Текст книги "Анастас Микоян"

Количество людей, несправедливо осуждённых, исключённых из партии, поражённых в правах, уволенных с работы, лишённых жилья и требующих теперь полной реабилитации, увеличивалось лавинообразно. Пришлось создавать специальные комиссии по реабилитации, одну из таких комиссий возглавил Микоян, другую – Николай Шверник.

Микоян руководил комиссией Президиума ЦК КПСС, занимавшуюся разработкой проекта Постановления ЦК КПСС «О рассмотрении дел на лиц, отбывающих наказание за политические, должностные и хозяйственные преступления». В комиссию, кроме Микояна, вошли секретарь ЦК Аверкий Аристов, 1-й секретарь ЦК КП Украины Алексей Кириченко, генеральный прокурор СССР Роман Руденко и другие. Далее организовали ещё одну комиссию, уже под началом Аристова.

Эти центральные комиссии, в свою очередь, сформировали нижестоящие региональные комиссии: их было 84. Комиссии работали в каждом лагере. Лагерей было больше, чем комиссий, некоторые комиссии переезжали из лагеря в лагерь. По версии Серго Микояна – 93 комиссии. В каждую комиссию входил сотрудник КГБ и представитель лагерной администрации. Далее Шатуновская внесла предложение, чтобы в каждую комиссию обязательно входил отсидевший зэк, то есть осуждённый и затем реабилитированный член партии.

Всё происходило в лучших традициях советской системы управления. Никто не знал, как это делать, каков должен быть механизм, взять пример было не с кого, все двигались по наитию. Снегова, несмотря на его возражения, привлекли к работе и назначили, по прямому распоряжению Хрущёва, начальником Политического отдела Главного управления лагерей. Шатуновская получила пост в Комиссии партийного контроля (КПК). Людей освобождали так же, как и сажали, по решению троек.

Снова с востока на запад потянулись вереницы поездов, на этот раз не с уголовниками, а с троцкистами, правыми уклонистами, зиновьевцами и бухаринцами.

Параллельно хлынул поток заявлений от родственников расстрелянных и умерших в тюрьмах и лагерях: все они требовали восстановить добрые имена своих мужей и отцов, сообщить дату смерти и место захоронения, посмертно восстановить членство в партии.

При этом никто не мог и помыслить, чтобы просить каких-либо материальных компенсаций.

Для сравнения: в США начиная с 1941 года, после атаки на Пёрл-Харбор, были интернированы, то есть помещены в особые лагеря, более 100 тысяч этнических японцев, всех их подозревали либо в шпионаже в пользу Японии, либо как минимум в симпатиях. По окончании войны все эти люди были возвращены на места проживания и получили от американского правительства материальные выплаты.

Этот пример мы тут приводим не для сравнения политических систем США и СССР, а по принципу «из песни слова не выкинешь». Советское государство компенсаций не платило. Нынешнее российское – не платит и платить не будет. Эта позиция восходит к базовым принципам существования российского суперэтноса, российской цивилизации. Суть общественного договора между гражданином и государством в России и на Западе кардинально различается. На Западе гражданин нанимает государственного служащего для отстаивания своих интересов. В России ровно наоборот: государство привлекает гражданина для участия в своих проектах, иногда за деньги, чаще просто за еду и некоторые привилегии.

В России гражданин служит государству, на Западе наоборот.

Между тем существует ещё одно свидетельство непосредственного участника первых лет десталинизации: воспоминания самой Ольги Шатуновской, под названием «Следствие ведёт каторжанка». Это записи её устных рассказов и бесед с ближайшими родственниками, составленные, когда Шатуновская уже была в преклонном возрасте (вышла на пенсию в 1962 году). Записи свёл в единое целое философ и диссидент Григорий Померанц, его фамилия стоит на обложке. Качество текста указывает, что записи Шатуновской приводил в порядок некий литературный обработчик, или литературный секретарь. А Померанц потом разбавил повествование собственными пассажами. Неизвестно, авторизованы ли эти записи самой Шатуновской (как неизвестно, авторизовал ли Молотов известную книгу Феликса Чуева). Книга Померанца наполнена всевозможными проклятиями в адрес Сталина, а также уничижительными или откровенно презрительными характеристиками Хрущёва, конспирологическими теориями, цитатами из поэтов и писателей и множеством других субъективных деталей, что не позволяет относиться к написанному с полной серьёзностью; это в чистом виде субъективная историческая беллетристика, где одни факты подтверждаются, другие нет. Померанц не счёл нужным даже составить собственное предисловие.

