Текст книги "Черный город"

73

С наступлением рассвета было решено, что, раз уж мы не можем оставаться в этом сооружении, поскольку наемники наверняка обнаружат оставленные нами на земле прошедшей ночью следы и придут по ним сюда, нам лучше перебраться в храм, построенный в форме животного, и тихонечко просидеть в нем весь день так, чтобы нас никто не заметил. Уровень воды за ночь еще больше поднялся, на ровных участках местности вода доходила уже до щиколоток, и это было нам на руку: хотя двигаться по затопленной водой почве сельвы было труднее, зато наемникам становилось уже намного сложнее обнаруживать наши следы.

О том, что нам придется делать с наступлением темноты, мы пока что не хотели даже и думать.

В общем, чувствуя себя измученными после долгой бессонной ночи, но при этом радуясь, что нам светят в лицо пока еще робкие солнечные лучи, пробивающиеся через верхний ярус растительности сельвы, мы со всевозможными предосторожностями направились туда, где, по нашему мнению, должна была находиться главная улица города, и, дойдя до нее, пошли в направлении востока, мысленно молясь о том, чтобы нам не довелось натолкнуться на группу Соузы.

Примерно через час мы дошли до уже знакомых нам мест, через которые мы проходили, когда оказались на территории этого города. Лишь пару раз сбившись с пути, но в обоих случаях затем все-таки правильно сориентировавшись на местности, мы в конце концов вышли на поляну, на которой был расположен храм, ставший для нацистов убежищем. Именно там они устроили небольшой лагерь и впоследствии дали последний в своей жизни бой.

В свете всего того, что уже удалось узнать, нам стало ясно, что кладбище, на котором под крестами не было могил, было посвящено тем, кто «исчез», угодив в руки морсего; что бой, который состоялся внутри храма и о котором свидетельствовали лишь сотни рассыпанных по полу храма гильз, стал для выживших нацистов последним (было трудно даже представить себе, через какой ужас им довелось при этом пройти); что офицер СС, труп которого мы нашли возле его рабочего стола, решил, что уж лучше он пустит себе пулю в голову, чем его постигнет участь его подчиненных.

– Впечатляет… – сказала Валерия, когда мы подошли к храму.

– А какого, интересно, зверя он изображает? – спросил Клаудио.

– Мнения по этому поводу у нас разделились, – ответила Касси, все время державшаяся рядом с аргентинцем. – Лично я склоняюсь к тому, что это ягуар, поскольку именно это животное больше всего почиталось в цивилизациях, существовавших в Америке до появления здесь испанцев.

– А мне все-таки кажется, что у него есть небольшая грива, – заявил я, главным образом для того, чтобы сказать что-нибудь наперекор Кассандре.

– Наверное, это был левоподобный ягуар, – хмыкнул Клаудио, и мексиканка засмеялась его глупой шутке.

Валерия, вдруг загоревшись нетерпением, сделала шаг вперед.

– Ну так что? – спросила она, потирая руки. – Чего мы ждем?

На этот раз я держал в руке фонарик, чтобы мне было легче пробираться среди развалин к узкому лазу, по которому я затем, увлекая за собой всех остальных, пролез в большой зал с колоннами.

– Лично мне это место совсем не нравится, – пробурчал профессор. – Здесь уж слишком темно и, кроме того, как мне кажется, пахнет… смертью.

– Не переживайте, проф, – отреагировал на его слова я. – Думаю, это просто дурно пахнет от нас самих. Нам всем не мешало бы принять хороший душ.

Все еще помня, куда надо идти, и освещая себе путь в темноте фонариком, я дошел до усыпанной гильзами земляной насыпи и с любезной улыбкой и жестикуляцией привратника, приглашающего зайти в ночной клуб, показал своим спутникам на дверь, что вела в соседнее помещение.

– Да, здесь и в самом деле побывали нацисты, – пробормотала Анжелика, направив свой фонарик на висящий у стены огромный флаг.

