Текст книги "Наступление"

Затем министр коротко переговорил с бойцами дежурной смены – какие пожелания, как идет служба, что еще надо сделать для улучшения бытовых и служебных условий, какую технику еще закупить или заказать, снова посмотрел на часы и терпение у него лопнуло окончательно. Громким и раздраженным голосом он приказал подать машину. В конце концов – новогодние праздники на носу, люди все к Новому году готовятся – только у него все не как у людей. Если бы не эти подонки, которые чуть не взорвали посольство…

На выезде – водитель понял состояние маршала – ехал аккуратно – черная Волга, стоявшая на обочине примерно в пятистах метрах от здания института – хитро стоявшая, из здания не увидеть – мигнула фарами.

Вот оно что… КГБ в своем репертуаре.

– Останови.

Водитель аккуратно припарковался носом к носу черной Волги. Водитель Волги стоял грамотно, продуманно – обычно, если имитируют поломку, открывают капот (перекрывая видимость из салона и делая невозможным быстрый отъезд) и склоняются над двигателем (избушка-избушка, повернись ко мне передом, а к лесу… сами знаете чем…). Здесь водитель сымитировал спущенное колесо, сам стоял так, что можно распрямиться в мгновение, уже с пистолетом в руке. Газануть, сорвавшись с домкрата – тоже дело нехитрое, машина то заднеприводная.

Алиев сидел на переднем пассажирском месте, Соколову ничего не оставалось, как сесть за руль. В машине было темно.

– Про одну погибшую девочку – правда? – спросил Алиев

– Правда, б… – выругался в сердцах министр – еще бы минут пять, и автобус с детьми всмятку был бы. Погиб командующий третьим корпусом генерал Рахимутдин.

– Опознали?

– Да.

– Что он там делал?

– Пока непонятно… – маршал покачал седой головой – ни хрена пока непонятно. Афганцы, которые видели – кто погиб, кто в тяжелом состоянии.

– Так может – на него?

– Навряд ли. Теракт выглядит хорошо подготовленным. Рахимутдин не должен был там останавливаться, это случайность.

– Случайность – в основном это толком не выявленная закономерность.

Алиев зачем то вынул прикуриватель из приборной доски Волги, стал смотреть на рдяно багренеющий в темноте глазок

– Гейдар… – маршал Соколов откашлялся – давай, без этого. Я – старый человек. То, что ты говорил насчет Пакистана – серьезно?

– Мне не до шуток.

– А остальное?

– Что – остальное?

– Я имею в виду план – Камнепад. И более ранние планы.

Алиев молчал

– Какие ранние планы? – наконец спросил он

– Те, ради которых в твоей республике построен запасной командный пункт генштабовского уровня.

Алиев хмыкнул

– А ты что думаешь?

– Думаю, чем черт не шутит.

– Пока Бог спит. Вопрос не в запасном командном центре.

– А в чем?

– Самая лучшая победа – та, которая одержана без единого выстрела. Американцам – в каком то смысле хуже, чем сейчас нам. Что они могут предложить на Востоке? Деньги? Много ли это?

Гейдар Алиев помолчал, может, выстраивая тактику разговора, может – подбирая слова.

– Глупо подставляться второй раз. Кое-что мы сделаем сами. Твоя задача, Сергей Леонидович – максимально за очень короткий рок подтянуть армию на Юге. Максимально… все то, что мы делаем на западе – это херня полная, не будет там войны никогда, некому там воевать и не за что. Армию нужно готовить – как для операции Багратион, как для Курска и Сталинграда.

Соколов непроизвольно вздрогнул. В отличие от своего собеседника он – бывал. На самом деле бывал. И помнил – как это страшно.

– Дойдет до этого? – спросил он

– Будем надеяться, что не дойдет. Должны сделать все, что бы не дошло. Но должны быть готовы – если дойдет. Это не они нас загнали в угол, они и сами загнаны в угол. Остаться должен кто-то один. Начнут они – останемся мы. А ты – готовься.