Впрочем, и моя книга о Микояне – такая же субъективная историческая беллетристика, и я решил внимательно отнестись к мемуарам Шатуновской.

Она – абсолютно типичная бесстрашная (и прекрасная) еврейская девушка, с головой ушедшая в революцию. Таких еврейских девушек в начале века было великое множество, социализм обещал им полное равноправие с мужчинами, полную свободу личных отношений и отмену всех национальных предрассудков. Впоследствии многие такие девушки вышли замуж за влиятельных большевиков и сделали партийные карьеры, подобно Полине Жемчужиной (Перл Карповской).

Так, Шатуновская утверждает, что в Баку в конце 1920-х годов Микоян был в неё страстно влюблён, но она предпочла другого. Когда её осудили на восемь лет, по инициативе азербайджанского партийного деятеля Мир Джафара Багирова, Микоян пытался её вытащить сначала из лагеря, потом из ссылки, хлопотал перед Сталиным и Берией, причём и тот и другой были осведомлены о судьбе Шатуновской.

По версии Шатуновской, она лично хорошо знала Хрущёва, в 1954 году написала ему из ссылки, и Хрущёв немедленно приказал её освободить. Помощник Хрущёва звонил каждый день, спрашивая, когда наконец она будет освобождена и прибудет в Москву. Померанц называет Шатуновскую «музой» Хрущёва, вдохновительницей десталинизации. По версии Померанца, она вела с Хрущёвым многочасовые беседы, звонила ему по прямому проводу, писала ему письма, он и шагу не мог ступить, не посоветовавшись с нею.

Микоян упоминается много раз, как второй, после Хрущёва, человек, поддержавший антисталинские реформы, противопоставленный Маленкову, Молотову, Суслову. «Мы стали говорить Хрущеву, – сообщает Шатуновская, – что надо создать комиссии и чтобы они ехали на места. Он это поручил Микояну. Я не руководила работой комиссии, я только подавала мысль Никите Сергеевичу и Анастасу Ивановичу, что надо экстренно все делать, иначе люди умирают, погибают. Если все будет тянуться годами, то они не выживут. И, в конце концов, собрали юристов и оформили комиссии законно».

В этих абзацах (а их в книге достаточно) есть, увы, явный налёт ветеранской хлестаковщины.

Очень похожа книга Померанца на повесть Александра Солженицына «Бодался телёнок с дубом»: там всемирно известный автор тоже выставляет себя бывалым несгибаемым зэком, титаном и героем, полным решимости навсегда перед всем миром разоблачить и осудить сталинскую тиранию.

Сейчас мы не можем всерьёз критиковать этих людей, хлебнувших лагерного лиха и решивших, что именно они, в силу мощи своего характера, интеллекта и опыта, были предназначены историей для низвержения Хозяина. Сравнивая, скажем, книги Хрущёва, Микояна, Померанца и Солженицына, мы можем увидеть, что Микоян высказался на эту тему наиболее ёмко, кратко, сухо и солидно. Не как экзальтированный активист-публицист, горящий желанием отомстить усатому тирану, а как трезвый и опытный государственный лидер.

О роли Снегова Шатуновская сообщает мало, об участии генерального прокурора СССР Романа Руденко умалчивает. А без Руденко вообще ничего не двигалось и не решалось. Ни один подзаконный акт не вступал в силу без одобрения Генеральной прокуратуры. Роль Руденко огромна и несомненна.

Так или иначе, Шатуновская безоговорочно подтверждает и ведущую роль Микояна в начатом процессе десталинизации, и то, что Молотов, Маленков и Суслов активно противодействовали этому. Что касается Померанца – вот его характеристика Микояна: «Микоян боялся живого Сталина, изворачивался, готов был на все, чтобы не попасть в опалу, но как только Сталин умер, – страх исчез, и лесть исчезла, как дым. Ворошилов и Буденный, храбрые в бою, были пропитаны страхом до глубины подсознания. Им и мертвый Сталин был страшен. Трудно сказать, что спасло от этого Микояна. Хрущева спасала его беспорядочность, его неподатливость любой логике, в том числе логике зомбирования. У Микояна сказалась, может быть, способность скрывать свое лицо под маской, не столько личная, сколько разлитая в воздухе Востока, своего рода культуры сохранения себя в обстановке общей лжи при дворе деспота. Член сталинского Политбюро, сохранивший память сердца, найдет адвоката среди ангелов. Для таких людей католики придумали чистилище».

