Текст книги "Белое движение. Исторические портреты (сборник)"

Из Читы Рудаков выехал во Владивосток. Уссурийские казаки передали Рудакову для оренбуржцев 3 000 винтовок, 10 000 башлыков и 1 000 теплых халатов для раненых[130]130
  По некоторым данным, было также передано 10 000 комплектов теплого белья. – А. Г.


[Закрыть], владивостокские предприниматели пожертвовали на нужды войска до 2 000 000 рублей. Рудаков содействовал закупке и вывозу с Дальнего Востока товаров, заготовлявшихся там для войска, часть из которых должна была быть доставлена еще в конце 1918 года, но была задержана из-за разрухи на железной дороге. Таким образом Войско получило три вагона медикаментов, несколько вагонов бумаги для Войскового издательства и другие товары. В общей сложности удалось вывезти 56 вагонов. Таким образом, в условиях почти полного хаоса и разрухи на Транссибирской железной дороге, Рудаков, преодолев все препоны, смог снабдить Войско значительным количеством товаров первой необходимости, что нельзя не поставить ему в заслугу.

По словам самого Рудакова, «что касается пущенных по моему адресу еще бесконечного множества самых нелепых обвинений… я заявляю, что это гнусная клевета и я даже не нахожу нужным на это отвечать, ибо это ниже моего достоинства… Действия я свои считаю совершенно законными и правильными, направленными всецело ко благу казаков и Родины вообще… я сделал для войска все, что было в моих силах. Я отдал войску все свое знание, всю энергию, все свое здоровье, я отдал самое для меня дорогое – моего сына… Теперь у меня осталась только моя честь. И вот Вы, для кого я все отдал, отнимаете у меня последнее – мою честь, нет, этого я Вам не отдам, ибо честь моя дороже моей жизни». Протоколы заседаний Войскового Круга скупо свидетельствуют о том, что доклад Рудакова вызвал продолжительные горячие прения, после чего была принята резолюция о переходе к очередным делам. Рудаков не был арестован и обвинения в финансовых злоупотреблениях доказаны не были, однако в составе Войскового правительства его так и не восстановили.

Очевидно, что обвинение Рудакова в том, что он «не представил отчета» о затратах, было далеко не основным в речи Дутова. Рудаков в декабре 1918 – феврале 1919 года направил Войсковому правительству и Кругу восемь телеграмм с отчетами о своей работе, так что войсковая администрация была осведомлена о его действиях. Атамана больше всего возмутил факт самовольного, с его точки зрения, отъезда Рудакова в Читу для переговоров с Семеновым. По сути, Рудаков стал жертвой переменившейся политической обстановки и личных опасений Дутова: когда его направляли в командировку, ни о каком конфликте Семенова с верховной властью речь не шла, но предложение Семенова признать Дутова в качестве Верховного Правителя сильно компрометировало последнего перед Колчаком и его окружением, а визит оренбургской делегации к «мятежному Атаману» в Читу мог и вовсе быть воспринят Омском как попытка объединения казачьей оппозиции.

Александр Ильич опасался, возможно, не без оснований, что в Ставке в связи с действиями Рудакова усомнятся в его собственной лояльности (хотя проехать в Читу, чтобы продвинуть оренбургские грузы, Рудакову посоветовал никто иной, как полковник Лебедев), и стремился не запятнать свою репутацию верного сторонника центральной власти. Поэтому оренбургский Атаман предпочел ради собственного спокойствия предать своего помощника.

Буквально на следующий день после обсуждения на Круге, 9 марта 1919 года, Дутов приписал к своему письму Колчаку следующий постскриптум: «К Вам устроился в Ставку полков[ник] Рудаков, бывший член Войск[ового] правительства и мой помощник по продовольствию, я едва[-]едва от него отделался, считаю долгом предупредить, что много говорит и как будто дело, но очень и очень любит деньги, очень ловок, хитер и замешан в некрасивых сношениях с германскими агентами через жену польку». Вряд ли Рудакову с подобной характеристикой удалось задержаться в Ставке. На наш взгляд, этот отрывок свидетельствует далеко не в пользу Атамана, обнаружившего свое злопамятство и продолжившего возводить поклеп, теперь уже очевидный, на своего бывшего соратника. Зато доказательство лояльности Верховному Правителю было налицо. Однако этим он не ограничился и в письме Колчаку от 22 марта не преминул вновь бросить камень в адрес Рудакова… В целом, в случае с Рудаковым Дутов продемонстрировал боязнь ответственности, интриганство и, наконец, предательство своего ближайшего соратника.

