Текст книги "Анастас Микоян"

Утром 11 ноября, в воскресенье, Микоян получил от Хрущёва первую телеграмму; № 1013, на 15 страницах.

В одних местах Хрущёв действительно по многословию и велеречивости не уступает Фиделю Кастро. Но зато в других местах его аргументы точные, рациональные и веские.

«Хотели бы знать твоё мнение, – шутит Хрущёв, – ведь ты теперь вроде как бы кубинец».

Прямые цитаты из письма Хрущёва, с сокращениями:

«Мы решили согласиться вывезти самолёты Ил-28, их там 41 штука. …эти самолёты, как всем известно, устаревшие, не играющие роли в войсках, а мы уже давно прекратили их производство ‹…› потолок их – всего 12 тысяч метров и такие самолёты, как ты знаешь по докладам тебе твоих сыновей, уже забракованы нами даже в качестве летающих мишеней. ‹…› Всё это американцам, конечно, известно. ‹…› Президент хочет сейчас сманеврировать: или добиться удовлетворения полностью тех условий, которые он выставил – удаление с Кубы ракет и бомбардировщиков Ил-28, или же, в противном случае, сорвать соглашение, т. е. не выполнить своих обязательств, которые он взял в посланиях от 27 и 28 октября. ‹…› Мы перебросили на Кубу некоторое вооружение, которое требовалось для прикрытия людей, обслуживающих ракеты, когда же ракеты удалены, то и потребность в этом прикрытии отпадает. Но оружие, которое завезено на Кубу – находится там и никто не думает вывозить его оттуда. Потом, когда нормализуется положение, это оружие, видимо, будет целесообразно передать кубинцам. ‹…› Мы считаем, что по вопросу о проверке выполнения договорённостей относительно вывоза Ил-28 мы смогли бы договориться с американцами, чтобы эта проверка основывалась на тех же условиях, на которые мы взаимно согласились с ними в отношении ракет, – проверка на судах в нейтральных водах. ‹…› Когда кубинские друзья говорят о том, что США верить нельзя – это правда; нельзя не согласиться с этим, и мы по собственному опыту знаем это. ‹…› И это мы называем бдительностью. ‹…›

Видимо, самое главное сейчас, что выбрали для себя президент США и его окружение, – это задушить экономически Кубу путём изоляции её в торговле. Они хотят, как выражалась пресса США до кризиса, сделать Кубу невыгодным, дорогостоящим экспериментом для Советского Союза с тем, чтобы истощить ресурсы Советского Союза в оказании помощи и тем самым подорвать экономику Кубы. ‹…› Они хотят, чтобы жизненный уровень на Кубе стал более низким, чем он был до революции, когда на Кубе был Батиста.

Мы Кубу не бросим, – мы – братья Кубы, это мы говорили публично и повторяем сейчас. ‹…› Наряду с оказанием помощи вооружением мы послали своих техников, агрономов, зоотехников, ирригаторов, учёных с тем, чтобы сосредоточить усилия на подъёме кубинской экономики.

Скажи Фиделю и его друзьям: что нас побудило пойти на соглашение с ними и послать своих людей на Кубу, ‹…› что нас побудило посылать к ним нефть и покупать у них сахар? Неужели кубинские товарищи думают, что мы преследовали коммерческие цели, что мы от этого имели какой-то экономический эффект? Кроме издержек материальных, это ничего не даёт нам и это всем известно и известно кубинским товарищам.

Скажи Фиделю и другим друзьям, что мы могли бы занять “самую революционную” позицию, как некоторые делают сейчас. И в чём эта, так сказать, революционность выражалась бы? В пустой фразеологии. ‹…› мы могли бы принять резолюцию, обращение с самой отборной руганью против империализма США и мирового империализма. ‹…› И считали бы, что наш революционный долг в отношении героической Кубы выполнен. Так что же – это имело бы большое значение? Империалисты же, как известно, от ругани – а мы их ругаем 45 лет – не худеют. ‹…›

Поэтому сейчас решение вопросов зависит не только от соотношения сил, хотя соотношение сил – экономических и военных сил является, конечно, главным. Но дипломатии, когда пушки молчат, отведена роль довольно большая и отказываться нам от этого инструмента, который проверен и складывался веками, было бы неразумно. Оружие надо иметь. Но оружие несёт истребление, тем более в наш век. Поэтому для дипломатии здесь работы непочатый край. ‹…›

