Текст книги "Белое движение. Исторические портреты (сборник)"

Генерал-лейтенант В. О. Каппель

На сибирском таежном разъезде Утай 20 января 1920 года от двустороннего крупозного воспаления легких скончался генерал-лейтенант Владимир Оскарович Каппель. До последнего дня умирающего генерала везли на санях, и лишь перед самой кончиной внесли в вагон одного из поездов, стоявших на разъезде. Генерал в бреду отдавал бессвязные команды, продолжая бороться с невидимым для других врагом. А мимо окон вагона тянулась бесконечная вереница саней: его армия уходила на восток, совершая беспримерный прорыв из небытия к бытию.

Генерал Каппель возглавил остатки армии адмирала Колчака в конце 1919 года, уже во время начавшегося безостановочного отступления, названного впоследствии Великим Сибирским Ледяным походом. В те дни, вследствие измены и недомыслия политиканствующих «общественных кругов», разом восстал тыл, а на единственной линии коммуникаций – Транссибирской железной дороге – безраздельно хозяйничали «союзники»-чехи, захватившие весь подвижной состав и открыто поддерживающие мятежников. В результате армия оказалась полностью отрезана от тыла и нормального снабжения и должна была, двигаясь на санях, в трескучий мороз пробивать себе путь через тайгу, не имея патронов, пищи, даже крыши над головой, чтобы согреться на привале. Перемешавшись с обозами, везя с собою раненых и тифозно-больных, в огне бесконечных схваток с красными партизанами, части упорно двигались к своей «Земле Обетованной» – в Забайкалье, где еще держалась власть Атамана Семенова. Там была жизнь, а здесь, вокруг – только смерть.

Армия буквально таяла на глазах, и когда 5 января 1920 года путь ей преградил восставший гарнизон Красноярска, разразилась катастрофа: тысячи отчаявшихся и потерявших веру людей безропотно пошли сдаваться в плен. Они были отпущены красными – и отправлены безо всякой помощи пешком на запад в Россию. К весне почти все умерли от тифа, голода и холода. Фотографии со страшными штабелями трупов на сибирских станциях, кочующие по советским историческим изданиям, – это не «жертвы колчаковского режима», это беженцы из замерзших поездов, оставленных чехами без паровозов, и пленные колчаковские солдаты, поверившие в гуманность Советской власти. Точнее, то, что от них осталось. Выжили те, кто не поверил посулам и не покинул своих рядов, кто остался с Каппелем и пошел вместе с ним тяжким Крестным путем дальше на восток.

После Красноярска казалось, что армии настал конец, что она вот-вот развалится и превратится в беспорядочные толпы беглецов. Но генерал Каппель в эти последние две недели своей жизни сумел совершить чудо: остатки армии сплотились, навели, сколько это было возможно, порядок в своих рядах, и к Иркутску в начале февраля войска вышли уже сплоченной боевой силой, наголову разбив отряды, высланные им навстречу мятежниками из «Политического Центра» и Иркутским Ревкомом. В рядах защитников Иркутска, наскоро мобилизованных большевиками, уже начиналась паника. Но в очередной раз вмешались чехи, и остатки армии, отказавшись от штурма города, перешли по льду Байкал и соединились, наконец, с передовыми постами войск Атамана Семенова. Генерал Каппель, уже мертвый, был все это время со своими бойцами: его тело везли на санях в грубо сколоченном гробу как величайшую святыню. И после выхода в Забайкалье все бойцы, совершившие этот поистине Ледяной поход, в память о своем командире стали именовать себя «Каппелевцами».