– Интересно, а каким образом им удалось обнаружить это место? – спросил профессор. – И что им удалось выяснить такого, чего не удалось выяснить нам…

– А мне бы хотелось узнать еще кое-что, – донесся из другой части помещения голос его дочери. – А именно – что они нашли и увезли отсюда?

Я повернулся к ней и сказал:

– А почему ты думаешь, что они что-то нашли и увезли отсюда?

– Иди сюда и посмотри вот на это.

Я посветил фонариком туда, откуда доносился ее голос, и увидел, что она показывает внутрь деревянного ящика. Засунув в него руку по локоть, она достала из него пригоршню древесной стружки.

– Они использовали эти ящики и эту стружку для того, чтобы хранить в ней взятые ими археологические образцы, – уверенно заявила Валерия.

Когда мы были здесь в первый раз, я не удосужился открыть какой-нибудь из этих ящиков. Дочь профессора, возможно, была права, однако у меня возникло совсем другое предположение.

– Почему ты с такой уверенностью говоришь об этом? – воскликнул я. – Они вполне могли использовать эти ящики для того, чтобы перевозить свое собственное имущество.

– Могли, но не использовали, – решительно ответила мне Валерия и со свойственным ей упрямством повторила: – Эти ящики предназначены для хранения образцов. На этот счет у меня нет никаких сомнений.

– Но ведь… – начал было возражать я, решив отстаивать свое мнение.

Однако прежде чем я успел что-то сказать, Валерия подняла указательный палец, заставляя меня замолчать, а затем тем же пальцем показала на боковую стенку ящика, на которой черными буквами – замысловатым готическим шрифтом – были написаны какие-то слова, а рядом с ними виднелся номер «57».

– Мои бабушка и дедушка были австрийцами, – сказала Валерия, самодовольно улыбаясь, – и если у меня еще что-то осталось в памяти от моих занятий по немецкому языку, то здесь написано «Box für archäologische Proben Nr. 57», что означает: «Ящик для археологических образцов номер 57».

При свете фонариков мы смогли осмотреть данное помещение гораздо тщательнее, чем в прошлый раз, и обнаружили устройства для ведения астрономических наблюдений, топографические карты и многие другие предметы, назначение которых нам определить не удалось. Я даже нашел старинный фотоаппарат на треножном штативе. Сaмой же удивительной находкой были заржавевшие железные баллоны, герметически закрытые и сложенные в углу помещения в большую кучу. Судя по имеющимся на них надписям, которые нам перевела с немецкого Валерия, в них содержался под большим давлением водород.

– Они прихватили с собой сюда довольно много всякой всячины… – покачав головой, пробормотал Клаудио и огляделся по сторонам.

– Это им не очень-то помогло, – сказал я, вспомнив о проигранном нацистами бое, состоявшемся в соседнем помещении.

– Они, по-видимому, представляли собой сугубо научную экспедицию, – сказала Касси. – Сомневаюсь, что они были готовы к тому, с чем им пришлось здесь столкнуться.

– Ну да, хотя вот он не очень-то похож на ученого. – Я показал на лежащий позади стола и превратившийся в мумию труп офицера СС.

– Не забывай, что нацисты были не только вояками, – возразил профессор. – Нацистская партия никогда не переставала быть политической организацией, и в ней состояли разные люди – от военных до лавочников. Состояли в ней и ученые, в том числе археологи. Поэтому вполне возможно, что в прибывшей сюда нацистской экспедиции участвовали лишь несколько военнослужащих, и этот тип, покончивший жизнь самоубийством, был одним из них.

– Может, ты и прав, – послышался голос Анжелики, осматривавшей другой стеллаж. – Однако посмотрите вот на это. – Она, подняв руку, показала лежащие на ее ладони винтовочные патроны, которые были обнаружены ею в ящике, заполненном ими почти до самого верха. – Мне кажется, что для научной экспедиции у них имелось уж слишком много патронов. Разве не так?

Мы все с любопытством подошли к этому ящику и стали его разглядывать. Затем Клаудио сожалеющим тоном сказал:

– Жаль, что у нас нет оружия, из которого этими патронами можно было бы стрелять, а потому вряд ли мы используем их.

