Автор книги: Алексей Самойлов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 25 (всего у книги 53 страниц)
– Жизнь, как я понимаю, вы вели кочевую?..
– Наша жизнь называлась «отельная смерть». Я как-то подсчитал, что бываю дома около трех месяцев в году, короткими отрезками.
– Если дать характеристику Шилкову-конькобежцу, какой она будет?..
– Что заложено природой, то заложено. Когда я только прорезался, стало ясно, что моя коронка – «полуторка». У меня было то, что называется «скоростной выносливостью». Я мог терпеть скорость довольно долго. От «полуторки» пришел к «пятерке», хотя, честно говоря, я не «пятерочник». Шесть раз участвуя в чемпионатах мира, я четырежды выигрывал «полуторку», один раз был вторым, один – третьим. «Десятку» бегал средне, а вот 500 метров – плохо…
– Вообше-то удивительно, что спринт у вас не шел, а «продленный спринт», как называл знаменитый голландский скороход Ард Схенк «полуторку», был вашим конь ком. Он подчеркивал, что на этой ключевой дистанции многоборья нужна своя, особо тонкая техника. И еще Схенк, кстати, неплохой футболист, написал в книге «Мой путь к вершинам», что тренировка конькобежца очень тяжела, в сравнении с ней тренировка футболиста – игра, да и вообще вряд ли есть другой вид спорта, где бы мышцы нагружались так, как при скоростном беге на коньках…
– Абсолютно верно. Я, как и Схенк, в футбол играл, так что могу об этом судить. Когда на Кировском работал – и в футбол играл, и в волейбол, и бегал почти все дистанции, от 100 метров до 5000. На «сотке» показывал одиннадцать и одну, приличный по тем временам результат. Но вообще-то из конькобежцев хорошие бегуны не получаются: у них слишком тяжелые бедра. Что касается «полуторки», она действительно требовала особой техники, особой тонкости. Когда я начинал полторы тысячи, то сначала делал несколько шагов, грубо, сильно отталкиваясь, чтобы быстро набрать скорость, а потом начинал искать свой ритм бега. Это все равно как музыка: пойма ешь звук, мелодию – и все нормально. Метров через двадцать я входил в свой ритм. Да-да, это сродни музыке…
«Пятерка» в Доломитовых Альпах– Ваш конек, коронка – «полуторка», а Олимпиаду вы выиграли на «пятерке». Как же так полу чилось?.. Расскажите по подробнее о соревнованиях в Доломитовых Альпах…
– Я четко и планомерно готовился именно к пяти тысячам. Начиная с 53‑го трижды подряд на чемпионатах страны, помимо
«полуторки», выигрывал и «пятерку». В 55‑м на Медео установил вызвавший много шума мировой рекорд на 5000 – 7.45,6. Норвежские газеты писали, что в мире произошло два выдающихся события: взрыв ядерного устройства и рекорд Шилкова на 5000 метров. После того рекорда и решили: главный мой старт на Олимпиаде – на «пятерке».
Красота там – неописуемая. Льдину (каток) посредине озера Мизуринаопи лили вокруг, чтобы лед не трескался. Солнце, горы, лед вполне приличный, но, конечно, не тот, что на Медео. За три круга до финиша я бил свой рекорд чуть ли не на три секунды, но потом еле до ехал: уж очень была высокая влажность. Николай Николаевич Романов написал, что я начал бег с очень высокой скоростью сознательно, специально, чтобы оглушить всех, но на самом деле я всегда так бегал, думал: однажды ведь дотерплю. И дотерпел. Ну а на «полуторку» меня после «пятерки» попросту не хватило. Михайлов и Гришин свеженькие были и выиграли «золото». Ребята у нас в сбор ной очень дружные, друг друга дублировали, страховали, выручали, и не только на дорожке. С наукой тогда дело обстоя ло слабовато, кормили нас какими-то кислородными коктейлями. Никаких допингов мы не знали. А сейчас спорт такой – кто кого перехимичит. Началось, правда, все это не сегодня. Тот же американец Хайден, – конечно, большое, уникальное явление в коньках, но папа у него – фар мацевт. Да и когда я бегал, кое-кто уже начинал допинг употреблять. В 57‑м я проиграл чемпионат мира только потому, что норвежец Кнут Юханнесен (партийная кличка – Кюпперн – гнутый столб, могучий парень с не совсем прямыми ногами) чего-то наелся: когда бежал после меня «десятку», у него зеленая слюна шла. Такой громадный запас у меня был, а он его отыграл.
– Больше бегать на Олимпиадах не довелось?
