Текст книги "Анастас Микоян"

Тогда Микоян по договорённости с союзниками проложил два других пути: через Тихий океан до Владивостока и далее по железной дороге на запад; либо через Иран, с доставкой до каспийского порта Энзели – и далее до Баку и Астрахани через Каспий.

Большая часть «студеров» пошла через Иран. В Баку машины снимали с кораблей, заводили, грузили доверху, и далее колонны шли по Военно-грузинской дороге на северо-запад, непосредственно на фронты.

Всего через Иран в СССР доставили до 4 миллионов тонн грузов (четверть всего объёма), через Владивосток и Петропавловск-Камчатский до 8 миллионов тонн (примерно половина всего объёма).

Самолёты перегоняли из Америки своим ходом через Анкоридж (Аляска), эта трасса известна как «Алсиб», «Аляска-Сибирь», по ней, на расстояние в 14 тысяч километров, переместили до 8 тысяч самолётов. Сейчас «Алсиб» – это ещё одна легенда ленд-лиза, ещё требующая своего исследователя и рассказчика.

Споры не утихают. Насколько велика была помощь союзников? Как оценить их вклад в Победу?

Отвечает сам Микоян: «Без ленд-лиза мы наверняка провоевали бы год-полтора лишних». Эту его фразу цитирует уже упомянутый военный историк Георгий Куманёв, автор книги «Говорят сталинские наркомы».

А что такое «лишние год-полтора» войны? Это ещё один миллион убитых советских солдат, ещё миллион неродившихся детей.

С другой стороны, львиная доля поставок осуществлялась на возмездной основе, то есть это была не помощь в простом понимании слова, это был кредит, это Советскому Союзу дали в долг, и потом этот долг пришлось отдавать.

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, но можно попробовать смоделировать ситуацию, при которой союзники отказались бы помогать СССР или помогли бы в гораздо меньших масштабах. В этом случае, согласно упомянутой фразе Микояна, война закончилась бы не в 1945-м, а в 1947-м. В этом случае конфигурация современного мира, в котором мы все живём, стала бы совсем другой.

Поставленная в СССР техника, прежде всего автомобили и гражданские самолёты, сослужили службу и в послевоенное время, когда страна восстанавливала разрушенное хозяйство.

В целом вопрос западных поставок по ленд-лизу ни в коем случае нельзя рассматривать в ракурсе обывательской логики: «Да мы бы и без них победили», «Они примазались к нашей Победе». Безусловно, это так. Безусловно, союзники стали активно помогать СССР только тогда, когда точно убедились, что ситуация на Восточном фронте твёрдо переломилась в пользу Красной армии, заплатившей за свои победы миллионами солдатских жизней. Мы заплатили кровью, американцы заплатили долларами. Советский народ принёс величайшую священную жертву, а американский народ – нет, не принёс.

В результате поставок по ленд-лизу американская экономика никак не пострадала, скорее, наоборот. Благодаря организации поставок питания по ленд-лизу в 1941–1942 годах в США была разработана принципиально новая технология обезвоживания продуктов, что привело к массовому производству сухих смесей, детского питания, молока, яичного порошка, концентратов. Поставки в СССР устаревшего или изношенного вооружения стимулировали военную промышленность США и Англии к созданию новых, более современных типов вооружений. Опыт эксплуатации техники в суровых, экстремальных военных условиях Восточного фронта был тщательно изучен западными инженерами и конструкторами и учтён при разработке боевых машин следующего поколения.

Вместе с техникой и продовольствием в СССР исподволь импортировались элементы того, что тогда называлось «западным образом жизни». Советские лётчики и шофёры убедились, что американская техника надёжна, удобна в управлении и вообще комфортабельна, чего про советские машины сказать было нельзя. На грузовиках «Студебекер» было предусмотрено подключение электрики прицепа, в просторной и удобной кабине на приборном щитке – датчики уровня топлива в баке, температуры воды в системе охлаждения. Таких примеров можно привести много. По существу, огромный слой советских «технарей» – от шофёра и слесаря до инженера-конструктора – познакомился с западной техникой именно в годы войны. Но справедливости ради надо сказать, что свою роль сыграло знакомство не только с американскими машинами, но и с трофейными немецкими: одних только автомобилей БМВ в СССР попало несколько тысяч.

