Текст книги "Единственная игра, в которую стоит играть. Книга не только о спорте (сборник)"

Мой роман с волейболом длится шестьдесят лет. Первые двадцать я был действующим лицом, играл сам – в Петрозаводске и Ленинграде, за сборную Карелии и за первую команду Ленинградского университета.

В шестьдесят первом, через два года после окончания университета, я с волейболом «завязал»: сказались последствия серьезной травмы позвоночника, да и журналистская профессия с ее постоянными командировками и грубыми нарушениями спортивного режима не позволяла регулярно тренироваться.

Конечно, мастерства не пропьешь, как говаривал и мой первый тренер, карельский летчик, инвалид войны, отчаянный мотогонщик Василий Акимов, и его питерский друг Николай Михеев, наставник Платонова, и сам Вячеслав Платонов, лучший тренер мирового волейбола двадцатого столетия, ушедший от нас четыре месяца назад.

Все так – мастерства не пропьешь, но бинтоваться перед каждой игрой, затягивать себя в корсет, держать вес – нам, раблезианцам, невмоготу. Да и не был, должно быть, я прирожденным игроком, хотя играл в разные спортивные игры – от волейбола и футбола до гандбола и хоккея, играл и на театральной сцене… Но, играя, спешил поскорее про все эти игры забыть и поскорее нырнуть с головой в нирвану запойного книгочейства.

Быть бы мне книжным червем до скончания века, не встреться у меня на пути спорт, театр, игра во всех её обличьях. Вырвав меня мальчишкой из упоительного книжного транса, игра облегчила мне переход к реальной, не книжной жизни. А когда судьба подставила подножку и я не смог прыгать-скакать, то превратился из игрока в наблюдателя, рецензента чужих игр. Сорок последних лет писал о театре, шахматах, баскетболе, волейболе.

Впрочем, глагол прошедшего времени неуместен. Ведь мой роман с волейболом продолжается. Пишу об игре, как и сорок лет назад.

Я пишу, а они играют. И мне грустно, оттого что они на площадке – и творят игры обряд, а я на трибуне – греюсь у костра чужой игры. Хотя почему чужой? Разве она нас всех не объединяет – игра?..

Двадцать лет назад в столичном издательстве вышла моя книга «Время игры», где я поделился некоторыми из этих соображений. А теперь вот мои московские коллеги, с которыми я давным-давно встречался в коридорах и на страницах «Советского спорта», начали издавать журнал «Время волейбола». На обложке нового издания Всероссийской федерации волейбола напечатано: «Журнал, который объединяет».

Первый номер журнала за 2006 год посвящен Санкт-Петер бургу, где почти сто лет назад впервые в России начали играть в волейбол, где родился Платонов, вместе со своими учениками добывший золото московской Олимпиады. Теперь здесь, в райских кущах Крестовского острова, открыта первая в России Академия волейбола Платонова. Теперь здесь, в Петербурге, крылатый мяч снова летает над сетками, как в первые послевоенные десятилетия в Ленинграде, когда жизнь в парках и дворах вертелась вокруг мяча, как Земля вокруг Солнца. Мужчины и женщины, отцы и дети, юнцы и старики снова потянулись к магниту игры.

Старого игрока это не может не радовать. Правда, я давно, почти целый год, не был на играх и тренировках замечательного волейбольного братства питерских ветеранов, которых тренирует – и сам играет – один из платоновских учеников по «Спартаку»– «Автомобилисту» Владимир Леонидович Воронов, мой сосед по Шувалову. В третье воскресенье апреля он и зазвал меня, киснущего без солнца и огня игры, на тренировку своей команды, сильнейшей в нашей стране и в Европе среди ветеранов, чей возраст перевалил за пятьдесят пять. Он сделал мне предложение, от которого невозможно было отказаться, пригласив на тренировку с баней (эта роскошь у них только по воскресеньям) в спортивно-оздоровительный центр Октябрьской железной дороги…

И как только застучали мячи в прогретом солнцем зале, я почувствовал, как кровь закипает в жилах и я снова готов – мысленно, увы, только мысленно – ринуться в бой и вытащить в падении мяч, пробитый могучим Женей Алгебраистовым, десятикратным чемпионом России, капитаном команды или самим Леонидовичем, высоким, поджарым, атакующим резко, сильно, зряче, в свои без малого шестьдесят увлекающим подопечных личным примером.