– Бегать не довелось, но мне пришлось, нет, посчастливилось быть на четырех зимних Олимпиадах: на двух как спортсмену, на двух как тренеру…
– В справочниках упоминается толь ко ваше участие в VII зимних Олимпийских играх…
– А я еще ездил на VIII Белую олимпиаду, в Скво-Вэлли, на Американский континент, в 60‑м году. Ездил, но не выступал.
– Заболели?
– Нет, меня выкинули в последний момент из команды, хотя я перед по ездкой, еще на Медео, отобрался на «полуторке». Уже
в Штатах перед стартами устроили отбор, велели по три круга пробежать мне, Зайцеву, Хабибули ну. Одному я «устроил» три секунды, другому – четыре, но тем не менее меня не поставили. Столкновение интересов, интриги… Николай Николаевич Романов утешал меня: «Мы будем готовить тебя как тренера. Учись, а пока присматривайся ко всему…» Я времени не терял, стал присматриваться, гляжу: у американцев одиннадцать типов ледовых комбайнов, а у нас один… Ну да ладно… Учился, окончил с отличием Институт имени Лесгафта. На Олимпийских играх в Инсбруке родился подготовленный мной олимпийский чемпион эстонец Антс Антсон. На моей любимой дистанции. Я Антса научил бегать «полуторку» так, как сам бегал, и ему это очень подошло…
Слушать себя – великое искусство– Современный спорт часто называют тренерским, как современный театр – режиссерским. Слов нет, тренеры оказывают огромное влияние на подготовку своих учеников, но, как замечает тот же Схенк, в конце концов спортсменов делают не только тренеры. Кстати, и Схенка, и его земляка Кейса Феркер ка упрекали в своеволии, в самонадеянности, в том, что они больше прислушивались к себе, чем к указаниям тренеров. Как это было у вас? Что думает заслуженный мастер спорта и заслуженный тренер СССР о специфике тренерской работы в коньках?..
– Умение тренера в нашем виде спор та подготовить ученика физически, под вести к соревнованию в наилучшей форме – это большое искусство, здесь роль тренера невозможно переоценить. Но у каждого конькобежца должно быть раз вито великое искусство слушать себя. Ведь написать на бумажке ту или иную дозировку нагрузок несложно, но «пере брать», перетренироваться очень легко. Если потерял контроль над собой, если не научился слушать себя, ни один тренер тебе не поможет. Я умел слушать всех и выбирать то, что мне лучше подходило. Ну, скажем, тогда существовала теория раннего отталкивания, потом стали называть – «своевременного отталкивания». Мой тренер Калинин нашел убедительное сравнение, сразу прояснившее для меня всю биомеханику: «Представь себе, ты поставил ногу, а там – горячая сковорода…» В общем, мне удалось эту технику освоить. В сборной же придерживались другой теории, согласно ей рациональными считались мощный толчок и длинный
прокат. Меня, соответственно, стали перестраивать: я бежал на прямой шестнадцать-восемнадцать шагов, а тренеры сборной хотели, чтобы я делал не больше десяти-двенадцати… Я старался, но у меня расстроилась вся техника, и я стал бегать, как заурядный второразрядник. Сильно переживал. Поймать это очень тонкое движение непросто. Мне пришлось ой как биться. И вот тут мы с Калининым не сошлись во взглядах. Когда я окончательно понял, что мне эти новации не подходят, то вернулся к старому и восстановил утраченное. В 57‑м на первенстве Европы в Осло выступал без этого тонкого ощущения и не попал даже в число шестнадцати; на следующий год, обретя потерянное, стал на Европе вторым, а мог бы и первым оказаться, если бы Кнут не наелся чего-то…
Умение слушать себя, умение слушать всех и выбирать лучшее здорово помогло мне и в тренерской работе. Я извлекал рациональное зерно из свое го и чужого опыта, извлекал и применял казавшееся мне полезным, ошибался, исправлялся, снова ошибался. В общем, тренерская работа – это очень тяжелый труд.
Буза в сумасшедшем доме– Только с мужчинами работали?
– В сборных страны – с мужчинами, а в Ленинграде у меня были смешанные группы.
– Кто, кроме Антса Антсона, был вашим подопечным?