Сам факт поставок по ленд-лизу всегда имел огромное политическое значение и был весомым аргументом в переговорах союзников и в Тегеране, и в Ялте.

В 1941 году Владимир Микоян, второй по старшинству сын Анастаса Микояна, окончил среднюю школу, Качинскую высшую авиационную школу пилотов и отправился служить в эскадрилью Инспекции ВВС под начало Василия Сталина.

В письме к отцу и матери сообщил, что за полгода в училище налетал 50 часов. Много это или мало, применительно к тем условиям и к той технике? Сначала они изучали матчасть и теорию, потом – после трёх месяцев обучения – летали с инструктором, а в последний месяц-два допускались до самостоятельных полётов. То есть Володя примерно двадцать вылетов совершил, за два месяца: наверное, немало.

Однажды за ужином в присутствии отца и матери он заявил, что ненавидит свою фамилию. «Из-за того, что я Микоян, меня не пускают на фронт», – сказал он.

Народный комиссар Микоян в первый и последний раз в своей жизни попросил за сына. Позвонил кому надо. 18-летнего Владимира Микояна «по блату», «по звонку» зачислили в действующую воинскую часть, в 434-й истребительный авиационный полк, туда же, где служил старший брат, лейтенант Степан Микоян.

Владимир Микоян погиб 18 сентября 1942 года в воздушном бою, в небе над Сталинградом, в районе станции Котлубань. Его самолёт был неисправен, он вылетел на машине старшего брата Степана и с боевого задания не вернулся. Летали они не на «Аэрокобрах», как некоторые могут подумать, а на истребителях Як-1, потом Як-7Б.

Другие лётчики видели атаку немецкого «Мессершмитта» и момент падения машины Микояна, но Степану сразу не сообщили. Историю эту, собственно, рассказал сам Степан Анастасович в своей книге «Воспоминания военного лётчика-испытателя». После окончания боёв в том районе упавший самолёт Микояна и его тело искали по личному приказу Георгия Жукова, но не нашли. Официально Владимир Микоян числился пропавшим без вести до 1947 года.

Степан Микоян всю жизнь испытывал самолёты, и профессиональная, и офицерская честь не велит ему плохо отзываться о машинах, на которых он летал. Но касательно Як-7 он в своих мемуарах вынужденно проговорился: имели место отказы вооружения. То есть лётчик нажимал гашетку, но ничего не происходило.

Отказ вооружения – очень обидная, шокирующая для лётчика ситуация, ведь он приложил много сил, чтоб совершить сложные маневры и выйти на точку открытия огня – но если огонь не открыт, тогда все подвиги удачного пилотирования не имеют смысла.

Нарком Микоян получил правительственную телеграмму ночью, в конце того же дня, в своём кабинете, в момент доклада замнаркома морского флота СССР Александра Афанасьева. Москву бомбили, стёкла дрожали от близких взрывов. Секретарь Барабанов внёс телеграмму, Микоян прочитал, побледнел и вышел из кабинета. На столе лежали секретные документы, и Афанасьев решил остаться. Микоян вернулся, показал телеграмму Афанасьеву и спросил:

– Как сказать жене? Как сказать?

В июле 1941 года попал в плен Яков Джугашвили. В 1942 году погибли Тимур Фрунзе и Рубен Ибаррури. В 1943 году погибли Анатолий Луначарский (сын наркомпроса) и Леонид Хрущёв (тело последнего также не было найдено).

Друг старших братьев Микоянов майор Василий Сталин написал на своём самолёте «За Володю!».

Третий по старшинству сын Микояна, Алексей, после гибели брата закончил 10 класс школы экстерном (в 16 лет) и в ноябре 1942 года также отправился учиться в лётную школу и участвовал в боевых действиях с августа 1943 по май 1945 года.

