Текст книги "Анастас Микоян"

В первые дни войны Сталин был сильно подавлен и сидел у себя на даче в Кунцево. Так пишет Микоян: трижды повторяет: «Сталин был в подавленном состоянии», «Сталин был в прострации». Но при этом свидетельствует, что 22 июня все члены Политбюро собрались у Сталина в Кремле. Журнал посещений Сталина подтверждает: Микоян заходил три раза в течение дня, в сумме они проговорили 4 часа. В тот день дольше со Сталиным говорил только Молотов.

Сталину предложили выступить с обращением к народу, но он «упорно отказывался». Обращение зачитал Молотов на следующий день, 23 июня. Не очень понятно, где находился Сталин: то ли всё время на ближней даче, то ли всё-таки выезжал в Кремль.

На седьмой день войны немецкие войска заняли Минск. 29 или 30 июня члены Политбюро собрались в Кремле в кабинете Молотова: сам Молотов, Микоян, Вознесенский, Ворошилов, Берия. Все сильно нервничали, особенно Вознесенский. Берия внёс предложение создать новый властный орган: Государственный комитет обороны. Во главе комитета должен был встать Сталин (а кто ещё?). Молотов осторожно возразил: «Сталин в прострации». Тогда перевозбуждённый Вознесенский заявил: «Вячеслав, иди вперёд, мы за тобой пойдём!» Другие промолчали, что означало фактическое согласие. Тут важно, что Молотов решительно проявил себя как «второй человек после Сталина», и остальные с этим согласились.

Договорившись, тут же они расселись по машинам и поехали в Кунцево к Сталину. Он не ждал гостей. Его застали в столовой сидящим в кресле. Увидев вошедших, он занервничал. «У меня не было сомнений, – пишет Микоян, – он решил, что мы приехали его арестовать». Разговор начал Молотов, изложил идею создания ГКО. Сталин – во главе. Дальше вступил Берия, выдвинул кандидатуры: Молотов, Маленков, Ворошилов и он, Берия. Сталин предложил включить также Микояна и Вознесенского. 1 июля постановление о создании ГКО опубликовали официально, в газетах.

Поделили сферы ответственности: Вознесенский – вооружение и боеприпасы, Маленков – авиационная промышленность, Молотов – танки, Берия – охрана порядка и борьба с дезертирами. Интересно, что давний и самый преданный «железный нарком» Каганович в этих событиях не участвовал. Позже он, как специалист по железным дорогам и вообще транспорту, возглавил Совет по эвакуации. «Ближний круг» тогда составили Молотов, Маленков, Берия, Микоян; они, вместе со Сталиным, образовали внутри ГКО «оперативную пятёрку», которая решала все проблемы и принимала все решения. Микоян при этом не сразу стал полноправным членом ГКО, сначала был «уполномоченным ГКО с расширенными правами», то есть находился в подчинённом положении по отношению к Ворошилову, Берия, Молотову и Маленкову. Так события выглядят в изложении самого Микояна: единственного очевидца событий, оставившего письменные свидетельства.

Однако биограф Сталина, историк Олег Хлевнюк раздобыл в архиве изначальную машинописную диктовку Микояна, то есть рукопись его книги, и обнаружил, что в этом месте в тексте сделаны позднейшие вставки. В том числе и вся история с «напуганным» Сталиным, «вжавшимся в кресло» и «решившим, что его сейчас арестуют» также инкорпорирована в изначальный текст.

Книгу Анастаса Ивановича – она писалась фактически десять лет, с конца 1960-х по конец 1970-х, – записывала и печатала, под диктовку автора, стенографист Нина Кадоло (о ней мы далее ещё поговорим), но после смерти Микояна правку текста и подготовку к публикации делал младший сын, Серго. Кто именно сделал позднейшие вставки в диктовки автора – осталось неизвестным. Это мог сделать и сам Анастас Иванович, вспомнивший нечто важное, когда текст уже был готов; это мог сделать Серго Анастасович со слов отца. Он, мягко сказать, никаких тёплых чувств к товарищу Сталину не испытывал: в 1943 году шесть месяцев просидел в Лубянской тюрьме по делу «кремлёвских детей» и потом год пробыл в ссылке в Душанбе. Однако прямых доказательств, что именно он вставил в рукопись отца эпизод с «напуганным Сталиным» – нет.

