Текст книги "Единственная игра, в которую стоит играть. Книга не только о спорте (сборник)"

Стадионы, как и музеи, свидетельствуют о неизменяющейся сущности человека. Вспомните открытую в конце прошлого года в Эрмитаже выставку «Роберт Мэпплторп и классическая традиция. Искусство фотографии и гравюры маньеризма», где сопоставлены работы модного современного американского фотохудожника и гравюры европейских художников XVI века. Критики писали, что даже садомазохисты выглядят в экспозиции как-то по-античному величественно, но главное было в другом: фотографии вперемешку с гравюрами подчеркивали не разницу одежд и цивилизаций, неизбежных за четыре века отстояния, а близость людей разных рас, культур, эпох, проделывающих все тот же смертный путь, путь страстей и страданий.

Как мало, в сущности, изменился человек за прошедшие века, за тысячелетия, применительно к предмету нашего разговора… В Древней Греции поклонялись божеству Агону. Агон на языке эллинов – «состязание». Вся жизнь эллинов была одним большим состязанием. Они соревновались не только в беге, прыжках, метании диска, кулачном бою, но и в чесании шерсти, колке дров, в сочинении эпиникиев, поцелуях, питии вина. А разве сейчас не так обстоит дело в мире?.. На неизменной сущности человека агонального, соперничающего, держится от века и вся цивилизация, и страстное, но не завершающееся смертоубийством противостояние атлетов-бойцов.

Сама возможность возродить через тысячелетия Игры далеких предков и встроить их без калечащих деформаций в наш цивилизационный механизм, в тело современной культуры обязана парадоксальной природе человека, стремительного и неподвижного, меряющего время движением и при этом остающегося неизменным в своей сущности, словно платоновский лежень или Илья Ильич Обломов.

Нам, воспитанным на развенчании леженей Обломовых, на идее постоянного прогресса как движущей силы жизни, надо сделать умственное усилие, чтобы признать неизменной в веках и тысячелетиях сущность человека. Для нас, во всяком случае, для взрослых особей, время летит, как тройка, как пуля, как ракета. А для древних греков время было недвижно, как для наших детей. Они, дети, парят в недвижном времени. И греки парили в этом движущемся на одном месте времени.

И их парение во времени-вечности, и разрывающая их жажда первенства, психологическое зерно агона, и стремление к славе – все это по-детски наивно, не замутнено расчетами зрелого ума, не тронуто старческой немощью. И как подлинный художник сохраняет детскость своей души до последних дней жизни, так человечество, которому его талантливые дети-греки подарили нашу цивилизацию, наши Олимпийские игры, остается в чем-то ребенком, играющим в кости на берегу моря.

И пока человечество сохраняет детскость души, пока способно воспламеняться эллинским духом и хотя бы раз в четыре года останавливать течение времени и очищаться погружением в вечность неиспепеляющего соперничества представителей всех колен рода людского и эталонной красоты человеческой породы, до тех пор оно небезнадежно, несмотря на бушующие в нем силы распада, безумия, разрушения.

Знатоки античности – от Боннара до Гаспарова – умоляют не путать Олимпию, городок в Южной Греции, дом Олимпийских игр, и Олимп, гору в Северной Греции, дом богов, где обитали верховный громовержец Зевс и одиннадцать других олимпийских небожителей.

Вообще-то всю Грецию, а не только Олимп, очарованные Элладой странники называют домом богов, добавляя, что мы ошибаемся, когда говорим, что греки очеловечили богов, – на самом деле боги очеловечили греков.

Что тут от мифа, что от реальности? По Пиндару, нас, земных людей, возносят до небожителей мощный дух и сила естества – то, что превыше всего ценилось на состязаниях в Олимпии, посвященных Зевсу Олимпийскому, победителей которых славили как любимцев бога.

Если дух и сила естества – награда нам от богов, то вся история Олимпийских игр, и древних, и современных, посвящена, по словам Генри Миллера, «возрождению утраченной божественности человека».

Современным мифологам, возводящим абстрактный, бесчеловечный мир «из пепла иллюзорного материализма», это вряд ли придется по вкусу, да и олимпийская практика во все времена была далека от воспеваемой поэтами божественной эллинской гармонии, но как идеальное построение, как мечта Олимпийские игры, подобно греческим богам, очеловечивают нас, находящихся все еще в опасной близости к животному миру.

