужели и ему… а что, пока он тут сидит – в дом зашли да и подкинули. Не могут за одно – так за другое…

Гады!

– Почему ненавидите? Вот я тоже думаю – почему. Родина вам город построила – Ленинабад, город Ленина. Вы в детский садик, в школу ходили. Вам – все было, страна о вас заботилась, люди о вас заботились. Вот скажите – вы хоть одного голодного видели?

Амангельды Бабурович – вспомнил из детства – был в их городке дивана. Сумасшедший, какой-то старик без родных, с длинными седыми волосами… он был безвредный, просто ходил по улицам города, его кормили, кто чем мог, он принимал без благодарности, да и не нужна была никому его благодарность, кормили потому что так требует традиция, дивана близок к Аллаху. Потом подонки из КГБ схватили его, увезли… люди говорили, что те сфабриковали дело, что дивана какой-то шпион. Потом говорили, что его положили в больницу.

Но он этого тут не скажет. Ждете, пока он разговорится, а потом – антисоветская агитация? А вот хрен вам!

– Не видел!

– Правильно… – кивнул головой следователь – потому что их не было. Вот скажите – у вас стариков уважают?

Вопрос был внешне безобидный. Амангельды Бабурович думал – думал – и не придумал, чем он может навредить.

– Уважают…

– А что бы эти старики сказали, если бы узнали, что вы продукты целыми машинами на свалку вывозите?

О, Аллах… за это что ли?

– Какие продукты?

– Мясо. Сегодня.

Неужели сдали…

– Так это мясо… Оно же испорченное. У него трихноз врач нашел. Торговать в магазин нельзя.

Что за… Справку ветврача купить… пятьдесят рублей, у него эта справка есть… не такие они дураки. Неужели за это…

– Трихиноз… – помрачнел следователь.

– Ну да! Справка есть, в кабинете! Можно, поедем, я покажу! Мясо – есть нельзя!

Остальные… послал же баранов… будут молчать… свои.

– Вот я и думаю – сказал следователь – за что вы так людей ненавидите. Людям мяса не хватает – а вы мясо на помойку вывозите! Ладно, если бы из-под полы… я бы понял. Ну, имеете свой гешефт с государства, людей обираете – но мясо-то все равно съедят, не одни так другие. Но вы не так, вы его на свалку и собакам. Трихиноз, мать вашу.

* * *

– С какой целью Пушков приказывал вам гноить, а потом вывозить продукты на свалку? Вы понимаете, что это вредительство? Вы понимаете, что там были и годные продукты?

– Да понимаю я… Понимаю.

– Так для чего?

– Сидели… в бане… года четыре назад. Это не Юрий Михайлович начал, до него еще было. Под коньяк и придумали.

– Что – придумали?

– Да то… Продажа-то у нас как идет – с подсобок. Чем дороже продал – тем лучше. А если на полке лежит – так кто пойдет с подсобок покупать, верно?

– Продолжайте, продолжайте.

– Вот мы и придумали. Не я… мне просто нельзя, если по-другому работать – сожрут. Надо продукты, которые на базы привозят… в торговлю не пускать, потом комиссия, актировать – и на свалку. Чем больше так – тем меньше на прилавках. Значит – люди будут у нас покупать, а не где-нибудь еще. И по дорогой цене. Опасно же… посадить могут – поэтому, чем больше наценка, чем дороже ты продаешь – тем лучше.

– Но почему вы вывозили на свалку не только испорченные, но и еще качественные продукты? Ведь их же можно было… хотя бы продать через подсобку.

– А цены то… Откладывали… что через подсобку продавать. Цены высокие, не всем по карману. Что осталось – куда девать? Ну, сам я себе возьму… ну у меня две собаки дома – но и они столько не съедят. Ну… людям подарю. Ну… кто у меня работает без куска не останется. Все равно много остается. Это – и выкидывали.

– И сколько вы так выкинули?

Амангельды Бабурович закрыл лицо руками.

– Я не помню, товарищ следователь. Не помню…

Москва, Лубянская площадь. Дом-2[176]176
  Дом-2 – это не печально известное шоу. Так сотрудники КГБ называли здание Центрального аппарата, по почтовому адресу Лубянская площадь дом 2


[Закрыть], 2-й этаж. 11 декабря 1987 года

То ли чего то опасаясь, то ли желая продемонстрировать несмотря ни на что свою близость к органам и понимание их проблем, генерал-майор госбезопасности Гейдар Алиев приказал оборудовать себе, помимо кабинета на Старой площади и в Кремле – еще и кабинет в Доме-2. Когда-то давно, еще работая к КГБ АзССР, он мечтал о том, что рано или поздно у него будет кабинет в этом здании. Это, кстати, нормально – когда у солдата в ранце маршальский жезл. Сейчас же, когда ему оборудовали кабинет в восстановленном после нападения террористов Доме-2, когда его ввели (не имея на то права) в коллегию КГБ с правом совещательного (лично настоял, чтобы только совещательного) голоса, когда он впервые вошел в подобранный для него кабинет – он не испытал ничего кроме чувства усталости. Русские в таком случае говорят – глаза бы ни на что не глядели.