Кабул, дворец Арк

Секретное совещание части Политбюро ЦК НДПА

Начало января 1988 года

Совещание, которое собирали сегодня, было первым совещанием заговорщиков, которое хоть как то было оформлено – провели как совещание по вопросам подготовки к весенне-полевым работам (ха-ха-ха…). Совещание было… скорее его можно было назвать объединительным. Так получилось, что после резкого изменения политики СССР в отношении Афганистана родилось два заговора с целью вытеснения СССР из Афганистана. Первый – заговор ХАД во главе с родственником президента генералом Шапуром Ахмадзаем и генерал-полковником Якуби, он имел целью создать в Афганистане военную диктатуру, расправиться с неугодными, выгнать из страны советских и пригласить американцев. Второй – заговор, лидером которого был член Политбюро ЦК НДПА Сулейман Лаек – он предполагал исламскую революцию «мягкого типа», расправу с самыми одиозными партийцами и создание некоего коалиционного правительства, с участием части группировок моджахедов – монархистов во главе с небезызвестным Моджаддиди, любимой женой которого была сестра Лаека. Связующим звеном между обоими заговорами был, как ни странно генеральный секретарь ЦК НДПА Наджибулла, он участвовал и в том и в другом заговоре. Первый он организовал сам, еще когда в СССР не случился государственный переворот и надо было думать как спасти свою шкуру, поставил во главе его родственника, вышел на контакты с американцами, изложил свое желание резко поменять внешнеполитическую ориентацию страны, как в свое время сделал Анвар Садат (дальнейшая судьба Садата его почему то не обеспокоила), подготовил «засадный полк» – президентскую гвардию. Потом, когда в СССР резко поменялась ситуация – его втянули и в другой заговор, пообещав в случае чего сохранить у власти. Будущее виделось как коалиционное правительство, в которое войдут часть членов ЦК и моджахеды-монархисты, а у власти – король Захир-Шах, который своим авторитетом гарантирует прочность конструкции и послужит для ее составных частей этаким третейским судьей, удержит каждую из сторон от желания уничтожить друг друга. Вопрос был лишь в распределении должностей, Лаек явно метил на первое кресло – но Наджибулла уже подготовился парировать, партия не захочет Лаека потому что тот слишком тесно связан с моджахедами, родственными и прочими узами, такого на первое кресло нельзя, он может сговориться с моджахедами и уничтожить остатки партии… нужен человек, который гарантирует интересы остающихся партийцев. Он, Наджибулла. А Лаек может либо занять аналогичный пост как представитель моджахедов (а почему бы нет, на нем нет крови, и его признает международное сообщество, пост министра иностранных дел ему в самый раз), либо и вовсе отойти от дел и писать стихи. Хотя… то по доброй воле отойдет от дел, тот дурак, если не хуже.

Собственно говоря – вполне нормальная комбинация для разведки, а доктор Наджиб был разведчиком и знал, как играются такие игры. Кто смел тот и съел, а он – остается в раскладе почти при любой ситуации. Но тут – произошло то, чего никто не ожидал.

Вчера вечером генералы Ахмадзай, Якуби и еще двое товарищей из ХАД приехали в Арк, где в последнее время ночевал доктор Наджиб – без приглашения и без предупреждения. В коротком разговоре, состоявшемся на очень высоком тоне, родной брат Президента, генерал Ахмадзай открыто обвинил его в предательстве и двурушничестве – это и в самом деле было так, но родной брат не должен был говорить такие слова, тем более в присутствии посторонних. Сообразив, что его могут элементарно, прямо здесь и сейчас убить на месте – тем более что от брата попахивало спиртным, и все были на взводе – Наджибулла согласился на крайнюю меру: собрать в Арке представителей обоих конфликтующих групп, обоих заговоров и объясниться. По наскоро согласованным условиям от каждой стороны должно было быть по два человека – и сам президент, итого пять человек. От представителей верхушки ХАДа были генералы Ахмадзай и Якуби, от представителей «умеренных исламистов» – министр по делам племен, член ЦК НДПА Лаек и представитель бандформирований Моджаддиди в Кабуле, некий Абу. Всю эту теплую компанию, недобро поглядывающую друг на друга, никто не охранял – по предложению Лаека солдат ХАДа вывели из здания, чтобы ни у кого не было соблазна. Если бы кто-то узнал о совещании и решил напасть, хотя бы люди Хекматьяра или боевики-салафисты Бен Ладена – произошла бы катастрофа. У всех пятерых, включая президента, на совещании было оружие, а у Абу – еще и небольшое взрывное устройство, которое он пронес сюда, потому что по договоренности никого не обыскивали. Про себя он твердо решил, что если договориться не удастся – то он станет шахидом (иншалла).