Фидель Кастро в беседе с вами высказал мысль о том, что размещение наших ракет на Кубе было осуществлено в интересах всего социалистического лагеря. Объясните Фиделю, что мы не так понимаем положение. Интересы обороны социалистического лагеря и СССР ‹…› не требовали размещения наших ракет на Кубе. ‹…› Мы преследовали цель – оказать помощь Кубе, защитить перед угрозой агрессора. ‹…›

Мы получили сообщение от наших военных товарищей, что на торжественном заседании 6 ноября, которое проводили наши люди, начальник разведывательного управления Генштаба Кубы Педро Луис несколько раз пытался за своим столом поднять тост “за Фиделя – Сталина”. За Фиделя мы и сами поднимали тост у себя. А вот Сталина – осудили. И нам обидно, что Педро Луис, этот человек, облечённый большим доверием, человек, который занимается разведкой, ловит врагов, поднимает на щит то, что нами осуждено, да ещё в такое время напряжения. ‹…› Нам было очень неприятно читать это донесение, а нашим людям, которые находятся на Кубе, неприятно было слушать. ‹…›

Относительно инспекции. ‹…› предложение У Тана о “присутствии ООН – это выгодно для Кубы”».

Ответная телеграмма Микояна Хрущёву, № 1809:

«Получил № 1013, прочитал, подумал. Намечаемое решение по Ил-28 считаю совершенно правильным. Жаль, что этот вопрос так и не решили одновременно с ракетами. Несмотря на тот моральный ущерб, который наносит новая уступка, надо на это пойти, чтобы не дать повода американцам под предлогом неполного выполнения нами своих обещаний отойти от гарантии ненападения на Кубу и продолжить карантин фактически на неопределённое время, то есть свести на нет то, что мы законно считаем победой.

У меня есть опасения, что Кеннеди, получив удовлетворение по этому вопросу, будет продолжать затягивать дипломатическое решение всего комплекса вопросов, связанных с разрядкой отношений вокруг Кубы».

Второе сообщение Хрущёва – через двое суток, 13 ноября; письмо в Нью-Йорк для замминистра иностранных дел Кузнецова, копия отправлена Микояну; № П65/36: «Вам [Кузнецову] необходимо встретиться с Р. Кеннеди и сообщить ему конфиденциальный ответ Н.С. Хрущёва».

Содержание письма таково. Вопрос о вывозе с Кубы советских бомбардировщиков Ил-28. Эти самолёты будут удалены с Кубы. Мы ждём, когда будет снята морская блокада с Кубы и прекращены полёты американских самолётов над Кубой. Вы хотите, чтобы мы вывезли Ил-28, а сами продолжаете полёты. Мы вывезли ракеты и боеголовки, а американская сторона в ответ ничего не делает. Мы намерены добиваться подписания официального соглашения с участием ООН.

«Давайте же не томить людей мира, – призывает Хрущёв, – давайте дадим им приятное удовлетворение. ‹…› Народы ожидают мудрости от нас, прежде всего от наших двух государств».

Через три дня, 16 ноября, зафиксирован ещё один важнейший разговор Микояна в Гаване, на этот раз с Эрнесто Че Геварой. Важнейший, потому что касался теоретического аспекта, так называемого «экспорта революции» – идеи, которой Че служил, и за которую через пять лет он погибнет в боливийских джунглях.

Запись приводится в кратком изложении по книге Серго Микояна «Анатомия Карибского кризиса». Тут интересно оценить масштаб мышления Че Гевары и его амбиций.

«Э. Гевара: Очевидно, дальнейшее развитие революций в Латинской Америке должно пойти по линии одновременного взрыва во всех странах.

Микоян: Это неправильно. Страны Латинской Америки имеют свои национальные особенности. Революция не может произойти сразу во всех странах. Эти революции могут произойти в недалёкие одна от другой сроки, а общий взрыв маловероятен.

Э. Гевара: Если не произойдёт общего взрыва, революции будут подавлены реакционными силами, каждая по отдельности.

Микоян: возможно, но не обязательно. Если революция произойдёт быстро и восставшие успеют захватить власть, то внешняя контрреволюционная интервенция провалится. Если же возникнет ситуация двоевластия, когда в стране будут два правительства, одно – революционное, другое – реакционное, то второе, реакционное и якобы “законное” правительство призовёт иностранных интервентов на законных основаниях. Империалисты вынуждены ориентироваться на ими же придуманные законы и влияние общественного мнения в собственных странах. ‹…› Мы в Советской России когда-то тоже исповедовали идею революционного взрыва одновременно в нескольких странах. Более того, многие наши товарищи считали, что без международной поддержки наша собственная революция в России – не выживет. И действительно, вспыхнули революции в Венгрии и в Баварии. Но они были подавлены реакционными силами. И в результате мы обнаружили, что должны строить наш социализм в одиночку, без всякой опоры на международную поддержку».