Другой авторитетный биограф Сталина, Святослав Рыбас, в своей книге излагает те же события так, как они описаны у Микояна, но утверждает, что идея создания ГКО исходила от Молотова, а не от Берии.

С началом войны Микоян руководил шестью наркоматами – внутренней торговли, внешней торговли, заготовок, мясомолочной и рыбной промышленности, морского флота, речного флота, – в также Главным управлением Севморпути. 3 июля 1941 года Сталин назначил его уполномоченным ГКО по вопросам снабжения армии продовольствием, горючим, обозно-вещевым имуществом и артиллерийскими боеприпасами. Правой рукой Микояна стал главный интендант Красной армии генерал-лейтенант Андрей Хрулёв. Микоян отзывается о нём с большим уважением.

Первого августа было создано Главное управление тыла РККА: единая структура, не зависимая от Генерального штаба, подчинённая лишь наркому обороны СССР. Это было правильное организационное решение: теперь бензин и снаряды доставлялись на передовую по разнарядкам, составленным в Наркомате обороны, а не по приказам генералов – ведь каждый командир хочет, чтобы его подразделение обеспечивалось как можно лучше.

В октябре 1941 года Микоян возглавил Комитет по эвакуации – структуру, созданную для помощи Совету по эвакуации, возглавляемому Кагановичем. (Причём в Совете Микоян был 1-м заместителем Кагановича.) Эвакуация советских промышленных предприятий в годы Великой Отечественной войны – событие, не имеющее аналогов в мировой истории. Вот некоторые цифры. За первое полугодие 1941-го из Ленинграда вывезено 539 тысяч человек, 3700 вагонов оборудования и культурных ценностей. За второе полугодие 1941 года из западных районов СССР, включая Украину и Белоруссию, перемещено 2593 предприятия, дававших до войны треть всей промышленной продукции. Вывезено 2,4 миллиона голов крупного рогатого скота, 5 миллионов овец и коз, 1 миллион лошадей. Из Москвы к декабрю 1941 года эвакуировано 2 миллиона человек, более 500 промышленных предприятий. Причем после начала советского контрнаступления в первые месяцы 1942 года некоторые оборонные предприятия были немедленно реэвакуированы, перемещены обратно и возобновили деятельность в столице (например, Научно-исследовательский полигон стрелкового вооружения). К марту 1942 года военные заводы, вывезенные за Урал, в Западную Сибирь и Среднюю Азию, произвели столько же продукции, сколько выпускалось в СССР перед началом войны. Всего за полтора года – за 1941-й и 1942-й – с территорий военных действий в тыл было вывезено около 17 миллионов человек.

Семья Микояна – жена и трое младших сыновей – также была вывезена из Москвы в Куйбышев (Самару) 17 октября 1941 года. Туда же – в Куйбышев – переехал весь Совнарком: работу на новом месте возглавил Николай Вознесенский. В Куйбышев выехали Калинин, Каганович, Андреев. Генштаб и Наркомат обороны перемещены в Арзамас. Нарком тяжёлой промышленности Иван Тевосян, уже нам знакомый, принципиально отказался уезжать из столицы.

Ни Анастас Микоян, ни Молотов, ни Сталин не покидали Москву и работали в Кремле. Однако отъезд всех руководителей страны обсуждался 16 октября, в самый, возможно, страшный день для жителей Москвы. В этот день все военные заводы в черте города заминировали. Также – мосты и метро. Населению предложили выходить на восток пешим ходом. В учреждениях жгли документы. В городе началась паника, но её быстро пресекли. Маленков и Берия срочно создавали подпольную сеть из надёжных людей, которые должны были организовать сопротивление в случае оккупации Москвы.