* * *

Приказом Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего Юго-Западная Армия была 28 декабря 1918 года разделена на Отдельные Оренбургскую и Уральскую Армии под командованием генералов А. И. Дутова и Н. А. Савельева соответственно. 21 января 1919 года белые под натиском большевиков оставили Оренбург, что крайне негативно сказалось на настроениях казаков. Войсковое правительство и Атаман перебрались сначала в Орск, а затем в Троицк.

Основной задачей Дутова было не позволить красным наладить регулярную железнодорожную связь с Туркестаном, поэтому войска должны были бороться буквально за каждый клочок железнодорожного полотна на все еще остававшемся под контролем казаков участке между Илецкой Защитой и Актюбинском. Стоит подчеркнуть, что недопущение соединения Туркестана с центральными районами было одной из главнейших стратегических задач армии Дутова, и к чести Юго-Западной, Отдельной Оренбургской и Южной Армий, которые подчас считают чуть ли не никчемными войсковыми соединениями, эта задача успешно решалась вплоть до окончания боевых действий на Южном Урале осенью 1919 года. Сам Дутов, вспоминая этот тяжелый период, говорил: «Против нас действовала одна из лучших частей большевистской армии… так называемая “железная дивизия” под командой Гая… У них было отличное вооружение, была вначале прекрасная дисциплина. Положение наше иногда бывало очень тяжелое. Но… я ведь никогда не отчаивался!»

В январе 1919 года части Отдельной Оренбургской Армии, потеряв связь с Отдельной Уральской Армией, были вынуждены отходить на восток, вглубь территории Войска. Красные развивали свой успех, наступая вдоль линии Орской железной дороги. Задачей Оренбургской Армии в конце января стала«временная оборона для укомплектования, после чего решительное наступление для восстановления связи с Уральской армией». В этой тяжелейшей обстановке Дутов 4 февраля призывает казаков собраться с силами и побороть врага.

Неудачи на фронте активизировали деятельность оппозиции. В частности, бывший однокашник Дутова по Академии Генерального Штаба, генерал Н. Т. Сукин, подал в феврале 1919 года на 3-й Войсковой Круг докладную записку с резкой критикой политики Атамана и Войскового правительства. По заявлению Сукина, «Дутов не обладает ни военной славой, ни гражданским мужеством, ни политической честностью и прямотой… Во всей деятельности его с начала и до конца преобладало одно стремление возвысить себя и своих приближенных в ущерб даже общему делу, и результаты налицо, среди офицеров создан такой раскол, который починить удастся не скоро, а без офицеров войско воевать не может… Зная атамана Дутова с детства и всю его семью, я спокойно, не боясь погрешить против истины, заявляю, что он принес войску много вреда и очень мало пользы. Поэтому считаю его недостойным быть войсковым атаманом». В результате Войсковой Круг «за грубую клевету на войскового атамана и правительство» исключил Сукина из казачьего сословия и ходатайствовал перед Верховным Правителем о снятии его с поста командира VI-го Уральского армейского корпуса (корпус входил в состав Западной Армии).

Оренбургская Армия отступала с тяжелыми боями. Обстановка значительно осложнилась в результате измены части башкир во главе с Валидовым. 18 февраля 1919 года башкиры перешли на сторону большевиков и открыли им фронт. Основной причиной измены были, на наш взгляд, политические пристрастия и амбиции башкирского руководства, в особенности самого Валидова – сторонника эсеров, считавшего Колчака и Дутова своими злейшими врагами. Нельзя не отметить и отсутствие у Белого командования должной гибкости в решении крайне болезненного национального вопроса. Большевики же, несмотря на первоначальные колебания, поспешили удовлетворить все требования башкир (широкая автономия), лишь бы последние перешли на их сторону.

В результате измены башкир на стыке Западной и Оренбургской Армий образовался разрыв, которым не замедлили воспользоваться красные. Впоследствии для прикрытия разрыва на левом фланге Западной Армии была образована Южная группа под командованием генерала П. А. Белова (Г. А. Виттекопфа).

