Текст книги "Анастас Микоян"

Приблизительно в то же время, в первой половине 1955 года, точнее сказать нельзя, Хрущёв и Микоян встретились тет-а-тет, чтобы обсудить вопрос исключительной важности.

Речь пошла о подготовке к очередному, ХХ съезду, намеченному на конец зимы следующего, 1956 года.

Дальнейшие события оба потом подробно изложили, каждый в своих мемуарах. Можно прочитать трактовку Микояна и Хрущёва и сравнить их. Вариант Микояна подтверждает в своих статьях и книгах его сын Серго Анастасович, вариант Хрущёва – его сын Сергей Никитович.

Мы изложим обе версии и добавим другие мнения других людей.

В 1954 году по амнистии из лагеря освободилась Ольга Шатуновская. Она, как и многие прочие, добивалась восстановления в правах (24 мая 1954 года реабилитирована и восстановлена в партии). Шатуновская и Микоян хорошо знали друг друга ещё со времён революционной юности в Баку. Ольга Григорьевна была секретарём Степана Шаумяна и однажды крепко подвела Микояна, опубликовав в газете его телеграмму с обвинениями в адрес дашнака Амазаспа. Теперь, оказавшись на свободе, Шатуновская добилась аудиенции у Микояна, тот принял её очень тепло, дружба была восстановлена, и не только с Микояном: тот свёл Шатуновскую со своим ближайшим другом Львом Шаумяном, сыном Степана, теперь занимавшим пост заместителя главного редактора Большой советской энциклопедии.

Шатуновская подробно рассказала Микояну о своих злоключениях и привела ещё одного отсидевшего человека, Алексея Снегова (Фаликзона). Микоян его отлично помнил – тот когда-то работал на высокой должности в Наркомате рыбной промышленности.

И Шатуновская, и Снегов были убеждёнными коммунистами. Шатуновская отсидела 8 лет, Снегов – 15 лет. Снегов арестовывался дважды. Более того, в 1953 году его специально этапировали из лагеря в Коми АССР в Москву, для дачи свидетельских показаний на закрытом процессе по делу Берии, но по окончании процесса вернули обратно. Подробную статью о Снегове написал Серго Микоян: «Алексей Снегов в борьбе за десталинизацию».

Встречи Шатуновской, Снегова и Микояна проходили в квартире Льва Шаумяна в Доме на набережной с конца 1954-го и весь 1955 год.

Их рассказы о пытках и других кошмарах репрессивного конвейера Микоян внимательно выслушал. Шатуновская, например, рассказала, что в её женском лагере отбывали срок около 10 тысяч осуждённых, из которых была всего одна настоящая японская шпионка, все прочие ходили на неё смотреть, а она говорила: «Я единственная сижу за дело, а вы все за что?»

Шатуновская и Снегов были убеждены, что есть только один способ обновить страну и придать ей новый импульс к развитию, а именно: разоблачить преступления репрессивной машины, сказать людям правду, в том числе и о прямом соучастии партийного руководства. Слово «покаяние» тогда не было в ходу, вместо этого использовалось выражение «очиститься перед партией». Алексей Снегов напомнил Микояну о предстоящем ХХ съезде, и сказал, что именно на этом съезде, первом без Сталина, руководство партии должно открыто объявить о преступлениях, свершённых в годы правления Хозяина.