По стопам братьев направился и четвёртый, Вано Микоян – но перед тем, вместе с самым младшим, Серго, попал в очень неприятную историю и сильно подвёл своего отца.

Третьего июня 1943 года 16-летний Владимир Шахурин, сын наркома авиационной промышленности СССР генерал-лейтенанта инженерно-авиационной службы Алексея Шахурина, убил свою подругу Нину Уманскую, дочь дипломата Константина Уманского, посла СССР в США и затем в Мексике. Застрелив девушку, Шахурин застрелился и сам. Инцидент произошёл на лестнице Большого Каменного моста, со стороны Дома на набережной, буквально в сотне метров от Кремля. Ссора и выстрелы произошли на глазах их общего друга, 15-летнего Вано Микояна. Более того, именно Вано вынес из дома пистолет «Вальтер», принадлежавший старшему брату, боевому лётчику Степану, и отдал его Володе Шахурину, по его просьбе.

Вано допросили. Он сказал, что Шахурин приревновал Уманскую. Её отца назначили послом в Мексику, девушка собралась уезжать, а сердечному другу это не понравилось. Далее – ссора и роковые пули.

Для порядка следователи обыскали комнату Шахурина в родительском доме. Они нашли дневник, а в нём – план смены власти в Советском Союзе и список членов нового правительства. В списке были в том числе имена Вано и Серго Микоянов. Серго тогда едва исполнилось 14 лет.

Следствие было поручено главе Следственного отдела Прокуратуры СССР Льву Шейнину. Он здраво рассудил, что скандал с детьми руководителей страны в разгар войны никому не нужен и решил дело закрыть, о чем и доложил наверх.

Но наверху сидел глава НКВД Берия и он приказал передать дело другому следователю, начальнику Следственной части по особо важным делам НКГБ Влодзимирскому, которого, по совпадению, тоже звали Лев. Он возобновил допросы и выявил внушительную антисоветскую организацию из трёх десятков юношей и девушек, большинство из которых были несовершеннолетние. Вано и Серго Микоянов арестовали, а также Леонида Барабанова (сына секретаря Микояна Александра Барабанова), Артёма Хмельницкого (сына генерал-лейтенанта Рафаила Хмельницкого), Петра Бакулева (сына хирурга, будущего академика АН СССР Александра Бакулева) и ещё несколько человек. Всех подростков поместили в следственный изолятор на Лубянке.

Вано и Серго содержались в отдельных камерах, они ничего не знали о судьбе друг друга. Более того, их отец – член Политбюро и народный комиссар – тоже не знал, где находятся его дети. 18 декабря 1943 года Вано и Серго, отсидевших почти полгода, выпустили и передали на руки матери, Ашхен Лазаревны. Мать сообщила сыновьям волю отца: подписать признательные показания. Никакого суда не было, юношам просто объявили о наказании. Восемь активных участников организации получили по году ссылки.

Младших братьев Микоян увезли в Сталинабад (Душанбе). Так нарком Анастас Микоян первые за всю жизнь оказался «на крючке» у Сталина. Его подвели те, кем он гордился и кого любил: собственные младшие сыновья. Неоперившиеся мальчишки впутались в дурную игру и, прямо скажем, создали отцу большие проблемы. Теперь Микоян выбыл из числа «неприкасаемых» соратников Сталина, чьи семьи не были затронуты репрессиями, и передвинулся ближе к Кагановичу, у которого в 1941 году застрелился, под угрозой ареста, старший брат Михаил. Потом из числа «неприкасаемых» выйдет и Молотов: его жену Полину Жемчужину Сталин сошлёт в 1949 году. В том же году будет арестован член Политбюро Николай Вознесенский.

Во времена Ежова за участие сыновей в антисоветской организации и сам Микоян, и вся его семья быстро пошли бы в распыл. Но в 1943-м уже были другие времена. Микояна можно было, конечно, расстрелять, и жену его, и сыновей, и брата-авиаконструктора, и шурина военного разведчика Гая Туманяна, – но зачем? Кем их заменить? Что бы сказал Сталин торговым представителям США и Великобритании? «Господа, работавший недавно с вами Микоян оказался врагом»? Ответ англосаксов был бы логичным: если у вас на таком уровне работают враги, то как вообще можно иметь с вами дело?