На следующий день, 17 октября, как пишет Микоян, «мысль об отъезде узкой группы руководителей отпала». По радио объявили, что товарищ Сталин продолжает работать в Кремле. Остались Молотов, Маленков, Берия и его заместитель Иван Серов.

Вместе с Микояном в Москве остались его помощники Александр Барабанов и Василий Смоляниченко, а также личный телохранитель чекист Селезнёв.

Двадцать седьмого октября немецкие войска заняли Волоколамск, но затем продвижение замедлилось. Вермахту не хватало топлива и боеприпасов, потери были велики, солдаты утомлены.

В начале ноября Сталин организовал подряд два мероприятия, имевших оглушительный эффект. Вечером 6 ноября он провёл заседание Моссовета на платформе станции метро «Маяковская». Он появился не один: с ним вышли Маленков, Берия и Жуков. Сталин произнёс уверенную эмоциональную речь, её транслировали по радио. У платформы стоял поезд с открытыми дверями, внутри – столы с закусками. Собравшиеся устроили Сталину овацию на десять минут. После заседания состоялся концерт.

На следующий день, 7 ноября, в 8 утра на Красной площади провели всемирно известный военный парад. Шёл густой снег. Из-за низкой облачности в этот день германская авиация не нанесла бомбовые удары по Москве. Однако все участники парада получили приказ сохранять строй, порядок и дисциплину даже в случае прямой атаки с воздуха. Газеты и радио разнесли сообщения о параде во все концы страны. Товарищ Сталин никуда не уехал, он работает, он принял парад! Вот фотографии, он стоит на трибуне Мавзолея, а рядом – товарищ Молотов! Москва – держится! Люди воспряли духом. До перелома в войне было ещё очень далеко, но перелом в сознании миллионов граждан уже произошёл. Родилась вера в Победу.

Микоян не участвовал ни в «подземном» заседании Моссовета, ни в военном параде. Нетрудно догадаться, что его участок работы – обеспечение тыла – был самым трудным и неблагодарным. Все лучшие специалисты его наркоматов ушли добровольцами на фронт. Никто не хотел сидеть в тылу и считать шинели и валенки, все хотели сражаться с оружием в руках. На тыловиков, не нюхавших пороха, везде смотрели свысока и относились пренебрежительно. В обиход вошло оскорбительное выражение «тыловая крыса».

Между тем в тылу царила такая же неразбериха, как и на переднем крае. Люди точно так же работали без сна и отдыха. В 1942 году Микоян возглавил Комитет по разгрузке железных дорог, затем преобразованный в Транспортный комитет. Железные дороги находились в ведении Кагановича, однако тот плохо справлялся со своей работой. Микояну пришлось, говоря современным языком, «разруливать» огромные заторы из сотен эшелонов.

Транспортный комитет ежесуточно распределял более 50 тысяч вагонов. В июле 1942 года постановлением ГКО надлежало перемещать ежедневно более 53 тысяч вагонов, из которых, кстати, на долю военных перевозок приходилось только 11 тысяч, остальные – более 40 тысяч – перемещали народно-хозяйственные грузы.

Примечательное постановление ГКО вышло 5 сентября 1941 года – «Об уточнении численности Красной армии и установления категорий продовольственных пайков». Даже в этом постановлении численность бойцов не была определена точно: от 7 до 8 миллионов. Масштаб войны и количество людей, вовлечённых в боевые действия, был так велик, что определить точное число солдат и офицеров было просто невозможно.

А вот разработанный Микояном нормированный паёк для военнопленных, установленный, между прочим, в сентябре 1941 года: в месяц 3 килограмма крупы, 3 килограмма мяса и рыбы, 600 граммов сахара. Впоследствии паёк был сильно урезан. На таком коште, конечно, сыт не будешь, но и от голода не умрёшь.

