Текст книги "Анастас Микоян"
Автор книги: Андрей Рубанов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 46 страниц)
Общественное питание
Вот цитата из блестящего, талантливейшего романа Юрия Олеши «Зависть»:
«Ему хотелось бы самому жарить все яичницы, пироги, котлеты, печь все хлеба. Ему хотелось бы рожать пищу. Он родил “Четвертак”.
Растет его детище. “Четвертак” – будет дом-гигант, величайшая столовая, величайшая кухня. Обед из двух блюд будет стоить четвертак.
Объявлена война кухням.
Тысячу кухонь можно считать покоренными.
Кустарничанию, восьмушкам, бутылочкам он положит конец. Он объединит все мясорубки, примуса, сковороды, краны… Если хотите, это будет индустриализация кухонь.
Он организовал ряд комиссий. Машины для очистки овощей, изготовленные на советском заводе, оказались превосходными. Немецкий инженер строит кухню».
«Женщины! Мы сдуем с вас копоть, очистим ваши ноздри от дыма, уши – от галдежа, мы заставим картошку волшебно, в одно мгновенье, сбрасывать с себя шкуру; мы вернем вам часы, украденные у вас кухней, – половину жизни получите вы обратно. Ты, молодая жена, варишь для мужа суп. И лужице супа отдаешь ты половину своего дня! Мы превратим ваши лужицы в сверкающие моря, щи разольем океаном, кашу насыплем курганами, глетчером поползет кисель! Слушайте, хозяйки, ждите! Мы обещаем вам: кафельный пол будет залит солнцем, будут гореть медные чаны, лилейной чистоты будут тарелки, молоко будет тяжелое, как ртуть, и такое поплывет благоуханье от супа, что станет завидно цветам на столах». Это рассказ об одном из героев, его зовут Андрей Бабичев, и он глава пищевого треста.
Роман Олеши был опубликован в журнале «Красная новь» в 1927 году, а написан, соответственно, в 1926 году или раньше. В это время Анастас Микоян работал наркомом внешней и внутренней торговли и не имел прямого отношения к пищевой индустрии. Но принципы её, как видно из цитаты, к середине 1920-х в Советской России уже были полностью сформированы. Юрий Олеша, конечно, немного забежал вперёд, описывая мощь социалистических пищевых трестов. Но и Алексей Толстой, выпустивший в то же самое время в том же самом журнале свой роман «Гиперболоид инженера Гарина», тоже поместил в свой текст дирижабли, активно бороздящие небо РСФСР, хотя в середине 20-х эти летательные аппараты ещё были диковиной.
То есть Олеша описал пищевую индустрию такой, какой она ещё только замышлялась; такой, какой она должна быть. Принцип этой новой пищевой индустрии – постепенный отказ от индивидуальных кухонь. Граждане социалистической страны должны были питаться так же, как и жить, – в коллективе.
Во многих проектах жилых домов конца 1920-х и 1930-х годов вообще не были предусмотрены кухни. В новом, передовом социалистическом обществе люди должны питаться в общественных столовых. Все блюда разработаны учёными-диетологами, готовятся централизованно, индустриальным способом, на пищевых комбинатах и фабриках-кухнях. Всё механизировано, машины изготавливают и котлеты, и пирожки. Люди не тратят своего времени на покупку сырых продуктов, на приготовление пищи, на мытьё посуды. Механизация, автоматизация, научный подход приводят к резкому удешевлению продовольствия. Еда – это, конечно, наслаждение, но для многих граждан, особенно занятых, берегущих своё время, еда сводится к физиологическому процессу.
Блюда вкусные, но при этом вредные и очень дорогие – например, кебабы или стейки, – постепенно полностью исключаются из употребления.
Чревоугодие, обжорство – недопустимы для советского человека, тем более для большевика, тем более – в стране, дважды за десять лет пережившей катастрофические периоды неурожая и голода, унёсшего жизни миллионов человек.
Но не только употребление пищи становится высокотехнологичным, научно разработанным, коллективным процессом: точно так же технологично перерабатываются и утилизируются пищевые отходы. Горы гниющих объедков уходят в прошлое, а вместе с ними – крысы и мухи, разносчики болезней.