Не спутать Олимпию и Олимп нетрудно. Куда тяжелее провести водораздел между великим и громадным, грандиозным, так и тянет все грандиозное зачислить в великое. Хотя бы Олимпиады, хотя бы историю Греции. Но тот же Генри Миллер замечает в «Колоссе Маруссийском»: «Нет в конечном счете ничего грандиозного во всей истории Греции. Но есть нечто исполинское в каждой личности, когда она становится подлинно и глубоко человечной».

Спросим себя: часто ли в дни золотой лихорадки, что охватывает планету раз в четыре или в два года (если и зимние Игры считать) задумываемся мы о подлинно человеческом измерении Олимпиад или, подогреваемые СМИ, печатными и электронными, следим преимущественно за тем, сколько медалей и какого достоинства навешивают на свои могутные выи страны-колоссы – когда-то, в эру биполярного мирового устройства, США и СССР силами немереными тягались, теперь к главной гонке за «все золото мира» Китай подключился…

Вопрос риторический. Для страдающего mania grandiosa человечества подлинным измерением олимпиад со времен разделения мира на противостоящие блоки, лагери, системы стали параметры количественные, силовые – не роднящий нас с богами мощный дух, а дух мощи.

Насколько это измерение человечно, судите сами.

Чем грандиознее эта mania grandiosa человечества, тем мельче в массе своей человеческие особи. В колокола впору бить об измельчании культуры и человека. Да и бьют. Академик Вячеслав Иванов, лингвист, знающий больше ста языков, специалист по кибернетике, семиотике, один из последних ученых-энциклопедистов, не устает тревожиться об измельчании культуры, о мельчающем масштабе научных открытий, об отсутствии крупных людей в науке и искусстве.

«Я довольно близко знал не только Андрея Дмитриевича Сахарова, но и практически всех наших крупных физиков – Петра Лео нидовича Капицу, Тамма, нескольких еще, – говорит В. В. Иванов. – Сейчас большая проблема – отсутствие крупных людей. Даже не по тому, что они сделали в науке, а по их человеческой величине».

Мне довелось близко знать нескольких крупных людей мира спорта – Юрия Власова, Владимира Кондрашина, Вячеслава Платонова, Михаила Таля. Они – исполины не только по свершенному в спорте, но прежде всего по их человеческой величине.

Римской Олимпиаде (1960 год) присвоили имена советского тяжелоатлета Юрия Власова и американской бегуньи Вилмы Рудольф.

Присвоили не ООН, не МОК, а высшая инстанция славы – мировое общественное мнение, – если угодно, людская молва. Правда, советский штангист тяжелого веса и американская бегунья, темнокожая газель, как ее называли (она победила в беге на 100 и 200 метров, а третье «золото» получила в спринтерской эстафете), были признаны лучшими спортсменами Игр XVII Олимпиады, но далеко не всех, названных оргкомитетами лучшими спортсменами, мир потом признавал эмблемами, символами, именами соответствующих олимпиад, не говоря уже о возведении в степень атлетов века, великих людей истории спорта.

Воителем с несправедливостью, бодателем дуба тоталитаризма, поднадзорным Лубянки, сумевшим себя и все свои двадцать две болезни преодолеть, скрутить в бараний рог, Юрий Власов станет в послеримские десятилетия, а в Риме он «всего лишь» сотворил чудо, первым шагнув в тяжелоатлетический космос, набрав в сумме троеборья 537,5 килограмма и побив на 4,5 килограмма объявленный вечным мировой рекорд Подъемного Крана – американца Пола Эндерсона (тогда писали – Андерсона).

Восторг Рима и мира вызвал не столько прорыв в спортивный космос (до первого полета человека в космос оставалось восемь месяцев – тогда не было у нас в стране людей популярнее двух Юриев – Гагарина и Власова), сколько стилистика акта творения. Не бесформенный баобаб, не мышечный гипертроф с заплывшими жиром глазками, а античный атлет, пропорционально сложенный (помните Боннара: «У греческого храма нет размеров, у него есть пропорции»?), очкарик-интеллигент (почему-то все восторгались «профессорскими» очками Власова – почему, интересно, профессорскими?) вырывал, выталкивал, выжимал над головой центнеры железа непринужденно легко, но без бравирования легкостью исполнения, с аристократической простотой, удивительной в воспитаннике Суворовского училища и выпускнике советской военной академии.

Власов римского триумфа – козырный туз советской пропаганды. Еще бы! Страна победившего социализма и должна побеждать на всех фронтах, как она победила в Риме крупнейшую державу загнивающего капитализма – США. Юрий Власов – знаменосец и знамя этой команды. Книгочей, начинающий писатель, радиоинженер, молодой, гармонично развитый, да еще самый сильный человек в мире.