– Ну почему же? – возразил я. – А может, и используем…

Касси подняла одну бровь и скрестила руки на груди.

– И каким же это образом ты намереваешься их использовать? – саркастически улыбнувшись, поинтересовалась она. – Стрелять ими из рогатки?

То ли мне просто показалось, то ли Кассандра и в самом деле уже во второй или третий раз выступала на стороне аргентинца. И было ли это всего лишь проявлением корпоративной солидарности коллег-археологов или же тут имело место уже нечто большее?

– Думаю, нам следует прихватить их с собой, – сказал я в ответ, пристально глядя на Касси. – Они, возможно, нам пригодятся.

– Может, и пригодятся, – сказал профессор. – Вот только для тех, кто воспользовался ими там, в соседнем помещении, от них, похоже, большого толку не было.

74

Будучи уверенными в том, что найти нас в этом храме и даже возле него наемникам будет очень трудно, мы выбрались наружу и решили отдохнуть возле этого странного сооружения. Чтобы насладиться ласковыми солнечными лучами, мы сели на поляну, находящуюся перед храмом.

Я, вскарабкавшись на одну из передних лап зверя, в форме которого был построен этот храм, улегся на ней, пытаясь полностью расслабиться, но при этом невольно слыша разговоры тех, кто расположился внизу, в нескольких метрах от меня.

– На том ящике, который мы видели, фигурировал номер «пятьдесят семь», – донесся до меня голос Валерии. – Отсюда возникает вопрос: а где находятся остальные пятьдесят шесть ящиков?

– Внутри этого храма их нет, – ответил профессор. – Это мы уже проверили.

– Возможно, они хранили их в каком-нибудь другом месте.

– Но в этом не было никакого смысла, – возразила Касси. – В том помещении полно места, и если оно являлось для них своего рода базой, то там они были бы лучше защищены.

– Да, конечно, – согласился профессор. – Поэтому, на мой взгляд, остаются две версии: либо через какое-то время после гибели этих нацистов кто-то нашел ящики и утащил их отсюда, либо сами немцы как-то умудрились увезти свой багаж.

– Первую версию я бы исключил, – сказал Клаудио, что-то рисуя палочкой на земле, – потому что, во-первых, данный район, если так можно выразиться, не избалован приезжими, и, во-вторых, если бы на международном рынке антиквариата появился всего лишь один какой-нибудь ранее неизвестный предмет, не фигурирующий ни в одном каталоге, кто-нибудь наверняка обратил бы на это внимание, и уж тем более не остались бы незамеченными пять с лишним десятков ящиков с археологическими редкостями.

– Ты абсолютно прав, – кивнула Касси, уже далеко не в первый раз полностью соглашаясь с тем, что говорил аргентинец. – Поэтому у нас остается только одна версия: нацисты сами каким-то образом вывезли свои ящики отсюда.

– Это и так понятно, дорогая моя, – сказала Валерия, подливая масла в огонь установившихся между нею и мексиканкой враждебных отношений. – Вопрос заключается в том, куда они их увезли и каким образом.

– На самолете это сделать невозможно, – снова подключился к разговору профессор – еще до того, как Касси успела ответить его дочери что-нибудь резкое. – В сороковые годы грузовые самолеты не обладали такой дальностью полета, которая позволила бы им долететь аж сюда… Вертолетов же тогда вообще еще не было.

– А река Шингу, как мы знаем, не судоходная, – добавила Анжелика.

– Поэтому эти ящики могли увезти отсюда только по суше, – подытожила Валерия.

Кассандра громко рассмеялась.

– Ты это серьезно? – спросила она. – Ты говоришь так, как будто речь идет о прогулке по парку. А еще ведь нельзя забывать о том, что Германия и Бразилия во время войны находились во враждующих другом с другом лагерях.

Солнце приятно грело мне кожу лица и изгоняло из моей одежды влажность, царящую в окружающей меня сельве. Поэтому я, решив вмешаться в разговор, не стал подниматься, а так и остался лежать в удобной позе – вытянувшись и положив ладони под голову.