– Мы собрались здесь… – начал президент, но генерал Якуби, находившийся на взводе перебил его

– Какого черта происходит?

– Выражайтесь яснее, рафик – сказал Лаек

– Какого черта в столице начался террор?!

– Вы имеете в виду взрыв у посольства СССР?

– И его тоже! Для чего вы пошли на это!? Что это вам дало?!

– Это не мы… – сказал Лаек

– Клянусь Аллахом, мы непричастны к этому хараму – сказал Абу

– Тогда кто?!

– Скорее всего, Хекматьяр. Даже Раббани – задумчиво сказал Лаек – они совершенно не слышат слов, что им говорят.

– Раббани считает себя главным – добавил Абу – но на деле он никто, обычный бачабоз. За ним нет людей. Мы непричастны к их делам, клянусь.

Ярость Якуби имела основания – основной удар пришелся по нему, КГБ теперь совало нос во все щели, работали специальные группы шурави, которые никому не отчитывались, и которые невозможно было контролировать, работали по антитеррору. Все большее и большее влияние шурави приобретали в Царандое, где недолюбливали ХАД всегда.

– Тогда рафик президент – не снижая тона, обратился Якуби к президенту – я не понимаю, с кем мы сидим за этим столом?! Для чего мы говорим с людьми. Они непричастны к этим делам– может, стоит посадить за этот стол тех, кто причастен?

– Я решаю, кого сажать за этот стол – властно сказал президент

Якуби посмотрел на Ахмадзая, понял, что поддержки не будет – и сбавил тон.

– Но рафик президент, я просто думаю о будущем уже нормальным тоном сказал он – если мы не сможем обеспечить гражданского мира в новом Афганистане, зачем затевать все это? Чтобы дальше продолжать воевать? Нужно понять, с кем мы договариваемся. Каждый третий моджахед подчиняется Хекматьяру, а Масуд признает руководителем Раббани.

– Не кажется ли вам, рафик Якуби, что нужно договариваться с теми, с кем можно договориться, а с теми с кем нельзя – с теми не нужно договариваться. Тех нужно уничтожать – спросил член Политбюро Лаек

– Но как?

– Как?! – внезапно взорвался президент – это я у тебя хочу спросить, рафик – как?! Если бы хоть кто-то знал, как – мы бы здесь не сидели!

Якуби окончательно сдулся – вопрос «как» и в самом деле был обращен к нему, это был его вопрос, вопрос руководителя разведслужбы. В каждой банде, большой и маленькой, были агенты и осведомители – но точно так же агенты душманов сидели в ХАДе и в Царандое. Якуби просто не мог отдать приказ провести острую акцию*, поскольку не был уверен в агентурной сети – то ли в банде сидит его агент, то ли это банда внедрила своего человека в качестве подставного лица, чтобы гнать дезинформацию. То же самое было и при его предшественнике, Наджибулле – но генеральному секретарю такое не скажешь – ты, мол, развалил работу.

– Стоит ли жалеть о том, что не убил брата своего по крови? – опять пофилософствовал Лаек

– Кто нам брат, а кто и…

– Верно – неожиданно поддержал брата резидент Абу. Кое-кого давно пора отправить к Аллаху.

– Так отправьте – предложил президент

Абу прищелкнул языком

– Нельзя. Если между нами будет распря, это плохо скажется на всех нас. Мы должны сохранять единство.