Из Савонлинны, что на юго-востоке ухоженной Финляндии, озерной, холмистой, музыкальной, чистой, как раннее весеннее утро, Савонлинны питерские «пятидесятники» вернулись домой 23 апреля, в Христово Воскресение. Вернулись, как и подобает круглым отличникам (так в шутку называют себя волейболисты «55 плюс») с победой в традиционном ветеранском турнире, таком же традиционном для Савонлинны, как ее знаменитые оперные фестивали.

Вернулись с победой, призами, а главное, с любовью. К своим соперникам-финнам из Иматры и Савонлинны, землякам из Светогорска, родным и близким, которые ждали подарков из страны Суоми и, естественно, дождались. К мячу, крылатому волейбольному мячу, незаменимому спортивному снаряду для тренировки интеллигентности.

Представьте себе, такие разнокачественные понятия, как интеллигентность и тренировка, игра и доброта, игра и душа не противостоят друг другу, как боксеры на ринге, а успешно сочетаются. Об этом мы долго говорили с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым в Комарове летом 1995 года. Интеллигентность, по Лихачеву, по Булату Окуджаве, любимому автору волейболистов-«пятидесятников», не столько в образованности, знаниях, сколько в способности понимать и воспринимать других, в терпимом отношении к миру и людям. Эту способность можно и нужно в себе развивать, тренируя душевные силы, как тренируем мы мышцы тела. Игра, в том числе и волейбол, это школа общения, школа поведения.

На дачах, предвоенных и послевоенных, москвичи, питерцы, рижане, киевляне, одесситы, петрозаводчане резались в волейбол до глубокого вечера – я и сам тогда на «пиво» играл и в подмосковной Малаховке, и на одесских пляжах, и в Карелии.

Об игре в волейбол лучше всех написал Юрий Трифонов, близкий мне еще со школьной скамьи писатель: играть под сенью густых деревьев, рядом с любимой (любимым) было счастьем, дарованным свыше, незаслуженным, как всякое истинное счастье.

Таким же счастьем, как играть самим, было видеть богов игры Пеле, Боброва, Пушкаша, Реву, Щагина…

В романе «Время и место», завершенном в год московской Олимпиады и напечатанном без цензурных купюр только пять лет назад, в первой главе «Пляжи тридцатых годов» Юрий Трифонов, размышляя о тех далеких днях, о людях, испарившихся в тридцать седьмом, как облака, о когда-то мелькнувших слезах и тайной тоске, сжимающей сердце с внезапной силой, пронзительно и проникновенно написал: «Надо ли вспоминать? Бог ты мой, так же глупо, как надо ли жить? Ведь вспоминать и жить – это цельно, слитно, не уничтожаемо одно без другого и составляет вместе некий глагол, которому названия нет».

Надо ли вспоминать? Надо ли играть? Бог ты мой, так же глупо, как надо ли жить? Вспоминать, жить, играть – это цельно, слитно. Так было всегда. Со дня сотворения мира игра сопровождала человека и человечество.

«Не играть нельзя. Хотите вы или не хотите – вас уже втянули в эту историю». Эти слова принадлежат французскому философу Блезу Паскалю, близкому по умонастроению нашему яснополянскому мудрецу. Для Толстого, как и для Пушкина, игра – в карты, шахматы, бабки, городки – была первой человеческой страстью.