– А мне кажется, что я знаю, как они вывезли эти пять или шесть десятков ящиков с археологическими образцами, – громко сказал я, чтобы меня услышали.

Все на некоторое время замолкли, дожидаясь, что я скажу что-нибудь еще. Но я молчал.

– Ты нам расскажешь об этом бесплатно или надеешься, что мы тебе за это заплатим? – сердито спросил профессор.

– Они их перевозили по воздуху, – ответил я, продолжая глядеть на небо прищуренными глазами.

– Такого не может быть. Я тебе уже объяснял, что самолеты начала двадцатого века…

– Я думаю, они использовали не самолеты, – перебил я профессора.

Даже не глядя на него, я был на сто процентов уверен, что он в этот момент, скрестив руки на груди, хмурит брови.

– Ты полагаешь, что немцы использовали летающие тарелки или сказочных птиц? – спросила Касси.

– Ни то, ни другое, – ответил я, слегка приподнимаясь и бросая сверху вниз взгляд на своих собеседников, недоверчиво уставившихся на меня. – Я полагаю, что они использовали нечто более простое и всем известное. Мы, кстати, натолкнулись на это в помещении, где они хранили свое имущество.

На несколько секунд воцарилось напряженное молчание, которое затем неожиданно прервала Валерия.

– Черт бы тебя побрал, это и в самом деле очень просто! – воскликнула она. – Они использовали водород!

– Приз присуждается сеньорите с голубыми глазами! – торжественно провозгласил я.

– При чем здесь водород? – с недоумевающим видом спросил Клаудио, переводя взгляд с меня на Валерию и обратно. – Что вы имеете в виду?

– Ящики они перевозили по воздуху, но не в самолетах и не в летающих тарелках, – стала объяснять Валерия, покосившись при этих словах на Касси. – Они использовали дирижабли, наполненные водородом. Такие дирижабли очень активно применялись в те годы в нацистской Германии, и они едва не превратились в ее символ. Они обладали такой большой дальностью полета, что на них можно было долететь в любой уголок мира. Кроме того, на них можно было перевозить очень тяжелые грузы и останавливаться когда вздумается. И как мне самой это не пришло в голову! – Валерия, взглянув на меня, сделала изящный реверанс. – Сеньор Видаль, вы вызвали у меня искреннее восхищение.

В ответ я, слегка наклонив голову, невольно обратил внимание на то, какие красивые у дочери профессора черты лица. Валерия смотрела на меня в этот момент, как мне показалось, с интересом, который отнюдь не был всего лишь научным.

– А-а, ну да, конечно… – задумчиво пробормотал ее отец, почесывая подбородок и глядя куда-то в пустоту. – Кстати, можно будет узнать и то, где эти ящики в конечном счете оказались.

Снова воцарилось молчание, но на этот раз все смотрели на профессора – смотрели на него, как на Моисея, спускающегося с горы.

– Ты это знаешь? – со скептическим видом спросила Валерия. – Ты знаешь, куда были увезены эти ящики?

Я, смотрящий на эту сцену сверху, нашел ее довольно забавной: находившиеся вокруг профессора люди буквально таращились на него во все глаза.

– И да, и нет, – ответил профессор Кастильо, явно наслаждаясь тем, что он оказался в центре внимания.

– Перестаньте ломаться, профессор! – воскликнула Касси, никогда не отличавшаяся особой дипломатичностью. – Вы это знаете или вы этого не знаете?

– Пока еще не знаю, – признался профессор. – Зато, как мне кажется, я знаю, где это можно узнать.

Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь стрекотанием цикад.

– Все очень просто, – наконец сказал профессор, разведя руками, как будто он говорил нам о чем-то очевидном. – Ответ следует искать в тетрадях, которые лежали в рюкзачке Улисса. Я уверен, что на какой-нибудь из страниц имеется информация о собранных нацистами археологических образцах.

– Вот еще один довод в пользу того, что нам необходимо раздобыть эти тетради, – заявила Валерия, энергично ударяя кулачком одной своей руки по раскрытой ладони другой. – Во что бы то ни стало!