Для вида – подумали все. Но никто ничего не сказал.

– Продолжаем – властно сказал президент – два дня назад я выслушал из уст близких и дорогих мне людей обвинения в двурушничестве и предательстве. С болью в сердце я принимаю эти обвинения, потому что, любя родной Афганистан и желая ему добра, я вынужден был делать все, чтобы прекратить междоусобицу и сделать жизнь трудового народа мирной. Ради этого я вас всех собрал здесь, потому что и все вы устали от войны, желаете мира и процветания – но шурави заставляют ваши руки взяться не за кетмень, а за автомат. Скажите, едины ли мы в том, что шурави принесли в Афганистан только зло, и их здесь быть не должно?

Первым молча кивнул брат президента, затем – высказался генерал Якуби.

– Едины

– Это правильные слова – высказался и Абу

Это было единственным – на чем сходились все.

От автора – как же быстро люди забывают добро… Автор читал книгу о том, как воины-интернационалисты, отслужившие в Афганистане вернулись в составе строительной бригады, вернулись добровольно, чтобы строить. И некоторые из них погибли. Как же не ценится добро… воистину, Талибан и американское вторжение стало достойным наказанием для этого народа… Аллах все видит, лживость и подлость – в первую очередь.

Кабул, дворец Арк

Секретное совещание части Политбюро ЦК НДПА

Начало января 1988 года

Совещание, которое собирали сегодня было первым совещанием заговорщиков, которое хоть как то было оформлено – провели как совещание по вопросам подготовки к весенне-полевым работам (ха-ха-ха…). Совещание было… скорее его можно было назвать объединительным. Так получилось, что после резкого изменения политики СССР в отношении Афганистана родилось два заговора с целью вытеснения СССР из Афганистана. Первый – заговор ХАД во главе с родственником президента генералом Шапуром Ахмадзаем и генерал-полковником Якуби, он имел целью создать в Афганистане военную диктатуру, расправиться с неугодными, выгнать из страны советских и пригласить американцев. Второй – заговор, лидером которого был член Политбюро ЦК НДПА Сулейман Лаек – он предполагал исламскую революцию «мягкого типа», расправу с самыми одиозными партийцами и создание некоего коалиционного правительства, с участием части группировок моджахедов – монархистов во главе с небезызвестным Моджаддиди, любимой женой которого была сестра Лаека. Связующим звеном между обоими заговорами был, как ни странно генеральный секретарь ЦК НДПА Наджибулла, он участвовал и в том и в другом заговоре. Первый он организовал сам, еще когда в СССР не случился государственный переворот и надо было думать как спасти свою шкуру, поставил во главе его родственника, вышел на контакты с американцами, изложил свое желание резко поменять внешнеполитическую ориентацию страны, как в свое время сделал Анвар Садат (дальнейшая судьба Садата его почему то не обеспокоила), подготовил «засадный полк» – президентскую гвардию. Потом, когда в СССР резко поменялась ситуация – его втянули и в другой заговор, пообещав в случае чего сохранить у власти. Будущее виделось как коалиционное правительство, в которое войдут часть членов ЦК и моджахеды-монархисты, а у власти – король Захир-Шах, который своим авторитетом гарантирует прочность конструкции и послужит для ее составных частей этаким третейским судьей, удержит каждую из сторон от желания уничтожить друг друга. Вопрос был лишь в распределении должностей, Лаек явно метил на первое кресло – но Наджибулла уже подготовился парировать, партия не захочет Лаека потому что тот слишком тесно связан с моджахедами, родственными и прочими узами, такого на первое кресло нельзя, он может сговориться с моджахедами и уничтожить остатки партии… нужен человек, который гарантирует интересы остающихся партийцев. Он, Наджибулла. А Лаек может либо занять аналогичный пост как представитель моджахедов (а почему бы нет, на нем нет крови, и его признает международное сообщество, пост министра иностранных дел ему в самый раз), либо и вовсе отойти от дел и писать стихи. Хотя… то по доброй воле отойдет от дел, тот дурак, если не хуже.