Спортивная игра, как искусство, религия, не дает распасться человеческому единству, разъедаемому ядами корысти и агрессии. Один из президентов Бразилии назвал футбол «феноменом единения нации». В нашей студеной Бразилии, в краю березового ситца нескольким поколениям – и лихачевскому, и трифоновскому, и платоновскому – выпало жить в увлеченное волейболом время. Воинствующие безбожники, мы замалчивали христианское первородство волейбола, и только в год его столетия, в официальной программе, выпущенной к Мировой лиге-95, Москва вспомнила, что изобретатель игры Уильям Морган, преподобный Морган преподавал физическое воспитание в колледже Ассоциации молодых христиан в американском городе Холиоке. В раскинутые им сети попала та часть настроенного на игру человечества, которая не получает удовольствия от силовой борьбы у бортов, мордобоя на льду, свирепого продирания сквозь потную толпу накачанных парней с дынеобразным мячом в руках… Это не значит, что в волейбольном храме собираются постные святоши, неподвластные страстям. Еще как подвластные! Волейбол – самая эмоциональная из всех игр. Самая эмоциональная и интеллектуальная. Волейбол – это интеллект без скуки. Это водопад эмоций без членовредительства. Это страсть без фанатизма. Это лучший способ продлить молодость и обрести друзей: в него можно играть на приличном уровне и после пятидесяти, и после шестидесяти.

Первый раз с питерскими ветеранами волейбола я отправился на турнир пять лет назад. На исходе Страстной недели и в Христово Воскресение (оно пришлось тогда на середину апреля) в Москве проходил Мемориал Константина Ревы. На турнире, собравшем в столице верующих и неверующих сынов и дочерей из разных градов и весей бывшего Союза (вот оно, объединяющее начало игры!), один из ветеранов Санкт-Петербурга, и по сей день не расстающийся с игрой, наблюдая, как приветствуют друг друга в Пасху москвичи и питерцы, одесситы и рижане, саратовские и минские богини игры: «Христос воскресе!» – «Воистину воскресе!», – сказал мне:

– А я вот в Бога не верю, а в заповеди Христовы верю и стараюсь им в жизни следовать…

Я не стал писать о Мемориале Ревы сразу после Страстной недели, по горячим следам: дал улечься страстям в своей душе и позабыть о результатах матчей, занятых местах. Кто там чего выиграл – не помню, а вот Диану Якунину из команды Саратова, красивейшую волейболистку турнира, дочь ленинградского волейболиста Виталия Блинникова, жену лесгафтовца, окончившего знаменитый институт по специальности «волейбол», забыть не могу. Тогда же вошли в мою жизнь и питерцы – легконогий, прыгучий Саня Алексеев, Анатолий Митрофанович Попов из «Русских самоцветов», тренер-собиратель ветеранской сборной Петербурга, Евгений Алгебраистов и Владимир Воронов, в прошлом году в Битце преподавшие урок классического питерского волейбола москвичам и другим соперникам, кто позволил себе усомниться в волейбольном первородстве города на Неве.

Впрочем, чего я распетушился? Разве дело в том, кто первым в нашей стране укротил мяч, залетевший к нам из-за океана, но названный в Петербурге на заре прошлого века почему-то «итальянской лаптой»?..

Редко мы вспоминаем о ценностях, не имеющих цены. А без них не избавиться от нравственной порчи нашей жизни, на что одним из первых чутко отозвался Виктор Астафьев. Судьба свела меня с ним, таким же родным для меня писателем и человеком, как Юрий Трифонов, Юрий Казаков, Василий Шукшин, тридцать лет назад в Петрозаводске, куда я приехал по делам из Питера, а он – из Вологды, где тогда жил. Потом мы еще несколько раз встречались, и меня поражала в Викторе Петровиче, неистовом правдолюбце, говоруне-баюне, человеке огневой страстности, детскость души, обожженной сиротством и свинцом войны, игровое начало.

В «Последнем поклоне» Астафьев назвал самыми счастливыми играми – недоигранные… Сам он доигрывал игры сибирского детства за письменным столом, леча свои хвори великой русской речью, которой служил подвижнически.

У Виктора Петровича своя правота. У пятидесятисемилетнего Виктора Ильича, доигрывающего недоигранные игры детства на волейбольной площадке, – своя.