Микоян быстро понял, что оба правы. Он давно находился на вершине власти и, скажем без обиняков, рассматривал себя как историческую фигуру, а не просто как функционера высокого уровня. Он много сделал для своей страны, и мог сделать ещё больше. Открытая критика Сталина могла привести к непредсказуемым последствиям (и привела), в том числе, например, к отставке всех членов Президиума, а в худшем случае даже к их аресту. Но Микоян только недавно прожил четыре месяца в ожидании ареста. Он, что называется, «своё отбоялся». К тому же он, разумеется, помнил, что замазан в репрессиях гораздо меньше других. Если у кого и было моральное право обвинить Сталина – то у него, одного-единственного, подписавшего всего несколько расстрельных документов, тогда как прочие соратники – и Молотов, и Маленков, и Каганович, и Ворошилов – подписали сотни списков. То есть в наихудшем случае, если члены Президиума объявят Сталина преступником, а себя признают соучастниками, Микоян, если того потребует партия, просто уйдёт со своих постов, уедет, например, в родную Армению и там, грубо говоря, возглавит колхоз или любую партийную организацию. В случае же успеха – советское общество действительно обновится самым решительным образом. Не будет более ни лжи, ни лицемерия, в том числе и в Кремле. Ведь все они тогда лгали друг другу, смотрели в глаза – и лгали, убеждая себя и коллег, что во всём виноват Берия и его подручный Абакумов. Все лгали, включая Хрущёва, который, собственно, нашёл выход: убить одного самого опасного и свалить всё на него. Эту стену лжи и лицемерия следовало разрушить.

Но для критики Сталина нужны были исчерпывающие, стопроцентные доказательства. Шатуновская и Снегов ответили, что знают, где такие доказательства найти. Они посоветовали Микояну изучить архивные материалы XVII съезда ВКП(б) 1934 года, так называемого «Съезда победителей». К компании примкнул Лев Шаумян, в надёжности которого нельзя было сомневаться. Пользуясь служебным положением, Шаумян послал запрос в Институт Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина (ИМЭЛС) при ЦК КПСС и разыскал указанные документы.

Выяснилось, что из 1966 делегатов того съезда впоследствии было арестовано 1108 человек, из них расстреляно 848 человек. Оказалось, что на XVII съезде многие делегаты подали голоса против Сталина. Счётную комиссию курировал Лазарь Каганович. Он немедленно доложил Сталину. Далее бюллетени были подменены, результаты голосования подтасованы. По версии Серго Микояна, подлинные бюллетени съезда уцелели и обнаружены в архиве Ольгой Шатуновской: 287 бюллетеней с голосами, поданными против Сталина. Более того, на том же съезде образовалась инициативная группа под руководством 1-го секретаря Азовско-Черноморского крайкома ВКП(б) Бориса Шеболдаева, решившая сместить Сталина и избрать генеральным секретарём Сергея Кирова. Шеболдаев сделал Кирову соответствующее предложение, но тот отказался и честно сообщил Сталину, полагая, что тот так или иначе всё узнает.

В списке делегатов съезда Микоян нашёл фамилию своего старого друга Наполеона Андреасяна, того самого, которого едва не расстреляли за шпионаж в пользу Франции; вызвал его, и тот – ветеран войны, кавалер боевых орденов, а теперь ответственный работник Министерства пищевой промышленности – подтвердил, что входил в счётную комиссию, и помнит, что против кандидатуры Сталина было подано около 160 голосов, однако официально объявили только о шести. Теперь у Микояна были документы и живой свидетель; вдобавок он был убеждён, что при желании можно найти множество других документов и свидетелей. Но выходить с обвинениями против Сталина в одиночку было чистым безумием и самоубийством.

В союзники годился только один человек: Никита Хрущёв. Микоян встретился с ним и поговорил. Хрущёв немедленно оценил перспективы. Во-первых, к событиям «Съезда победителей» он был непричастен. Во-вторых, он контролировал КГБ, через своего друга Ивана Серова и, следовательно, мог извлечь из архивов любую засекреченную бумажку. В-третьих, развенчав Сталина, Хрущёв получал возможность избавиться от всей ненавистной ему «старой гвардии»: Маленкова, Молотова, Кагановича и Ворошилова, заменить их верными людьми. В-четвёртых, Никита Сергеевич, как и Микоян, тоже мыслил себя как историческую фигуру; в случае успеха он бы прославился на весь мир и вошёл бы в историю как человек, низвергнувший ложного кумира. Одно дело быть верным продолжателем начинаний Сталина, оставшись навсегда в его тени, и совсем другое дело отринуть Сталина и повести сверхдержаву новым курсом.