Тем не менее – Председатель Президиума Верховного Совета СССР Гейдар Алиев не имел права ни на усталость, ни на то чтобы закрыть глаза. Враги рядом, он это отчетливо чувствовал чутьем старого партаппаратчика, выходца из контрразведки. Теперь, когда они победили – его начнут валить.

С собой он привез из Азербайджана несколько человек, отобранных, преданным только ему и никому другому, каждого он учил и воспитывал лично. Внедрение он проводил очень осторожно, стараясь светиться в самой меньшей мере, чтобы не подставлять этих людей и не подставиться самому. Больше половины из этих людей были не азербайджанцами, а русскими, Баку еще с тех времен, как там нашли нефть, стала интернациональным городом, а Алиев и вовсе был интернационалистом, национальный фактор учитывал, но на национальность хорошего, верного человека ему было наплевать, русский – так русский. Часть людей он демонстративно внедрил в КГБ – для того, чтобы запудрить глаза людям, которые за ним следят, часть осторожно и планомерно двигал наверх. Они двигались даже не из Азербайджана, поскольку первое, что сделал Алиев, когда вышел на союзный уровень, стал членом Политбюро – вывел наиболее верных и преданных ему людей из республики, разбросал по всему Союзу, добился для них наилучших стартовых позиций – севера, Дальний Восток, Германия, Ленинград… Теперь часть из них должна была оставаться на местах, часть – аккуратно перевестись в Москву. Это был процесс не месяца, не двух, Алиев знал, что против него уже что-то готовится – не может не готовиться! Но не спешил – в таком деле спешка хуже измены.

Сейчас Гейдар Алиев совершал то, за что его – если информация попадет не в те руки – могли обвинить в чем угодно и уничтожить прямо сейчас. Он читал документы последнего сталинского периода, в частности – материалы Девятнадцатого съезда КПСС, последнего при жизни Сталина, а так же часть из имеющихся следственных документов по делу так называемой «Банды Берии». Материалы этим были взрывоопасны до сих пор, если глава государства – а Алиев был главой государства на данный момент – читает эти материалы, то объяснение может быть только одно. Он задумал отстранить партию от власти и стать реальным, а не опереточным главой государства. Партия – он это отлично понимал – была живым, разумным организмом, и людей с такими замыслами уничтожала неотвратимо. В свое время – она уничтожила самого Сталина, куда уж ему…

Советский союз изначально отличался двойственностью власти. Есть государственный аппарат – советы, совнарком, потом совет министров – и есть партия. Генеральный секретарь ЦК КПСС – фактически являлся главой государства – но юридически же он им не был, юридически главой государства являлся он, Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Тем не менее – партия поставила под контроль государство, в ЦК КПСС был фактически параллельный аппарат управления страной, который давал обязательные к исполнению указания. Среди этого партийного аппарата – на взгляд Алиева – примерно треть (в самом аппарате ЦК КПСС) была дельными людьми, реально тянущими воз управления огромной страной, третья часть – пустозвоны и пустобрехи, оставшаяся треть – конченые ограши, которые собирались и собираются разрушить страну. В аппарате ЦК толком не провели никакой чистки… Шеварднадзе, Яковлев – это хорошо, конечно – но ведь только дурак не понимает, что они не сами по себе были. Они росли в стране, учились в тех же школах, выдвигались по партийной линии, над ними были начальники, и не один, а несколько – и что, ни один не разглядел? Бред. Значит – разглядели, но либо попустительствовали, либо еще хуже – сознательно потворствовали, потому что сами были единомышленниками этих предателей и хотели того же самого, чего хотят они. Хотели разрушить страну.

Проблема была в том, что если обязанности у одних, а права у других – начинается бардак. Министерства – низведены до роли технических управляющих, ЦК и профильные отделы взяли на себя координацию и разрешение конфликтов, а так же принятие окончательных решений. Это, конечно, хорошо – но почему бы тогда аппарат ЦК, занимающийся техническими вопросами не перевести в Совет министров и поставить их заниматься тем же самым. А идеологов?

А что – идеологов? А идеологов – гнать надо! Яковлев, который должен был заниматься идеологией – оказался предателем, о какой идеологии, о какой агитации может идти речь, если главный агитатор – предатель? Как председатель КГБ АзССР Алиев отлично знал настроения людей – в семидесятые годы пятое управление захлебывалось в делах анекдотчиков и антисоветчиков[177]177
  КГБ республик краев и областей в основном этим и занимались, анекдотчиками и антисоветчиками. Живого шпиона многие КГБшники в жизни не видели!


[Закрыть]. Что такое анекдотчик? Это человек, который не верит тому, что говорят и в жесткой, доступной народу форме высмеивает действительность. Но если этих анекдотчиков так много – значит, не верит значительная часть народа, значит с идеологией полный крах! И кого наказали? Кого сняли с должности? Если у вас такая работа – языками чесать – так и чешите, как положено! А если не можете – так и гнать поганой метлой! Улицы мести!