Собственно говоря – вполне нормальная комбинация для разведки, а доктор Наджиб был разведчиком и знал, как играются такие игры. Кто смел тот и съел, а он – остается в раскладе почти при любой ситуации. Но тут – произошло то, чего никто не ожидал.

Вчера вечером генералы Ахмадзай, Якуби и еще двое товарищей из ХАД приехали в Арк, где в последнее время ночевал доктор Наджиб – без приглашения и без предупреждения. В коротком разговоре, состоявшемся на очень высоком тоне, родной брат Президента, генерал Ахмадзай открыто обвинил его в предательстве и двурушничестве – это и в самом деле было так, но родной брат не должен был говорить такие слова, тем более в присутствии посторонних. Сообразив, что его могут элементарно, прямо здесь и сейчас убить на месте – тем более что от брата попахивало спиртным, и все были на взводе – Наджибулла согласился на крайнюю меру: собрать в Арке представителей обоих конфликтующих групп, обоих заговоров и объясниться. По наскоро согласованным условиям от каждой стороны должно было быть по два человека – и сам президент, итого пять человек. От представителей верхушки ХАДа были генералы Ахмадзай и Якуби, от представителей «умеренных исламистов» – министр по делам племен, член ЦК НДПА Лаек и представитель бандформирований Моджаддиди в Кабуле, некий Абу. Всю эту теплую компанию, недобро поглядывающую друг на друга, никто не охранял – по предложению Лаека солдат ХАДа вывели из здания, чтобы ни у кого не было соблазна. Если бы кто-то узнал о совещании и решил напасть, хотя бы люди Хекматьяра или боевики-салафисты Бен Ладена – произошла бы катастрофа. У всех пятерых, включая президента, на совещании было оружие, а у Абу – еще и небольшое взрывное устройство, которое он пронес сюда, потому что по договоренности никого не обыскивали. Про себя он твердо решил, что если договориться не удастся – то он станет шахидом (иншалла).

– Мы собрались здесь… – начал президент, но генерал Якуби, находившийся на взводе перебил его

– Какого черта происходит?

– Выражайтесь яснее, рафик – сказал Лаек

– Какого черта в столице начался террор?!

– Вы имеете в виду взрыв у посольства СССР?

– И его тоже! Для чего вы пошли на это!? Что это вам дало?!

– Это не мы… – сказал Лаек

– Клянусь Аллахом, мы непричастны к этому хараму – сказал Абу

– Тогда кто?!

– Скорее всего, Хекматьяр. Даже Раббани – задумчиво сказал Лаек – они совершенно не слышат слов, что им говорят.

– Раббани считает себя главным – добавил Абу – но на деле он никто, обычный бачабоз. За ним нет людей. Мы непричастны к их делам, клянусь.

Ярость Якуби имела основания – основной удар пришелся по нему, КГБ теперь совало нос во все щели, работали специальные группы шурави, которые никому не отчитывались, и которые невозможно было контролировать, работали по антитеррору. Все большее и большее влияние шурави приобретали в Царандое, где недолюбливали ХАД всегда.

– Тогда рафик президент – не снижая тона, обратился Якуби к президенту – я не понимаю, с кем мы сидим за этим столом?! Для чего мы говорим с людьми? Они непричастны к этим делам – может, стоит посадить за этот стол тех, кто причастен?

– Я решаю, кого сажать за этот стол – властно сказал президент

Якуби посмотрел на Ахмадзая, понял, что поддержки не будет – и сбавил тон.

– Но рафик президент, я просто думаю о будущем уже нормальным тоном сказал он – если мы не сможем обеспечить гражданского мира в новом Афганистане, зачем затевать все это? Чтобы дальше продолжать воевать? Нужно понять, с кем мы договариваемся. Каждый третий моджахед подчиняется Хекматьяру, а Масуд признает руководителем Раббани.