Они тщательно всё обдумали. Микоян привёл к Хрущёву и Алексея Снегова, и Наполеона Андреасяна. Мы уже говорили о том, что в своих воспоминаниях Хрущёв перепутал Андреасяна со Снеговым. Ошибка совсем незначительная, если бы речь шла о мемуарах рядового гражданина, но тут мы имеем дело с книгой лидера страны, излагающего подробности ключевого – в мировом масштабе – исторического момента. Ошибка свидетельствует о пренебрежении Хрущёва к людям, стоявшим ниже его. А если взглянуть шире, мы видим, что Хрущёв очень хотел присвоить себе, и только себе, лавры первого и главного борца с культом личности.

Широко известно также косвенное свидетельство третьего непосредственного участника тех событий: Молотова. На реплику Феликса Чуева: «Говорят, что идею развенчать Сталина Хрущёву подал Микоян», Молотов ответил: «Вполне возможно. Хрущёвцы могут этим гордиться».

Конечно же, самолюбивый Никита Сергеевич попросту постарался умолчать о ключевой роли Микояна в низвержении Сталина. Но факты указывают, что и Шатуновская, и Снегов, и Андреасян, и Шаумян были креатурами Микояна, а не Хрущёва. При этом роль Хрущёва отрицать невозможно.

Так они вдвоём возглавили исключительно рискованное предприятие. Причём Микоян рисковал больше Хрущёва: тот был лидером партии, а Микоян только членом Президиума. В случае неудачи затеи Хрущёв, скорее всего, свалил бы всё на Микояна, сам бы остался в руководстве, а Микояна ждала отставка. Хрущёв раздавил бы Микояна, как до того раздавил Берию.

Инициативная группа состояла из Шатуновской, Снегова и Льва Шаумяна.

Далее они решили учредить комиссию для расследования обстоятельств проведения злополучного съезда, причём поступили умно и дальновидно: ни Хрущёв, ни Микоян в эту комиссию не вошли, а главой её назначили академика Петра Поспелова, бывшего главреда газеты «Правда», теоретика марксизма-ленинизма. Поспелов был ещё более правоверным сталинцем, чем Молотов. Слово «сталинист» тогда ещё не было в ходу.

Поспелов, как и Молотов, кстати, остался верен Сталину навсегда, но работу свою выполнил исключительно честно.

Для начала Микоян передал Поспелову все материалы, собранные Шаумяном и Шатуновской, и привёл Андреасяна для дачи свидетельских показаний. Затем Хрущёв распорядился, чтобы Поспелову были переданы документы из архива КГБ. Серго Микоян, правда, пишет, что Шатуновская смогла добыть некие архивные документы КГБ самостоятельно, задолго до создания комиссии Поспелова, но как именно она смогла это сделать, неясно.

Разобраться во всей сложности внутренних и внешних мотивов Анастаса Ивановича Микояна не так просто, но мы обязаны хотя бы попытаться.

Мотивы «шкурные» сразу отметём. Ещё раз повторим: те, кто пытается оценить личность и деятельность Микояна с обывательских, мещанских позиций, вообще не должны читать эту книгу, а если дочитали до этого момента – лучше прекратить. Микоян был идеалистом, если угодно – мечтателем, поставившим своей целью построение принципиально нового бесклассового социалистического общества. Такое общество он создавал всю свою жизнь, с начала 1920-х годов. И у него получилось, он его создал, он стал одним из его главных архитекторов.

К 1955 году он был народным комиссаром/министром 29 лет (с 1926 года) и членом Политбюро ЦК 19 лет (с 1936 года). Все преференции, положенные по статусу, он давно получил, а преференция, если разобраться, была всего одна: высокий уровень жизни. Причём за это пришлось дорого заплатить, изматывающим трудом, стрессами и смертельной опасностью, грозящей и ему самому, и его семье. Он отлично преуспел во второй половине 1930-х, создав Общепит, колбасу, мороженое, «Гастрономы», рыбную и консервную промышленность, произведя революцию в области пищевых вкусов советского человека. Но далее грянула война: пришлось и самому надорваться, и сына потерять. И что он в итоге получил? Смертный приговор от Сталина.

