Текст книги "Лихолов"

Глава 9. Волны, ветер и скалы

Может кто-то и собирался приглядеться к Хансу, но одно дело задумать, а другое – сделать. Попробуй тут быть настороже, когда тебя качает во все стороны. Не каждый день имелась возможность хотя бы ненадолго причалить к берегу и дать путникам передых. Почти все земли вдоль Колючего моря были так или иначе заселены. Любой привал на этой территории мог закончиться для отряда с Северо-Востока бойней. Да не на жизнь, а на смерть. Лишь раз Ханс надолго пришвартовал корабль у маленького пустынного острова. Тот меж моряками звался «Лысый». Да так поставил судно, чтобы с большой земли его никто не мог увидеть.

– Это местечко давно облюбовали разные разбойники, – усмехнулся капитан и даже не заметил, как от его слов Ратибор и Златовласка мрачно переглянулись.

– Здесь совсем никто не живет? – спросил Велимудр. – Странно, я ощущаю чей-то взор… будто остров, как живой, смотрит на меня, в душу мне глядит. И ни тепло мне, ни холодно от того взгляда…

– Ну, – встрял в разговор один из моряков, коротышка с большим носом. – Ходят разные разговоры. Будто бы однажды какой-то разбойник спасался на Лысом острове от преследований и наказаний да так закалил тут душу от невольной аскезы, что стал почти как святой. Прожил тут несколько лет на скудной пище, без хмельных напитков, в холодной пещере и стал большим молитвенником. Разные болтуны от нечего делать любят рассказывать всякую ерунду. Как во время остановок на этом острове ночью к ним являлся странный дед. Весь в обносках, тощий, бледный – жуть! Но зато горазд был молвить разные пророчества и предсказания. Днем же он никому не показывается. Так говорят.

– Это все болтают пустословы и бездельники, – добавил другой, рыжебородый. – Потому что одни утверждают, что он состоит из тумана. Другие уверяют, что вроде был днем камень камнем, а ночью встал, распрямился в мужскую фигуру и заговорил. Третьи вообще треплют, что деда того разорвало на части: то ли болезнь, то ли поизмывался кто… Но Мать Судьба не дала мужику умереть – сшила его нитью бытия из лоскутков плоти, вдохнула обратно жизнь и велела ждать своего предназначения.

– Но остальным путникам странный дед ни разу на глаза не попадался, – снова влез коротышка. – Так что – все пустой треп. Сказочка, чтобы девок в трактирах впечатлить.

– Мы сколько ни плаваем, никакого деда на Лысом острове не встречали, – сказал Ханс. – Отоспитесь тут одну ночь без качки и лишних глаз. А то вон уже – зеленые все.

Остров представлял собой что-то вроде скалы, вырвавшейся из морской пучины. А с северной стороны, как раз невидимой с материка, имелась небольшая бухта. Там волны вели себя смирнее, давая возможность причалить и спуститься на берег.

Трудно передать наслаждение, с которым дружинники ступили на твердую землю. Промокшие, озябшие, изнуренные и обессиленные, они еле-еле развели костерок. Казалось, что качка продолжается даже тут, на суше. Моряки сварили на всех огромный чан похлебки из рыбы и каких-то северных кореньев. Вышло наваристо, жирно и очень сытно. Удалось даже просушить у огня насквозь отсыревшую одежду и пополнить припасы воды в местном скудненьком пресном ручейке. Распределив порядок ночного караула, странники устроились спать.

Многим было интересно, правда ли тут бродит чудной провидец-старик? Выберет он ли кого-то для своих предсказаний? Ужасно хотелось встретиться с загадочным дедом Златовласке. Она больше всех переживала за успех их странствия. И за то, что ведун Велигор действительно сможет помочь ей. Да и чтобы войну удалось выиграть. От всех этих тревожных мыслей девушке тяжело дался покой и сон. Она все ворочалась и не находила удобного положения. Остальные, кроме одного караульного, заснули почти сразу. Покой, тепло костра и сытный ужин сделали свое дело.

Наутро же первым, как обычно, проснулся Велимудр и с усмешкой спросил солдата, несшего стражу последние пару часов: не приходил ли к кому странный дед?

– Нет, старче. На моем часе все было тихо. И до меня солдаты тоже никого не видели.