– Не кажется ли вам, рафик Якуби, что нужно договариваться с теми, с кем можно договориться, а с теми с кем нельзя – с теми не нужно договариваться. Тех нужно уничтожать – спросил член Политбюро Лаек

– Но как?

– Как?! – внезапно взорвался президент – это я у тебя хочу спросить, рафик – как?! Если бы хоть кто-то знал, как – мы бы здесь не сидели!

Якуби окончательно сдулся – вопрос «как» и в самом деле был обращен к нему, это был его вопрос, вопрос руководителя разведслужбы. В каждой банде, большой и маленькой, были агенты и осведомители – но точно так же агенты душманов сидели в ХАДе и в Царандое. Якуби просто не мог отдать приказ провести острую акцию[221]221
  ликквидацию


[Закрыть], поскольку не был уверен в агентурной сети – то ли в банде сидит его агент, то ли это банда внедрила своего человека в качестве подставного лица, чтобы гнать дезинформацию. То же самое было и при его предшественнике, Наджибулле – но генеральному секретарю такое не скажешь – ты, мол, развалил работу.

– Стоит ли жалеть о том, что не убил брата своего по крови? – опять пофилософствовал Лаек

– Кто нам брат, а кто и…

– Верно – неожиданно поддержал брата резидента Абу. Кое-кого давно пора отправить к Аллаху.

– Так отправьте – предложил президент

Абу прищелкнул языком

– Нельзя. Если между нами будет распря, это плохо скажется на всех нас. Мы должны сохранять единство.

Для вида – подумали все. Но никто ничего не сказал.

– Продолжаем – властно сказал президент – два дня назад я выслушал из уст близких и дорогих мне людей обвинения в двурушничестве и предательстве. С болью в сердце я принимаю эти обвинения, потому что, любя родной Афганистан и желая ему добра, я вынужден был делать все, чтобы прекратить междоусобицу и сделать жизнь трудового народа мирной. Ради этого я вас всех собрал здесь, потому что и все вы устали от войны, желаете мира и процветания – но шурави заставляют ваши руки взяться не за кетмень, а за автомат. Скажите, едины ли мы в том, что шурави принесли в Афганистан только зло, и их здесь быть не должно?

Первым молча кивнул брат президента, затем – высказался генерал Якуби.

– Едины

– Это правильные слова – высказался и Абу

Это было единственным – на чем сходились все.

От автора – как же быстро люди забывают добро… Автор читал книгу о том, как воины-интернационалисты, отслужившие в Афганистане вернулись в составе строительной бригады, вернулись добровольно, чтобы строить. И некоторые из них погибли. Как же не ценится добро… воистину, Талибан и американское вторжение стало достойным наказанием для этого народа… Аллах все видит, лживость и подлость – в первую очередь.

– Хорошо. На этом – наша позиция едина. Вопрос второй – способна ли любая из ваших групп в одиночку добиться того, чтобы шурави ушли, а потом – удержать власть?

– У нас – больше пятидесяти тысяч человек – сказал Абу

– И что? Вы воевали с шурави восемь лет – чего добились? – моментально нанес удар генерал Якуби

– Они добились хотя бы того, что сейчас сидят с нами за одним столом – принял нейтральную позицию Лаек – мне кажется, рафик президент очень правильно ставит вопрос. Силы, противостоящие нам и не дающие Афганистану жить мирно – очень сильны, очень. В нашей борьбе нам потребуется любая помощь, мы не должны отвергать протянутую нам руку, если это рука брата, брата по крови.

Аргумент был сильный – в монархистской группе, к которой принадлежал Абу идеи агрессивного ислама были слабы, они прежде всего ощущали себя пуштунами, только потом – правоверными.

– Как это нам поможет против шурави? – спросил генерал Якуби, чувствуя, что его аргумент слаб.

– Я бы думал вот о чем – сказал Шапур Ахмадзай – сколько партий готовы будут войти в Альянс, рафик Абу?

– Четыре – точно.

– Это какие?

– Кроме Раббани и Хекматьяра. Возможно – Саяфа.