Прошло еще два с половиной года. Имя Каппелевцев покрывалось новой славой в тяжелых неравных схватках, но также, увы, и затрепывалось в глупых междоусобных ссорах, став в Приморьи на время прозвищем политических противников Атамана Семенова. Оно зажило уже своей жизнью, постепенно обрастая легендами. А потом советская пропаганда в своих собственных целях подхватила его, и в результате в знаменитом фильме братьев Васильевых «Чапаев» появился совершенно мифический, но особенно грозный для красных бойцов «Каппелевский офицерский полк», с шиком идущий в свою не менее мифическую «психическую атаку». Своей стойкостью и героизмом полк этот вызывал уважение даже у противника, да что там говорить – у миллионов одурманенных ежедневной пропагандой простых советских зрителей. «Хорошо идут! Интеллигенция!» – с этой крылатой фразой эффектные, с иголочки одетые «черно-белые» кинематографические Каппелевцы совершенно затмили, заслонили собою в общественном сознании Каппелевцев реальных, в прожженных шинелях и разбитых сапогах. О самом же Владимире Оскаровиче советские люди долгие десятилетия не знали ровным счетом ничего, кроме того, что был такой Белый генерал Каппель…

* * *

Согласно общепринятой версии, Владимир Оскарович Каппель родился 16 апреля 1883 года в городе Белеве Тульской губернии. Однако из архивных материалов следует, что местом рождения будущего Белого генерала была Санкт-Петербургская губерния, а в Белев семья переехала примерно годом позже.

Отец Владимира, Оскар Павлович Каппель, с юности связал свою жизнь с армией. В 60-х годах XIX века он поступил рядовым в Сибирскую казачью артиллерию и простым солдатом участвовал в первых походах Русской Армии в Туркестане в 1865–1866 годах под командованием генералов М. Г. Черняева и Д. И. Романовского. За храбрость, проявленную в бою, О. П. Каппель был награжден солдатским Георгиевским Крестом IV-й степени, а затем, за взятие 18 октября 1866 года бухарской крепости Джизак, – произведен в прапорщики армейской пехоты. Уже в офицерских чинах он получил новые боевые награды: Золотую саблю «За храбрость» и орден Святого Станислава III-й степени с мечами и бантом. В 1882 году Оскар Павлович перевелся в Отдельный корпус жандармов и в 1884-м в чине ротмистра был направлен на службу в Белев на должность помощника начальника Тульского губернского жандармского управления. Скончался он в январе 1889 года, когда его маленькому сыну Владимиру было всего пять лет.

Мать Владимира Оскаровича также происходила из военной семьи. Она была дочерью генерал-майора Петра Ивановича Постольского, героя Севастопольской обороны, награжденного орденом Святого Георгия IV-й степени за подвиг в сражении при Инкермане 23 октября 1855 года. Таким образом семейные традиции предопределили будущую карьеру Владимира Каппеля.

В 1894 году он поступил во 2-й кадетский корпус в Санкт-Петербурге, в который его определили, как сына офицера, «на казенный кошт». По окончании корпуса, 31 августа 1901 года Каппель был зачислен юнкером рядового звания в эскадрон Николаевского кавалерийского училища. Училище он окончил 10 августа 1903 года, был произведен в корнеты и выпущен в незадолго до того сформированный 54-й драгунский (с 1907 года – 17-й уланский) Новомиргородский полк младшим офицером.