Как мы знаем, Че Гевара не внял советам опытного старшего друга. Или, точнее, переосмыслил их. По всей видимости, идея поджечь огнём революции весь Латиноамериканский континент глубоко залегла в сознании Че. Он, аргентинец по рождению, объехал когда-то Чили, Перу, Боливию, Венесуэлу, был и в США, в Гватемале, и в Мексике, повсюду видел бедность, несправедливость; он был убеждён, что достаточно одного решительного толчка, чтобы лавина социалистических переворотов прокатилась повсюду. Победившая социалистическая Куба должна была выступить локомотивом движения и одновременно примером оглушительного успеха, учитывая отважное противостояние с США – давним гегемоном западного полушария.

Остаётся только догадываться, что говорил Микоян Че Геваре не под запись, какие аргументы приводил, чтобы призвать 34-летнего товарища к благоразумию и осторожности.

Но у Че был свой путь, и он шёл по нему с горячим сердцем и холодной головой.

* * *

Вместе с тем продолжались переговоры по вывозу советских вооружений. Микоян понял, что кубинские компаньерос не готовы к ежедневным многочасовым встречам. Днём, в жару, они привыкли отдыхать, а активную деятельность начинали после захода солнца, когда наступала хоть какая-то прохлада. График Микояна – интенсивная работа с утра до ночи – оказался им не под силу.

Возможно, Микоян сознательно создал эту ситуацию, утомил и изнурил Фиделя и его окружение.

Изнурение оппонента – полемический приём, известный с глубокой древности. Изобрели этот приём в Византии, а возможно, и раньше. Но византийские дипломаты довели его до совершенства. Изнурение выглядело так. Византийские послы, выезжая на переговоры с неким вождём племени либо народа, привозили с собой десятки сундуков с подарками. В начале переговоров с вождём эти сундуки торжественно выносили и открывали. Вождя водили от одного сундука к другому и про каждый подарок подробно рассказывали. Сначала вождь был возбуждён: получать подарки всегда приятно. Но повествование о подарках длилось часами. Византийские послы по пять-шесть часов кряду водили вождя от сундука к сундуку, пока наконец вождь не уставал от этого парада невиданной щедрости. Разговор о важных вещах начинался тогда, когда вождь уже был достаточно утомлён и мечтал о том, чтобы всё побыстрее закончилось. Как только он начинал зевать и скучать – послы переходили к главным темам беседы.

Точно так же повёл себя многоопытный Микоян. Он мог вести переговоры по восемь, по десять часов, ежедневно – он был натренирован. Фидель и его команда к такому не привыкли. Они впервые в жизни оказались в такой ситуации. Они устали, Микоян их измучил. Переговорные раунды становились более редкими и менее продуктивными.

Новый отчёт (1837–1839) Микоян присылает Хрущёву 17 ноября. К этому времени Микоян работает на Кубе уже 16 дней: «Мои функции, – пишет он, – здесь исчерпываются. ‹…› Я почувствовал, что достигнутое взаимопонимание и взаимное доверие не прочны. У меня создалось очень плохое настроение и неудовлетворённость своей работой здесь. ‹…› Я решил отложить отъезд, пока мне не удастся закрепить взаимопонимание и доверие».

Микоян сетует, что кубинцы тянут время, не назначают встречи. Фидель, Рауль и Гевара заняты, предлагают говорить с чиновниками, не входящими в руководство страны. «Не подозревают ли они нас в нечестном поведении: согласовали одно в Гаване, предложили другое в Нью-Йорке». Наконец, сообщает далее Микоян, после двух дней бездействия появился Фидель, вёл себя очень дружески, паузу объяснил болезненным состоянием его и Дортикоса. «Люди они хорошие, – сообщает Микоян, – но с тяжёлым характером, экспансивные, эмоциональные, нервно-взвинченные, болезненно воспринимающие всё до мелочей».