Ещё цифры, на этот раз по военнопленным. За всё время войны в советский плен попало 4 миллиона 417 тысяч немецких солдат, из них скончалось 650 тысяч. Со стороны противника – солдат Красной армии в немецкий плен попало 4 миллиона 39 тысяч, из них домой не вернулись 2 миллиона 233 тысячи.

И последнее. К великому счастью для всех нас, советские солдаты умели воевать зимой. К 15 октября 1942 года в резервах находилось 6 миллионов комплектов тёплой одежды, включая ватные телогрейки, полушубки, валенки, рукавицы, шапки и тёплое бельё. К зимнему сезону 1942 года армия получила 1 миллион 900 тысяч полушубков, к сезону 1943 года – более двух с половиной миллионов.

Переговоры о помощи СССР начались уже в июле 1941 года. 30 июля в Москву прилетел специальный представитель президента США Гарри Гопкинс, бывший министр торговли, личный друг и ближайший соратник Рузвельта. Английскую сторону представлял Стаффорд Криппс, посол в СССР.

Изначально речь шла исключительно о поставках в долг. Микоян попросил поставить все 100 процентов позиций в кредит, но англичане не согласились, и в итоге советская сторона обязалась 40 процентов стоимости оплачивать золотом или долларами.

Трёхсторонняя советско-британско-американская конференция (Московская конференция) работала в столице с 29 сентября по 1 октября 1941 года. Советскую делегацию возглавлял Молотов, а Микоян был участником делегации и разработчиком полного перечня необходимых поставок, поделённого на категории.

По списку «А» запрашивались поставки ежемесячно 400 самолётов и 500 танков. По списку «Б» – более 14 тысяч металлорежущих станков, 265 тысяч тонн цветных металлов, 870 тысяч тонн стали. В итоге к последнему дню конференции списки были сильно урезаны: число обещанных станков, например, составило всего 1200. Алюминия запрашивали 4 тысячи тонн, но получили одобрение всего на 2 тысячи тонн, и не просто в кредит: британская сторона вдобавок попросила предоставить полную информацию о всех советских заводах, производящих алюминий, и доказательства недостаточности реальных запасов уже произведённого «крылатого металла». На это Микоян резко возразил и сказал: «Наши самолёты сбивают немецкие самолёты, какие вам ещё нужны доказательства?» Известна также фраза Сталина, сказанная им в беседе с Гопкинсом тогда же, в августе 1941-го: «Дайте нам алюминий в нужном количестве, и мы способны воевать ещё четыре года».

Впоследствии было разработано отдельное соглашение об обмене информацией военно-технического характера: например, американская сторона просила чертежи ледоколов, английская сторона очень хотела иметь полное описание советской технологии выплавки броневой стали.

В ноябре–декабре 1941 года, когда решалась судьба Москвы, из США приехало грузов на 545 тысяч долларов: чуть более 1 процента от обещанного, в том числе 39 самолётов и сто автомобилей. Англичане тоже маневрировали, как могли. К концу января 1942 года в СССР было поставлено 557 истребителей «Харрикейн», из них новых – ни одного, все сильно потрёпанные, с выработанным ресурсом.

Однако хитрила и советская сторона. Так, нарком авиапрома Алексей Шахурин летом 1943 года официально попросил Сталина отдать приказ о закупке лучших образцов английских и американских самолётов «для более полного использования новейших достижений в области проектирования и строительства самолётов», то есть для прямого заимствования чужих технических решений. На западе это называлось лицензионным воровством. Советские конструкторы копировали элементы конструкций, иногда целые узлы, созданные своими западными коллегами. Это было гораздо дешевле и быстрее, чем разрабатывать самостоятельно. При этом часто на поставляемых союзниками самолётах двигатели были специально опломбированы, но советские инженеры и техники просто срывали заводские пломбы.