Померанц, убеждённый антисталинист, также прошедший через лагеря (сидел около 4 лет), тут, конечно, перегнул палку, решив, что может прокладывать для Микояна маршрут по загробному миру. Ну какое может быть «чистилище» для Микояна, убеждённого атеиста-безбожника?

Человека должен судить не историк, а сама История.

Реабилитировать отдельных граждан, пусть и в их миллионной массе, было мало.

Репрессиям подверглись целые народы, их тоже надо было реабилитировать.

Когда мы говорим о феномене Микояна, мы прежде всего видим, что этот человек отметился в совершенно разных областях внутриполитической, хозяйственной, внешнеполитической деятельности СССР. Разброс потрясает. Вот он в Америке, покупает колбасные цеха, а вот он уже на Камчатке, поднимает рыболовецкое хозяйство. Вот он ведёт переговоры с Мао, а вот уже с маршалом Тито.

Уникальным образом Анастас Микоян оказался крепко причастен к определению судеб народов Кавказа, в том числе чеченцев и ингушей.

Специфику этих территорий Микоян знал досконально. Исключительная сложность региона – этническое многообразие, когда люди, проживающие на противоположных склонах одного ущелья, могут разговаривать на разных языках.

В середине 1920-х, работая в должности главы Юго-Восточного бюро ЦК ВКП(б), Микоян добился определения юридического статуса горских народов. Тогда чеченцы были сельскохозяйственным и животноводческим народом, жили в аулах. Своих городов не построили. Столица Чечни, город Грозный, изначально возникла как казачье укрепление, чеченцы приезжали в Грозный только для того, чтобы продать сельскохозяйственную продукцию и купить патроны. Примерно тогда же появилась и юмористическая поговорка: «Спустился с гор за солью». Поговорка, кстати, совершенно беззлобная, кавказцы сами её с удовольствием повторяют.

Союз России и народов северного Кавказа складывался столетиями. Суть этого процесса наиболее точно выражена в словах имама Шамиля, сдавшегося в плен русским войскам в 1859 году. Его повезли в Петербург, для разговора с императором Александром II. Проехав через всю Европейскую Россию, Шамиль сказал: «Если бы я знал, что Россия такая большая, я бы никогда не стал с ней воевать».

Роль Микояна в установлении твёрдого союза горских народов и Москвы очень велика. Он предложил чеченцам формат автономной республики, то есть войти в состав одной большой страны, но при этом оставить для себя элементы самостоятельности, иногда косвенные или даже декоративные, но при этом греющие самолюбие горцев. Горские народы жили своим патриархальным укладом, и жить умели, хорошо себя кормили, но были малочисленны и провинциальны, Микоян смог донести до них все преимущества политического союза с Москвой.

Народы эти, включая и чеченский, никогда не были «дикими», в обывательском понимании этого слова. Общества управлялись советами старейшин, и старейшины отлично понимали все выгоды союза с сильной Россией. Союз обещал устойчивое развитие, организацию школ, больниц, высших учебных заведений, строительство промышленных предприятий, развитие нефтедобычи, сельского хозяйства. Горские народы влились в общую семью и получили от этого большую прибыль.

Когда Сталин решил депортировать чеченцев и ингушей, Микоян был очень недоволен, но изменить ничего не мог. К 1944 году Сталин уже видел, что побеждает в мировой войне, и мнил себя властелином планеты. Он переселял народы и рисовал границы государств по своему усмотрению. Переселения и перемещения он практиковал давно. В 1937 году переселил корейцев из Приморья, в 1941 году – немцев Поволжья. Далее Хозяин вошёл во вкус, размах возрос. Сталин увидел, что имеющиеся в его распоряжении войска НКВД, отлично вооружённых, обученных и имеющих боевой опыт, – достаточно, чтобы передвигать огромные человеческие массы в любом направлении по своему усмотрению. После войны он решительно перекроил границы Польши, большой и сильной страны, занимающей важнейшее геополитическое положение центра Европы. Чего уж говорить о чеченцах, балкарцах, калмыках? Про эти народы в Европе вообще мало кто знал.