О молодом Каппеле сохранились воспоминания его однополчанина полковника Сверчкова: «Из большинства г.г. офицеров полка он выделялся разносторонней образованностью, культурностью и начитанностью, думаю, что не осталось ни одной книги в нашей обширной библиотеке, которую он оставил бы непрочитанной. Владимир Оскарович не чуждался общества, особенно общества офицеров полка, любил со своими однополчанами посидеть до поздних часов за стаканом вина, поговорить, поспорить, но всегда в меру, без всяких шероховатостей; поэтому он был всеми любим и всеми уважаем. В военном духе он был дисциплинирован, светски воспитан. Владимира Оскаровича любили все, начиная от рядового 1-го эскадрона, в котором он вместе со мной служил, до командира полка включительно. Внешний вид его сразу внушал симпатию – выше среднего роста, сбитый, хорошо сложенный, ловкий, подвижный, темный блондин с вьющимися короткими волосами». Чтобы дополнить этот портрет Владимира Оскаровича, скажем также, что, судя по фотографиям, он расчесывал свои темно-русые волосы на прямой пробор. Позднее, в 1919 году, он носил также усы и небольшую рыжеватую бороду, в этом виде он и запечатлен на всех сохранившихся снимках. Другой соратник Владимира Оскаровича, полковник В. О. Вырыпаев, сражавшийся рядом с Каппелем в годы Гражданской войны, вспоминал об особом обаянии серо-голубых глаз своего начальника, а также о его мягкости и тактичности в обращении с подчиненными. Каппель был чрезвычайно спокойным, уравновешенным человеком: Вырыпаев вспоминает всего два случая, когда тот в ярости выходил из себя. В характеристике же, выданной молодому офицеру в 1908 году, есть знаменательные слова: «Имеет большую способность вселять в людей дух энергии и охоту к службе. Обладает вполне хорошим здоровьем, все трудности походной жизни переносит мужественно…» Не раз в течение дальнейшей своей жизни Владимиру Оскаровичу довелось подтверждать точность этой характеристики.

Новомиргородский полк входил в состав 3-й отдельной кавалерийской бригады и располагался в Польше, в городе Вроцлаве. Но в 1906 году полк был командирован в Пермскую губернию для борьбы с шайкой разбойников бывшего унтер-офицера Лбова. Полк расположился по губернии поэскадронно, причем 1-й эскадрон встал в самой Перми. И здесь в судьбе недавно произведенного в поручики Владимира Оскаровича произошли большие перемены: во-первых, он был назначен полковым адъютантом, а во-вторых – влюбился.

На одном из уездных балов поручик Каппель познакомился с Ольгой Сергеевной Строльман, дочерью старого инженера, действительного статского советника, директора Мотовилихинского артиллерийского завода под Пермью. Молодые люди полюбили друг друга, однако родители барышни, с предубеждением относясь ко всем военным, запрещали своей дочери общаться с кавалерийским офицером. Молодым людям оставалось лишь встречаться тайком и передавать друг другу записки через горничную. Впоследствии рассказывали, что Каппель вместе с товарищами по полку выкрал возлюбленную из родительского дома и обвенчался с ней в сельской церкви. Родители Ольги Сергеевны якобы долго не признавали их брак, но через три года, когда Владимир Оскарович поступил в Академию Генерального Штаба, они наконец сменили гнев на милость. Каппель был примерным семьянином, и с женою они жили, что называется, «душа в душу». У них родилось двое детей: дочь Татьяна появилась на свет в 1909 году, а сын Кирилл – в 1915-м.

Сложно сказать, верны ли романтические подробности женитьбы молодого офицера, поскольку они вполне могли бы вызвать публичный скандал и лечь несмываемым пятном на его аттестацию. Но на самом деле этого не произошло, и ничто не помешало Каппелю поступать в 1908 году в Императорскую Николаевскую Академию Генерального Штаба. Сначала учеба не давалась ему легко, но в конце концов, преодолев все трудности, он в 1913 году окончил Академию по 1-му разряду с причислением к Генеральному Штабу и за успехи в изучении военных наук даже получил орден Святой Анны III-й степени. После окончания Академии Каппель, как значится в его послужном списке, был прикомандирован к Офицерской кавалерийской школе «для изучения технической стороны кавалерийского дела».

* * *

После начала Первой мировой войны Каппель получил назначение сначала старшим адъютантом Штаба 5-й Донской казачьей дивизии (занимал эту должность с 20 февраля по 5 декабря 1915 года), а затем – старшим адъютантом Штаба 14-й кавалерийской дивизии (по 18 марта 1916-го). Обе дивизии в этот период вели тяжелые бои в Польше, где Каппель мог приобрести серьезный боевой опыт, да и отличиться. Об этом свидетельствуют боевые награды, которыми он был отмечен к началу 1916 года: ордена Святого Владимира IV-й степени с мечами и бантом, Святой Анны II-й степени с мечами, Святого Станислава II-й степени с мечами и Святой Анны IV-й степени с надписью «За храбрость».