Попробуй, погони…

Перед тем, как читать подобные вещи – генерал Алиев запирал дверь, приказывал ни с кем не соединять. Час – вот все время, что он мог себе позволить, документы брал в кейс, носил с собой, нигде не оставлял. На папках не было никаких пометок…

Час. Не больше.

Сегодня, он взял с собой дело Берии. В официальном деле, которое ему удалось достать в копии – он моментально заметил подлог, все дело было липой. Но, как ни странно – больше, намного больше информации содержалось в делах «Банды Берии» – то ли решили, что нет уже смысла липовать, то ли еще что…

Итак, дело Берии явилось всего лишь продолжением «дела Сталина», окончательным разгромом группировки, которая пыталась выдернуть Советы из-под власти ЦК КПСС. Одно из обвинений так и звучало – Берия во время работы Спецкомитета давал поручения партийным органам и требовал их выполнения, это ему поставили в преступление. По видимому – точно такие же мысли были у Сталина, Берия всего лишь пытался воплотить их в жизнь.

Сталин…

Алиев помнил суд на Мир-Джафаром Багировым, не сам видел, по рассказам знающих людей. Когда судья сказал всем садиться – люди продолжали стоять, смотря на того, кому они поклонялись КАК БОГУ, на Мир-Джафара Багирова, бывшего начальника НКВД, который победил бандитизм и благодаря которому республика, даже до революции неплохо развитая – сделала гигантский шаг вперед. И лишь когда Мир-Джафар негромко сказал – садитесь, товарищи – все сели.

Расстреляли…

Так что ни о какой вере, по крайней мере, в Азербайджане – с тех пор говорить не приходилось. Генерал Алиев был умным человеком, и понимал – что безверие начиналось именно оттуда.

А вообще – нужна ли вера? Верит ли он сам, член Политбюро ЦК КПСС?

Генерал Алиев оторвался от чтения, задал сам себе этот вопрос – в одиночестве, чтобы никто не мешал.

Нет, не верит?

– А кто– верит?

Он произнес это вслух – и испугался. Он сам не понял, как у него это вырвалось.

Генерал Алиев не мог припомнить ни единого человека наверху, ни среди своих подчиненных, ни в составе ЦК, про которых он точно мог бы сказать: этот человек – верит. По-настоящему верит, а не совершает ритуальные телодвижения, и говорит правильные слова. Не было таких людей! Ни единого! И он сам – когда умер Хозяин[178]178
  Судя по всему Андропов


[Закрыть] и его стали отодвигать, и раньше, когда он был первым заместителем председателя Совета министров СССР – он в первую очередь оценивал людей по тому, как они пригодны к работе, как выполняют поручения, могут или не могут организовать работу, а во вторую очередь…

А во вторую очередь – никак не оценивал.

Другой вопрос – а нужно ли это все – верить, поклоняться давно умершим в сознании идолам? Может быть – просто жить, и работать?

Нет… Сразу ломать нельзя. Но идея интересная. Кто его поддержит… да многие. В армии, в милиции, да и во многих других местах – озверели от охамевших парткомовских, от обязательных читок «Малой земли», от… да от многого озверели. Горбачев – его же не просто так многие с самого начала поддержали? Не просто так. Многое всем надоело…

Алиев снова углубился в чтение – времени так сидеть и размышлять нет.

Берию уничтожил партаппарат, и те люди в партаппарате, которые хотели уничтожить остатки сталинского. В СССР существовало куда больше спецслужб, чем это принято было считать, они постоянно мимикрировали, меняли вывески – но суть оставалась неизменной. После Великой отечественной Берия создал Спецкомитет, организацию, имеющую только одну цель – атомное оружие, первый и второй спецотделы в ней исполняли соответственно функции разведки и контрразведки. Часть из бериевских кадров после того, как власть в органах взял Абакумов перешли еще в одну спецслужбу – ГУСИМЗ, Главное управление советского имущества за границей, параллельная внешняя разведка. Всеволод Меркулов, еще один бериевский кадр, один из лучших – возглавил министерство Госконтроля – примечательно, что это было сталинское министерство, первым наркомом госконтроля СССР был сам Сталин. Простого человека на эту должность не поставили бы, это тогда было круче, чем отдел административных органов ЦК КПСС сейчас.

Расстреляли тогда – всех.

Или не всех? Неужели не всех?

Только сейчас генералу Алиеву пришла в голову мысль, страшная мысль. Он так ведь до конца и не понял, с кем он сел в одну лодку. Им он был нужен как член ЦК партии, бывший первый запредсовмина СССР и генерал государственной безопасности. Тем не менее – он так и не понял до сих пор, кто из действующих членов ЦК КПСС и в какой степени принимал участие в перевороте. Если ему предложили должность первого лица в государстве, пусть официально первого, но все же первого – может быть, кроме него больше никого в ЦК и не было? Может быть – ставка как раз сделана на него?