11 февраля в Челябинске прошло совещание высшего военного руководства Восточного фронта, на котором обсуждался стратегический план предстоявших операций. На совещании присутствовали Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий адмирал Колчак, Командующий Сибирской Армией генерал Р. Гайда, Командующий Западной Армией генерал М. В. Ханжин, Командующий Оренбургской Армией генерал Дутов и два начальника Штабов Армий – генералы Б. П. Богословский и С. А. Щепихин. На совещании Колчак потребовал от Командующих Армиями перейти в общее наступление в начале марта, не дожидаясь полной готовности армий и тыла, однако определенного решения о направлении главного удара вынесено не было, т. к. каждый из командующих отстаивал приоритет своего фронта. В целом февральское совещание не имело значительных результатов, поскольку все Командующие Армиями – и Гайда, и Ханжин, и Дутов – имели свои собственные планы действий и руководствовались ими без должной координации с соседями. Ситуация осложнялась постоянным соперничеством между соседями: Гайдой и Ханжиным, Ханжиным и Дутовым, причем Ханжин явно интриговал перед Ставкой против оренбургского Атамана.

Неудачи на фронте привели к тому, что моральный дух казачьих частей резко понизился, начался самовольный уход по домам и переходы на сторону красных. Это явление было вызвано также значительным переутомлением войск в результате продолжительных боев и милиционным характером комплектования частей. Для повышения боевого духа частей Атаману Дутову пришлось осуществить ряд преобразований в войсках (были расформированы ненадежные части, укреплена дисциплина), что дало положительный результат.

В начале марта на фронте Западной Армии началось наступление, конечной целью которого должно было стать занятие Москвы. Уже 13 марта была взята Уфа. Эти успехи в марте стали сказываться и на положении всего левого фланга Восточного фронта. 18 марта началось одновременное наступление частей Южной группы Западной Армии и Отдельной Оренбургской Армии.

Еще 13 февраля на заседании Совета министров в Омске было постановлено учредить должность Главного Начальника Оренбургского края с подчинением ему Оренбургской губернии (без Троицкого и Челябинского уездов), а также Кустанайского и Актюбинского уездов Тургайской области. Вопрос о включении в край Троицкого и Челябинского уездов был предоставлен на усмотрение командования. Начальником края с правами генерал-губернатора был назначен Дутов. Учитывая отступление армии Дутова, подчиненная ему территория Оренбургской губернии была минимальной (фактически только часть Орского и Верхнеуральский уезды). Кроме того, на Атамана было возложено и без того слишком много обязанностей, в связи с чем он в течение месяца не мог приступить к работе на своем новом посту, которая нашла свое отражение в основном в нескольких записках и воззваниях по национальному вопросу.

С апреля Дутов уже фактически не командовал Отдельной Оренбургской Армией, а занимался политической деятельностью. С 7 апреля до самого расформирования Армии его замещал (с небольшим перерывом с 18 по 25 апреля) начальник Штаба Армии генерал А. Н. Вагин. Таким образом, Атамана вряд ли уместно обвинять в каких-либо боевых неудачах этого периода – он к ним уже не имел никакого отношения.

* * *

9 апреля Дутов приехал в Омск. В своем официальном интервью он связывал приезд с военными вопросами, вопросами о новых границах Оренбургского края, взаимоотношениях с башкирами и киргизами, обсеменении полей в связи с неурожаем 1918 года. Уже на следующий день с целью заручиться поддержкой союзников он встретился с командующим союзными войсками в Сибири французским генералом М. Жаненом. 11 апреля Дутов посетил Войсковую управу и Войсковой штаб Сибирского Казачьего Войска, 13-го присутствовал на панихиде по генералу Л. Г. Корнилову. Можно предположить, что в Омске Дутов в своих целях широко использовал доверительное отношение к нему Верховного Правителя. За активное участие в омской политической жизни Дутов был охарактеризован помощником начальника Штаба Верховного Главнокомандующего, генералом бароном А. П. Будбергом, как человек, «везде сующий свой нос».

По мнению корреспондента газеты «Сибирская Речь», впервые беседовавшего с Дутовым еще летом 1918 года, за прошедшие с тех пор месяцы «генерал заметно изменился. Усталость, утомление разлиты в его чертах. Морщины вокруг губ наметились глубже и резче. Только глаза – черные и блестящие по-прежнему [–] горят железной волей и удалью».