Вано и Серго отбыли год ссылки. В Душанбе Вано окончил школу и затем военное авиационное училище. Чтобы его допустили к учёбе в лётной школе потребовалось специальное разрешение из Москвы. 2 января 1945 года оба младших Микояна «отмотали срок от звонка до звонка» и вернулись домой. Вано успел подать заявление на зачисление в действующую армию, но пока оформляли бумаги – война закончилась. Тогда он пошёл учиться в Военно-воздушную инженерную академию имени профессора Н.Е. Жуковского.

Серго – самый младший Микоян, единственный из пяти братьев, авиацией не заинтересовавшийся, – решил стать дипломатом и поступил в МГИМО.

Сталин между тем историю «кремлёвских детей» не забыл. Степан Микоян приводит разговор между Сталиным и своим отцом Анастасом Микояном в конце 1940-х годов. «А где твои сыновья, которые были осуждены?» – поинтересовался Сталин. «Один учится в академии Жуковского, – ответил Микоян, – а второй – в МГИМО». «А достойны ли они, – спросил Сталин, – учиться в советских высших учебных заведениях»? Микоян не нашёлся с ответом: понял, что через две или три недели сыновей в лучшем случае отчислят, а в худшем – снова арестуют. Но ни того, ни другого не произошло, и оба младшие Микояны потом сослужили добрую службу своей стране.

Вано Анастасович работал под началом своего дяди Артёма инженером в его бюро, разрабатывал самолёты МиГ-21, МиГ-29.

Серго Анастасович сопровождал отца в качестве референта в международных поездках, в том числе был непосредственным участником переговоров с Фиделем Кастро на Кубе в 1962 году, во время разрешения Карибского кризиса. Серго, правда, в юном возрасте ещё раз заставит своего отца сильно понервничать: это будет уже после войны; расскажем позже.

Пётр Бакулев, сын хирурга Бакулева, также отбывший год ссылки, впоследствии стал выдающимся специалистом в области радиолокации.

Дело «кремлёвских детей» очень расстроило Анастаса Микояна. Он уже потерял одного сына. Двое других старших – Степан и Алексей – воевали в действующих частях и могли погибнуть в любой момент. На этом фоне участие младших в дурацком «антисоветском заговоре» выглядело просто гадко. Но Сталин, назначивший виновным подросткам беспрецедентно мягкое наказание, дал понять своему наркому, что согласен всё простить (или – пока простить). Не до того было, не до заговоров, не до охоты на ведьм.

Лев Влодзимирский, дослужившийся до генерал-лейтенанта, после смерти Сталина в 1953 году был арестован и расстрелян. А вот Лев Шейнин стал известным писателем и киносценаристом, автором книги «Записки следователя».

Родители Нины Уманской – дипломат Уманский и его супруга – погибли в авиакатастрофе в январе 1945 года во время перелёта из Мексики в Коста-Рику.

Нарком авиационной промышленности Алексей Шахурин был арестован в 1946 году, получил 7 лет, в 1953-м реабилитирован и далее работал заместителем министра авиационной промышленности СССР.

Дело «кремлёвских детей», также известное как «Четвёртый рейх», или «Пионерский рейх», было, разумеется, засекречено и получило известность только в 1990-е годы. Перезагрузил историю писатель Александр Терехов, выпустивший в 2008 году роман «Каменный мост». К сегодняшнему дню это единственное полноценное и подробное художественное исследование событий. Книга очень талантливая, но применительно к изложенному в ней материалу слишком субъективная или, скажем так, избыточно оценочная. Впрочем, позиция автора – его право.