В марте 1916-го Генерального Штаба капитан Каппель был переведен на должность штаб-офицера для поручений в Управление генерал-квартирмейстера Штаба Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. В это время в Штабе фронта под непосредственным руководством Главнокомандующего генерала А. А. Брусилова начала разрабатываться знаменитая операция, получившая впоследствии название «Брусиловского прорыва». Владимир Оскарович вместе с остальными офицерами Штаба принимал самое деятельное участие в подготовке операции, а после начала наступления, с 16 июня по 12 августа, был временно командирован в III-ю армию, в Штаб Сводного корпуса генерала Булатова, сперва на должность «штаб-офицера по части Генерального Штаба», а затем – начальника Оперативного отделения. 10 августа 1916 года капитан Каппель возвратился в Штаб Юго-Западного фронта на должность помощника начальника Оперативного отделения Управления генерал-квартирмейстера. 15 августа 1916 года он был произведен в подполковники.

На этом посту Владимир Оскарович встретил Февральскую революцию и последовавший за ней развал Российской Армии. Продолжая службу в Штабе фронта, он, по-видимому, не принимал в августе 1917 года участия в «Корниловском выступлении». По крайней мере, 29 августа, в тот день, когда вслед за Корниловым был арестован заявивший о его поддержке Главнокомандующий армиями фронта генерал А. И. Деникин, Владимир Оскарович был назначен начальником Оперативного отделения. Впрочем, уже 2 октября он оставил службу в штабе и «убыл в разрешенный ему отпуск» к семье в Пермь. Вскоре он представил медицинское свидетельство о болезни, согласно которому срок отпуска был продлен до 19 марта 1918 года, и можно предположить, что на фронт Каппель уже не вернулся.

Никакими данными о том, чем занимался Владимир Оскарович с ноября 1917-го по май 1918 года, мы не располагаем. Относительно же того, как он попал к весне 1918 года на Волгу, есть свидетельство его бывшего однокурсника по Академии Генштаба и будущего товарища по совместной борьбе против большевиков, Генерального Штаба генерал-майора (а в то время – еще подполковника) П. П. Петрова.

«В мае 1918 года я встретил его в Самаре, — пишет Петров, – в штатском платье он пробирался к семье с Украины.

В это время в Самару только что прибыл с бывшего Северного Фронта Штаб I[-й] армии, который переформировался в Штаб Поволжского Военного Округа и начинал работу по выработанному в Москве плану создания Армии. Штаб прибыл почти в том составе, который был на войне, согласился начать работу с условием, что будет ведать только частями, создаваемыми для внешней борьбы.

В. О. Каппель нашел в Штабе, кроме меня, еще несколько своих товарищей по Академии и решил присоединиться к нам».

Почему Владимир Оскарович сделал это, остается невыясненным до сих пор. Возможно, справедливы данные о том, что его жена была взята чекистами заложницей. А может быть, напротив, Каппель принадлежал к одной из тайных антибольшевицких организаций и поступил в советский штаб по ее заданию… Впрочем, службу в Красной Армии все чины Штаба Поволжского военного округа обусловили своим неучастием в разгоравшейся междоусобной войне. Однако вскоре им пришлось убедиться, как мало стоят все обещания Советской власти: в конце мая офицеров, невзирая на их протесты и угрожая расправой, начали отправлять на «внутренние» фронты – против Атамана А. И. Дутова или восставшего Чешско-Словацкого корпуса. Так что, сложись все хоть немного иначе, Каппеля, благодаря блестяще налаженному у красных репрессивному аппарату, возможно, смогли бы заставить и воевать против его товарищей по оружию. Но все изменилось благодаря быстрым успехам чехов.