А потом случилось чудо, Сталина призвали в мир иной, смертный приговор отменили. Микоян мог бы, подобно Ворошилову и Кагановичу, продолжать «отбывать номер», не претендуя на большее. Ситуация складывалась благоприятно, сыновья выросли, брат стал ведущим конструктором боевых машин. От Анастаса Ивановича Микояна никто не требовал сверхусилий, каких-то прорывов, достаточно было выполнять ветеранские обязанности, сдержанно одобрять деятельность нового амбициозного лидера Никиты Сергеевича. У него не было никаких практических мотивов, чтобы на пороге 60-летия ввязываться в новую драку. Но он ввязался.

Далее он и Хрущёв провели ещё один маневр. Придуманная ими «комиссия Поспелова» официально называлась Комиссия ЦК КПСС для установления причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии, но на самом деле собирала и обрабатывала материалы, охватывающие весь круг репрессий довоенного периода. Дата создания комиссии – 31 декабря 1955 года, текст представлен 9 февраля 1956 года. Но фактический материал, собранный и обработанный комиссией, очень велик. Подготовить доклад в 72 страницы за 40 дней вряд ли было возможно. По всей видимости, команда на извлечение и отбор секретных документов была отдана Хрущёвым гораздо раньше, осенью 1955 года, а изначальные материалы собраны Львом Шаумяном и Ольгой Шатуновской – ещё раньше.

В декабре 1954 года в стране широко отмечали 75-летие Сталина. но уже через год, 5 ноября 1955 г., Президиум ЦК решил впервые не проводить широких торжеств. Хрущёв, Микоян, Булганин голосовали за отмену праздничных мероприятий. Как видим, более двух лет после смерти Хозяина они не решались открыто выступить против него. Даже мёртвый, он нависал над ними огромной тенью. «Сталин умер, мы его два года не критиковали. Мы психологически не дошли тогда до такой критики». Это признание самого Микояна.

* * *

ХХ съезд КПСС открылся 14 февраля 1956 года, сенсационный доклад Хрущёв зачитал в последний день съезда, 25 февраля.

Но история мира повернула свой ход ещё до начала съезда – 9 февраля. В этот день 17 членов Президиума ЦК КПСС собрались в Кремле, чтобы обсудить подготовку к съезду. Протокол этого заседания опубликован[10]10
  См. например: Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. В 3-х т. Т. 1. Март 1953 – февраль 1956. М., 2000. С. 349–351.


[Закрыть].

Заседание вёл Хрущёв. Он пригласил в кабинет Петра Поспелова, и тот зачитал доклад своей комиссии. Этот доклад также опубликован. Зачитывая доклад, академик Поспелов заплакал. Уже в начальных абзацах утверждалось, что в 1935–1940 годах в СССР по обвинению в антисоветской деятельности было арестовано свыше 1 млн 920 тысяч человек, из них расстреляно – более 688 тысяч. Доклад содержал сведения о пытках, издевательствах, о фальсификации улик, об убийствах людей по заранее утверждённым планам. Потом все долго молчали, не в силах вместить услышанное.

Хрущёв не мог упускать инициативу и заговорил первым: «Речь идёт о несостоятельности Сталина как вождя». Микоян выступил вторым и решительно поддержал Хрущёва и, таким образом, продемонстрировал остальным, что Хрущёв в своём мнении не одинок. Очень быстро весь Президиум разделился на три группы. Хрущёв и Микоян выступили за то, чтобы зачитать доклад делегатам съезда. Молотов, Каганович, Ворошилов – возражали. Те, кто не относился к «старой гвардии» – Булганин, Суслов, Сабуров, Первухин, Аристов, – сначала наблюдали за перепалкой авторитетных ветеранов, которая понемногу начала напоминать едва ли не ругань; один за другим «молодые» перешли на сторону Хрущёва и Микояна.

Мнения были таковы.

Первое мнение (Ворошилов, Каганович): «Мы ничего этого не знали, работа НКВД была засекречена, нам не докладывали». Этот аргумент жёстко отмёл секретарь ЦК Аверкий Аристов: если вы не знали, что вы тогда за руководители страны? На это возразить было нечего.

Второе мнение (Каганович): «Конечно, кое-что мы знали, но молчали, такое было время, такая обстановка».