– Станислав Селянин из Иркутска, чем пион страны, Олег Шабаров из Алма-Аты, Владимир Свешников и Вадим Васнецов из Кирова… Начал я в сборной у Кудрявцева Константина Константинови ча в 61‑м, в 64‑м оставил эту работу, вернулся в сборную в 66‑м, через два года меня за «крупные успехи» оттуда убрали. В нашем горспорт-комитете я был тренером сборных команд СССР по Ленинграду. Тут вообще начался сумасшедший дом. Я должен был вести всю канцелярию, отчетность и прочее разное, но не хотел оставлять свою группу. Мои подопечные, мальчики и девочки, юниоры и взрослые, восемьдесят шесть раз были чемпионами Ленинграда. А в 1972 году Ленинград впервые выиграл Спартакиаду народов СССР. У меня могучая трой ка спринтеров была: Женя Куликов, Саша Сафронов, Володя Кащей. Ну и, конечно, женщины во главе с Ниной Статкевич сильно постарались. Государство тогда нас, гостренеров, облагодетельствовало: дали
премию, восемьдесят целковых. Первый зампред Союзного спорткомитета Валентин Лукич Сыч, приехав в Питер, сказал при всем честном народе: «Ваши успехи в коньках я связываю прежде всего с именем Бориса Арсеньевича Шилкова». А через несколько лет после этого при шел я к Александру Иосифовичу Иссурину, тогда зампреду Ленгорспортко митета, и устроил бузу: «Все. Больше не могу». Он мне: «Куда уйдешь?» – «В “Динамо”. – «Сопьешься…» – «Не со пьюсь».
– А что вас так допекло? Канцелярия замучила?..
– Организация дела такая, что никому ничего не нужно. Никому и ничего. У нас ведь в коньках, чтобы хоть как-то кого-то подготовить, надо было из Ленинграда постоянно уезжать. А что такое организовать учебно-тренировочный сбор? На до с кем-то списаться, куда-то поехать, кого-то подмазать, угостить. Ну как вез де. Ужас, словом. Существовал я тогда в основном в Коломне, где постро или искусственную дорожку. Там ко мне относились с уважением, я своих более или менее прилично пристраивал, лед у меня был хороший, правда, далеко не всегда в удобное время… Очень тяжело мне одиннадцать лет гостренерства достались. Тогда и поседел.
Об искусственных дорожках– Одиннадцать лет вашего гостренерства – это 1968–1979 годы… Евгений Куликов вы игрывает олимпийское «золото» в Инсбруке в 1976‑м. Сергей Фокичев – в Сараеве. На чемпионатах мира в спринтерском многоборье, на олимпиадах, вплоть до последней, в Лиллехаммере, наши спринтеры отличаются. А вот в многоборье – а это венец конькобежного спорта – отечественные скороходы выглядят все слабее и слабее. Что случилось с нашим конькобежным спортом? Неужели все дело – в нашей бедности, в том, что у нас мало искусственных дорожек, совершивших переворот в мировом конькобежном спорте?
– Крытых искусственных дорожек у нас в стране вообще нет.
– А СКК, где Борис Шилков четырежды был главным судьей чемпионатов страны по скоростному бегу на коньках?..
– Да, был, и, когда ее строили, мне пришлось с ней изрядно повозиться: там были определенные технические сложности. Но ведь эта дорожка только числится, что есть, а на самом деле ее нет. Для
конькобеж цев – нет: конькобежцам нужно, чтобы до рожка круглый год была в их постоянном распоряжении, только тогда будет толк. А когда ее дают лишь на два летних месяца – июль и август, то проку от нее мало. В свое время собирались рядом с СКК построить с привлечением финнов крытую искусственную дорожку. Правда, и она не была бы специализированной, на катке предусматривались поле для хоккея с мячом и площадки для занятий фигуристов. Болтали, болтали, да так ничего и не сделали.
– А в мире сколько катков с искусственным льдом, где можно проводить тренировки и соревнования конькобежцев?
– Более двадцати. А уж сколько открытых искусственных дорожек – и говорить не приходится. Это в мире, а у нас всего ничего. В той, что весь Союз обслужи вала, в Коломне, жизнь еле теплится. Построили в Москве на Водном стадионе “Динамо”, но она вышла из строя. Есть еще в Екатеринбурге, на стадионе «Юных пионеров», но что и как там сей час – не знаю… Если прав де посмотреть в глаза, нельзя не признать, что наши коньки сейчас – без надежное дело.
– Все упирается в материальную базу, в отсутствие искусственных доро жек?