О, простите великодушно, не познакомил вас с Виктором Ильичом Давыдовым, тренирующимся в майке команды Бразилии: выменял по случаю на последнем чемпионате мира в канадском Эдмонтоне… Давыдов – связующий питерской команды ветеранов «55 плюс», специалист по рекламе петербургского метрополитена. Чем-то он похож на своего енисейского тезку: такой же отменный рассказчик, так же прекрасно поет. Живет Виктор Ильич в Пушкине, считая Царское Село лучшим местом на земле. В отличие от Пушкина Ильич путешествует по «чужбинам» вместе со своим играющим тренером Владимиром Вороновым, капитаном команды Евгением Алгебраистовым, бригадиром-строителем, с главным специалистом НИИ Минатома Владимиром Желейкиным и его другом еще с первого курса Электротехнического института связи имени профессора Бонч-Бруевича Александром Андриенко, инженером по технике безопасности компании «Билайн». Вместе с инженером знаменитого «Рубина» Александром Васильевым и генеральным директором одного из НИИ оборонно-промышленного комплекса (про луноход слышали?) Виктором Степановым. Вместе с предпринимателями, тремя Владимирами – Ермаковым, Ваниным, Суренковым.

Когда «деды» питерские, московские, обнинские, тверские, харьковские, одесские, бакинские читают мои очерки о себе, бодростью духа и крепостью тела не уступающим сыновьям и внукам, о вере, добре, красоте, любви – ценностях, не имеющих цены, они иронически спрашивают: «Где деньги, Зин?..»

Мир устроен так, что все на свете, кроме самого важного, имеет свою цену. И поэтому, чтобы арендовать зал, где питерские «пятидесятники» тренируются два-три раза в неделю, чтобы каждую осень совершать вояжи в Лазаревскую, на Черноморское побережье Кавказа, где проходят чемпионаты России, чтобы слетать в Канаду на чемпионат мира (в октябре 2005 года он состоялся в Эдмонтоне), чтобы «ездить по Европам», сами понимаете, нужны «бабки».

В свое время львиная доля энергии того же Митрофаныча (А. М. Попова), а в последние пять лет Ильича – В. И. Давыдова, до метрополитена работавшего в Балтийской строительной компании, уходила на поиски спонсоров, меценатов, благотворителей, которые в состоянии подбросить деньжат на турниры, где питерская «дедовщина» показывает себя – и свой город, заметьте, – с самой лучшей стороны…

На Бога, власть и спонсоров надейся, а сам не плошай. Спасение утопающих было и остается у нас делом рук самих утопающих. Чтобы уменьшить зависимость от сторонних доброхотов и стать хозяевами своей судьбы, «пятидесятники» создали благотворительный фонд ветеранов спорта «Питер-волейбол».

Давно варюсь в кипящем котле игры и слышу не первый год, особенно с наступлением новых времен, когда мы в одночасье из строителей социализма превратились в строителей капитализма, и о необходимости принятия закона о меценатстве, и о необходимости властям на местах содействовать развитию ветеранского спортивного движения, по сути семейного спорта, ибо отцы и деды мячики гоняют вместе с сыновьями и внуками. У Алгебраистова-старшего сын, 23-летний Андрей, играет за динамовскую команду мастеров, а у Воронова и его жены Ольги дочки-двойняшки Аня и Катя – чемпионки Европы и России среди девушек по пляжному волейболу. Окончив университет экономики и финансов, они уехали продолжать образование и играть в волейбол в Норвегию, там вышли замуж и остались жить. Их старшая сестра Настя, за рубеж не уехавшая, родила сына по имени Дани. Тренер-дед водит его, трехлетнего, ежеутренне в детский сад: больше всего на свете внук любит стрелять из автомата, гонять на велике и играть… нет, не в волейбол – в футбол.

Слышал, не буду скрывать, и совсем другого толка речи. Почему, спрашивают недоумевающие, богатые дяди должны спонсировать не самых бедных дедушек предпенсионного возраста, которым седина в бороду, а бес игры в ребро, и они норовят справить свое удовольствие за чужой счет?..