* * *

На рассвете 8 июня 1918 года Самара была освобождена Поволжской группой войск Чешско-Словацкого корпуса во главе с поручиком С. Чечеком (несколькими днями спустя произведенным в полковники). Большевики в панике бежали без малейшего намека на нормальную планомерную эвакуацию. Власть в городе немедленно взяла в свои руки находившаяся в Самаре группа членов разогнанного Советской властью Учредительного Собрания: Вольский, Брушвит, Климушкин, Фортунатов, Боголюбов – все члены партии эсеров. Они назвали свой орган Комитетом членов Всероссийского Учредительного Собрания (сокращенно – Комуч) и претендовали на то, что являются единственной в России законной властью. По своим политическим воззрениям эта новая власть была крайне левой, «розовой», чем импонировала «демократическому» чешскому руководству.

Однако, несмотря на декларированный всероссийский размах, перспективы Комуча даже в Самаре оставались весьма неопределенными. Чехи не собирались задерживаться здесь надолго: их главной задачей было расчистить себе путь по Транссибирской магистрали на Владивосток, откуда Антанта обещала переправить их морем на родину. Соответственно, чехи не хотели связывать себя внутри России никакими конкретными обязательствами. Чечек направил главные силы своей группы далее на Уфу и лишь соглашался временно оставить для обороны Самары чешский батальон, но с непременным условием: чтобы в помощь ему были выставлены по крайне мере равноценные местные русские силы. Таким образом, вопрос о формировании собственных войск становился для Комуча вопросом жизни и смерти.

И о создании этих вооруженных сил, получивших название Народной Армии Комуча, было объявлено уже в день освобождения города. Первыми кадрами для ее частей послужила подпольная офицерская организация Самары во главе с подполковником Н. А. Галкиным. Он же и был назначен начальником Главного Штаба Народной Армии. Но эсеровское правительство не доверяло русским офицерам, которых само же и призвало себе на защиту: в помощь, а фактически – для контроля за Галкиным Комуч выделил на должности членов Главного Штаба двух своих людей – Фортунатова и Боголюбова (последнего вскоре сменил на этом посту бывший лейтенант французской службы, видный эсер В. И. Лебедев). Несомненно, этот «Штаб из трех лиц» представлял из себя ненормальное явление, и отсутствие единого ответственного руководителя не могло не сказываться отрицательно на строительстве вооруженных сил. К счастью, такое положение до некоторой степени смягчалось тем, что Лебедев и Фортунатов лично были честными людьми, понимали всю опасность положения и старались не ставить палки в колеса военным.

Штаб Поволжского военного округа остался в городе, и 9 июня большая группа офицеров Штаба добровольно вступила в ряды Народной Армии Комуча, заняв места в формируемом ее Главном Штабе. Среди них были и Генерального Штаба подполковники П. П. Петров и В. О. Каппель. Подполковник Петров получил должность начальника Оперативного отдела, а Каппель стал его ближайшим помощником. Однако фактически на этом посту Владимир Оскарович оставался не более суток.

Как ни важно было немедленно наладить работу Штаба, несомненно, гораздо важнее было как можно скорее сформировать строевые части, которые могли бы защитить город, Штаб и новую власть. В первые же дни на волне общего энтузиазма в Самаре быстро сформировались первые добровольческие части: одна или две роты пехоты, эскадрон кавалерии и двухорудийная конная батарея. Но это была лишь горстка, а большевики тем временем приходили в себя, и их отряды начинали уже накапливаться со всех сторон: в Ставрополе, Сызрани, Николаеве. Предстояло действовать быстро и решительно, а у маленького отряда Народной Армии пока что не было общего командира. Большинство находившихся в Самаре офицеров, будучи вполне здравомыслящими людьми, не хотели связывать себя с заранее обреченным делом. Особенно же это касалось генералитета. Не следует забывать, что бывшие начальники дивизий Первой мировой войны, при всей своей воинской доблести и личном мужестве, привыкли не ходить сами в атаки, а руководить соединениями в 10–15 тысяч штыков при сотне орудий, здесь же им предлагалось возглавить отряд в 200 человек с двумя пушками, да еще защитить с его помощью большой город и окрестности.