Еда должна быть вкусной, питательной, но и разнообразной. Государственные структуры непрерывно разрабатывают новые и новые калорийные, оригинальные блюда и предлагают их гражданам. Пищевая индустрия развивается семимильными шагами, так же как и вся плановая социалистическая экономика. Пища, ещё вчера недоступная людям, или вовсе им незнакомая, или экзотическая – например, камчатские крабы, или мороженое, или бананы, – сегодня появляется на миллионах столов.
Конечной целью этого грандиозного процесса должно стать полное изобилие, не только пищевых продуктов, вообще любых товаров.
Освобождённый труд, научный подход, плановое ведение хозяйства, полная централизация ресурсов, механизация и автоматизация, высокая сознательность исполнителей, исключающая брак, воровство и разгильдяйство – вот основы социалистической индустрии, в том числе и в области производства и потребления продовольствия.
Так должно было быть в теории.
Анастасу Микояну удалось создать эту систему на практике, так, как она описана в романе «Зависть». Правда, не в 1920-х годах, а приблизительно с 1933 года, и не везде, а в городах. Но система работала.
Она называлась «Общепит».
Основная масса продовольствия, производимого в СССР – миллионы тонн муки, жиров, овощей, мяса, рыбы, масла, молока – направлялась вовсе не в магазины, не для розничной продажи, а в систему общественного питания, охватывающую все слои и социальные группы, начиная от яслей и детских садиков до тюрем и лагерей.
Но и магазины не были забыты: их укрупнили. Вместо мелких мясных, бакалейных, зеленных лавок появились большие заведения с просторными торговыми залами. Для них Микоян придумал название: «Гастроном». Лицом каждого такого «Гастронома» были витрины, большие застеклённые окна, где на многоярусных полках выставлялись образцы товаров. Появилась профессия оформителя витрин. Обычно в витринах выставлялись муляжи, свиные окорока из папье-маше, сложные инсталляции из восковых фруктов и обязательно рекламные плакаты.
Но мы забегаем вперёд.
В конце 1920-х годов начался «великий перелом», грандиозная реформа всей советской экономики, форсированная индустриализация. Этот период совпал с полным разгромом внутрипартийной оппозиции, высылкой Троцкого и празднованием 50-летнего юбилея Сталина в 1929 году. Для понимания закономерностей и особенностей развития советского проекта важно знать, что Сталин «опоздал на революцию». В 1917 году ему было уже 38 лет, для того времени – возраст взрослого человека, а для многих уже и постепенное начало старости. Лучшие свои годы Сталин провёл в ссылках. Когда Ленин умер, Сталину было 44. Последующие годы он потратил на изнурительную борьбу с оппозицией. И только к 50 годам Сталин получил единоличное лидерство в партии. Ему стукнуло уже полвека, а главные события в его жизни были ещё впереди. Так же, как и у Микояна.
У меня, автора этой книги, есть свои собственные представления о том, как происходил «великий перелом», индустриализация и коллективизация конца 1920-х – начала 1930-х годов. Представления взяты из воспоминаний моего деда Константина Рубанова.
Идея коллективизации просто опозорила крестьянский труд. Что такое коллективное хозяйство никто не знал и не понимал. Крестьян собирали в клубы, проводили собрания, голосовали за вступление в колхоз. Все – единогласно. Потом каждый писал индивидуальное заявление с просьбой включить его в колхоз. Если такое собрание происходило утром, то к вечеру крестьянин возвращался и забирал заявление. Если собрание происходило вечером – крестьянин забирал заявление утром следующего дня. Потом всё повторялось, удаляясь в бесконечность.
Мысль о том, что своих собственных лошадей, коров, коз, овец нужно отдать в коллектив, то есть в чьи-то чужие руки, просто не укладывалась в сознании людей. Животные были кормильцами, буквально членами семьи.
Неприятие коллективизации дошло до того, что крестьяне просто выгоняли своих лошадей в поля, вешая им на шеи записки: «Не хочу в колхоз».
Молодые деревенские парни и девушки, наблюдая такие кошмарные сцены, бежали из сёл и деревень в города. Так бежал и мой дед Константин Рубанов, 1911 года рождения: сначала в город Павлово-на-Оке, затем в Нижний Новгород, а потом и в Москву. Причём бегство моего деда и миллионов таких же, как он, было спланировано, просчитано, организовано. Сущность «перелома» состояла как раз в том, чтобы сломать традиционную деревню, уничтожить её, заставить людей уходить в города и там превращаться в промышленный пролетариат: главную движущую силу революции.