– Саяфа? – спросил Якуби – Саяф ненавидит Хекматьяра.

– Когда-то давно у них была одна партия. Ради того, чтобы встать против нас – они могут забить старые обиды. Тем более – таких обид как у других – у Саяфа к Хекматьяру нет.

Президент знал что говорил. Разногласия Саяфа и Хекматьяра касались в основном распила денег и распродажи гуманитарки – долям, который получит каждый при этом, их политические взгляды были очень схожи. А вот Моджаддиди по доброй воле никогда не протянет руку Хекматьяру, потому что между ними кровь – кровь старшего сына Моджаддиди, которого боевики Исламской партии Афганистана убили. Такое не прощается, кровь смывается только кровью.

– Я бы обсудил другое – сказал Ахмадзай – вместе у Хекматьяра, Раббани и Саяфа – половина наличных сил душманов. Что будет с этим делать?

– Среди них мало афганцев – оскалился Абу – у Хекматьяра много сил только потому, что он привел на землю Афганистана всех подонков, каких только можно было собрать. Арабы, негры, китайцы! У него в отрядах пуштуны подчиняются арабам, клянусь Аллахом, трудно выдумать большего позора для пуштунского народа!

Президент мысленно поблагодарил брата – его слова вывели на откровенность представителя вооруженной оппозиции и тот впервые, на высшем уровне признал наличие глубокого раскола в ее рядах и публично (он говорил от имени руководства) отмежевался от почти половины оппозиционеров, ведущих вооруженную борьбу с ними. Это означало, что у их предприятия есть серьезные шансы на успех и вероятность того, что монархическая оппозиция после того, как они добьются успеха, сольет их резко понижаются – потому что тогда они останутся один на один с фанатичными исламистами. Умеренным монархистам незачем ломать кое-как налаженную государственную машину, если можно взять ее под контроль.

– Я не услышал ответа. – надавил брат президента

А вот это зря…

Я уже сказал, что мы не можем допустить раскола, по крайней мере, сейчас – моментально ощетинился Абу

– Боюсь, разбираться придется нам, брат… – сказал президент – естественно, с помощью наших новых друзей. Кроме того – если американцы будут на нашей стороне, Хекматьяр и его люди лишатся финансирования.

– Американцы не столь сильны, как кажется – недовольно сказал Абу – у этих собак слишком много друзей. Хекматьяр торгует наркотиками, а Раббани их употребляет, от этого у них есть деньги. Кроме того – люди Хекматьяра большую часть денег получают с Ближнего Востока напрямую, а часть – через пакистанскую разведку. Пакистанцы имеют свой интерес…

– Понятно какой – кивнул президент – они не хотят отдавать то, что по праву принадлежит нам!

Все кивнули – в кабинете не было ни одного не-пуштуна и все сказанное было понятно им без разъяснений. Тысяча девятьсот девяносто четвертый год – в этом году истекает срок кабального арендного договора, подписанного еще с англичанами, и Пакистан лишается законных прав на часть своей территории, известной как зона племен – а там пуштунов вдвое больше, чем в самом Афганистане! Понятно, почему они так нервничают. И понятно, что добром не отдадут. Придется воевать…

– Придется воевать – озвучил общую мысль Ахмадзай. Он был простоватым, в отличие от своего брата и частенько говорил то, чего не следовало бы

– Может и обойдется – осадил брата президент. Но если что – мы должны быть готовы. Когда мы придем к власти – мы обратимся к народу, сделаем нашими друзьями американцев. У меня такая мысль – что сделает Пакистан, когда произойдет то, что произойдет? Рафик Абу, я хочу услышать вас.

Абу долго размышлял.

– Скорее всего, он станет на сторону Хекматьяра против нас. Мы им чужие.

В свое время Абу был в лагере беженцев и хорошо знал – насколько чужие. Очень унизительно – когда у тебя есть деньги, но любой немытый полицейский может тебя ударить и отнять их и ему за это ничего не будет. Потому что ты никто.