Небезынтересны суждения Дутова о положении Отдельной Оренбургской Армии и фронта в целом: «Теперь наше положение в военном смысле безусловно прочное, устойчивое. Нами уже пережиты тяжелые мгновения, они не повторятся теперь!.. Сейчас (начало апреля 1919 года. – А. Г.) мои части находятся в соприкосновении с красными уже в пяти-десяти верстах за Орском… Красные бегут как только могут и успевают бежать… Нет сомнения… в том, что большевистское царствование заканчивается… с каждым шагом вперед нашей армии крепнет положение нашего правительства и растет к нему доверие… А доверие к нему и сейчас огромное в населении!

– Когда же будем в Москве, генерал? – спрашиваю я, прощаясь с ним.

– В августе? – невольно спрашиваю я.

– Да, в августе мы будем в Москве! – твердо повторяет генерал А. И. Дутов».

Подобные безответственные заявления, сколь бы провокационными ни были вопросы журналистов, недопустимы для крупных политических и военных деятелей. Разумеется, на фоне весеннего наступления можно было быть оптимистом, но Дутов несомненно знал и истинное положение на фронте и в тылу, нехватку талантливых военачальников, проблемы с подготовленными резервами и снабжением. Почему же он позволял себе такие высказывания?! Вряд ли это может объясняться одним лишь стремлением успокоить население. Ведь уже через два месяца после интервью ответ Дутова казался смехотворным. Речь идет или о преднамеренной фальсификации интервью журналистом, что маловероятно, или о крайней недальновидности Атамана.

23 мая Отдельная Оренбургская Армия была переформирована в Южную. Ставка, видимо, осознала невозможность самостоятельной борьбы казачьей конницы без поддержки армейской пехоты (конница не могла штурмовать укрепленные районы в полосе железной дороги, а военные действия были привязаны именно к ней) и создала «смешанную» армию со значительной долей оренбургских казаков (свыше 45%). Дутов был освобожден от должности Командующего Армией и указом Верховного Правителя назначен на пост Походного Атамана всех Казачьих Войск и генерал-инспектора кавалерии, оставаясь при этом Атаманом Оренбургского Казачьего Войска.

27 мая Дутов приступил к исполнению своих новых обязанностей. Первоначально его Штаб был расположен в Екатеринбурге, однако позднее был перенесен в Омск. Должность Походного Атамана и инспектора кавалерии считалась чуть ли не почетной отставкой, однако, скорее всего, Колчак стремился просто зафиксировать не совсем понятный статус Дутова, уже давно находившегося в Омске – ведь обычно Командующие Армиями находились при своих войсках, а не в столице. Дополнительным стимулом послужило расформирование Отдельной Оренбургской Армии.

Не только Дутов пользовался поддержкой Колчака, но и самому Верховному Правителю была весьма полезна поддержка такого авторитетного военного и государственного деятеля, каким к лету 1919 года, безусловно, был Александр Ильич. Есть сведения о том, что Дутов 29 мая выехал в Екатеринбург и далее в Пермь, чтобы выяснить обстановку накануне визита туда Колчака для урегулирования серьезного конфликта с Командующим Сибирской Армией генералом Р. Гайдой. Накануне своего визита в Пермь Колчак рассматривал самые разные варианты решения этого конфликта, вплоть до силового, для чего взял с собой в поездку конвой Верховного Правителя и приказал привести в состояние повышенной боеготовности находившийся в Екатеринбурге батальон охраны Ставки. Судя по всему, для мирного решения вопроса и сохранения престижа верховной власти Колчаку и потребовалось содействие Дутова в переговорах с Гайдой. Колчак посетил Пермь в ночь на 1 июня, видимо, на следующий день после приезда Александра Ильича. Оренбургский Атаман принял участие в переговорах с Гайдой, даже просил Колчака за мятежного генерала, чем способствовал компромиссному выходу из сложившейся ситуации. И в дальнейшем Дутов по неясным пока причинам поддерживал Гайду в различных вопросах.

2 июня Колчак, Дутов и Гайда выехали из Перми в Екатеринбург, где к ним присоединился генерал М. К. Дитерихс, а 4 июня прибыли в Омск. В том же месяце Дутов отправился в инспекторскую поездку по Казачьим Войскам Дальнего Востока, где руководил борьбой с партизанским движением. 12 августа он возвратился из поездки и уже 14 августа принял участие в организованном казаками в Омске торжественном обеде в честь союзников-чехословаков. Дутов и другие видные деятели казачества произносили речи. Мемуарист записал: «На душе грустно было. Веет что-то большевизмом». 19 августа в Омске открылась Чрезвычайная конференция представителей девяти Казачьих Войск (Уральского, Оренбургского, Сибирского, Семиреченского, Енисейского, Иркутского, Забайкальского, Амурского и Уссурийского) под председательством генерала Иванова-Ринова; почетным председателем был избран Дутов.