Страна присвоила, сейчас бы сказали – приватизировала, римский триумф одного из своих славных сыновей, триумф по сути своей глубоко личностный, триумф личности. Хвала Создателю, у мощной державы недостало сил приватизировать саму личность чемпиона. Очень несговорчивым оказался мыслящий тростник с «профессорскими очками», очень уж упертым воителем за правду и справедливость. Недаром автобиографическую книгу назвал «Справедливость силы».

Не Шемански и Брэдфорду, своим американским конкурентам на римском помосте, не остававшемуся за океаном Эндерсону бросал вызов Власов – судьбе, року: «Выходи на битву, старый рок!»

Битва с мойрами, богинями судьбы, которых побаивался даже их всемогущий отец Зевс, битва человека с заведомо превосходящими его силами, преумножение воли, всех способностей человека в борьбе с поставленными ему от рождения пределами, отодвигание их и составляют подлинно человеческое измерение и содержание олимпийской истории. А кто кого размазал по стенке, замочил, порвал, победил в неофициальном командном зачете, – кто об этом, кроме спортивных статистиков и историков, спустя год-другой после очередной Олимпиады помнит?..

Другое помнят. То, как рейхсканцлера Германии, создателя «тысячелетнего рейха», просуществовавшего двенадцать лет, перекашивало, перекореживало, передергивало, когда в столице рейха Берлине в 1936 году американец Джесси Оуэнс, недочеловек, по понятиям хозяев берлинской Олимпиады, ибо – темнокожий, играючи расправлялся с блондинами нордического типа, сверхчеловеками, на беговой дорожке и в прыжковом секторе, – разве мы когда-нибудь забудем четыре золотые медали Оуэнса в фашистском Берлине, четыре пощечины, влепленные человеком в перекошенную от ненависти к человечеству физиономию фюрера!..

Старый рок принимает разные обличья… В 1936‑м, когда Оуэнс побил Гитлера, венгерскому стрелку Карою Ткачу после несчастного случая ампутировали правую руку, но через двенадцать лет, на Олимпиаде в Лондоне, он одной левой победил в стрельбе из скорострельного пистолета. Абсолютным чемпионом Хельсинкской (1952) Олимпиады по спортивной гимнастике стал узник фашистского концлагеря Виктор Чукарин из Львова. Там же, в Хельсинки, первый звездный час пережили Галина Зыбина и Юрий Тюкалов – родом из ленинградской блокады. Через несколько недель после операции повторил свой римский триумф в Токио (1964) марафонец из Эфиопии Абебе Бикила.

Все олимпионики заслужили венки и медали. Но бросившие вызов Року, поднявшиеся из ямы судьбы, не прогнувшиеся под тяжестью бесчеловечного мира должны быть занесены на скрижали. Как равные богам по духу и силе. Герои человечества, они заслуживают особого признания и благодарности. Может, МОКу стоит подумать об учреждении специальной награды для крупных людей спорта, награды, удостоверяющей истинное величие человека?..

Все истинно великое соизмеримо с сердцем, с душой. Все истинно великое – прекраснодушно.

Не надо бояться упреков в прекраснодушных мечтаниях, грезах, дневных снах. Разве сама Олимпиада как идеальный проект, как мечта о мире без войн, о гармонии тела и духа не есть сон золотой, который навеяли человечеству высокоумные безумцы?..

Разве не безумцами в глазах людей практических были атлеты, тратящие собственные деньги на участие в состязаниях, не приносящих им ничего, кроме доблести и славы? Разве не безумцами в глазах жрецов единой пользы были чудаки, утверждающие, подобно Пифагору, что живут ради созерцания неба и светил, как будто познание истины может быть главным смыслом существования человечества?..

Между тем именно отход от утилитарности, от установки на непосредственную практическую полезность любой связанной с напряжением сил деятельности сделал возможным греческое чудо и, как убедительно показал в своих трудах выдающийся петербургский исследователь античности А. И. Зайцев, позволил человечеству совершить прыжок из мира практицизма в мир культуры. Высочайшие достижения эллинского духа в искусстве и науке своим истоком, своим началом, своим пусковым механизмом имели атлетику, спортивные состязания, в том числе и олимпийские.

По классификации профессора Зайцева, греческое чудо (VIII–V века до н. э.) – это второй крупнейший культурный переворот в истории человечества. Ни в первом, произошедшем в Шумере, ни в третьем – европейском Ренессансе – атлетика сколь-нибудь важной роли не сыграла. А как будет в новом, четвертом культурном перевороте всемирного масштаба, о необходимости которого для спасения цивилизации от распада, а людей от нравственного одичания ученый неустанно размышлял в последние десять лет жизни (умер Александр Иосифович 21 января 2000 года)?..