Формальным поводом считается то, что некоторые чеченцы, калмыки, крымские татары воевали на стороне гитлеровской Германии. В любом случае наказывать целый народ за преступления некоторой его части нельзя ни с логической, ни с юридической точки зрения. Тем более нельзя было с точки зрения постулатов марксистко-ленинского учения, заявлявшего о полном снятии национальных различий. То есть Сталин, наказывая народы по принадлежности к национальности, шёл против основ ленинской политики. Микоян это всё в своей книге пишет внятно. Но из его же текста следует, что его возражения Сталин слушать не стал: он уже переходил в планетарный масштаб, подрисовывал к своим владениям всю Восточную Европу и половину Азии.

Руководил депортациями в том числе Иван Серов, ставший при Хрущёве главой КГБ. Микоян близко сотрудничал с Серовым в Венгрии, осенью 1956 года пытаясь предотвратить назревающий кровавый кризис. Серов был, по всей видимости, дельный человек, исполнял всё, что от него требовали, провернул множество удачных специальных операций. Он лично с оружием в руках обеспечивал нейтрализацию охраны Берии. И также лично с оружием в руках арестовал генерал-майора Пала Малетера, лидера венгерских мятежников. То есть Серов был просто крутым парнем, готовым выполнить любой самый опасный приказ партии и правительства.

Но Микоян по неким причинам Серова невзлюбил и добивался его отставки. Несмотря даже на то, что тот поддержал десталинизацию и общий курс на ослабление роли тайной полиции в жизни советского общества.

Микоян открыто возмущался тем, что офицеры МГБ, руководившие депортациями, были представлены к государственным наградам.

В целом, глядя с высоты человека XXI века, мы можем признать, что депортации были ещё одной ошибкой Сталина. Никакой государственной пользы эти акции не принесли. В 1944-м людей выселили, в 1956-м вернули (не всех). Многие погибли, прочие возненавидели советскую власть и лично Сталина. Польза депортаций неясна, вреда же много до сих пор.

Двенадцатого июня 1956 года в Москву из Чечни приехала делегация: 14 человек, в том числе писатель Идрис Базоркин. Они добились аудиенции у Микояна и попросили разрешить чеченцам, переселённым в Казахстан, вернуться домой. Микоян держался сухо и даже холодно, но дал добро. В июле Президиум ЦК КПСС постановил создать комиссию по восстановлению прав репрессированных народов, её возглавил Микоян. 3 июля он представил проект, разрешающий возвращение чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и калмыков. 16 июля появился Указ Верховного совета СССР «О снятии ограничений по спецпоселениям с чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей». 9 января 1957 года была восстановлена Чечено-ингушская АССР, образованы Калмыцкая, Карачаево-Черкесская, Кабардино-Балкарская автономные области.

Увы, в этот перечень не попали крымские татары. Восстановление их автономии было признано нецелесообразным. Режим спецпоселения с них сняли, но домой вернуться не разрешили; предоставили право селиться в Татарстане. Число депортированных крымских татар 180–190 тысяч человек. Сам Микоян прямо признаётся, что татарские посёлки в Крыму были давно заняты русскими и украинцами, вернуть дома и земельные участки прежним владельцам было просто невозможно.

Тут, вероятно, сыграла роль воля Хрущёва. 9 марта 1954 года Крым вошёл в состав Украинской ССР. Появление 150 тысяч крымских татар в украинском Крыму могло привести к масштабным столкновениям. Хрущёв, может быть, и хотел бы решить эту проблему, но он просто не знал, как это сделать. Ещё раз повторим: исправление ошибок Сталина осуществлялось сталинскими методами. Государство не умело договариваться с гражданами, умело лишь приказывать и карать за невыполнение приказов. Да, можно было выселить людей из домов, ранее принадлежавших крымским татарам, предоставить равноценные, или даже лучшие, дома и участки, но такой практики, административной и юридической, просто не существовало в СССР. Государственная машина на словах декларировала братство народов, на деле же могла жестоко унизить любой малый народ. В итоге крымские татары получили возможность вернуться домой только в 1989 году. Понятно, что крымские татары не испытывали к советской власти никаких тёплых чувств. Ошибки Сталина, а затем Хрущёва, нынешнему российскому государству приходится исправлять, спустя семь десятилетий. Сейчас в Крыму возле домов крымских татар можно увидеть транспаранты, утверждающие, что люди здесь живут на своих исторических землях, отнятых, а затем возвращённых.

Никита Хрущёв много имел политических талантов, но дальновидность к ним не относится.