Третье (Булганин): «Сталин менялся, было два Сталина, сначала талантливый управленец, которому все доверяли, потом он понемногу превратился в зверя». «Было в нём человеческое, – заявил Ворошилов, – было и звериное». Идея «двух Сталиных» большинству понравилась. Микоян её тоже поддержал, а кроме него Суслов. Резко против выступил Первухин. Впоследствии Микоян продолжал придерживаться версии двух Сталиных, метаморфозы вождя. С подачи Микояна рубежом метаморфозы стали считать убийство Кирова – 1 декабря 1934 года. Но мы уже знаем, что Сталин был вне критики уже в 1929 году, когда отмечал своё 50-летие. Славословия в адрес всенародно любимого лидера уже тогда лились рекой.

Четвёртое мнение (Молотов, Каганович, Ворошилов): «Доклад верный, но формулировки надо смягчить. Не было преступлений, были недостатки, ошибки и перегибы». Тут возразил Сабуров: ничего себе ошибки и перегибы, 688 тысяч расстрелянных! Это преступление, и точка.

Пятое мнение (Молотов): «А если всё вообще посыпется? Люди спросят: если Сталин преступник, то как быть с Лениным? С Марксом? И наконец, с нами? Получается, что мы не туда завели страну?»

Шестое мнение, самое оригинальное (Маленков): «А давайте вообще превратим поражение в победу, заявим, что испытываем чувство глубокой радости от того, что наши товарищи теперь оправданы и их добрые имена восстановлены». Маленкова никто не поддержал.

Молотов, Каганович и Ворошилов остались в меньшинстве, но на словах согласились с тем, что доклад, в том или ином виде, следует зачитать. Таким образом все они получали возможность обезопасить себя для будущего: да, мы были соучастниками злодеяний, но соучастниками невольными, мы многого не знали, работа НКВД была засекречена, Сталин манипулировал нами, Сталин держал нас в страхе, Сталин убивал наших братьев (Каганович), Сталин репрессировал наших жён (Молотов). Но теперь у нас на руках появились неопровержимые факты, и мы немедленно доводим эти факты до сведения партии, как честные люди и верные ленинцы.

Подытоживая разговор, Хрущёв выкинул козырного туза: напомнил, что у членов Президиума ЦК есть серьёзный оправдательный аргумент. Именно Президиум ЦК КПСС арестовал и осудил Берию, уже давно, два с половиной года назад, и тем самым расчистил путь к дальнейшим действиям. «Нам не стыдно! – твёрдо сказал Хрущёв и далее сформулировал с изумительным простодушием: – Мы работали со Сталиным, но это нас с ним не связывает». На том разошлись, взбудораженные.

Многоопытные аппаратчики Молотов, Каганович, Ворошилов и Маленков рассчитывали, попросту говоря, спустить дело на тормозах. Итоговый, финальный текст доклада мог быть кардинально переработан, формулировки смягчены, наиболее опасные места вырезаны. Действительно, достаточно было заменить слово «преступление» на слово «ошибка», чтобы во многом снять негативный эффект. Кроме того, доклад можно было вообще не раздавать делегатам съезда в печатном виде, а зачитать устно с трибуны и вдобавок на закрытом заседании, без участия прессы. О публикации доклада в печати, для сведения широких масс, вообще речи не шло.

А Хрущёв – он в тот день переиграл всех, кроме своего напарника Микояна.

В угаре яростного спора члены Президиума забыли обсудить ключевой вопрос: а кто же именно будет читать доклад?

В начале заседания 1-й зампред Совмина СССР Михаил Первухин не слишком уверенно внёс предложение, чтобы доклад зачитал его автор, то есть Поспелов, но тот наотрез отказался. Потом вопрос «зажевали». Однако Хрущёв понимал: важен не только сам доклад, но и докладчик. Именно докладчик определяет окончательный вариант текста и отвечает за него. Нельзя думать, что делегаты съезда были послушными болванами. Эти люди составляли элиту Коммунистической партии, почти все прошли войну, имели боевые награды, высшее образование, огромный опыт. Они могли потребовать ареста докладчика прямо в зале заседания.