«Я поеду и попробую воевать», – сказал, согласно воспоминаниям П. П. Петрова, Каппель. А вот как ту же сцену описал ее свидетель штабс-капитан Вырыпаев:

«…Состоялось собрание офицеров Генерального штаба, на котором обсуждался вопрос, кому возглавить добровольческие воинские части. Желающих не находилось. Решено было бросить жребий. Тогда попросил слова скромный на вид и мало кому известный, недавно прибывший в Самару в составе штаба Поволжского фронта офицер.

– Раз нет желающих, то временно, пока не найдется старший, разрешите мне повести части против большевиков. – Это был подполковник Владимир Оскарович Каппель».

Вот так 9 или 10 июня 1918 года Владимир Оскарович оказался во главе первого действующего добровольческого отряда Народной Армии и немедленно выступил с ним на фронт. С этого дня началась боевая работа, которую прервала полтора года спустя только лишь его смерть. И с этого дня имя Каппеля стало страшным для врагов как имя блестящего начальника, великолепного партизанского командира, наносящего раз за разом неотразимые удары. Это имя стало легендарным и святым для всех первых добровольцев-Волжан.

Следует еще раз подчеркнуть, что любое восстание против большевиков в той обстановке и при том соотношении сил было авантюрой почти на грани безумия, и возглавить его могли лишь люди, ясно понимавшие людоедскую сущность большевизма, люди, для которых вопрос – восставать или не восставать – уже не был выбором между жизнью и смертью. Они выбирали лишь между предоставленным им правом безропотно идти на убой по приказу красных комиссаров – и возможностью защищаться изо всех сил и стараться в крайнем случае продать свою жизнь как можно дороже. Так было на Юге у Корнилова, так же было и на Волге. Таких людей было немного, но именно эти люди – первые добровольцы и их первые легендарные (сейчас сказали бы – «харизматические») командиры и стали в конечном итоге душой и стержнем Белой борьбы. И очень интересно в этом отношении снова вернуться к Каппелю. Его послужной список Первой мировой войны – это типичная биография штабного офицера, очень добросовестного, знающего и дельного работника, но не строевого командира и не начальника партизанского отряда, в которого Каппель в одночасье превратился. Здесь, на первый взгляд, нет и намека на его умение мгновенно разбираться в обстановке и так же быстро принимать решения, на его твердую готовность принять весь риск на себя, на его дар зажигать и привлекать к себе сердца своих солдат. Какой же потенциал был скрыт в этом человеке! А может быть, дело еще и в том, что Владимир Оскарович, на собственном горьком опыте осознав, как близок он был к тому, чтобы воевать против своих, понял и твердо решил: защитить себя на будущее от такого поворота судьбы он может только одним – своей личной, активной и бескомпромиссной борьбой против большевизма.

Владимир Оскарович всегда считал себя монархистом, и теперь, став в ряды Народной Армии, он менее всего разделял социалистические взгляды членов Комуча. Но в тот момент самым главным для него была возможность вступить в открытую борьбу. И это не было решением одного только Каппеля – так думало подавляющее большинство первых добровольцев Народной Армии. Об их единственной цели очень точно написал В. О. Вырыпаев:

«Все, кто верил в дело освобождения России и любил свое отечество, брали винтовки и становились в строй. Рядом стояли и офицер, и рабочий, и инженер, и мужик, и техник, и купец. Крепко они держали национальный флаг в руках, и их вождь объединил всех своей верой в идею, святую идею освобождения родной страны.

Среди добровольцев не было перевеса на стороне какого-нибудь отдельного класса. Мощно поднялась волна народного гнева, чтобы смести насильников с лица земли. И армия в это время справедливо называлась Народной. В составе ее были представители буквально всех политических партий, за исключением большевицкой».