Основная часть поставок по ленд-лизу пришлась на 1944–1945 годы, когда перелом в войне давно произошёл. 60 процентов вооружений Красная армия получила, уже воюя в Европе. Ленд-лиз обеспечил 10 процентов всего продовольствия, поставленного в действующие армии и в тыл. Основные позиции: пшеница, растительное масло, сахар, крупы, рис, маргарин, шоколад, супы-концентраты, яичный порошок (прозванный «яйца Рузвельта»), мясные консервы (прозванные «второй фронт»). Общее количество поставленного союзниками продовольствия – от 4 до 5 миллионов тонн. Точные цифры приводить рискованно – у разных историков они сильно различаются. Здесь данные приведены по материалам академика РАН Георгия Куманёва, который, кстати, лично знал Анастаса Микояна, беседовал с ним и получал информацию из первых уст.

При подготовке к войне советское руководство допустило несколько серьёзных просчётов. Например, в военной медицине не использовались антибиотики. В Красной армии антибактериальный препарат впервые был создан в 1942 году врачом Зинаидой Ермольевой в подвалах осаждённого Сталинграда. Об этом Вениамин Каверин написал роман «Открытая книга». Настоящая фамилия Каверина была Зильбер, и старший бат его – Лев Зильбер – стал выдающимся советским вирусологом, академиком. Так что Каверин, когда писал свой роман, имел возможность хорошо изучить материал. Но отсутствие пенициллина – не вина исключительно Сталина; в других странах антибиотики тоже не спешили производить промышленно. В британскую и американскую армии пенициллин начали поставлять только в 1943–1944 годах. Если бы руководители воюющих держав (включая и Сталина) своевременно оценили возможности пенициллина, это спасло бы сотни тысяч жизней, а возможно, и миллионы.

Другой фатальной ошибкой руководства СССР стало неудовлетворительное состояние автомобильного транспорта РККА. Истоки этой проблемы лежат в принципиальном пренебрежении Сталина автомобилями. Разумеется, военные стратеги и теоретики докладывали вождю народов, что будущая война станет «войной моторов», и Красной армии потребуются надёжные и современные средства для доставки живой силы, техники, боеприпасов и продовольствия в прифронтовую полосу, в том числе в условиях бездорожья и осенне-весенней распутицы. Но Сталин, по всей видимости, экономил ресурсы, бросил все силы на создание новых танков и самолётов. Грузовыми автомобилями пренебрегал, хотя крупнейший автозавод Москвы был назван его именем.

На вооружении РККА состоял единственный массовый грузовик: собиравшийся в Горьком ГАЗ АА (с 1938 года – ГАЗ-ММ). Формально это была копия американского Ford Model AA, производимого в США с 1927 года. Советская версия везла 1,5 тонны груза, её прозвали «полуторка». Производить начали в 1932 года, в 1938 году модернизировали.

Нельзя сказать, что эта неплохая машина к началу войны морально устарела: просто грузовик АА изначально задуман был проектировщиками Форда как сугубо гражданский – предназначенный для фермеров, для мелкого бизнеса. Военные условия требовали другого автомобиля, более мощного и проходимого. «Полуторка» имела привод только на задние колёса и двигатель в 50 лошадиных сил: для американского фермера достаточно, и даже хорошо, фермер любит экономить и обычно никуда не торопится.

К началу войны в СССР на вооружении состояло более 150 тысяч «полуторок». Позже, в самые трудные для экономики времена, «полуторку» стали производить в дешёвом варианте, с деревянной кабиной, брезентовыми дверями и единственной фарой, и облегчёнными тормозами (только на задний мост).

Второй машиной, не столь массовой, но известной, стал ЗИС-5, «трёхтонка». Тоже реплика американского Autocar, и тоже только с задним приводом. Как и в случае с «полуторкой», ЗИС-5 выпускался в удешевлённой военной версии с деревянной кабиной, одной фарой и тормозами на заднем мосту.

Наконец, был «брат» ЗИС-5 – ЗИС-6, серьёзный трёхосный грузовик, тащивший 4 тонны. Но и в этой машине привод осуществлялся только на две задние оси. На мощный ЗИС-6 была сделана особая ставка: первые реактивные миномёты БМ-13 «Катюша» помещали на шасси ЗИС-6.