Конечно, сыновья члена Политбюро Анастаса Микояна росли в особых условиях, в довольстве и комфорте, в маленьком мире, закрытом для всех прочих. Но они хорошо понимали, откуда взялось их благополучие. Отец и мать напоминали об этом ежедневно. Мир, породивший их, они были готовы защищать с оружием в руках. Ни один из пяти сыновей не опорочил имя своего отца. Скажем, третий по счёту сын, Алексей, сбежавший из школы в 16 лет, прошёл сначала Великую Отечественную, а потом воевал в Корее, облётывал реактивный истребитель МиГ-15, далее продолжал службу в Туркестане и Карпатах. В Москве – не служил ни одного дня. Продолжал летать после присвоения ему генеральского звания и стал единственным в Советском Союзе «летающим генералом».

Его сын Анастас Алексеевич, родившийся в 1951 году, с ранних лет увлёкся музыкой, рок-н-роллом, и взял себе псевдоним Стас Намин (по имени своей матери, музыковеда Нами Артемьевны), а мог бы, под родовой фамилией Микоян, устроиться непыльно. Но он этого не сделал.

Около 15.00 6 ноября 1942 года Микоян на служебной машине выехал из Спасских ворот Кремля. Со стороны Лобного места наперерез машине выбежал мужчина в военной форме, некий Савелий Дмитриев. Он несколько раз выстрелил из пистолета по машине. По другим утверждениям, стрелял он из винтовки. Охрана Микояна, между прочим, была вооружена газовыми гранатами, атаковала ими Дмитриева, и его взяли живым. Допрашивал его сам Берия.

Дмитриев оказался красноармейцем, ефрейтором зенитного подразделения. Он признался, что готовил покушение вовсе не на Микояна, а на Сталина. Серго Берия, описавший этот эпизод в своей книге, утверждает, что Дмитриев имел психические отклонения. Дмитриева очень долго допрашивали, пытаясь выяснить, были ли у него сообщники, имел ли место заговор с участием немецкой разведки. Дмитриева расстреляли только в 1950 году.

Микоян мог бы принять пулю, предназначенную Сталину; ему повезло.

Он смотрел вперёд. Когда в войне произошёл перелом, он стал задумываться о предстоящем великом деле: восстановлении разрушенного хозяйства и экономики. Микоян, как мы уже знаем, симпатизировал США и хотел, чтобы в послевоенном мире Советский Союз и страны Запада сохранили бы взаимовыгодные отношения. В октябре 1943 года Аверелл Гарриман предложил Микояну обдумать идею кредита. Речь шла о своеобразном аналоге «плана Маршалла»: США помогают СССР встать на ноги. Правда, для получения новой ссуды Советский Союз должен был полностью рассчитаться за поставки по ленд-лизу. Микоян разработал проект соглашения о кредите на 1 миллиард долларов сроком на 25 лет под 0,5 годовых. Проект обсуждали на заседании ГКО. Против выступили Молотов и Вознесенский. Позже Молотов, с подачи Сталина, изменил свою позицию на противоположную и предложил запросить кредит в шесть миллиардов долларов. Американцам сообщили, те взяли паузу на обдумывание. Пока думали Сталин отказался от идеи брать в долг.

Сталин, разумеется, союзникам не доверял ни на грош. Вдобавок после побед под Сталинградом и на Курской дуге, после конференции в Тегеране Сталин вдруг понял, что он превращается в самого могущественного политического лидера мира. Восстановление разрушенной страны не так волновало его, как перспектива послевоенного раздела Европы. Возможно, он полагал, что установление контроля над восточной частью Старого света в значительной степени компенсирует расходы на ликвидацию послевоенной разрухи в СССР.

Чем отчётливей прорисовывались контуры новой политической карты мира, тем более настороженно смотрели друг на друга союзники по Антигитлеровской коалиции. Миллиардный американский кредит мог стать рычагом давления на Советский Союз, в части внешней политики на освобождённых европейских территориях, а этого Сталин не хотел.