Что ж, игра с мячом, волейбол действительно для них удо вольствие. Если угодно – блажь, что издавна на Руси синоним дури, сумасбродства, несбыточных мечтаний, грез наяву. Помните у Некрасова: «Мужик, что бык, втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттудова не выбьешь – упираются, всяк на своем стоит…»?

Вот и они упираются: не желают отбрасывать коньки в пять десят девять – среднестатистический мужчина в России сейчас года не доживает до пенсии.

Это блажь, дурь или что-то другое?..

По-моему, это признак зрелости – душевной, духовной, гражданской.

Кстати сказать, тренируемые Владимиром Вороновым ветераны (пятьдесят пять плюс жизнь, так я расшифровываю их возрастную категорию), по периодической таблице возрастов, составленной культурологом и философом Михаилом Эпштейном, относятся к возрасту жизни (55–60), именуемому «старостью зрелости». Еще год-два, и они помолодеют, перейдя в следующую категорию: 60–64 – это «детство старости».

Игра, объединяющая людей, поднимает тонус, повышает самооценку, делает жизнь радостной и осмысленной. Ветераны волейбола Питера не только ездят по заграницам, но и готовятся про вести дома 27 и 28 мая международный турнир волейболистов «55 плюс», посвященный дню рождения Санкт-Петербурга. Они пригласили в гости команды Твери, Смоленска и сборную Савонлинны и Иматры.

Роман с волейболом для Воронова и его компании – это освобождение от непосильной тяжести дневных будничных забот не пустотой абсолютного ничегонеделания перед мерцающим «ящиком», а нормальным для творческого человека способом – взваливанием на плечи новой ноши, во всех смыслах слова своей и потому всегда желанной и посильной.

Это и есть тот редкий случай, когда своя ноша не тянет. Петербургский филолог и философ Лидия Гинзбург называла это отдыхом не только от отупляющей рутины житья-бытья, от хронической усталости, но и изгнанием из глубин существа равнодушия и душевной лени.

«Быть или не быть» – мы склонны трактовать в применении к себе как «мочь или не мочь». Между тем труднее всего не мочь, а хотеть. Хотеть – это и значит мочь. Бледной немочью заражены те, кто не хочет хотеть.

Ни воля, ни мысль сами по себе не могут заставить нас захотеть жить, работать, творить, играть, любить. Только мы сами, если изменим сознание, пробудим в себе вкус к жизни, забытое или прежде не посещавшее нас состояние вдохновения. И начать эту переналадку организма и души надо с физического усилия, мускульного напряжения, приводящего в движение энергети ческий поток мысли. С взваливания на плечи сброшенной дневной тяжести, с разжигания в сердце огня желания и продления жизни как страсти, единственной достойной человека формы существования.

А раз страсть, значит роман – и как жанр, и как содержание.

Роман с волейболом моих юных друзей-«пятидесятников» согревает, освещает и продлевает им жизнь. А жизнь – самое заманчивое предприятие на свете, как бы ни пытались убедить нас в обратном нытики и маловеры.

2006

Великий болельщик

В конце жизни Михаил Дудин все чаще вспоминал блокаду. За два года до смерти, в декабре 1991 года, писал в Ереван своему другу армянскому литературоведу Левону Мкртычяну: «Что-то плохо мне спится. И все чаще вспоминаю блокадное время 1942 года в Ленинграде. Она, блокада, и ощущение ее приближения страшат своей беспощадной масштабностью и беспомощностью. Но тогда были молодость и надежда (несмотря ни на что) выжить, а сейчас – безразличие, будь что будет».

Смертельной тоской проникнуты многие его стихотворения последней, закатной поры. Как провидчески звучит сейчас «Марш победителей», написанный по следам известных событий в ереванском аэропорту Звартноц:

 
Весь мир объемлет сразу
Смертельная тоска.
Выходят по приказу
Конвойные войска.
Идут железным строем
С редута на редут
И время под конвоем
В Историю ведут.
 

Он родился поэтом, и, значит, трещина мира проходила через его сердце. Солдатом Великой Отечественной, Дудин защищал от врага родину, ставший для него, ивановского паренька, родным город на Неве. Он был гражданином – сыном Отечества и сыном мира, и, значит, для него не было чужой беды, чужого горя, чужой боли.