2 сентября Александр Ильич по поручению Верховного Правителя отбыл на фронт в сопровождении конвойного взвода, Атаманского дивизиона, штаб-офицера для поручений и двух ординарцев. 6 сентября он вместе с Верховным Правителем, главой Британской военной миссии в Сибири генералом А. Ноксом и некоторыми министрами омского правительства посетил 3-ю Армию. По возвращении в Омск 15 сентября Дутов принимал участие в заседании Совета Верховного Правителя, – коллегиального органа при Колчаке, на заседаниях которого обсуждались важнейшие военные и политические вопросы, – по вопросу о созыве законосовещательного органа.

* * *

Приказом генерала Дитерихса, совмещавшего должности начальника Штаба Верховного Главнокомандующего и Главнокомандующего Восточным фронтом, от 18 сентября Южная Армия переименовывалась в Оренбургскую, а командующим ей назначался генерал Дутов. 21 сентября Александр Ильич формально вступил в командование Армией, однако задержался в Омске, принимая участие в работе казачьей конференции. 24 сентября он встречался с Дитерихсом, а затем и с Колчаком. По утверждению ставшего управляющим военным министерством барона А. П. Будберга, «казачья конференция разодралась с Дутовым и Хорошхиным[131]131
  Генерал Б. И. Хорошхин в 1918–1919 годах был начальником Главного Управления по делам Казачьих Войск. – А. Г.


[Закрыть]; им ставится в вину, что они знали от Дитерихса об его решении отрешить Иванова-Ринова от командования, но не доложили этого конференции; этим воспользовались для сведения старых счетов и наговорили Дутову таких вещей, что он собирается ехать в Ново-Николаевск “по семейным делам”». Экстренный отъезд Дутова 29 сентября в Ново-Николаевск по семейным делам на один-два дня подтверждается документально. Вероятно, это была последняя встреча Александра Ильича с семьей.

Дутов и его начальник Штаба генерал И. М. Зайцев прибыли к войскам, когда те находились в районе городов Атбасар и Кокчетав. Дутов принял нелегкое хозяйство – армия рушилась и безостановочно отступала по голой, безлюдной степи, не имея достаточных запасов продовольствия. В частях свирепствовал тиф, который к середине октября выкосил до половины личного состава. 14 октября советская 5-я армия вновь переправилась через Тобол и перешла в наступление. Белые отходили к следующему рубежу – реке Ишим. С вечера 23 октября красные (Кокчетавская группа 5-й армии) стали активно развивать наступление против войск Дутова, 29 октября заняли Петропавловск и начали практически безостановочное преследование белых вдоль Транссибирской магистрали. На левом фланге белого фронта войска Дутова отступали к Ишиму. Атаман рассчитывал занять оборону по реке Ишим, чтобы прикрыть сосредоточение главных сил Армии. Не исключено, что из района Атбасар – Кокчетав белое командование предполагало нанести фланговый удар по войскам 5-й армии, уверенно наступавшим вдоль железной дороги. Однако в связи со значительным усилением эпидемии тифа и натиском красных закрепиться на Ишиме не удалось.

Дутов приказал продолжать движение к Атбасару форсированным маршем, в ходе которого войска потеряли соприкосновение с противником. 6 ноября было получено известие о переименовании, приказом Верховного Главнокомандующего, Оренбургской Армии в Отдельную Оренбургскую. В этот же день сосредоточение было приостановлено. Части заняли оборону в районе городов Атбасар – Кокчетав. Вплоть до получения 19 ноября известия о сдаче Омска, оставленного 14 ноября, Армия Дутова стояла на месте, на фронте наиболее боеспособного корпуса генерала А. С. Бакича было спокойно. Лишь после получения вести о падении столицы отступление было продолжено, к тому же вновь активизировались красные.

В этот период Дутов разработал план партизанских действий, подробно изложенный им в телеграмме Колчаку и принявшему командование войсками фронта генералу К. В. Сахарову, однако едва ли этот план нашел применение. 22 ноября стало известно об обходе Атбасара красными с севера и северо-запада и их выходе в тыл Оренбургской Армии. 25-26 ноября противник вел наступление на фронте, а в ночь на 26 ноября, искусно маневрируя, обошел Акмолинск с севера и овладел им. Позднее красные продолжали действовать в тылу Отдельной Оренбургской Армии и наступали в направлении на Каркаралинск, где находился ее Штаб.