Согласно свидетельствам деда, он приехал в Москву в 1931-м (в возрасте 20 лет), без гроша, без имущества, и прямо на Курском вокзале познакомился с человеком, набиравшим рабочих на стройку. В тот же день получил койку в общежитии строительных рабочих и талоны на питание в рабочей столовой. Так крестьянин превратился в пролетария.
Точно такой же путь прошли миллионы других молодых людей, юношей и девушек. Аграрную страну, где из 150 миллионов жителей крестьян было 120 миллионов, ломали, переламывали.
Коллективизация изначально была, мягко сказать, рискованным проектом. То, что крестьяне будут возражать, протестовать было понятно, это предполагалось. Рядовым функционерам, партийным работникам, ответственным за коллективизацию, предписывалось «разъяснять», «действовать силой убеждения». Было осуществлено унизительное деление на кулаков, середняков и бедняков. Кулаков, то есть крестьян зажиточных, самых умелых попросту уничтожали. Любой крестьянин, нанимавший сезонных рабочих, объявлялся кулаком. Любой, имевший в собственности машины и механизмы, мельницу, кузню, маслобойню, объявлялся кулаком.
Коллективизация началась с разделения крестьян на три неравноправных страты, при полном разгроме кулаков и кулачества, и торжестве бедняков, то есть самых неумелых. С ликвидацией кулачества, собственно, была уничтожена и вся традиционная русская деревня. Это всё делалось сознательно, хладнокровно, целенаправленно: выгнать людей из деревень в города, отобрать всё, довести до отчаяния, а потом дать новую перспективу. Руки, ласкавшие коровье вымя, приучить к стальным фабричным рычагам.
А есть все эти пролетарии будут не в своих общежитиях, в духоте и тесноте, – а в столовых, по скрупулёзно разработанным нормам.
3Камчатская рыба и крабы
Реформа пищевой индустрии – главное достижение Анастаса Микояна в 1930-е годы. Рассказ об этой реформе мы начнём издалека, с промысловой рыбы и крабов, добываемых на крайнем восточном берегу СССР, на полуострове Камчатка.
В биографии Микояна есть большой и очень важный эпизод, связанный с развитием рыболовецкой промышленности Камчатки и в целом Дальнего Востока.
До сих пор историки, краеведы, журналисты, писатели Тихоокеанской России упоминают Микояна с большим уважением.
Когда писалась эта работа, на связь со мной вышел президент Всероссийской ассоциации рыбопромышленников, предпринимателей и экспортёров Герман Зверев. Он счёл нужным лично выслать мне книги, посвящённые истории рыбной промышленности Камчатки – книги, изданные в Петропавловске-Камчатском и мало знакомые читателям Европейской России. Зверев сообщил, что сделал это в знак уважения к памяти Микояна. Книги, подаренные Зверевым, написал историк Сергей Вахрин.
Другие важные материалы передали мне писатели Василий Авченко (Владивосток), Александр Куланов (Москва), журналист Илья Шамазов (Южно-Сахалинск). Все эти люди помогали мне бескорыстно, все говорили, что считают важным как можно полнее раскрыть тему работы Микояна на Дальнем Востоке.
Как уже было сказано, сам Микоян признался: идею сделать его «начальником Камчатки» предложил Сталин.
Почему именно Микояну, а не Кагановичу, например? – это, наверное, знает только сам Сталин, но можно предположить, что выбор был сделан исходя из рабочих качеств Микояна: его энергии, предприимчивости и инициативности.
С Дальним Востоком в те времена даже не было телефонной связи: только телеграф. Сообщение непосредственно с полуостровом Камчатка – морем, из Владивостока.
При этом сам Микоян изначально ничего не понимал в промысловой рыбе, никогда не был на Дальнем Востоке, сам ни единой рыбины не выловил, а тем более краба – он лишь руководил, с огромной дистанции, из своего московского кабинета. Но и этого оказалось достаточно, чтобы перевернуть исторические обстоятельства.