Молотов зачитать доклад не мог, он оставался принципиальным сталинцем. Вдобавок его карьера уже катилась вниз.

По той же причине не мог быть докладчиком Маленков, потерявший пост премьер-министра.

Доклад мог зачитать Булганин, но он такого желания не проявил.

Аристов, Шверник, Первухин, Сабуров, Суслов – вошли в состав Президиума ЦК относительно недавно и критиковать Хозяина не могли, не имели достаточного политического веса.

Каганович (73 года) и Ворошилов (75 лет), давно уже считались отыгранными фигурами, их держали в Президиуме ЦК только потому, что к ним привык народ – не государственные деятели, а газетные «портреты», фольклорные персонажи, герои песен, поговорок и анекдотов.

Оставались двое: Хрущёв, лидер партии, и 60-летний Микоян, который мог в любой момент легко перейти в ветеранский статус и составить компанию Кагановичу и Ворошилову, но предпочёл продолжать драку за мир, который он создал.

Вдвоём с Хрущёвым они разработали ещё один невероятный финт.

Съезд стартовал.

На третий день работы съезда, 16 февраля, Микоян выступил с большим докладом и поверг делегатов в шок. Он раскритиковал теоретическое наследие Сталина, его классический «Краткий курс истории ВКП(б)», а также работу «Экономические проблемы социализма в СССР» – книги, обязательные к изучению во всех высших учебных заведениях страны. Речь его была большой, затрагивала и наметившиеся успехи во внешней политике, и долгожданный возврат к коллективным методам руководства, но делегатов поразили прежде всего резкие нападки на Сталина как на теоретика марксизма-ленинизма.

Выступление Микояна имело совершенно оглушительный резонанс. Даже его родной брат, авиаконструктор Артём Микоян, также делегат съезда, высказал претензии. Встревоженный, он приехал к Микояну домой и сообщил, что актив партии возмущён нападками на Сталина. На что старший брат ответил: «Они его боятся даже мёртвого». Прочие делегаты в основном были либо разозлены, либо оглушены и дезориентированы. Иностранные гости тоже проявили активность, глава парторганизации Компартии Чехословакии Теплице Гала Иозеф прислал в Президиум телеграмму: «Я не согласен с выступлением правого Микояна, которое является оскорблением светлой памяти Сталина». Более того, протест выразил Василий Сталин, сын вождя, друг старших сыновей Микояна, тогда он уже сидел во Владимирском централе (получил 8 лет). Василий сидел с комфортом: ежедневно читал газеты – и счёл своим долгом направить делегатам съезда письмо с выражением возмущения речью Микояна. В довершение всего поступила телеграмма из Мексики, от вдовы Троцкого Натальи Седовой-Троцкой: «Узнав о заявлениях на съезде относительно фальсификации истории революции и партии», она потребовала реабилитации и Льва Троцкого, и их сына Льва Седова.

Вероятнее всего, это была тщательно рассчитанная двухходовка Микояна и Хрущёва.

Микоян пошёл первым, вызвал огонь на себя. Публичная критика отца народов – пусть не для всех, а лишь для делегатов партийного съезда – прозвучала впервые за без малого три десятилетия. Многие просто не поняли, как такое возможно. Тех, кто помнил, как в 1928 году Троцкий и правые уклонисты критиковали Сталина, остались единицы, прочие – кто состарился, кто погиб на войне, кто сгинул в лагерях. То есть, если бы делегаты съезда потребовали наказать Микояна за возмутительные нападки на непогрешимого лидера, тогда Никита Хрущёв не стал бы зачитывать свой доклад, и история мира покатилась бы по другому руслу. Вот сегодня ты критикуешь Сталина с официальной высокой трибуны, а завтра твой собственный брат, гениальный инженер, упрекает тебя в ошибке, а через несколько дней сын Сталина и друг твоих сыновей присылает гневную записку аж из тюрьмы – этого разве мало, чтобы понять степень риска?