Однако не успел Велимудр спокойно выдохнуть, как от этого разговора проснулась Златовласка. Ведун посмотрел на нее и увидел в глазах девушки глубокое смятение. Неужто с ней что-то приключилось ночью?

– Не по-утреннему ты серьезна во взгляде, доченька, – улыбнулся Велимудр.

– Говоришь, все ночью мирно спали? – нахмурено обратилась к стражнику принцесса.

– Да, госпожа, – еще раз подтвердил воин. – Никто из наших не просыпался. И чужих не подходило.

– Точно ты уверен? – не могла поверить принцесса. – Может, задремал в какой миг?

Солдат покраснел и надул грудь, но дерзить Жемчужине Северного Леса он не мог, поэтому ответил почти обиженно:

– Как можно, госпожа! Матушкой Судьбой клянусь – никто не просыпался и никто не приходил!

Златовласка насупилась. Она бросила озадаченный взгляд на своего покровителя ведуна, словно хотела рассказать что-то, да не могла. Теперь уж дело ясное: что-то случилось ночью. И, как только будет возможность, Велимудр обязательно разузнает у принцессы, что именно. Но не при всех и не в суете дел. Сейчас же пора была всем просыпаться, завтракать, собирать просушившиеся вещи и отчаливать. Что отряд наспех и сделал, не теряя время зря. Еще не меньше двух дней плавания предстояло по волнам Колючего моря, а потом – неизвестность.

Отряду нужно было пройти мимо Муравы и короля Рейгана Сурового незамеченными. Ханс знал путь подальше от материка, через туманы и цепочки мелких скалистых островков. Эта часть моря оказалась ничуть не менее опасной, чем проклятая гавань. Целый день корабль медленно и неуверенно продирался сквозь белую дымку, рискуя нарваться на скалы. Ханс расставил всех, даже дружинников, смотреть по сторонам, чтобы любые, хоть мельком увиденные, очертания ближайших земель использовать, как ориентир. Даже опытный странник Лихолов в тот день выглядел взволнованным.

Местами казалось, что воздух настолько плотно затуманен, будто какая-то ведьма растворила в нем молоко. А потом вдруг резко из ниоткуда выныривали сбоку от корабля громадные темно-серые утесы. Ханс и его команда ориентировались уже не глазами, а на слух. Острым чутьем вылавливали из вибраций воздуха звуки бушующего прибоя. Если с какой-то стороны отчетливо доносился остервенелый грохот – значит, там волны бились насмерть с камнями берегов. Тут же корабль чуть отворачивал нос подальше от жутких звуков.

В какой-то миг странники даже увидели мачты и бока другого корабля, видимо, разбившегося о рифы. Теперь гниющее дерево, когда-то гордо бороздившее моря, служило предостережением другим путникам – сюда не плыви, тут смерть. В иных краях не так уж страшно сесть на мель. Но только не в водах Колючего моря. Здесь природа была сурова к ошибкам мореходов. Не песок встречал на отмелях, а огромные острые валуны. И лютые черные волны не позволяли кораблю спокойно причалить, нет. Они готовы были разорвать вдребезги деревянные борта, нанизав их на камни, а пассажиров слизать холодными языками, расшибить до смерти зубами скал и проглотить в свое ненасытное чрево рыбам на корм.

Елисей с ужасом поглядывал за борт. Старался не опозориться, никак не выдать своего напряжения. Иногда скалистые берега выныривали из тумана так неожиданно и так близко, что хотелось закричать. В некоторые мгновения белая клокочущая пена столь звонко шлепала о борта судна, что все вздрагивали. Соленые ледяные брызги заскакивали за шиворот и впивались в отчаянно бьющиеся сердца. Юноша с интересом всматривался в разводы на воде – хоть бы что интересное увидеть под водой. Что там за жизнь в этих неприветливых местах? Кто или что существует, охотится и размножается в серо-синей глубине? Но море не желало показывать себя во всей красе, темной вуалью пряталось, и только шипело: «Прочь! Прочь отсюда, незваные!». Правда, иногда мелькали внизу, под бездонной толщей вод, тени… То мелкие, то крупные. И казалось Елисею, будто что-то и вовсе останавливалось там, прямо на плаву, чтобы понаблюдать за отчаянными смельчаками-моряками. Авось, погибнут – будет пища. Иногда вдруг на один короткий миг выпрыгивали из воды черные треугольники. Плавники огромных рыб? А пару раз Елисей готов был зуб дать, что там проплывали белые большие существа. И думалось тогда юноше, что это те самые альгидрии. Следуют за кораблем, охраняют, ведут, ибо есть воля Матушки Судьбы на то, чтобы судно со странниками доплыло наконец до Серебристых гор. Фантазией ли то было молодого парня, или былью – кто скажет наверняка? Велимудр бы развеял эти сомнения, если бы сказал, что видел то же самое и не только глазами.