Этих трёх грузовиков Сталину, как можно предположить, показалось достаточно.

Отдельно надо сказать о специфически военных транспортных средствах – артиллерийских тягачах. «Артиллерия – бог войны», как тогда говорили. Но успех работы артиллерии прямо зависит от её мобильности. Самая массовая советская 122-мм гаубица М-30 весила в походном положении более трёх тонн, её обслуживал расчёт из 8 человек. Как перемещать такой груз?

В советской военной науке возникло три альтернативных мнения:

1) нужно создавать специальные артиллерийские тягачи, мощные и проходимые, возможно – на гусеничном ходу;

2) не нужно создавать специальные тягачи, достаточно иметь универсальный грузовой автомобиль, способный тащить орудие на прицепе;

3) вся тактическая артиллерия должна передвигаться своим ходом, нужно создавать САУ, «самоходки» – самоходные артиллерийские установки, пушки на танковом шасси.

В итоге вроде бы возобладала вторая концепция. Хотя и самоходки стали делать, и они внесли серьёзный вклад в Победу.

Германский вермахт, кстати, активно использовал полугусеничный артиллерийский тягач Famo Sd.Kfz. 9 (Sonderkraftfahrzeug 9), мощнейший, с двигателем Maybach аж в 270 лошадиных сил. Эти на вид странные агрегаты хорошо известны по кинохронике. Произвели их, правда, не так много, 2,5 тысячи.

Итак, перед войной стратеги РККА предполагали, что все грузы в прифронтовой полосе будут доставлять полуторки ГАЗ-ММ, а мобильность артиллерии обеспечат вроде бы достаточно мощные ЗИС-6.

Но ЗИСы производили в Москве, и когда над столицей нависла угроза захвата, завод был эвакуирован в Ульяновск, а на новом месте производство четырёхтонных ЗИС-5 наладить сумели, а ЗИС-6 – не получилось. Значительная часть всех грузовиков в первые месяцы войны была потеряна, поломана, сожжена, расстреляна с воздуха или брошена при поспешном отступлении. И так вышло, что через полгода войны армия осталась без артиллерийских тягачей, и вообще без мощного грузового автомобиля.

В этих условиях Микоян, отвечавший за поставки в СССР английской и американской техники, принял решение о закупке грузовиков Studebaker US6. Вот как он сам пишет об этом: «В то время мы считали, что после лошадиной тяги артиллерия переходит на механическую тягу и тягачи для этого подходят. Но скоро мы убедились в том, что наиболее хорошо отвечает требованиям войны артиллерия, перевозимая грузовиками, особенно “Студебекерами”. Эти машины имели отличную проходимость, могли быстро перебазировать даже тяжелые орудия, запас боекомплекта и орудийный расчет. Поэтому впоследствии от получения тягачей мы отказались и не заказывали их».

Но прежде чем перейти к разговору о «Студебекере» – закончим о наших полуторках.

В первые годы войны более половины всех грузов в прифронтовой полосе перевозились на лошадях. И не только в Красной армии: германский вермахт, вроде бы донельзя моторизованный, в 1939 году, к началу Второй мировой, имел на вооружении более полумиллиона единиц гужевого транспорта. Немецкие солдаты, точно так же как и красноармейцы, возили боеприпасы на телегах, запряжённых лошадками.

Лошади – живые существа, их надо кормить, а раненых лечить и возвращать в строй. В РККА имелась система ветеринарных лазаретов. Микоян приводит цитату из письма старшего политрука 37-го стрелкового корпуса Соболя на имя Сталина: «Корпусной ветлазарет имеет штат до 200 человек, а армейский до 300. За время войны, то есть за 50 дней, армейский ветлазарет оперировал трех лошадей и тех пристрелил». Далее в том же письме политрук предлагает сократить штат ветлазаретов и освободившихся бойцов отправить в действующие части.

Возмутился политрук. Зачем держать 200 человек, чтобы в итоге не вернуть в строй ни одной лошади? Микоян всё это знал, читал, просчитывал.