Нет никаких прямых доказательств, что Микоян и Хрущёв просчитали и разыграли комбинацию, но есть доказательства косвенные. Создание комиссии Поспелова – далее Президиум ЦК КПСС заслушивает страшный доклад – далее Микоян первым выходит с обвинениями, причём не в злодеяниях, а исключительно в теоретических ошибках – и наконец, 25 февраля, в последний день, появляется новый лидер партии Никита Сергеевич, с докладом о культе личности.

Оба они были умные, опытные, амбициозные (каждый по-своему) и в итоге добились своего.

Микоян и Хрущёв никогда не были друзьями. Это два очень и очень разных человека. Различий больше, чем сходства. Хрущёв потратил полжизни, чтобы попасть на самый верх. Микоян никогда не лез на самый верх, его туда просто занесло. Амбиции Микояна в корне отличались от амбиций Хрущёва. Объединение этих двух разных людей произошло на совершенно определённой политической платформе. Союз Микояна и Хрущёва – это в чистом виде политический союз.

Хрущёв был достаточно отважен, чтобы проводить самостоятельный курс, и достаточно груб, чтобы не считаться с последствиями.

Оба были умны и решительны, оба твёрдого характера. Микоян старше, опытнее, образованнее, тоньше, с более широким кругозором, и в США бывал, и с Мао вёл переговоры. При этом – полностью лишён амбиций к верховной власти. Хрущёв грубее, циничнее, талантливый интриган. Знал, что его считают простаком, тёмным и неотёсанным, и активно этим пользовался, на самом деле простаком никогда не был, каждый шаг отлично просчитывал. Как только понял, что Микоян ему не конкурент, стал доверять всецело. Прирождённый политик, он в каждый отдельный момент времени заключал союз с кем угодно, ради выгоды, но опять же не собственной, личной выгоды, а именно политической. Владел ораторским искусством, хотя речи его сумбурны. Наконец, обладал крайне важным для лидера навыком непредсказуемости.

Так они образовали беспрецедентный в истории СССР политический тандем, продержавшийся 10 лет, всё время, пока Хрущёв находился у руля страны. Ближайшие, очень условные, аналоги – союз Ленина и Сталина в 1923–1924 годах или союз Горбачёва и Яковлева в середине 1980-х.

История распорядилась так, что они поселились в соседних домах. На Ленинских горах построили двухэтажные особняки для членов правительства, комплекс зданий окружал общий сад, там они встречались, вели разговоры, не предназначенные для лишних ушей.

Оба, между прочим, не состояли в официальном браке со своими жёнами. Так было принято у большевиков. Анастас Иванович так никогда и не зарегистрировал брак с Ашхен Лазаревной Туманян. Хрущёв расписался с Ниной Петровной Кухарчук только в 1965 году, уже после своей отставки.

Оба потеряли на войне сыновей: Микоян – Володю, Хрущёв – Алексея. Оба сына воевали в авиации.

У обоих были младшие сыновья, причём тёзки, у Хрущёва Сергей, у Микояна Серго, и эти младшие сыновья потом бережно хранили память своих отцов, написали книги.

А кроме Хрущёва и Микояна, бесспорных инициативных лидеров тогда в Кремле, в общем, и не было. Берия был отыгран и уничтожен. Молотов – отыгран, готовилось его смещение с поста министра иностранных дел. Маленков – отыгран, смещён с поста первого министра. Пожилые Каганович и Ворошилов не проводили самостоятельного курса, плыли по течению. После смерти Сталина никакими инициативами не отметились. Если бы они, скажем откровенно, сгинули вместе со Сталиным и Берией – для страны ничего бы не изменилось. Но история учит нас, что такие вялые ветераны тоже часто востребованы на политическом Олимпе. Это фигуры баланса.

Набранные в Президиум новички были все очень разные, кто идеолог (Михаил Суслов), кто технарь (Максим Сабуров), кто выслужился (Николай Шверник), но всех этих новичков позднего сталинского и раннего хрущёвского Президиума ЦК объединило то, что все оказались промежуточными фигурами, никакого решающего влияния на судьбу СССР не оказали, за исключением Суслова, впоследствии ставшего главным идеологом державы, контролёром литературы, театра, кино и прочих сфер выражения общественной активности. Сейчас Шверника и Аристова помнят только историки.