Микоян же мыслил совершенно по-другому. И не только он один. Миллионы думающих и влиятельных людей в СССР рассчитывали – или, если угодно, мечтали – о том, что получат возможность насладиться плодами Победы, что в стране произойдёт хотя бы частичная либерализация, что гражданам дадут, наконец, возможность «пожить». Наступало подходящее время. Народ был сплочён, как никогда. Сталина буквально боготворили (не все, разумеется). Близкая победа сделала людей счастливыми. Все предвкушали мирное благополучное послевоенное будущее. Разумеется, надеялись, что уровень жизни повысится: поверженная Германия компенсирует все убытки, три с половиной миллиона пленных немецких солдат заново отстроят всё, что сожгли и разрушили.

Вдобавок из Европы стали сотнями тысяч возвращаться демобилизованные, отвоевавшие советские солдаты и офицеры. Потоком поехали трофейные BMW и «Опели». По стране поползли многочисленные рассказы о благополучных европейцах, которые, оказывается, живут вовсе не так тяжело, как это преподносит официальная пропаганда. Уют, чистота, порядок, бытовые удобства, отличные дороги – наши «дембеля», увешанные орденами, всё это видели своими глазами и были потрясены. Зазвучали – негромко, конечно, в узком кругу – резонные вопросы: «как они умудрились проиграть войну, если у них всё так умно налажено?», «зачем вообще они к нам полезли, если и без того хорошо жили? Чего им не хватало?» И главное: «если мы их безоговорочно победили – когда мы начнём жить так же хорошо?»

Тем временем товарищ Сталин всё больше и больше беспокоился перспективами создания в США принципиально нового оружия огромной разрушительной силы: атомной бомбы. Такие работы велись американцами в Лос-Аламосской национальной лаборатории (LANL) с 1943 года. Советская разведка знала о центре в Лос-Аламосе с первых дней его существования. Военные секреты похищались у союзников в промышленных масштабах.

Большая часть завербованных американских специалистов помогала русским бесплатно, из идейных соображений.

Здесь, конечно, не место для подробного исследования истории создания советской атомной бомбы. Отметим лишь два момента. Во-первых, Сталин действительно всерьёз опасался перехода Второй мировой войны в Третью мировую – атомную и уничтожения Советского Союза американскими атомными зарядами. Во-вторых, создание советской бомбы (руководил проектом Берия) потребовало огромных ресурсов, и людских, и финансовых, и организационных. Создание бомбы – очень и очень дорогое удовольствие, если можно так выразиться. Атомный проект никак не касался Микояна, но тот, поднаторевший в экономике, видел, что деньги из казны – и так пустой – уходят в неизвестном направлении.

Послевоенную ситуацию сильно ухудшила засуха 1946/47 года и последовавший голод, усугублённый развалом сельского хозяйства, нехваткой рабочих рук и общим пренебрежением Сталина к крестьянству. Голод этот мы помним по рассказам наших дедов и бабок. Люди ели траву и берёзовую кору – и это в 1947 году, когда половина Европы уже находилась под контролем СССР.

Наконец Сталин задумал перекроить не только политическую карту побеждённой Европы, но и этническую карту собственной державы: начались масштабные депортации. Одними из первых под удар попали дальневосточные корейцы (в сентябре 1937 года), затем немцы Поволжья (переселены в сентябре 1941 года), затем настал черёд чеченцев, ингушей, калмыков, крымских татар и балкарцев.

Отдельного упоминания заслуживает известный проект выселения советских евреев на Дальний Восток, в Еврейскую автономную область, созданную задолго до войны, в 1934 году. После создания государства Израиль эта идея была похоронена.