– Допустим – кивнул президент – а если мы скажем пуштунам, что Хекматьяр сговорился с Пакистаном, чтобы не отдавать Афганистану землю, которую он должен отдать по праву? Что тогда будет?

Это был экспромт. Но очень сильный, поразительно сильный экспромт. Те, кто сидел в этой комнате – отчетливо понимали, что будет.

Первым заговорил Абу – остальные по тем или иным причинам молчали. Лаек, например – кусал губы, что он первый это не придумал. Но он не был разведчиком, он был всего лишь поэтом…

– Это мудрая мысль, эфенди… – сказал Абу – если мы так скажем, если Пакистан так сделает – то все пуштуны будут на нашей стороне, а Хекматьяр и Раббани и все те, кто посмеет воспротивиться воле пуштунского народа – станут его вечными врагами и будут, в конце концов, убиты.

– Мы пуштуны – сказал президент – помните это всегда. Кем бы мы ни были – все равно мы пуштуны.

– Тогда может быть, отложим вопрос о распределении портфелей до Лои Джирги? – предложил прозорливый Лаек. Он помнил реальные результаты голосования за Наджибуллу – тридцать три процента, и это когда «народ и партия едины». В условиях отсутствия господства НДПА и допуска к голосованию представителей враждебных племен и партий – Лаек не без основания рассчитывал на то, что он и будет той компромиссной фигурой, которая устроит всех.

А потом… А потом – будет потом.

– Решить надо сейчас – воспротивился один из моджахедов – надо договариваться сейчас…

– Не делим ли мы мясо неубитого горного барана? – поинтересовался президент.

– Не делим. Лучше разделить сейчас – нежели потом к бараньей крови присовокупить еще и человеческую.

– Давайте делить… – согласился Президент.

В коридоре Арка – генерал Шапур Ахмадзай технично, пока никто не заметил – отстал. Пройдя по коридору, он толкнул неприметную дверь без таблички, вошел. Генеральный секретарь ЦК НДПА с усмешкой смотрел во двор за отъезжающими машинами через стекло с односторонней видимостью. К брату он не повернулся.

– Прости… – покаянно сказал Шапур

Генсек не ответил. Машины одна за другой выезжали со двора…

– Прости, брат… Не знаю, что на меня нашло.

Генсек повернулся – и наотмашь влепил брату пощечину. Наджибулла занимался борьбой, и удар у него был что надо – брат пошатнулся, едва не полетел на пол. Отшатнулся, схватившись рукой за горящую щеку.

– Я и мой брат – против моего двоюродного брата. Я и мой двоюродный брат против всего остального мира[222]222
  Это арабская пословица, в Афганистан могла попасть с купцами


[Закрыть]. Забыл?

Во время торговли за должности – генералу Ахмадзаю ничего не досталось. Президентская гвардия и не больше. Пять тысяч человек – в серьезной, по настоящему серьезной заварухе – это ничто…

При разговоре по душам ему обещали пост министра обороны. Вот так.

– Прости, брат…

– Кто из этих наиболее опасен? – спросил президент

– Абу?

Президент покачал головой. Брат никогда не отличался ни остроумием, ни политическим чутьем. Увы… Аллах в роду дал светлую голову одному ему, Мухаммеду.

– С каких пор раб стал опаснее хозяина.

– Якуби? Но мы же засняли его встречи с американцами…

Президент снова покачал головой.

– Воистину, Шапур, тебе не стоит лезть в политику, оставь это мне. И тебе не стоит спрашивать у меня, что я делаю и зачем – все равно не поймешь. Самый опасный из всех – Лаек. Он как змея. Он и член Политбюро – и родственник одного из самых крупных главарей моджахедов. Подумай – если он предает революцию уже сейчас – что будет, когда мы останемся без поддержки русских? Как ты думаешь – почему он сегодня сидел тихо и согласился на пост министра иностранных дел. На чей пост он в действительности метит?

Генерал Шапур Ахмадзай сложил два и два. Уж это-то он мог сделать.

– Я понял, брат.