Хрущёв в своей книге представляет ситуацию иначе. Никакого «тандема» не существовало, великий Никита Сергеевич самостоятельно руководил страной и укрепил её величие. Книга его сына так и называется: «Рождение сверхдержавы». Описывая десталинизацию, Хрущёв сообщает: «Кажется, что Микоян не вёл активной политики, но и не сдерживал процесса разоблачения несправедливости». То есть не мешал, и на том спасибо.

Почему Хрущёв удалил Микояна из уравнения – ответов может быть два. Во-первых, жажда мировой славы, с которой он не мог ни с кем поделиться. Во-вторых, Хрущёв мог за что-то мстить Микояну. Например, его сын Сергей считал, что Микоян в 1964 году предал отца и сыграл роль в его отставке. Но с этим мы далее ещё разберёмся.

Но вот свидетельство писателя Антона Антонова-Овсеенко (сына бывшего главкома на Украине и прокурора РСФСР Владимира Антонова-Овсеенко, расстрелянного в 1938-м): «Недавно реабилитированные О.Г. Шатуновская и А.В. Снегов предложили Генеральному прокурору Руденко направить во все места заключения специальные комиссии. ‹…› Это письмо не получило дальнейшего хода. ‹…› За несколько месяцев до ХХ съезда они направили этот план Микояну. Вскоре на заседании Политбюро было принято решение направить на места полномочные комиссии»[11]11
  Антонов-Овсеенко А.В. Портрет тирана. М., 1994.


[Закрыть].

С этого момента лавина начала понемногу набирать ход.

Доклад Хрущёва не был опубликован в газетах. Широкие народные массы, беспартийные граждане, долгое время вообще ничего не знали. Доклад выпустили в виде брошюры и зачитывали на собраниях сначала партийных коллективов, а затем и на собраниях комсомольских организаций. Несколько месяцев ушло на то, чтобы содержание доклада стало известно всем думающим и неравнодушным гражданам СССР, партийным и беспартийным.

Доклад разослали в ЦК «братских» коммунистических, социалистических и рабочих партий по всему миру; разумеется, произошла утечка, западные разведки быстро заполучили текст, политики и печать узнали и создали сенсацию.

Конечно, произошли и накладки. Вьетнамским коммунистам послать доклад просто забыли. Товарищ Хо Ши Мин очень обиделся. Западные журналисты задавали ему вопросы, а он не знал, что ответить. Хо Ши Мин решил, что Москва его грубо подставила, унизила. Успокаивать Хо Ши Мина во Вьетнам выехал особый эмиссар – Анастас Микоян. Об этом ниже будет подробный рассказ.

Но рядовые советские граждане не имели возможности читать западную прессу, мировая сенсация прошла для них незамеченной. Говорить в полный голос о низвержении живого бога – никто не собирался, из осторожности. То, что доклад «закрытый» (читай – секретный) укладывалось в общую логику политического обыкновения. Сталин свои дела проворачивал секретно. Теперь Сталина развенчали, но тоже секретно. Это всё секретные дела, не для всех, лучше помалкивать; сегодня секретно критикуют, завтра точно так же секретно могут снова начать восхвалять.

Тем временем процесс низвержения кумира набирал обороты. Оказалось, что менять нужно всё. Юриспруденция, законы, судебная система – всё было создано Сталиным.

Уже 12 марта 1956 года Микоян вносит в Президиум ЦК КПСС предложение отменить закон от 1 декабря 1934 года. В тот день убили Кирова, и Микоян, как и прочие члены тогдашнего Политбюро, сам голосовал за принятие закона, разрешающего судить людей в десятидневный срок без их присутствия, без возможности обжалования приговора, а в случае вынесения высшей меры – расстреливать немедленно. Тогда, 1 декабря, Микоян и прочие были потрясены не только фактом убийства Кирова, но и реакцией Сталина, который был взбешён и сходу уверенно назначил виновниками зиновьевцев. И что же? Этот закон, оказывается, имел силу более 21 года, хотя давно уже фактически не применялся. С подачи Микояна его отменили.