Она произнесла эти свои слова «во что бы ни стало!» и так покосилась на меня, что я невольно внутренне содрогнулся.

75

– Нам нужно раздобыть эти тетради, – повторила Валерия уже в третий или четвертый раз после того, как мы затеяли спор на эту тему. – Керамические, глиняные и металлические изделия – самое лучшее подспорье для того, чтобы можно было понять, кто и в какие времена жил в древнем городе, от которого остались только лишь одни развалины. Вы знаете это не хуже меня!

Она образовала со своим отцом и Клаудио своего рода единый фронт, и теперь они втроем пытались убедить Кассандру, Анжелику и меня (мексиканка и бразильянка колебались, а я был категорически настроен против), что нам обязательно нужно вернуть себе тетради, которые я положил в красный рюкзачок, впоследствии отнятый у меня наемниками, когда те решили, что мне не помешает посидеть немного с завязанными за спиной руками. Теперь этот рюкзачок находился в лагере наемников – если они еще не перенесли свой лагерь в какое-нибудь другое место.

– Давайте не будем делать такой глупости, – снова и снова возражал я. – Эти типы нас ищут, причем отнюдь не для того, чтобы обменяться с нами любезностями.

– Именно потому, что они нас ищут, самое последнее место, где они будут рассчитывать нас встретить, – это их собственный лагерь, – настойчиво убеждал меня профессор. У меня сложилось впечатление, что Кастильо делал это только для того, чтобы показать своей дочери, какой он смелый.

– Проф, – сказал я в ответ, усилием воли заставляя себя сдерживаться, – подобная логика действует только в приключенческих фильмах. Можете быть уверены, что, когда они пошли искать нас, двое или даже трое из них остались охранять лагерь.

– Нас шестеро, – робко заявил Клаудио.

Я, взглянув на аргентинца и мысленно сравнив его с вооруженными до зубов головорезами, с которыми он, похоже, предлагал нам помериться силой, даже не стал утруждать себя ответом на его реплику.

– Нам во что бы то ни стало нужно раздобыть эти тетради, – не унималась Валерия. – Они в настоящий момент – единственная зацепка, при помощи которой мы сможем разыскать реликвии, дающие нам возможность понять, что это была за цивилизация.

– Я думал, что мы и так уже это поняли после того, как поглазели на ту стенную роспись, – сказал я, быстренько перебрав в уме все то, с чем нам довелось в этом заброшенном городе столкнуться.

Аргентинец отрицательно покачал головой.

– Это всего лишь маленькая частичка, – заявил он, – крохотный элемент большой головоломки, которую мы сможем начать разгадывать лишь в том случае, если сумеем разыскать предметы, увезенные отсюда, как мы предполагаем, немцами. А для этого нам нужны тетради.

– Учитывая ситуацию, в которой мы оказались, они нужны тебе не больше, чем группа танцовщиц. Мой ответ остается прежним – «нет».

– Мы – в большинстве, – заметил аргентинец, показывая одним своим большим пальцем на Валерию, а другим – на профессора.

– Не надо устраивать тут демократию.

– Неужели? – спросила, подбоченившись, Валерия. – Ты, может, считаешь, что твое мнение имеет большее значение, чем наше?

– Я в данный момент веду себя явно благоразумнее вас. Не я ведь предлагаю обворовать группу наемников, которые ищут нас, чтобы убить.

– Нам, я думаю, стоит рискнуть, – вдруг заявила Кассандра, делая шаг вперед и тем самым как бы вступая в только что образовавшийся клуб самоубийц. – Я понимаю, насколько это опасно, но все то, что нам здесь довелось пережить, не будет иметь никакого смысла, если мы уедем отсюда с пустыми руками.

– Еще меньше будет смысла, если ты останешься вообще без рук… – мрачно пробурчал я.

Мексиканка не ответила, но я, хорошо ее зная, понимал, что раз уж она приняла решение, отступаться от него не станет.