По степени тягот, выпавших на долю отступавших частей Дутова, из всех Белых армий с ними могут сравниться, пожалуй, только войска Отдельной Уральской Армии, почти полностью погибшей на пути к Форту Александровскому в начале 1920 года. В полном смысле слова для Оренбуржцев это был «Голодный поход», – именно такое название уже в эмиграции получило отступление частей Армии по практически безжизненной северной Голодной степи в Семиречье в ноябре – декабре 1919 года. Армия шла своим крестным путем, отступая по малонаселенной местности, ночуя под открытым небом. Резали и ели лошадей и верблюдов. У местного населения отбиралось все – продукты, фураж, одежда, транспорт, но и этого было недостаточно для многотысячной людской массы. За все реквизируемое, как правило, выплачивались деньги, хотя и не всегда в должном размере. Смертность от холода и истощения возрастала, соперничая со смертностью от тифа. Тяжелобольных оставляли умирать в населенных пунктах, умерших не успевали хоронить и обременяли этим печальным обрядом местных жителей. Войска двигались большими переходами, оторвавшись от противника. На отставших одиночных солдат и казаков часто нападали киргизы, и в результате невозможно было даже узнать, куда исчез человек.

1 декабря красные овладели Семипалатинском, а 10-го – взяли Барнаул, не оставив войскам Дутова шансов соединиться с основными силами. Возможен был единственный путь дальнейшего отхода – в Семиречье, где действовали части Отдельной Семиреченской Армии под командованием генерала Б. В. Анненкова. 13 декабря Каркаралинск был занят красными. В период с 14 по 31 декабря войска отходили к Сергиополю. Этот отрезок пути (550 верст от Каркаралинска до Сергиополя) был одним из наиболее тяжелых для отступающих: ко всем прежним бедам, преследовавшим Армию, добавилась и вступившая в свои права зима с двадцати-тридцатиградусными морозами. В условиях пустынной степной местности, продуваемой всеми ветрами, для голодных, истощенных многодневными переходами людей это было смертельно опасно. По свидетельству участника похода, «снега да бураны морозные, холод да голод… Пустыня безлюдная… Люди гибнут и лошади дохнут сотнями – от бескормицы валятся… Кто на ногах, еще бредут кое-как с отшибленной памятью… Поголовный тиф всех видов увеличивает тяжесть похода: здоровые везут больных, пока сами не свалятся, спят в пустынной местности все вместе, прижавшись друг к другу, здоровые и больные… Отстающие погибают». Данные о численности и потерях Армии Дутова в ходе Голодного похода сильно различаются. Наиболее близкой к действительности следует считать оценку, согласно которой из двадцатитысячной (в районе Кокчетава) Армии до Сергиополя дошло около половины состава.

Приход в Семиречье истощенных, обескровленных дутовцев, 90% которых были больны различными формами тифа, был встречен анненковцами, сравнительно благополучно существовавшими здесь, враждебно – были даже случаи вооруженных столкновений. Один из участников Белого движения, характеризовавший себя как «простого русского интеллигента… волею судеб одевшего мундир армии адмирала Колчака», отмечал, что «прислушавшись ко всем рассказам местных жителей, очевидцев, и судя по отношению Анненкова к Оренбуржцам, для нас стало ясно, что мы попали в самое, после большевиков, бесправное место и, если что атаману [Анненкову] взбредет в голову, то он с нами и сделает».