Приняв регион под своё попечение в 1927 году, Микоян впервые приедет на берега Тихого океана только через 18 лет, в 1945-м. 18 лет он будет дистанционно руководить развитием сначала рыболовецкой и консервной промышленности Тихоокеанского региона, а потом, во время войны, поставками американской военной помощи в рамках ленд-лиза через порты Владивостока и Петропавловска-Камчатского. В его книге Камчатке посвящено лишь несколько абзацев. Мы же сделаем попытку подробнее осветить эту тему.
Все мы привыкли к магазинным полкам, забитым рыбными консервами разных видов: сельдь, сайра, минтай, килька и, конечно, лососевые (красная рыба): кета, голец, нерка и т. д. Сейчас эти рыбные консервы не пользуются большим спросом: потребитель предпочитает свежую продукцию, в городах – популярные блюда японской кухни, суши и сашими. Но ещё в 1970-е годы, в период брежневского правления, банка рыбных консервов вкупе с куском хлеба отлично насыщала взрослого человека и вдобавок служила идеальной закуской к пиву или водке.
Ещё меньше востребованы до сих пор так называемые морепродукты: крабы, гребешки, мидии, кальмары, они доставляются в европейскую часть страны в замороженном виде и после размораживания теряют большую часть вкусовых качеств да вдобавок дорого стоят. При этом морепродукты – очень сытные и богаты микроэлементами и витаминами. Их употребление – дело вкусовой привычки, которая прививается с трудом и долгое время.
Нельзя сказать, что именно Микоян приучил советских граждан есть дальневосточную рыбу, но его роль в этом процессе главенствующая.
«Рыбные дни» – по четвергам – в советских столовых придумал Микоян. Учреждение традиции «рыбного дня» экономило пищевой индустрии до 13 процентов мясных продуктов. Не так уж и мало.
В конце 1920-х в меню столовых появились рыбные супы – упрощённый вариант традиционной русской ухи, а также рыбные котлеты, треска отварная и жареная, позднее – салаты из кальмаров и крабовых палочек.
Отдельной позицией всегда была селёдка. В России её никогда не считали основным блюдом, воспринимали только как острую закуску, как правило, щедро приправленную луком.
Проще всего было подавать рыбу, мороженную или консервированную, там, где потребитель не имел никакой альтернативы: в военных гарнизонах, в больницах и санаториях, в студенческих столовых, в детских летних лагерях, да и в лагерях для осуждённых преступников.
Особенность промысловой рыбы в том, что это неиссякаемый (при соблюдении правильных условий вылова) пищевой ресурс. Рыба плодится на воле сама по себе, задача человека состоит лишь в том, чтобы добыть её и доставить на стол конечного потребителя в том или ином виде. Теоретически рыбные промыслы Дальнего Востока могли обеспечить питанием всё население Советского Союза, по крайней мере, ликвидировать голод. Единственная проблема – как доставить выловленную рыбу за 9 тысяч километров в европейскую часть страны, где проживало большинство населения.
Развитие рыбной добычи шло одновременно с развитием консервной промышленности. Рыбу запаивали в герметичные банки и в таком виде отсылали по железной дороге на континент. Сначала консервы поставлялись в стеклянных банках. Пустые банки граждане сдавали в пункты приёма стеклотары, далее их использовали вторично. Позднее от стеклянной тары полостью отказались, перешли на металлическую (жестяную). После употребления пустые консервные банки использовали в быту самыми разными способами, их разрезали, распрямляли, приспосабливали в хозяйствах, понемногу возникла целая субкультура вторичного применения пустых консервных банок, она кое-где существует и до сих пор.
Начиная с 1928 года Микояну, по его признанию, пришлось руководить фактически всем народным хозяйством Камчатки. Рыболовецкая промышленность на полуострове находилась в руках японцев, они там постоянно жили, привозили свои товары, не уплачивая пошлин; поставили свои консервные заводы. По большому счёту советская власть существовала на этой территории лишь условно. И с японской, и с российской стороны выловом рыбы занимались главным образом частные лица.
В 1927 году было создано Акционерное Камчатское общество (АКО) с головной конторой в Хабаровске. Одним из главных акционеров (около 23 % акций) общества стал подчинённый Микояну Народный комиссариат внешней и внутренней торговли СССР. Общество имело конторы в Петропавловске-Камчатском, Владивостоке, представительства в Москве, Японии и США. Общество получило права эксплуатации всех ресурсов Камчатского округа: рыбы, пушнины и полезных ископаемых. В задачи общества входили горные изыскания, скупка золота у населения и даже развитие оленеводства.