* * *

Десталинизация, запущенная Хрущёвым и Микояном, при поддержке многих других партийных и государственных деятелей, а также рядовых активистов, так и не была доведена до конца. Она длилась примерно 10 лет, начавшись в 1955 году и закончившись в 1965 году, когда Хрущёв уже был отстранён от власти. Первые годы десталинизация носила характер закрытой аппаратной реформы. Свой исторический доклад Хрущёв зачитал в конце зимы 1956 года, открытая критика Сталина началась на ХХII съезде в 1955 году, а публикации, осуждающие Сталина, появились в печати только во второй половине 1962 года – долгих шесть лет потребовалось, чтобы лидеры партии набрались храбрости сказать правду гражданам своей страны.

Влияние Сталина на историю России столь велико, что яростные споры не утихают до сих пор, спустя 70 лет после смерти вождя. Консенсуса нет, и он, очевидно, не будет достигнут при жизни нынешнего поколения.

Десталинизация не была победным шествием, не была праздником. Николай Шверник, возглавлявший одну из комиссий по реабилитации, был назначен ответственным за вынос тела Сталина из Мавзолея, 31 октября 1961 года – и он искренне плакал, когда тело Хозяина опускали в могилу.

Однако сейчас мы можем заявить, что отсутствие единого мнения о Сталине, непрекращающиеся яростные споры являются благом для России и её граждан. Лучше пусть будет спор, нежели его отсутствие.

Наиболее трезвая и глубокомыслящая часть российского общества не желает оценивать Сталина в одной краске. Признавая его злодеяния, люди помнят и его достижения.

Вот характерный пример. В 1990 году на волне гласности в советском журнале «Юность» был сенсационно опубликован роман Василия Аксёнова «Остров Крым». Роман отлично написанный, талантливый, для того времени этапный, знаковый. В роман включена статья вымышленного главного героя, журналиста и публициста Лучникова, под названием «Ничтожество». Статья посвящена Сталину и выставляет его как мелкого проходимца. Автор романа Аксёнов ненавидел Сталина, и имел на то все права: его отец и мать были репрессированы, и Аксёнов попал в детский дом для детей врагов народа. Роман «Остров Крым» имел оглушительный эффект и был немедленно признан нетленной классикой. Но вот прошло 30 лет, и ныне роман канул в прошлое, молодёжь его не читает, помнят лишь нынешние 50-летние, пережившие горбачёвскую перестройку. Им тогда казалось, что великий Аксёнов окончательно приговорил Сталина, растоптал его и снёс. Прошло время и сейчас видно, что блестящий либерал Аксёнов, пламенный антисоветчик, остроумец, почти забыт. А дискуссии о Сталине только умножаются. Критики Сталина, в том числе и блестящие, исчезают, сам же он остаётся в актуальном дискуссионном поле.

Хрущёв и Микоян никогда не объявляли Сталина ничтожеством. Они заявили, что Хозяин убил многих невинных, но масштаба его не умаляли.

* * *

Грустно понимать, что Никита Сергеевич Хрущёв, сбросив Сталина с пьедестала, сам поспешил забраться на тот же пьедестал, объявив себя единоличным победителем, не только первым, но и единственным. А тех, кто работал с ним вместе – отодвинул в тень.

Это обстоятельство не украшает Хрущёва и ещё раз доказывает, что он был прилежным учеником Сталина и учился у него коварству.

Нет, Хрущёв ничего бы не сумел сделать в одиночку. Правила аппаратной игры требовали опираться на единомышленников. Ими, кроме Микояна, стали члены Президиума ЦК Аристов, Шверник, Сабуров и Первухин, со стороны МВД – министр Сергей Круглов, со стороны Генпрокуратуры – Роман Руденко, а также Ольга Шатуновская, Алексей Снегов, Лев Шаумян, Наполеон Андреасян и ещё сотни людей, находившихся на разных этажах партийного и государственного аппарата.

Перемены на первых порах поддержали правоверные сталинцы Суслов и Поспелов – эти двое впоследствии резко изменили свою позицию и после отставки Хрущёва фактически возглавили обратный процесс, свернули десталинизацию и хрущёвскую «оттепель» в целом.