Ведун ощущал всем своим существом, как кто-то ведет корабль, помогает, подсказывает. И ему чудилось, будто сами альгидрии были здесь. Ни одного препона на пути, ни одной неприятности с тех пор, как сели на корабль. Что это значило? Да то, что идут восточинцы верной дорогой! Что правильного выбрали корабельщика. А может и то, что пора обрести Хансу доверие, раз сами силы света содействуют ему на пути… Но пока ведун рассуждал молча, не высказывался.

– Не знал я, что море мне так все кишки вымотает, – бухтел себе под нос кто-то из кметей.

– А если бы знал, так что? – тут же наводил порядок Яговин. – Пешком бы один через Приморье поехал? Нежити и лиходеям всяким на съедение? Так что ли лучше было бы?

– Не отчитывай парней, воевода, – заступался Лихолов. – Лесные вы, привыкшие к земле ровной, людям гостеприимным, справедливости и милосердию, которое на Востоке только и осталось. Трудно кметям твоим из огня да в полымя. То от нежити отбиваться, то желудки за борт выблевывать. А вон, все равно не сдаются, едут дальше, даже песни поют. Хвалил бы лучше.

– Тш! – ругал их Ханс. – Тишину мне, тишину! А не то нарвемся на мель!

Утесы то и дело выныривали из тумана и угрожали уничтожить крохотных людишек. Но все было безопаснее, чем идти мимо бухты, где хозяйничали чернокнижники.

На случай, если море вынесет их в слишком далекие воды, у капитана было припасено немало средств. Во-первых, он хорошо ориентировался по звездам. Но северное небо было скудно и жадно до светил – их там и мало, да и та мелкота постоянно прикрыта облаками. Во-вторых, он держал при себе чашу с водой, в которой плавал какой-то странный маятник, по тени на воде в полдень капитан определял, где какие части света. А в-третьих, на самый отчаянный случай, Ханс всегда возил с собой в клетках трех воронов. Потому как любой моряк знал: коли есть где рядом земля, стоит только выпустить ворона с корабля, он улетит на сушу и не вернется. Но, если ворон покружил да вернулся в клетку, значит, на долгие дни пути нет рядом суши.

Так в напряжении, страхе и тумане прошел шестой день плавания. К вечеру корабль выбрался из опасных берегов. Неприветливые дикие скалы остались позади так же, как и опасная бухта Муравы. Седьмые сутки не представили путникам никаких сюрпризов и опасностей. Вокруг только пыхтело и ежилось холодное море, да небольшая полоска суши маячила по левому борту. Однако, этот спокойный день казался лишь затишьем перед надвигающейся грозой.

Дружина так истощилась за несчастные пять дней плавания, что уже хотела поскорее зайти в устье реки, где нет волн и качки. Тем более, что Велимудру, хитрому старику, удалось украдкой добыть от Ханса его волос, и на рассвете кое-как поворожить, чтобы глянуть в небыль. Но корабль – это тебе не тихий лес с родниками и не уединенная хижина. Едва-едва приоткрылась завеса мира перед взором старца. Мало что удалось разглядеть и разузнать. Потому Ратибор посовещался с Велимудром, Яговином и Лихоловом, взвесил все опасности и выгоды да решил довериться ушлому моряку. Да и плюс ко всему, за эти дни Ханс уже успел увидать всю мощь оборотня дракона: Златовласка обращалась в огнедышащую тварь и улетала на охоту к ближайшим землям. Скрыть эти эпизоды не было никакой возможности. И только защитная магия Велимудра кое-как удерживала корабль от сожжения. Поэтому, рассчитали странники, что Ханс может попросту испугаться гнева драконьей принцессы. Так Ратибор принял предложение о Гавани Воющих Ветров и усыпляющем зелье.