Микоян, по его собственным словам, резко возражал против депортаций, особенно чеченцев, поскольку он сам фактически продавил создание чеченской автономии в составе СССР. Серго Берия в своей книге также утверждает, что его отец Лаврентий Берия также решительно возражал против депортаций. Действительно, с точки зрения современного исследователя, депортации и перемещения народов можно признать грубой исторической ошибкой Сталина. Никакого эффекта – ни политического, ни пропагандистского, ни экономического – эти затеи не принесли, зато привели к многочисленным жертвам, озлобили людей, а кроме того, потребовали расходования значительных ресурсов: целые дивизии НКВДБ занимались этим делом. Сталин, однако, вошёл во вкус и далее организовал депортации даже в Европе: несколько миллионов этнических немцев были вывезены из Восточной Германии, территории переданы Польше, на освободившиеся земли заселены этнические поляки. Параллельно состоялись перемещения сотен тысяч военнослужащих, уцелевших в немецком плену. Почти все они, вырвавшись живыми из немецких концлагерей, сразу же проследовали в лагеря советские. Туда же отправились все солдаты армии Власова, украинские коллаборационисты, воевавшие в ОУН-УПА, а также все, кто был уличён в сотрудничестве с гитлеровцами на оккупированных ими территориях, а это, на минуточку, почти вся Белоруссия и вся Украина. Госбезопасность просеяла миллионы человек, предатели поехали на Колыму. Сталин остался верен себе, принципов своих не изменил: устроив перед войной жестокую чистку, он и после войны организовал не менее страшную чистку, на этот раз – не на уровне руководящих работников, а на уровне рядовых граждан.

Вспомним, что День Победы – 9 мая – отмечался при жизни Сталина лишь трижды, в 1945-м, в 1946-м и в 1947 годах, а затем – уже только во времена Брежнева, с 1965 года. Почему – ответ простой. Более 50 миллионов человек во время войны оказались на оккупированных территориях; о том, как они жили «под немцами» и что делали – они предпочитали помалкивать. Под контроль МГБ ставились не только граждане, жившие на оккупированных территориях, но также и их родственники. Гражданин СССР, имевший родственников на оккупированной территории, даже если сам всю жизнь прожил в Новосибирске или Барнауле, уже считался неблагонадёжным.

Здесь мы подошли к одному из ключевых моментов советской истории, а именно действиям Сталина после войны и вплоть до смерти, с 1945 по 1953 год, восемь лет, не так уж и мало. Особенно если учесть, что Сталин начал войну в возрасте 62 лет и закончил в возрасте 66 лет. Для тех времён достаточно почтенный срок.

Безусловно, Сталин знал, что люди, смертельно уставшие от войны, потерявшие близких, ждут от власти ослабления режима, больших свобод, больше хлеба и масла, больше уважения от начальства. Конечно, он это всё знал. Люди должны были получить награду, но такую награду товарищ Сталин им не дал. Наоборот, он стал завинчивать гайки. Система лагерей, подчиненных ГУЛАГу, достигла наибольшей своей численности – 2,5 миллиона человек – именно после войны. Лагеря битком набиты были ворами, бандитами, спекулянтами, полицаями, власовцами, бандеровцами, солдатами и офицерами, совершившими военные преступления.

Успехи Сталина в этот его последний период жизни – это прежде всего военные успехи. Он добился создания атомной бомбы, что обеспечило стране безопасность на 70 лет вперёд. Он создал предпосылки для создания реактивной авиации и ракет. В области внешней политики его достижения также велики: под контролем Кремля находились Чехословакия, Венгрия, Польша, Румыния, Югославия, половина Германии; мирными сателлитами стали Австрия, Финляндия и Греция. Единственный приз, который Сталин хотел получить, но не получил – это контроль над Черноморскими проливами. Турция так и не уступила. На востоке Сталин пытался дружить с Мао и отобрал у Японии Курильские острова, а заодно и важнейшую вокруг них рыболовную зону. Сталин спонсировал социалистических вождей во Вьетнаме и Корее.

Но внутри страны позиции Сталина после войны пошатнулись. Возник огромный слой людей – воевавших офицеров, инженеров, врачей, учителей, служащих – людей с огромным жизненным опытом, которые, действительно, надеялись, что после войны Верховный ослабит режим и еды будет больше. Этого не произошло. Думающая элита была оскорблена. Все хотели, чтоб после войны людям дали передохнуть, но вместо этого начал раскручиваться новый виток репрессий. Вдобавок продовольствие снова исчезло. Некому было пахать землю, война повыбила мужиков.