– Не только в это. Когда ввели спринтерское многоборье, основная масса конькобежцев ринулась туда. Появилось несколько хороших спринтеров, зато число желающих бе гать 10 тысяч мет ров резко сократилось. Когда тебе скажут на старте, что надо бежать двадцать пять кругов, волосы на голове шевелятся. Кто испытал на своей шкуре, тот знает, что это такое. Между тем отношение ко всем этим бегающим, к спортсменам, было и остается в народе как к бездельникам. Такое отношение рано или поздно не может не сказаться на развитии спорта, особенно такого трудоемкого, как коньки. Да и руководители наши не вполне отчетливо пони мают, что нужно делать, чтобы заинтересовать людей тем или иным видом спорта… С тех пор, как Анна Дмитриева начала рекламировать на телевидении теннис, интерес к нему в нашей стране тысячекратно возрос. Коньки же, скоростной бег отечественное телевидение ведет безграмотно, неинтересно, не пытаясь завести зрителей борьбой на дорожке не только данной пары, а всех участников чемпионата… Да и сколько раз коньки показывают? Раз в году. Та еще реклама конькобежного спорта…
На пенсию не проживешь– А что ждало вас на финише тренер ской карьеры?
– «Динамо», детская спортшкола. Вот уж не думал не гадал, что придется с детьми работать. Однако пришлось. Девять лет вел девочек, шесть учебных групп, сто двадцать учащихся. Вторые, третьи, четвертые классы. Нужно им ботинки зашнуровать, вы вести на лед, а кататься никто не умеет… Такие вот дела… Девять лет отдал, а результаты плачевные. Да и зимы такие стояли, что и льда-то не было. В 88‑м ушел на пенсию. Пенсию дали мизерную, на нее не проживешь. Работаю в охране в одном акционерном обществе. Платят, но негусто. Жена Маргарита Петровна тоже работает, врач городского физкультурного диспансера. Дочь Ирина – инженер, ее сын, мой внук Юрка – в девятом классе, в баскетбол играет, великолепный, скажу без ложной скромности, разыгрывающий. Ездит со своей командой по зарубежьям ближним и дальним: Украина, Белоруссия, Эстония, Финляндия. Мы и рады, что он при деле, не мотается попусту по улицам, тренировки-то каждый день. Придет, бухнется, отлежится, по том не накормить. Ничего, думаю, как-нибудь справимся. В лес ездим за грибами – это у нас семейная болезнь. До сих пор свои грибы, соленые, сушеные, едим. Хорошее, между прочим, подспорье. И сельским хозяйством в Соснове, где у нас участок, занимаемся. Картошка, морковка, огурцы, помидоры, ягоды: смородина, крыжовник, клубника… И всё бы ничего, да в позапрошлом году мы чуть не сгорели. Слава Богу, все живы остались, а дом сгорел дотла. Меня дочка с внуком вытащили, я двери открывал и потерял сознание, получил ожоги…
Что прикажете делать?.. Начал восстанавливать дом, в прошлом году выложил стенки, поставил перекрытия. В этом году надо крышу и все остальное доделать. Ну, это от денег зависит: сколько Ирина заработает – столько я и построю. Нанимать кого-то нам не по карману, один вожусь. Здоровый я еще, говорят. Раствор готовлю, кирпич ношу, углы выверяю – дело-то хлопотное. Сначала хорошо шло, но чем выше, тем труднее. Да и больно дорого все стало.
Соперничество с Олегом ГончаренкоПенсия мизерная, а цены – обалдеть! Такая теперь звучит музыка: что почем, что зачем. Многое поменялось в жизни. Да и в атмосфере что-то изменилось. Углекислого газа, говорят климатологи,
люди выбрасывают в воздух столько, что ждать нормальных зим не приходится…
Что-то изменилось в нас. Не верим в легенды про друзей-соперников, про взаимовыручку и товарищество, помогавшие побеждать первым отечественным олимпийским и мировым чемпионам. Странно нам читать такое: «…Несколько лет под ряд продолжалось наше соперничество с Борисом Шилковым. И никогда не забыть тех минут, например, когда в 1953 году в финской столице бежал я заключительную дистанцию конькобежного многоборья – 10 000 метров, летел надо льдом навстречу лавровому чемпионскому вен ку, а Борис, стоя у бровки, кричал во всю силу легких, стараясь поддержать меня, хотя на победу почти в равной степени претендовал и он сам».
– Так и было, как пишет Олег Гонча ренко?..
– На чемпионате в Хельсинки так и было, а вот на следующий год в Саппоро я уже не подбадривал Олега на «десятке»: не до того было. Мы бежали с ним в одной паре, и Гончаренко нужно было отыграть у меня сорок четыре секунды, чтобы стать чемпионом мира. Снег, крупные-крупные хлопья, лед мягкий, мука мученическая бежать в такую погоду. Олег очень старался отодвинуть меня на второе место, но я устоял…
Сродни музыке1995
Гончаренко, могучего, яростного крепыша-силовика, я видел на льду в Петрозаводске на всесоюзных соревнованиях в пятьдесят третьем, когда молодой и уже знаменитый харьковчанин бежал «пятерку» с моим земляком Володей Лисуновым, у которого был плавный, эластичный шаг. Специалисты говорили, что Лисунов бежит по-шилковски.