Он был великим болельщиком за всех сирых, униженных, оскорбленных, погибающих, но не сдающихся. Он ощущал себя горнистом с погибающего корабля – «мой сигнал не слыхали боги и стоящие у руля». Не надеясь на мудрость правителей, он взывал к верховной инстанции: «О, Господи, помилуй и спаси живую душу на своей Руси».

Он был и великим спортивным болельщиком, вот почему мы считаем уместным и необходимым сегодня, 27 января, в 51‑ю годовщину снятия блокады Ленинграда, сказать в газете «Спортивная» свое слово о замечательном поэте, влюбленном в жизнь, в природу, в спорт, ненавидевшем бесплодную, разрушительную ненависть, утверждавшем, что ненависть и совесть вместе не живут.

Пожалуй, больше всего в спортивном океане он любил гигантский материк, именуемый «футболом». Вряд ли у нашего «Зенита» был болельщик более преданный и великодушный, чем он, Михаил Александрович Дудин. Да-да, великодушный. Он легко забывал огорчения от неудачной игры своих любимцев, в его присутствии нельзя было говорить ни о них, ни о противниках его команды бранные слова. «Это же игра, – говорил он своим высоким голосом. – Сегодня проиграли, завтра победим».

Он не представлял жизни без игры, без спорта. «Иногда я сам себя спрашиваю: почему хожу на стадионы? Да, потому, что для меня спортивная игра всегда была праздником. И я без этих праздников жить не могу. Они для меня и отдых, и вдохновение, и зарядка для души и тела. И тут нет ничего странного. Ведь в природе все живое играет. Играет жаворонок в небе над своим гнездом, играет аист на высокой липе, закидывая голову, и трещит красным клювом, оглашая окрестности своей радостью. Играет река на перекате, и облака над рекой. И лес каждым листом дерева, и луг каждой травинкой, и колосья ржи, колеблемые ветром. Самой природе без игры нельзя. А уж про человека и говорить нечего! Человек без игры – не Человек. У него без игры нет радости в жизни. Вернее, эта радость неполная».

Он отчаянно переживал за баскетбольный «Спартак», за волейбольный «Автомобилист», любил Кондрашина, Белова, Зайцева, Платонова.

Спортивная игра для поэта – праздник, а творцы этого праздника, доставляющие своей игрой радость людям, – мастера радости. Таким мастером радости для него был Вячеслав Алексеевич Платонов – главный тренер «Автомобилиста», которого Михаил Александрович поздравил 21 января 1989 года с пятидесятилетием со страниц «Ленинградской правды». Его вдохновенное поздравление мастеру спортивной игры было одой радости: «Я помню его давным давно, когда он был прекрасным игроком ленинградской армейской команды. Его крепкая ладная фигура, сильные руки и гибкое туловище, посаженное на чуть вывернутые в икрах, легкие в передвижениях ноги, его как бы повелительное обращение с мячом были исполнены какой-то особенной красоты и слаженности. Он отдавался игре целиком, и его красивое, осененное русой прядью косого пробора лицо всегда светилось сосредоточенностью и вниманием. Из прекрасного игрока Платонов вырос в одного из лучших, если не самого лучшего тренера мирового волейбола… Он приносит людям радость, в этом и есть его призвание. Он понимает, что без игры радость человеческая неполная. Вот поэтому я и хожу на стадионы. Заряжать свою душу радостью, и жаворонок этой моей радости ликует в голубом провале между белых облаков».

И поэта, умеющего заряжать и свою, и наши души радостью, все любили – в нашем городе, на Кавказе, в Средней Азии, на его родной Ивановщине. Любили блокадники и университетские студенты, почитатели поэзии и поклонники спортивной игры. И когда 6 января 1994 года (Михаил Дудин умер 31 декабря 1993 года) судья-информатор во время очередного тура чемпионата страны по волейболу сказал о кончине Михаила Александровича Дудина, все собравшиеся в Спортивно-концертном комплексе встали и почтили минутой молчания его память.

1995