Валерия пристально посмотрела на Анжелику, и та, бросив на меня извиняющийся взгляд, засунула руки в карманы и кивнула, тем самым подтверждая, что тоже перебежала в противоположный лагерь.

Получалось пятеро против одного. Мне стало ясно, что умение убеждать явно не относится к числу моих сильных сторон.

– Мы похожи на скрипачей из фильма про «Титаник», – тихо произнес я. – Они, когда судно уже вовсю тонуло, играли на своих инструментах на палубе, вместо того чтобы побежать к ближайшей шлюпке. Что нам следовало бы сделать – так это побыстрее унести ноги, а затем, если получится, вернуться сюда с серьезным подкреплением и спокойно заняться изучением этих развалин.

– Если мы так поступим, то по возвращении сюда увидим лишь покрытое водой пространство, – возразил мне профессор. – И изучать будет нечего.

– Но если нам удастся отсюда выбраться, мы сможем рассказать всем о том, что мы обнаружили, и добиться приостановления затопления этого района.

– Без доказательств? – с усталой улыбкой спросила Валерия. – Нас сочтут за фантазеров, и никто не станет обращать на нас внимание. Нам нужны эти тетради с записями. Только с их помощью мы сможем найти археологические образцы, которые являются очень важным доводом. А потом, я надеюсь, нам удастся добиться приостановления затопления.

Чтобы ни у кого не оставалось сомнений относительно ее решимости настоять на своем, Валерия добавила:

– Поэтому без этих тетрадей я из этого заброшенного города не уйду – не уйду без них ни при каких обстоятельствах.

Никто ничего не ответил на это ее заявление, но мне и без слов было понятно, что все остальные, кроме меня, по той или иной причине с ней согласны: Клаудио и Касси – потому что они были археологами, Анжелика – потому что ее обязывал к этому подписанный ею трудовой договор, профессор Кастильо – потому что он, конечно же, был готов пойти за своей дочерью куда угодно и даже прыгнул бы вслед за ней в жерло извергающегося вулкана. В общем, я остался в одиночестве в своей убежденности в том, что данная затея даже более безрассудная, чем, скажем, прыгнуть в водоем с акулами, вырядившись в тюленя. Я не сумел убедить этих безумцев в том, что они совершают роковую ошибку. С другой стороны, откалываться от этой честнóй компании я, конечно же, не мог.

– Мы ведь в любом случае не можем дать отсюда деру, поскольку днем нас разыскивают наемники, а ночью подстерегают морсего, – сказала мне примирительным тоном Валерия. – Если мы попытаемся выбраться из этого города, нам вряд ли удастся уйти далеко, – продолжала она, намекая на тех членов ее экспедиции, которые попытались удрать, но эта их попытка закончилась тем, что их через пару дней нашли обезглавленными и с вырванными внутренностями, – а потому у нас прибавится не так уж и много риска, если мы попробуем раздобыть тетради.

Подобная ее настырность в отношении этих дурацких тетрадей, которые, вполне вероятно, вовсе и не представляли собой никакой ценности, уже начинала казаться мне какой-то нелепой одержимостью, но когда я собрался сказать ей об этом прямо в лицо, мне вдруг пришла в голову шальная мысль, и, как частенько бывало в подобных случаях, я молча уставился в пустоту с приоткрытым ртом. Из подобного состояния я обычно выходил только после того, как меня кто-нибудь окликал.

– О чем ты думаешь? – спросила меня Касси, которая знала, что нужно делать, когда я вдруг начинал одурело таращиться в пустоту. – Ты что-то придумал, да?

Я поднял взгляд и, чиркнув им по своим пяти товарищам по несчастью – оборванным и изнуренным, – остановил его на лице мексиканки.

– Может, и придумал… – ответил я через некоторое время, пристально глядя Кассандре в глаза.

Даже заранее зная, что совершаю ужасную ошибку, я начал излагать своим спутникам абсурдную идею, пришедшую мне в голову словно какое-то божественное откровение. Впрочем, несколькими часами позже мне предстояло прийти к выводу, что если это и было откровение, то в нем отнюдь не имелось ничего божественного. Скорее наоборот.