Приказом Дутова по Отдельной Оренбургской Армии 6 января 1920 года все ее части, учреждения и заведения сводились в отдельный «Отряд Атамана Дутова». Начальником отряда с правами командира неотдельного корпуса тем же приказом назначался командир IV-го Оренбургского армейского корпуса генерал Бакич. Сам Дутов стал гражданским губернатором Семиреченского края и расположился в Лепсинске. Возможно, Анненков опасался конкуренции со стороны своего более известного соперника и стремился убрать Дутова из Армии. Отряд Атамана Дутова был включен в состав Отдельной Семиреченской Армии и подчинен ее Командующему во всех отношениях. В последнем приказе Дутова по Армии говорилось: «Тяжелый крест выпал на долю Отдельной Оренбургской Армии. Велением судьбы войскам пришлось сделать весьма продолжительные, почти непрерывные в течение полугода, передвижения, – сначала из района Оренбургской губернии к Аральскому морю, далее через Иргиз, Тургай и Атбасар в район Кокчетав – Петропавловск. Отсюда через Акмолинск и Каркаралинск в район Сергиополя. Все те трудности, лишения и разные невзгоды, которые претерпели войска Оренбургской Армии во время этого продолжительного марша по пустынно-степным областям, не поддаются описаниям. Лишь беспристрастная история и благодарное потомство по достоинству оценят боевую службу, труд и лишения истинно русских людей, преданных сынов своей Родины, которые ради спасения своей Отчизны самоотверженно встречают всякие мучения и терзания…»

В марте 1920 года Дутову и его сторонникам пришлось покинуть родину и отступить в Китай через ледниковый перевал Кара Сарык (высота 5 800 метров). Обессилевшие люди и кони шли без запаса еды и фуража, следуя по горным карнизам, срывались в пропасти. Сам Атаман перед китайской границей был спущен на канате с отвесной скалы почти без сознания. В Китае отряд Дутова был интернирован в городе Суйдин, расположившись в казармах русского консульства. Александр Ильич не терял надежды возобновить борьбу с большевиками. Именно с его деятельностью в советской историографии связывалась подготовка восстания в Нарынском уезде в ноябре 1920 года. Дутов поддерживал связь с лидерами басмачей, предпринимал попытки организовать антибольшевицкое подполье в рядах Красной Армии.

* * *

Объединить все антибольшевицкие силы для нового похода Дутову оказалось не по плечу. Тем не менее 12 августа 1920 года Александр Ильич издал приказ об объединении антибольшевицких сил в Западном Китае в Оренбургскую Отдельную Армию. По сути, приказ Дутова был необходим, но оренбургский Атаман, на наш взгляд, превысил свои полномочия и не учел изменившихся обстоятельств, при которых командиры Белых отрядов, перешедших в Китай, фактически оказались независимыми друг от друга начальниками.

Обеспокоенность большевицкого руководства наличием значительного по численности, организованного и закаленного годами борьбы противника вблизи советских границ понятна, тем более что сами белые не теряли надежды вернуться на родину с оружием в руках. Активная антибольшевицкая деятельность Дутова и его непререкаемый авторитет в казачестве стали причинами его физического устранения чекистами. 6 февраля 1921 года Дутов был убит советскими агентами при неудачной попытке похищения и вывоза в Советскую Республику. Под видом курьера от единомышленников из России к атаману проник чекист К. Чанышев, возглавивший группу похитителей. Во время похищения Дутов был убит одним из подчиненных Чанышева – М. Ходжамиаровым, были также смертельно ранены два человека из охраны Атамана, пытавшиеся оказать сопротивление похитителям. Убийцам удалось скрыться. Это политическое убийство было первым из организованных большевиками за пределами Советского государства. Так трагически оборвалась жизнь Атамана генерала А. И. Дутова, положившего начало Белому движению на Востоке России.

Александра Ильича и погибших вместе с ним казаков похоронили на небольшом кладбище неподалеку от Суйдина. Существует версия, что через несколько суток могила Дутова была ночью разрыта, а тело обезглавлено и не захоронено – убийцам нужны были доказательства точности исполнения приказа. По всей видимости, это кладбище, как и многие другие русские кладбища на территории Китая, было уничтожено во времена «культурной революции».

* * *

Убийство такого крупного политического и военного деятеля, каким являлся Дутов, было сильнейшим ударом по Оренбургскому казачеству. Конечно, Александр Ильич не был идеальным человеком, по нашему мнению, он не был особенно умен, обладал многочисленными слабостями, вполне свойственными обычным людям, но при этом в нем, безусловно, были качества, которые позволили ему в Смутное время стать во главе одного из крупнейших Казачьих Войск России, создать практически на пустом месте собственную вполне боеспособную и достаточно сильную армию и повести беспощадную борьбу с большевиками, став выразителем надежд, а порой – и кумиром сотен тысяч поверивших ему людей. И если для многих, кого повел за собой Дутов, эта борьба окончилась вместе с поражением осенью 1919 года, то сам Атаман боролся до конца и погиб, не покорившись врагу, изгнавшему его – участника и героя двух войн – с родной земли, за которую он сражался всю жизнь.