АКО можно условно уподобить знаменитой голландской Ост-Индской компании. В обоих случаях речь шла не только о торговле, но и о исполнении государственных управленческих функций. АКО контролировало промышленность, здравоохранение, школы, транспорт, добычу угля, охрану порядка.
Первое время Совет правления АКО находился в Москве, его председателем был Микоян. Позднее Совет переместили во Владивосток.
На первом этапе работы АКО следовало вытеснить с Камчатки японских рыбопромышленников, затем создать полноценную собственную инфраструктуру.
Первый советский государственный рыбоконсервный завод запустили в том же 1927 году в Усть-Камчатске. В следующем году – ещё два завода; через десять лет их стало 16. Оборудование заводов приобрели в США. Заводы обозначались номерами: 1-й, 2-й и так далее. Первый рыбоконсервный завод за 8 часов работы производил 288 тысяч банок консервов; за первый год выдал 57 тысяч ящиков консервов лососевых пород.
Консервы поехали «на материк», но не все: часть шла на экспорт, в Японию и США, и давала казне валютную прибыль. Другая часть пополняла стратегические продовольственные запасы, третья часть уходила в систему Общепита, и, наконец, четвёртая часть попадала на прилавки магазинов. Огромные пирамиды консервных банок с яркими этикетками появились в витринах всех городских продовольственных магазинов.
На Камчатке вокруг заводов образовались рабочие посёлки с постоянным населением; оно ежегодно увеличивалось. Промышленные товары и предметы обихода завозились на полуостров японскими частными торговыми компаниями, не платившими никаких таможенных пошлин. Микоян был принципиальным сторонником провозглашённого Лениным принципа государственной монополии внешней торговли; по его инициативе японские бизнесмены постепенно были вытеснены с полуострова. Товары – теперь советского производства – стали завозить из Владивостока. Однако стоили они дороже, чем беспошлинные японские. Тогда Микоян принял решение отменить на Камчатке торговый налог (налог с оборота) и продавать товары по ценам производителя. Но выдавливание японского бизнеса с полуострова заняло многие годы.
С Японией была подписана конвенция, определяющая порядок вылова рыбы и краба, но в 1920-е годы японские рыбаки перестали соблюдать правила вылова, работали где хотели и как хотели, в том числе применяя хищнический способ вылова дрифтерными сетями. Впоследствии начиная со второй половины 1950-х это привело к масштабной катастрофе, едва не полному истреблению наиболее ценной рыбы лососевых – нерки. Формально японские рыбаки действовали в нейтральных водах, но своими сетями перекрывали все подходы к устьям рек. Япония имела мощный рыболовный флот. С траулеров и сейнеров улов перегружался на плавучие заводы и рефрижераторы, доставлявшие рыбу на японские рынки. Флот контролировал синдикат «Ничиро Гио Гио Кабусики Кайша», созданный в 1914 году специально для добычи рыбы в русских конвенционных водах. К 1926 году синдикату принадлежали 22 консервных завода, действующих на территории Камчатки, работали на них более 20 тысяч сезонных рабочих-японцев. Русское же население полуострова составляло едва 40 тысяч человек, из которых меньшая часть проживала постоянно, большая часть приезжала работать на сезон.
В 1918 году японское военное командование объявило о свободном вылове рыбы в охотско-камчатских водах. Так продолжалось до 1922-го.
Дрифтерный промысел японцев стал причиной провала выполнения планов Микояна и Сталина: в 1930 году план по вылову краба на Камчатке выполнили едва на 30 процентов. Договориться с японскими рыбаками миром не получалось, и тогда советские пограничные сторожевые корабли стали выходить в нейтральные воды и демонстративно уничтожать японские сети. АКО приобретало собственный рыболовецкий флот, в США и Японии, в том числе плавучие крабоконсервные заводы. Позже суда стали закупать даже в Германии и Италии.
В 1928 году в Москве был создан Комитет по делам Камчатки и Сахалина, его также возглавил Микоян.
В 1932 году в Тихом океане был впервые начат советский китобойный промысел.