Рискну предположить, что спорт сыграет в четвертом перевороте роль, аналогичную той, что сыграла в Древней Греции атлетическая агонистика. Трудно найти в современной культуре другой феномен, который бы развивался столь же бурно, как спорт. Мне уже приходилось писать о всеобщей проспортованности мира в XX веке. И такой острый, экстравагантный мыслитель, как автор «Бесконечного тупика» Дмитрий Галковский, в одном из недавних интервью сделал прогноз, что развивающийся устрашающими темпами, по экспоненте, в течение всего XX века спорт сольется со столь же стремительным потоком – биржевой игрой. Слияние этих двух потоков, по Галковскому, приведет к перевороту в экономике, культуре, если хотите, в основаниях человеческой цивилизации.

Когда это произойдет, современный мыслитель не уточняет. Собственно, процесс уже давно пошел. От рождения до Рая человек живет играя – на стадионах, биржах, в театрах, с недавних пор на компьютерах и мобильных телефонах… Шесть миллиардов игроков, из них один миллиард триста миллионов – в Китае, столица которого Пекин через четыре года после Афин примет очередные летние Олимпийские игры, XXIX в современной истории. Не приходится сомневаться, что они будут Играми грандиозными, поражающими воображение. Вполне вероятно, что от 2008 года, от пекинской Олимпиады будут отсчитывать в будущем старт нового века, китайского, если верить многим современным Кассандрам, как начало истинного, а не календарного двадцатого века отсчитывают от Первой мировой войны.

Каким будет он – мир, спорт, век, – зависит и от того, сколько в нем сохранится эллинского, античного, истинно человеческого, соизмеримого с сердцем великого. Как сказал почти сто лет назад один прекраснодушный мечтатель: «Мир вновь должен стать маленьким, каким был мир Греции, – достаточно маленьким, чтобы вместить всех».

2005

Все вздохнули – кто с облегчением, кто с печалью: «Вот и олимпиада закончилась». Строго говоря, это неверно, потому как олимпиада – это четырехлетний промежуток между олимпийскими играми и, следовательно, в Афинах 29 августа 2004 года от Рождества Христова закончились летние игры XXVIII олимпиады «от Пьера де Кубертена».

«О спорт, ты – мир!» – воскликнул французский барон Кубертен, возродивший в наше время идею олимпийских игр Древней Греции. «О мир! Ты – спорт!» – перефразировал барона-олимпийца Леонид Парфенов, снявший телевизионный фильм о летних Олимпийских играх в Афинах.

Если под миром понимать состояние, полярно противоположное войне, то надо признать: максима Кубертена самим ходом истории изрядно скомпрометирована. Если в Древней Элладе постоянно воюющие греки хотя бы на время олимпийских игр примирялись, то нынешние племена продолжали резать, взрывать, мочить друг друга все семнадцать мгновений-дней жаркого олимпийского лета – и в Ираке, и в Чечне, и в Африке. А в Индии накануне торжественного открытия Олимпиады толпа верующих забила сорок семь инаковерующих.

Агон – пятая стихия Эллады: земля, вода, воздух, огонь и агон (по-гречески – борьба, состязание). С помощью этой пятой стихии человечество (первопроходцы – греки) совершило прыжок из мира практицизма в мир культуры.

Конкретные доказательства того, что высочайшие достижения эллинского духа в искусстве и науке своим истоком, своим спусковым механизмом имели атлетическую агонистику, спортивные состязания, различные игры, в том числе и олимпийские, привел в своей книге «Культурный переворот в Древней Греции VIII–V вв. до н. э.» Александр Иосифович Зайцев. Культурный расцвет, читаем у Зайцева, сохраняется до тех пор, пока общество остается агональным и относительно оптимистическим. Если же один из этих двух компонентов исчезает, то развитие культуры сменяется застоем. Примеров тому множество и во времена Древней Эллады, и в наши дни.

Можно – и нужно – не допустить опасного крена современной агонистики в национализм, шовинизм (хотя сделать это, не реформируя современное олимпийское движение, не очищая авгиевы конюшни современной агональной цивилизации, совсем непросто). У агональной цивилизации с ее принципом конкурентности-состязательности как движущим стимулом развития нет иного выхода для спасения человечества, чем воспользоваться плодами цивилизации и культуры, одним из которых являются олимпийские игры.