Третий ответ Хрущёва (даты на документе почему-то нет). Очевидно, около 20 ноября. Наконец тут появляется личная интонация. «Трудное твоё положение, – пишет Хрущёв, – мы хорошо понимаем это, но что делать? Просвещай, – другого выхода нет. Это – необходимый труд и необходимые затраты, потому что мы в честность Фиделя верим и не сомневаемся в ней. Ему по его молодости – по возрасту и как политического деятеля, видимо, трудно понять, как можно вести себя так в революционной деятельности».

Далее Хрущёв пишет, что Кеннеди ему дал гарантии не вторгаться на территорию Кубы, и эти гарантии сохранятся как минимум на весь период, когда Кеннеди будет президентом. Хрущёв уверен, что его изберут и на второй срок. Хрущёв высоко оценил Кеннеди. «…Не было людей в Америке, – пишет он, – занимающих официальное положение, которые бы признали, что в Западном полушарии возможно развитие другой системы, помимо капиталистической».

«Они [США] заявляют, что не будут вторгаться. Это наступление социализма. ‹…› Я прямо говорю, что полученным ответом мы очень довольны. Я считаю, что игру, которую мы начали, мы провели хорошо и выиграли».

Письмо Хрущёва производит сильное впечатление, оно умное и веское. Заметно, что Хрущёв во второй половине ноября 1962 года окончательно успокоился и считал, что из Карибского кризиса СССР вышел победителем. Америка испытала шок, Америка была всерьёз напугана. Президент дал гарантии, что Кубу не тронут. То есть фактически смирился с существованием социалистического государства – первого в Западном полушарии – возле своих границ.

Да, Советский Союз убрал ракеты – но началось с того, что он их установил, а США, со всеми их мощнейшими разведывательными службами, со всеми их огромными бюджетами, со всеми их сетями шпионов и осведомителей, с их ультрасовременными самолётами, способными сфотографировать спичечный коробок с высоты в 21 километр, – проморгали, зевнули, провалились с великим позором.

Вопрос возможной инспекции представителей США или ООН оставался ключевым все три недели, пока Микоян был на Кубе. Кастро категорически возражал против любых вариантов. Проблема состояла в том, что Хрущёв такую инспекцию пообещал, дал слово Кеннеди; и теперь отыграть назад было невозможно.

В результате Кастро настоял на своём, а Микоян выбрал вариант, предложенный американским консультантом Макклоем ещё в Нью-Йорке. Советские суда поместят ракеты на верхних палубах без чехлов и какой-либо маскировки. Далее суда выйдут из кубинских портов в нейтральные воды. Далее – американские самолёты пролетят над судами и делают фотоснимки. Далее американские боевые корабли подойдут к советским судам на близкое расстояние, и капитаны кораблей лично убедятся в наличии ракет.

Фидель возражал и против вывоза самолётов Ил-28.

Всего их было 41, в основном торпедоносцы. Это были надёжные фронтовые бомбардировщики, к тому времени снятые с вооружения в СССР. Советская сторона обещала передать эти машины Кубинским вооружённым силам. Но Хрущёв решил иначе. Он вырвал у Кеннеди обещание не нападать на Кубу, считал это грандиозной победой и в ответ готов был делать любые уступки. Ему казалось, что он проявляет великодушие. Советники убедили Кеннеди, что бомбардировщики – это средства доставки ядерных бомб и, следовательно, также считаются «наступательным» оружием. Кастро снова посчитал, что его обманули.

Бомбардировщики, кстати, были сильно уязвимы для американской ПВО. Но с другой стороны, это были серьёзные боевые аппараты, так что Кастро можно понять. Исключительно надёжные и маневренные Ил-28 поднимались на 12 тысяч метров и несли бомбовую нагрузку в 4,5 тонны. Из 6500 произведённых в СССР единиц большая часть была продана в дружественные страны: в Китай (потом их там делали по лицензии), а также в Египет, Вьетнам, Марокко, Индонезию, Нигерию, Йемен, Сирию, Афганистан и даже в Сомали. И разумеется, в страны Варшавского договора: Польшу, ГДР, Чехословакию, Болгарию.

Вряд ли Фидель Кастро хорошо разбирался в боевой авиации, но, разумеется, видел 28-е «Илы» вблизи, наблюдал их взлёты и посадки, а «Илы» производили большое впечатление: два мощных двигателя и полностью бронированная остеклённая кабина штурмана в головной части корпуса. Эти самолёты Фиделю были обещаны в подарок, и он очень не хотел их отдавать. 41 универсальных фронтовых бомбардировщика – большая сила. При одновременной атаке такого мощного соединения как минимум каждый третий самолёт, даже при самом яростном противодействии американцев, долетел бы до Майами и разгрузил бы над этим городом свой боезапас.