Видеть Шилкова на льду не довелось – только в кинохронике из Кортина д’Ампеццо, в итальянских Альпах, где в январе-феврале пятьдесят шестого проходила VII Белая олимпиада, на которой Шилков первым из ленинградцев выиграл золотую медаль на дистанции 5000 метров. Спустя почти сорок лет судьба свела нас с Борисом Арсеньевичем: меня попросили написать о нем очерк для журнала «Физкультура и спорт». Мы встретились с Шилковым в начале марта
1995‑го, на Фонтанке, неподалеку от цирка, в одном из домов, где размещалась газета «Спортивная», в которой я тогда работал, и долго разговаривали. Собственно, этот разговор, правда, в значительном сокращении, вы и прочитали сейчас.
Первым делом, помнится, я спросил у Шилкова, правда ли, что Лисунов бегал по-шилковски?
– Не знаю, по-шилковски ли, – ответил Борис Арсеньевич, – но Володя Лисунов бежал красиво. Мы с ним в сборной страны в одной группе тренировались.
Строгий, серьезный, хмуроватый, колючий, Шилков сразу же расположил к себе способностью к самоиронии и редкой, исключительной скромностью. Тот же Олег Гончаренко, постоянный соперник Шилкова, называет его в книге «Повесть о коньках» образцом скромности: «Даже в пору самых громких своих побед он не кичился ими, оставался неизменно ровным, спокойным. Наши отношения с ним всегда были корректными, взаимно уважительными». Когда после мирового рекорда на «пятерке» в высокогорном Медео (7.45,6) он пробежал в Кортина д’Ампеццо, в среднегорье, эту же дистанцию с олимпийским рекордом (7.48,7), оба эти достижения в прессе ведущих конькобежных стран были признаны фантастическими, недосягаемыми. Представляю, как Борис Шилков, непафосный, иронического склада человек, умеющий подтрунивать над другими и над собой, посмеивался, слыша про эту недосягаемую фантастику. Как и все творцы спортивных побед, он знает, что недосягаемых рекордов не бывает.
Как бы, однако, Шилков ни подтрунивал над музыкально-паркетными ассоциациями, какие возникали у пишущих о коньках журналистов при лицезрении его бега, слышать это, читать об этом ему было куда приятнее, чем про недосягаемые рекорды. Не случайно же, вспоминая, как бегал полуторку, он сам заговорил о музыке: «Когда я выходил на старт полуторки, то сначала, сильно отталкиваясь, делал несколько шагов, чтобы быстро набрать скорость, а метров через двадцать начинал искать свой ритм бега. Это сродни музыке: поймаешь звук, мелодию – и все нормально…»
Сродни музыке… Так говорили и писали о двух выдающихся отечественных мастерах коньков, поражавших красотой и свободой движений во время бега на льду – Борисе Шилкове и красавице Инге Артамоновой, четырехкратной мировой чемпионке, погибшей совсем молодой. Ее жизнь в спорте назвали «песней на льду, песней с оборванным куплетом».
Питерец с архангельскими корнями Борис Шилков свою песню на льду допел до конца. 28 июня 2012‑го ему исполнилось восемьдесят пять лет. Поздравить Бориса Арсеньевича и его верную спутницу Маргариту Петровну, врача городского врачебно-физкультурного диспансера, в их квартиру пришли друзья дома и трехкратная олимпийская чемпионка, председатель Союза спорт сменов Санкт-Петербурга Татьяна Казанкина с Екатериной Ивановой, сотрудницей горспорткомитета. Посидели, почаевничали, вспомнили времена, когда хозяин дома, «обув железом острым ноги, скользил по зеркалу стоячих ровных рек». Сейчас из дома Борис Арсеньевич выбирается редко: сильно болят ноги…
Связь с внешним миром помогает поддерживать внук Юрий, сын дочери Шилковых Ирины, умершей шестнадцать лет назад от неизлечимой болезни. Старшеклассник Юра в девяностые подавал надежды в баскетболе, дед не мог нарадоваться на внука, великолепного разыгрывающего. Когда в девяносто третьем их дача в Соснове загорелась, олимпийского чемпиона, открывавшего двери и потерявшего сознание, вытащили из огня дочь и внук. С баскетболом Юрий Евгеньевич, инженер по специальности, разменявший четвертый десяток, не порывает, играет за команды «СанПим» и «Гардалика» в чемпионате Глобальной лиги Санкт-Петербурга.
2013
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.