Скажете: утопия? Отвечу: великая мечта, идея о спасении человечества через сближение людей, жаждущих единства; как говорит Антигона у Софокла: «Делить любовь – удел мой, не вражду». Это наша общая задача – спастись через сближение, единство, любовь.

Олимпийские игры, где человечеству дано – пусть на две недели, пусть на мгновение – почувствовать общность своего происхождения, свое единство, свою бессмертную душу, не сводится только к спортивным ристалищам. Агон, видите ли. Агон, с которого начался крупнейший в истории культурный переворот.

А в спорте, в том числе и в тридцати восьми видах, представленных в программе афинской Олимпиады, главное, конечно, победа. Так уж спорт устроен, что в нем между первым и всеми остальными – пропасть. Греки, древние, это очень хорошо понимали, награждая только первых.

Атлеты давали свои имена не только отдельным рекордам, но и целым олимпиадам. Мы помним олимпиады Джесси Оуэнса, Франсины Бланкерс-Коэн, Владимира Куца, Эмиля Затопека, Юрия Власова, Абебе Бикилы, Марка Спитца.

Теперь (так обстоит дело в последние полвека) борьбу за первенство ведут не атлеты, а страны, амбициозные державы, с остервенением считающие медали в неофициальном общекомандном зачете, прежде всего золотые.

В Афинах такая золотомедальная разблюдовка: у США – тридцать пять наград высшего достоинства, у России – двадцать семь, правда, между американцами и россиянами «подзатесался» Китай – тридцать две золотые медали (столько планировали наши стратеги-функционеры для олимпийцев России).

Самое простое и в общем-то дешевое занятие – иронизировать над просчетами нашего спортивного госплана, над самой идеей госпланирования в непредсказуемом по определению мире спорта. Впрочем, непредсказуем он на уровне борьбы отдельных атлетов, а когда сходятся лицом к лицу супердержавы (одна – настоящая, другая – бывшая, третья – будущая), тут все можно просчитать, подсчитать и даже несильно ошибиться.

Два «ненаших» профессора, специалисты не в области спорта, а экономисты – Эндрю Бернард из Школы бизнеса Tuck в Дартмуте и Меган Буссе из Школы бизнеса Haas в Беркли, – основываясь исключительно на данных статистики и экономики, предсказали (точность прогноза составила девяносто шесть процентов) число медалей у стран-победительниц на предыдущих летних Олимпийских играх.

И афинский расклад профессора-экономисты, как выяснилось, представили в общем и целом верно. США они отводили тридцать семь золотых медалей (а всего, с учетом «серебра» и «бронзы», – девяносто три) – в итоговом протоколе у американцев тридцать пять и сто три, соответственно; России – двадцать девять и восемьдесят три (получилось двадцать семь и девяносто две); Китаю – двадцать семь и пятьдесят семь (в реальности – тридцать две и шестьдесят три).

Чисто спортивный фактор в основе этой прогностической методики один – выступление страны на предыдущих олимпиадах. Три другие фактора (а ученые исследовали результаты игр за последние сорок лет) – не спортивного происхождения: численность населения страны, душевой доход и «родные стены».

Вот о чем предлагаю задуматься: экономика современной России втрое слабее китайской и в двадцать пять раз меньше американской, по ВВП на душу населения Россия находится в середине шестой десятки стран мира – рядом с Мексикой и Ливаном, по численности населения мы в девять раз уступаем Китаю и в два с половиной раза – США, а в мировом спорте, в его олимпийском изводе, по-прежнему ходим в лидерах, главных игроках.

И ностальгирующие по былой мощи советской империи, и поторопившиеся забыть о великом спорте советской цивилизации, и либерально ориентированные сограждане, возмущавшиеся использованием тоталитарной коммунистической властью спортивных побед в политических целях, должны признать как объективную данность: «Мы жили в великую спортивную эпоху, у нас были великие спортсмены и великие тренеры, мы научили кубинцев – боксу, японцев и китайцев – волейболу и прыжкам в воду, американцев – спортивной гимнастике…»

Кончилась та эпоха, разрушается (если не разрушена) общенациональная система «штучного производства» – подготовки олимпийских чемпионов. И страны той, что выиграла сотни золотых медалей, больше нет…

Может, пора поумерить свои имперские амбиции, в том числе и те, чтобы всем рекордам наши звонкие дать имена. Россия уже не супердержава. Расходы на величие, на то, чтобы всех опережать, нам давно не по карману. С кем бы посоперничать в области создания нормальных – комфортных, безопасных, достойных – условий жизни для своего многострадального населения?..