Забегая вперёд – автомобилей в Красной армии не хватало во все годы войны. «На 1 апреля 1943 года, – пишет Микоян, – наши войска имели 84,3 % легковых, 50,4 % грузовых и 55,6 % специальных автомашин к штатной их потребности».

Тактический грузовик был запроектирован заводом «Студебекер» по заказу американской армии. Трёхосный, с полным приводом, мощным мотором в 95 сил. Расчётный груз мог везти – 2,5 тонны, но в экстремальном режиме – до 4 тонн. Мог буксировать за собой прицеп в 4 тонны. Однако завод так и не получил большой военный заказ. Американские генералы посчитали и решили, что «Студебекер» слишком прожорлив. Предпочтение было отдано грузовику General Motors GMC CCKW, прозванному «Джимми» и ставшему самой массовой грузовой машиной армии США.

В этих условиях крупный заказ от русских спасал завод «Студебекер» от больших проблем. Американцы привезли первые машины в Москву осенью 1941-го. Но Микоян не хотел покупать технику, не испытанную в условиях русской зимы. В январе 1942 года опытные «студеры» каждый день утюжили промёрзшие канавы подмосковных полигонов, под наблюдением генералов.

С ЗИС-6 «студер» не шёл ни в какое сравнение: он был в два раза мощнее и современнее. «Студер» стоял на огромных колёсах и был сильно выше, чем ЗИС-6, с огромным дорожным просветом.

Всего за годы войны СССР закупил, по разным данным, от 150 до 400 тысяч грузовиков «Студебекер». Основная часть их отправилась на фронт и воевала в качестве артиллерийских тягачей, перетаскивала тяжёлые гаубицы. Другая часть, несколько тысяч машин – может, десять тысяч, может, и двадцать, кто их считал? – осталась в народном хозяйстве, и к концу войны уцелела.

По условиям договора, по окончании боевых действий все сохранившиеся машины следовало вернуть поставщику, правительству Соединённых Штатов, либо заплатить за них. Неизвестно, возвращал ли СССР какие-то машины. Вообще, не очень понятно, как должна была соблюдаться эта часть соглашения, кто должен был пересчитать «студеры», уцелевшие после 9 мая 1945 года. Как отличить машину, разбитую в бою, от машины, утопленной в грязи после боя?

После войны «студеры» ещё поездили по советским дорогам, потом постепенно исчезли: запасных частей для них не хватало, как и бензина с октановым числом 62.

«Студер» красиво снят в культовом фильме «Место встречи изменить нельзя»: там есть классическая сцена автомобильной погони по послевоенной Москве, с участием оригинального «Студебекера».

Удачный опыт использования «студеров» подтолкнул руководство СССР к созданию собственного аналога, мощного тактического грузовика: такой грузовик – ЗИЛ-157 – был создан, но серийно производился только с 1958 года. Потом постепенно его сменил ЗИЛ-131.

Studebaker Corporation смогла хорошо заработать на производстве грузовиков, кроме СССР, машины поставлялись в британскую армию (более 70 тысяч), но после войны предприятие стало лихорадить, а в 1960-е годы завод и вовсе закрылся.

Президент США Рузвельт в августе 1943 года сделал такое признание: «Русское военное производство столь велико, что американская помощь, за исключением грузовиков, едва ощутима».

Ещё один хит ленд-лиза: Willys MB, лёгкий командирский вездеход, СССР получил более 50 тысяч таких машин. Причём их тоже использовали для буксировки артиллерийских орудий. «Виллис» Второй мировой имел запоминающуюся внешность и постепенно стал эталоном автомобилей своего класса. Название «джип» (Jeep) стало нарицательным для огромного семейства гражданских вездеходов.

Перейдём к авиации. Здесь СССР тоже не смог обойтись своими силами. Союзники поставили 17 процентов от общего количества воевавших самолётов.