Но в конце концов Микоян уговорил Фиделя.

Ещё более впечатляющей боевой машиной был первый в мире ракетный катер типа «Комар», советского производства. Сколько таких катеров было поставлено на Кубу и в какое время – историки уточняют.

Катер малых размеров – 24 метра длины и несколько метров высоты над водой – было трудно обнаружить на радаре. Катер двигался очень быстро: 38 узлов, 70 километров в час. Катер мог выпустить две управляемые крылатые ракеты П-15, способные пролететь 35–40 километров на высоте ста метров над водой. Сбить эти ракеты, летящие с очень большой скоростью, было невозможно. Основное назначение этих ракет и функция катера «Комар» – противокорабельные атаки, поражение больших кораблей неприятеля обычным, неядерным зарядом. Но конструкция ракет, установленных на «Комаре», предусматривала крепление ядерной боеголовки. Практически этого так никто и не делал: не было такой потребности.

ЦРУ почти ничего не знало про катера типа «Комар», но всё же рекомендовало президенту Кеннеди причислить их к «наступательным» вооружениям и потребовать их удаления с территории Кубы.

Советское правительство так ни разу и не использовало эти превосходные катера в реальной боевой ситуации. «Комары» стали типичным «оружием устрашения», но при этом хорошо пополнили валютные запасы Советского Союза: большая часть «Комаров», вместе с боекомплектом из крылатых ракет, была распродана. Куба, Индонезия, Китай, Вьетнам, Северная Корея, Египет приобрели наибольшее количество.

Двадцатого ноября Кеннеди выступил с официальным заявлением о прекращении блокады Кубы и дал обещание не вторгаться на её территорию.

Но и теперь кризис нельзя было назвать полностью разрешённым. Публичного обещания президента США было недостаточно, нужно было добиться подписания официального документа. В идеале – трёхстороннего. Но поскольку США не признали Республику Куба, оставался вариант двустороннего соглашения, между США и СССР.

Теперь Микоян должен был отправиться в Вашингтон, встретиться с президентом США и добиться юридического завершения кризиса.

Микоян пробыл на Кубе 23 дня, со 2 по 25 ноября.

Сам он пишет коротко: «Мне пришлось три недели потом уговаривать Фиделя не саботировать соглашение Хрущев – Кеннеди. А он вполне в силах был это сделать, и тогда нам было бы еще труднее вылезать из этой истории. Но все кончилось без войны и без каких-либо серьезных конфронтаций в других районах мира».

На самом деле итоги визита Микояна на Кубу таковы:

– Он уговорил Фиделя Кастро не препятствовать вывозу стратегических ядерных ракет.

– Он уговорил Фиделя также не препятствовать вывозу тактических ядерных зарядов для ракет среднего радиуса действия и фронтовых крылатых ракет. Об этом оружии в Вашингтоне вообще ничего не знали, а его было – 98 боеголовок. В переговорах Хрущёва и Кеннеди они не фигурировали. Никакие инспектора США или ООН никогда бы их не увидели. Но тактические заряды вывезли тоже.

– Он уговорил Фиделя вывезти и бомбардировщики Ил-28.

– Он принципиально уступил Фиделю, не желавшему допускать на территорию Кубы американских инспекторов, либо – международных, но действующих в интересах США. Такую инспекцию США произвели только в нейтральных водах, и только визуально и с большого расстояния. Ни один американец не прикоснулся к советским ракетам.

– Фидель обещал открыть огонь по американским самолётам, летавшим над Кубой на малой высоте. Микоян уговорил его временно этого не делать. Кастро написал письмо в ООН, потребовал прекратить полёты. Эту проблему Микояну пришлось потом улаживать в Вашингтоне.

Микоян сохранил крепкие дружеские связи с Фиделем Кастро и Эрнесто Геварой, развеял все подозрения насчёт политики Кремля в отношении Кубы. Впоследствии экономические, политические и военные связи двух стран только укреплялись, хотя руководство Кубы принципиально стремилось проводить самостоятельную политику, что приводило к периодам охлаждения советско-кубинских отношений.

В результате усилий Микояна и действий Президиума ЦК и лично Хрущёва была ликвидирована угроза ядерной войны. Блокада Кубы – снята. Получено официальное обещание президента США не нападать на Кубу.

Советский Союз отстоял первое в мире социалистическое государство в Западном полушарии.