Далее в АКО появилась своя авиационная эскадрилья гидросамолётов. Первый полёт в регионе совершил знаменитый лётчик Михаил Водопьянов в 1930 году. С воздуха было удобно вести разведку рыбных косяков. Главным инициатором развития аэроразведки стал сотрудник Тихоокеанского института рыбного хозяйства (ТИРХ) Александр Кагановский. Первые пробные полёты осуществляли военные лётчики на гидропланах Дальневосточного военного округа. Научные отчёты Кагановского доказывали эффективность авиации в деле обнаружения рыбных скоплений. Микоян, как мы уже давно поняли, использование авиации в народном хозяйстве только приветствовал. В январе 1933 года он подписал специальный приказ, вводивший обязательную аэроразведку на рыбных промыслах. По личному указанию Микояна на заводе в Таганроге были заказаны специальные гидропланы. В 1935 году дальневосточные рыбаки получили четыре самолёта: МП-1 и Ш-2, конструкции Вадима Шаврова, по тем временам – современные машины, дешёвые в производстве, их выпускали вплоть до 1952 года.
Быстро увеличивалось постоянное население Камчатки, на полуострове постепенно появилась полноценная гражданская инфраструктура.
В европейские города России хлынул поток рыбных консервов и замороженной рыбы в брикетах.
История с камчатскими крабами всем известна. С одной стороны, она почти анекдотическая, с другой стороны – характерная. В крабовом мясе почти нет жира. Мясо краба не слишком калорийное, на 100 граммов – 70–80 килокалорий (для сравнения: в 100 граммах баранины 200–300 килокалорий), и не очень богато белком (18 граммов белка на 100 граммов), но зато содержит множество витаминов и йода, а кроме того, исключительно легко усваивается организмом, иными словами – быстро насыщает. Если съесть слишком много крабового мяса, может возникнуть дискомфорт, «белковый удар».
Микоян считал крабовое мясо пищевой панацеей и мечтал накормить камчатскими крабами всю страну. Консервы с крабом в большом количестве поставлялись в США, под торговой маркой KAMCHATKA. Однажды, согласно легендам, технические работники типографии, печатавшей этикетки, ошиблись с размером, выдав большую партию бракованных этикеток, на которых уместилась лишь вторая половина названия: «СНАТКА», или «снатка». В 1932 году США перестали закупать советские крабовые консервы, из-за их низкого качества, и большая часть продукции поступила на внутренний рынок, с бракованными этикетками. Так в обиход вошло слово «снатка» – кстати, ныне совсем забытое.
Микоян инициировал грандиозную рекламную кампанию, до сих пор запомнившуюся по главному слогану: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». Но все усилия пропали даром. Причина этому – укоренившиеся пищевые пристрастия советского человека.
Эта тема тоже важна для понимания работы Микояна на посту «главного кормильца» 200-миллионного советского народа.
* * *
Добившись увеличения поставок дальневосточной рыбы и крабов, Микоян пошёл ещё дальше, задумав целиком реформировать пищевые вкусы советских людей.
Вкус – один из пяти органов чувств, наравне со зрением, осязанием, обонянием и слухом. Через вкусовые рецепторы человек постигает мир. Младенцы тащат в рот всё, что видят. Пищевой вкус может быть развитым и не развитым. Многие люди вообще не чувствуют вкуса пищи, другие, наоборот, обладают исключительно тонким вкусом; мы называем их гурманами.
Микоян совершенно точно был гурманом.
Его вкусы сформировались в детстве и юности. Мяса он не принимал, да в армянских деревнях его ели только по праздникам. Рыба вообще не была ему известна. Хлеб, козий сыр, орехи, фрукты во всех видах, от сушёных груш и винограда (изюма) до яблок. В Тифлисе, потом в Баку жил впроголодь, держался на кипятке и хлебе и на этом заработал туберкулёз. Ещё хуже пришлось в холодном Нижнем Новгороде, там и хлеба не хватало. Спасали редкие посылки с родины: жевал изюм и грыз орехи. Более или менее сытно стал есть только в Ростове. Когда Сталин вынудил Микояна переехать в Москву, тот отдельно, в письме к жене, упомянул, что питание обеспечивает столовая Совнаркома.