Меньше всего Народная Армия напоминала партийную, эсеровскую армию. И это серьезно беспокоило руководителей Комуча. Они старались всеми мерами ограничить власть и влияние офицеров в войсках, боролись с «опасностью милитаризма» и в своей социалистической риторике позволяли себе по́ходя оскорблять офицеров и добровольцев, которые защищали их от мести большевиков. Но первые добровольческие отряды мало обращали внимания на выпады собственного правительства.

Борьба на фронте, ясность целей, ясное ви́дение врага – все это втягивало в ряды Белого движения самых разных людей. Один из примеров тому – Борис Константинович Фортунатов. Эсер, боевик и террорист, он, будучи назначен членом Главного Штаба Народной Армии, вместо того чтобы «руководить» операциями из своего кабинета, предпочел присоединиться к отряду Каппеля рядовым бойцом и внезапно обрел себя в роли настоящего Белого воина. Человек выдающейся личной храбрости, он блестяще исполнял в отряде самые опасные задания в качестве разведчика, подрывника, пулеметчика. В боях на Волге он дважды был ранен и, в отличие от своих товарищей по партии, до конца остался верен Белой борьбе.

* * *

В момент создания отряда, согласно воспоминаниям Вырыпаева, под началом Каппеля состояли следующие части: пехотный отряд капитана Бузкова – 90 человек; конный отряд штабс-ротмистра Стафиевского – 45 сабель; Отдельная Волжская конно-артиллерийская батарея самого Вырыпаева – 150 человек при 2 орудиях. Впрочем, приведенные здесь цифры приблизительные: после первых же боев отряд начал быстро разрастаться. Начальником Штаба в нем стал штабс-капитан М. М. Максимов, о котором Вырыпаев говорит, что он был «отважным стрелком и доблестным помощником начальника отряда и в то же время заключал в себе самый большой боевой штаб со всевозможными отделами» (впоследствии, в 1919 году, полковник Максимов, будучи командиром стрелкового полка, пал смертью храбрых в боях на реке Белой).

Далее дадим опять слово генералу Петрову:

«Июнь месяц и первая половина июля в Самаре для первых частей Народной армии – это ряд выдающихся действий маленьких отрядов под начальством полковника В. О. Каппеля, совместно с речным флотом, против большевистских отрядов, иногда довольно крупных: очищение левого берега Волги от Ставрополя до Самары, занятие Ставрополя, действия на правом берегу Волги близ Новодевичьего, действия у Ставрополя против сильной группы красных, угрожавших Самаре со стороны Мелекеса, два боя за Сызрань, из них последний 10 июля при участии чехов, занятие Хвалынска. Одни и те же маленькие силы при содействии нескольких вооруженных пароходов перебрасывались из одного пункта в другой и в большинстве, широко маневрируя, били красных и гнали их до полного рассеяния.

Полууспехов, неуспехов не было. Красные отряды совершенно не выдерживали ударов этих небольших сил. Но зато бывали моменты, когда в Самаре трудно было найти взвод пехоты для выполнения мелких задач».

Этот период историки охарактеризуют впоследствии термином «эшелонная война». Недисциплинированные и малостойкие красногвардейские отряды в это время обычно захватывали железнодорожные составы и перемещались в них от одной станции к другой, причем покидали вагоны неохотно и лишь на очень недолгое время. Ни о каком маневре вне железной дороги чаще всего не было и речи. Этим в значительной мере уравновешивалось то подавляющее превосходство, которое красные имели в численности и вооружении. И все эти обстоятельства блестяще учитывались Каппелем.