Douglas DC-3 – воздушный грузовик, исключительно удачный, способный держаться в воздухе 15 часов и без посадки преодолеть до 2 тысяч километров. Он вёз два десятка пассажиров или полторы тонны груза. Простой и надёжный «Дуглас» мог взлетать и садиться на самые плохие грунтовые полосы. Все члены правительства СССР, включая и Микояна, весь генералитет летали только на «Дугласах» и во время войны, и после войны. Первые машины ввезли в страну ещё в 1935. Купили, вместе с самолётами, и официальную лицензию на их производство. «Дуглас» скопировали и стали выпускать под маркой ПС-84 (с 1942 года – ЛИ-2). Их тоже называли «Дугласы». Всего СССР закупил более 700 оригинальных американских самолётов, и ещё более тысячи произвёл по лицензии. Эти машины оказались незаменимы для перевозки грузов на окружённые территории, для выброски парашютных десантов и для множества других целей. «Дугласы» летали и в Арктике, и на Дальнем Востоке. В Тегеран 26 ноября 1943 года Сталина из Баку везли на «Дугласе». Впрочем, точный маршрут Верховного так и не определён историками, поскольку был строго засекречен. На свою первую встречу с Мао Цзэдуном в 1948 году Анастас Микоян также добирался на «Дугласе».

Лёгкого бомбардировщика Douglas A-20 Havoc/DB-7 Boston, также производимого Douglas Aircraft Company, было поставлено более 3 тысяч единиц. Он широко применялся, в том числе как штурмовик, транспортный самолёт, торпедоносец. Особенно нравилось советским лётчикам наличие отопление в кабине.

Истребитель Bell P-39 Airacobra9. В СССР по ленд-лизу поставлено более 4 тысяч. Странный вроде бы самолёт, в котором двигатель находился позади кабины пилота. Западным лётчикам «Аэрокобра» не понравилась: машина на больших высотах плохо слушалась управлениях. В те времена военные стратеги считали, что битву в воздухе выиграет тот, кто поднимется как можно выше: бомбардировочная авиация, недосягаемая для зенитного огня, будет наносить удары с большой высоты, туда же должны подняться и истребители.

Авиаконструктор Артём Микоян, создавая свою машину МиГ-3, исходил из той же концепции высотной воздушной войны, требовавшей от машины большого размаха крыльев. Истребители, предназначенные для уверенного маневрирования на больших высотах, внизу, у земли, становились неповоротливыми и уязвимыми. Но боевая практика показала, что фронтовая авиация – штурмовики и пикирующие бомбардировщики – чаще работает на малых высотах, и здесь маневренная «Аэрокобра» зарекомендовала себя отлично. Вдобавок внушительная огневая мощь: пушка, делающая 180 выстрелов в минуту, и целых пять пулемётов. «Кобра» была сложна в пилотировании, требовала опытной крепкой руки, её облюбовали советские асы: Александр Покрышкин, Григорий Речкалов, Ахмет-хан Султан, Павел Кутахов, Вадим Фаддеев и др.

Этот факт потом советские военные историки старались тактично обходить. Грузовики «Студебекер» – это ладно, это ерунда. А вот то, что прославленные лётчики – дважды и трижды Герои Советского Союза – летали на американских самолётах: об этом в СССР говорили очень мало.

Надо сказать, что советские авиаконструкторы очень быстро научились делать боевые истребители, превосходящие по качеству все остальные, в том числе и американские; настоящий триумф советской военной авиации связан с эпохой реактивных двигателей, с именами конструктора Артёма Микояна, металлурга Ивана Тевосяна, лётчиков Степана Микояна, Алексея Микояна и Вано Микояна. Но это будет позже.

А пока СССР закупает у США сотни тысяч автомобилей, тысячи самолётов, взрывчатые вещества, металлообрабатывающие станки, продовольствие – огромную номенклатуру из самых разных позиций.

Масштабы этой истории огромны, маршруты поставок пролегали через всю планету.

Первые поставки пошли через Северное море в Мурманск, но караваны подвергались атакам немецких подводных лодок и авиации. Грузы ушли на дно. От северного направления пришлось отказаться.