К 1965 году все инициаторы десталинизации так или иначе сошли с политической сцены. Шатуновскую отправили на пенсию в 1962 году, Хрущёва сместили в 1964-м, Микоян официально ушёл в отставку в 1965-м, Аристов вышел из состава Президиума ЦК в 1961 году и уехал послом в Польшу. Что касается Алексея Снегова, его должность главы политотдела Главного Управления лагерей упразднили в 1960-м, далее он вышел на пенсию, продолжал работать в архивах, писал книги. Суслов его возненавидел, книги к печати не допускал и в конце концов добился его исключения из партии.

Десталинизация закончилась реваншем сталинистов, заморозками и брежневским застоем, переписыванием истории, вычёркиванием имён Сталина, Хрущёва, Микояна (и множества других), полным запретом темы репрессий, лагерной темы.

Но спустя два десятилетия колесо истории вновь повернулось и начиная с 1987–1988 годов, на волне горбачёвской гласности, начался бурный ренессанс антисталинской критики. Всё, что замалчивалось, теперь громогласно провозглашалось. Качели пошли в обратную сторону: про Сталина, Ежова, Берию, репрессии, лагеря говорили едва не на каждом углу. «Архипелаг ГУЛАГ» стал буквально новой Библией российских интеллигентов. Автор новой библии триумфально вернулся из США и произносил речи на съездах народных депутатов. Были опубликованы «Колымские рассказы» Варлама Шаламова и «Крутой маршрут» Евгения Гинзбурга, «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, «Белые одежды» Владимира Дудинцева и десятки других книг. Появились профессиональные разоблачители Сталина. Многие историки и публицисты сделали себе имена на этом материале. Бурные дискуссии продолжались несколько лет и затихли к началу 1990-х годов, когда либеральные экономические реформы превратили десятки миллионов граждан в нищебродов: людям стало некогда читать Александра Солженицына и Абдурахмана Авторханова, теперь все думали о том, где добыть кусок хлеба.

К середине 1990-х антисталинская истерия сошла на нет. В 1996 году в российских тюрьмах и ИТК сидели более 1,6 миллиона человек – сопоставимо с числом зэков ГУЛАГа (2,5 миллиона в 1953 году). Понемногу в обществе – сначала редко и вполголоса, потом всё чаще и твёрже – заговорили о том, что при Сталине был порядок и устойчивое развитие, а при Ельцине – бардак, развал и чёрт знает что.

Новый президент Владимир Путин, кадровый сотрудник КГБ, никогда не декларировал приверженность методам Сталина, но на деле во многом ему наследовал. Порядок, дисциплина, сильное эффективное управление, контроль, чёткая работа силовых ведомств, финансируемые государством масштабные инфраструктурные проекты, безжалостный разгром внутренних врагов, сначала олигархов, потом террористов, и наконец главное, взятие государством на себя всей полноты ответственности за судьбы народа – всё это привлекло к Путину сначала внимание, а затем уважение рядовых граждан и одновременно ненависть либеральной элиты.

Долгих десять лет, вплоть до конца нулевых годов, Путин терпеливо сворачивал губительные для страны либеральные реформы, возвращая в собственность государства сырьевые предприятия, укрепляя управление, конструируя собственную модель умеренно-авторитарного социально ориентированного государственного капитализма, при котором центральная власть брала на себя всё бремя социальной ответственности за каждого гражданина, от младенца до неизлечимо больного старика.

В этот период дискуссии о Сталине, репрессиях и лагерях – вовсе исчезли из актуального общественного поля. Путин дал людям то, чего не смогли дать ни Сталин, ни Хрущёв, ни Брежнев, ни Горбачёв, ни Ельцин: взрывной рост уровня жизни. Многие миллионы граждан купили квартиры и автомобили, выехали туристами в другие страны. Далеко не все, конечно. Но для умных, инициативных и трудолюбивых открылись огромные возможности. Был создан полноценный средний класс, который, с одной стороны, разделял буржуазную западную идеологию свободы и частной инициативы, с другой стороны, приветствовал порядок и стабильность. Инфляция была обуздана, валютный курс стоял на неизменных отметках.

Затем произошли внешнеполитические потрясения 2013–2014 годов. Сначала западные центры силы дали понять, что не допустят шумного успеха зимней Олимпиады в Сочи, огромного спортивного праздника, задуманного как всемирная реклама достижений путинской России. Пока готовилась Олимпиада, на Украине, у ближайших соседей, столь же тщательно, с вложениями таких же огромных сумм, готовился так называемый Второй майдан – антигосударственный путч. Пик этого путча и свержение законно избранного президента Украины Януковича пришлись на день закрытия сочинской Олимпиады. Не нужны никакие другие доказательства, что атака на путинскую Россию, окрепшую и даже разбогатевшую, была спланирована и разработана заблаговременно, просчитана и проинвестирована.