В качестве примера приведем первый бой под Сызранью 19 июня 1918 года. Участник этого боя капитан Вырыпаев услышал накануне от Каппеля следующий план атаки: «…Завтра в 5 часов утра главные силы, около 250 штыков, атакуют город в лоб. Выделенной конной группе, то есть мне (самому Вырыпаеву. – А. П.) с двумя орудиями под прикрытием Стафиевского (45 сабель), сделать глубокий обход города с севера, с таким расчетом, чтобы завтра ровно в 5 часов утра обстрелять возможно энергичнее эшелоны красных, по чешской разведке находившиеся на станции Заборовке, в 18 верстах западнее Сызрани. И, не задерживаясь, направиться по шоссе, вдоль линии железной дороги, на Сызрань. По пути взорвать в двух-трех местах железнодорожное полотно».

Вырыпаев откровенно сознается: «Задача, полученная мною, на первых порах показалась трудной, почти невыполнимой. Но когда Каппель намечал маршрут для меня и возможные встречи на моем пути и что приблизительно мы должны делать в том или ином случае – эта же задача оказалась простой и легкой, так как стало совершенно понятно, что у красных там ничего не было, так же, как и у нас». Таким образом, в основе «лихих» рейдов Каппеля лежал точнейший расчет настоящего офицера-Генштабиста. Непосредственно на поле брани он скрупулезно взвешивал степень допустимого риска, и именно поэтому его удары были столь сокрушительными.

Все произошло именно так, как он рассчитал. Батарея Вырыпаева по проселочным дорогам выехала на станцию Заборовка, не встретив даже патрулей противника; более того, красные на станции вначале приняли батарею за свою. Дальше события развивались следующим образом:

«Ровно в пять часов утра станция Заборовка была, как приказал Каппель, обстреляна семью десятками снарядов (шрапнелью и гранатами) с предельной скоростью, после чего, взявши орудия на передки, мы спокойно, манежной рысью, направились по шоссе вдоль железнодорожного полотна на город Сызрань. Сзади нас над станцией Заборовкой стоял черный дым от пожара – наши снаряды подожгли цистерны с нефтью или керосином.

Примерно через два часа мы входили в город Сызрань. Нашим глазам представилась картина только что оконченного уличного боя. На улицах валялись убитые красногвардейцы, разбитые повозки, сломанные полевые кухни и другое разбросанное военное имущество…

Как мы узнали позже, утром красные очень упорно защищали город, но когда к ним пришли сведения об обстреле их тыла – станции Заборовки, они поспешно очистили город, проклиная своих комиссаров. В панике они бежали в сторону Пензы, бросив свои позиции с орудиями, пулеметами и другим военным добром, оставив в городе нетронутыми военные склады».

И в дальнейшем этот маневр – решительный удар, соединенный с глубоким обходом, – стал излюбленным тактическим приемом Владимира Оскаровича, благодаря которому его отряд неизменно одерживал победы.

Общая обстановка на Волге и в Приуральи в это время была такова: чешские части из группы Чечека освободили от красных Уфу и 8 июля на станции Миньяр соединились с частями Екатеринбургской «группы Чехо-войск» подполковника С. Н. Войцеховского. По согласованию с представителями Антанты был выработан новый план, по которому чешские части должны были повернуть обратно к Волге и образовать там новый Восточный фронт в борьбе против Германии и ее союзников – большевиков. Этот план начал немедленно претворяться в жизнь, и в результате в течение последующих четырех месяцев части Народной Армии во всех сражениях постоянно дрались бок о бок с чешскими частями. Обычно отряды составлялись на паритетных началах: наполовину из чехов, наполовину из русских. При этом командование в таком смешанном отряде должно было переходить к начальнику более крупной части, фактически же командование почти всегда принимал на себя чешский начальник. Более того, Главный Штаб Народной Армии и Галкин ведали лишь вопросами формирования частей, тогда как боевыми действиями объединенных войск на Поволжском фронте руководил Командующий Поволжской группой Чешско-Словацкого корпуса Чечек. 17 июля 1918 года он был официально назначен Главнокомандующим всеми чешскими войсками и частями Народной Армии на Поволжском фронте, а вскоре произведен в генералы.