При этом, пережив голодные годы, Микоян умудрился сохранить тонкий пищевой вкус. Возможно, помог отказ от курения табака: жена настояла, чтобы Микоян бросил курить, и он это сделал.
Все продукты, произведённые на предприятиях его наркомата, он сам пробовал на вкус, все консервы, все сосиски и все колбасы, все позиции сам тестировал. Вкусно или невкусно – сам решал, исходя из собственных предпочтений. Ему был известен и характерный исторический пример: насаждение картофеля в конце XVIII века как одной из главных сельскохозяйственных культур России. Микоян полагал, что мясо краба можно и нужно насадить так же, как и картофель: терпением, упорством и волей.
Микоян действовал не в одиночку: он привлёк к работе своего наркомата самых лучших диетологов страны, в первую очередь профессора Мануила Певзнера, и прислушивался к их советам.
Чтобы закончить с темой крабов, укажем: советскому потребителю не понравился их специфический вкус и сильный острый запах. В качестве основного блюда крабовое мясо вообще не рассматривали, только как холодную закуску. Наиболее удачно удалось продвинуть салат из крабовых палочек – это был один из хитов советских столовых. Постепенно кампания по продвижению крабового мяса сошла на нет. Цена на крабовые консервы поднялась, и со временем мясо краба превратилось в деликатес.
Тем временем на Дальнем Востоке люди с удовольствием ели, и до сих пор едят и краба, и гребешки, не говоря уже о рыбе всех видов. Много лет туристы из Южной Кореи приезжали во Владивосток – гастрономическую столицу Тихоокеанской России – в так называемые «краб-туры», специально, чтобы поесть крабов в дорогих ресторанах. Официанты выносили посетителям живого краба, шевелящего клешнями, затем тот же краб подавался к столу уже в варёном виде.
Но в Европейской России краба не едят.
Неудача с крабовым мясом не остановила Микояна. Он продолжал пропагандировать новые и новые пищевые продукты. Так или иначе, дальневосточную рыбу он буквально вдолбил в сознание каждого советского человека. Селёдка, треска, хек, минтай, килька распространились повсюду. Появились доселе невиданные селёдочные паштеты. Рыбные отходы шли на корм животным, из них делали технический жир, муку и клей.
Но Микоян хотел большего. По его идее, рыба должна была в принципе стать альтернативой мясу. Коров, свиней, овец нужно выращивать, а промысловая рыба плодится сама по себе.
Диетология – уважаемая наука. Каждый из нас в общем знает, какая еда полезна, а какая вредна. Но научные рекомендации всегда вступают в противоречие с индивидуальным вкусом каждого отдельного человека. Кроме того, существует разнообразие кухонь народов мира, прямо зависящих от природных, климатических условий. Японцы едят рис и рыбу, грузины – долму и лобио, русские – щи, солёные грибы и холодец. Каждая кухня исторически приспособлена к условиям жизни того или иного народа. В каждой кухне есть блюда повседневного употребления, а есть праздничные блюда, дорогие и сложные в приготовлении. Поэтому диетология – наука, скорее, рекомендательная.
Советскую реформу пищевых вкусов подробно описала Ирина Глущенко в своей книге «Общепит. Микоян и советская кухня». Так, она утверждает, что диетолог Певзнер был сторонником еврейской кошерной кухни и постепенно убедил Микояна в её достоинствах. Мясо не должно быть жареным, только варёным. Ещё лучше – вываривать мясо и употреблять бульоны. Предпочтение следует отдавать мясу птицы. Молоко следует кипятить. Люди должны есть каши всех видов. К этой кошерной кухне Микоян стал добавлять другие ингредиенты: рыбу (о ней мы уже сказали), компоты, соки, фруктовые пюре и джемы.
Мясную же продукцию гораздо выгоднее было реализовывать не сырой, а в виде готовых изделий: сосисках, колбасе и котлетах. Преимущества очевидны: в мясной фарш можно было добавлять наполнители – крахмал, жир, сухожилия, перемолотые хрящи, соединительные ткани и даже измельчённые фрагменты кожи. Вкус обеспечивался солью и специями.
Так Микоян пришёл к идее создания больших индустриальных мясокомбинатов полного цикла, от забоя животных до появления готовых сосисок, колбас и котлет на столах граждан.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.