В 2014 году Сталина снова выкопали из могилы, чтобы сравнить его с Путиным и через критику тирана Сталина ударить по Путину, а в целом – по России. Только теперь разоблачительные публикации пошли валом не через книжные магазины и журналы, а через Интернет и социальные сети. Выбросили террабайты информации, миллионы статей никому не известных активистов, журналистов, публицистов, профессиональных и непрофессиональных историков и просто «общественных деятелей», жестоко критикующих сталинизм и Сталина, а через него – Путина, а через него всю русскую цивилизацию. В этом бурном половодье мы существуем до настоящего момента.

Сейчас из каждых трёх публикаций на любую историческую тему, включая и Сталина, одна является специально сфабрикованной фальшивкой, снарядом информационной войны, вторая – сочинением сумасшедшего дилетанта, любителя истории, и только третья – попыткой серьёзного аргументированного анализа.

Итак, за 70 лет, прошедших после смерти Сталина, произошли три волны дискуссии, каждая из которых резко меняла ситуацию в обществе: 1956 год – ХХ съезд, 1987–1990 годы – перестройка, 2014 год – Крым и Донбасс.

Можно предположить, что в будущем нас ждёт и четвёртая, и пятая волна яростных споров о Сталине. Дискуссия длится 70 лет и будет идти ещё очень долго, вероятно, ближайшее столетие точно. Суть дискуссии такова: является ли авторитарный способ управления Россией благом для неё, учитывая её уникальный геополитический статус? Или же тормозом на пути её развития? Должна ли Россия резко измениться и примкнуть к свободному миру, англо-саксонской цивилизации, принять её ценности или же она должна прокладывать самостоятельный курс, совпадающий с укоренившейся практикой, традициями, спецификой, обыкновениями – так, как это делает современный Китай? Должна ли Россия принять западный культ индивидуализма, западные принципы общественного устройства, притом что за более чем тысячелетнюю историю эти принципы приживались в единичных случаях?

* * *

Хрущёвская антисталинская либерализация продолжалась не более 11 лет, в исторических масштабах её следует рассматривать как кратковременный всплеск. И даже эти 11 лет – с 1953 по 1965-й, делятся на четыре чётких этапа.

Первый – со дня смерти Сталина и до середины 1955 года, когда было решено примириться с Тито начать расследование обстоятельств Большого террора.

Второй – с января 1956 года, когда был зачитан доклад Поспелова, далее – к докладу Хрущёва на ХХ съезде и вплоть до 1962-го, когда выпады против Сталина были опубликованы в печати.

Третий – собственно «оттепель», «Иван Денисович» Солженицына, фильм «Застава Ильича», споры Хрущёва с писателями и художниками и прочие прорывы либерального свободомыслия.

Четвёртый – после 1964 года, сворачивание антисталинской кампании, утихомиривание дискуссий, вымарывание из истории Сталина, Хрущёва, Микояна, Кагановича, Маленкова, Ежова, Ягоды, Берии, Вознесенского, Тухачевского, торжество железобетонного сусловского единомыслия. Про этих людей не снимали фильмов. Их биографии не изучали в школах.

Между Лениным и Брежневым создали лакуну, некое социалистическое Средневековье, освещённое лишь сиянием великой Победы, в этом сиянии мало и сухо упоминался Сталин как Верховный главнокомандующий, изредка Молотов, как главный по переговорам с иностранными державами, и ещё военачальники – маршалы Победы: Георгий Жуков, Константин Рокоссовский, Семён Тимошенко, Иван Баграмян, Василий Чуйков.

Советские школьники 1970-х годов не имели ни малейшего понятия, кто такие Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Ежов, Берия, Маленков, Каганович, Микоян, Вознесенский, а также сменившие их в послевоенный период Семичастный, Шелепин, Шепилов, Булганин. Всех стёрли очень надёжно, отовсюду. Их деятельность не изучалась, общественной дискуссии не существовало. Незыблемая конструкция Советского Союза 1970-х покоилась на минимальном количестве опорных точек: генеральный секретарь товарищ Брежнев, глава КГБ товарищ Андропов, главный по идеологии товарищ Суслов, министр иностранных дел товарищ Громыко, а всех прочих запоминать было неохота и незачем, ибо они ничем друг от друга не отличались.