Уже завтра им предстояло рискнуть всем – миссией своего похода, собственными жизнями, судьбой Северного Леса и выпить усыпляющее зелье. Отдать себя, своего принца и свою драгоценную принцессу в полную власть морскому разбойнику, не погнушавшемуся связаться даже с ведьмой. Сложно, почти невозможно, было бы довериться при иных обстоятельствах, но если даже в самом восточном краю чужих земель трудно было передвигаться по суше, то в срединных равнинах на безопасный проход даже надеется не стоило. Хмурились кмети, но возражать приказу не могли.

На фоне всеобщей тревоги угрюмость Златовласки никому не казалось странной. Никому, кроме Велимудра. Он-то заметил, что принцесса не улыбалась еще с тех пор, как переночевала на Лысом острове. Но странники ютились на палубе все вместе. Не было особой возможности вести тайные беседы. Следил за ней Велимудр и хмурился. Очень уж самоуверенной казалась ему юная принцесса. По молодости своей, не знавала она еще, как кто-нибудь может растоптать или обессилить подлостью. Оттого-то казалось девушке, что со всем справится она и сама без советов и наказов.

Верится иногда молодым, что стоять на своем пути – значит идти прямой дорогой без ям, грязи и напастей. Кажется им, мол, только найди свою судьбу, а дальше всегда будет солнце. Знал трехсотлетний старец, что такие думы лишь признак малого опыта и наивности. У каждого свои гири на плечах, у каждого свой размах крыльев. Кому-то и чужим путем пройти – трудом не покажется. Они по жизни будто скачут с камушка на камушек легко и красиво. А иному и по самой что ни на есть прямой дороге собственного предназначения ни шагу не сделать без усилия и надрыва. У тех и ноги в кровавые мозоли стопчутся, и спина горбом согнется, и руки замараются. Потому-то умным старикам всегда хочется дать молодежи совет, подпереть их хрупкие крылья своими сильными. Умным – хочется, а мудрым – терпится. Велимудр носил в душе слишком многое, чтобы просто так лезть к кому-то с наказами. Он умел ждать, быть рядом незаметно, чтобы протянуть руку тогда, когда его подопечная сама попросит, хоть словом, хоть взглядом…

За большую мудрость ему и был большой почет. Все странники на протяжении этих дней по очереди помогали ухаживать за лошадями в трюме. Но Велимудра, наравне с принцем и принцессой, к срамным кучам не подпускали. Зато сегодня настала очередь Лихолова с Елисеем.

Юноша впервые за долгое время улучил возможность побеседовать со своим наставником наедине, а ведь Лихолов давно заметил, что его молодого друга что-то гнетет.

– Ну, Поющая Стрела, говори, давай, – шепнул Странник, пока вычесывал кобылу. – Вижу я уже давно смятение твое. Чего ходишь букой?

Юноша будто съежился от вопроса, но таиться не смог и выложил все как есть.

– Да вот что, Лихолов… Смотрю я на наших принца и принцессу да смущаюсь. Ой, беда мне, дурню, за мои мысли!.. Разные они такие, понимаешь? Златовласка наша – вот и впрямь жемчужина. Про красоту и говорить не стоит. Но еще смела, горяча. За каждого солдата сердцем болеет. Ни к кому спиной не повернется. Любую неправду огнем спалит. За такой принцессой пойду на край света! Ей служить хочу, за нее и умереть – большая честь… А принц наш Ратибор… Хоть вроде над ней и старший, но…

Елисей замялся. С трудом осилил себя, чтобы продолжить:

– Принц Ратибор, он… Ну, как ни то, ни се… Спокойно дальше путь держит, будто потери его не волнуют. Очень много советуется – то с Велимудром, то с Яговином. Мог бы всех нас в печь бросить, коли потребовалось бы, и не дрогнул бы даже. Разве таков должен быть будущий король Северного Леса? Разве захочется за эдаким принцем идти в бой?

– Ты и в правду дурень, Елисей, вояки сын! – оскалился Лихолов. – Что ты знаешь о том, каков должен быть король?! Ты – охотник королобый?

– Ну как же… Смел, силен, такой, чтобы одним взглядом на колено ставил…

– Ох, молод ты еще, парнишка… И Златовласка еще очень, слишком даже молода для таких испытаний… Потому-то она тебе и более понятна. С ее юношеской свирепостью ко всему, с ее жарким чувством справедливости. А Ратибор – взрослый мудрый муж. Он и сам отец, своих детей в Рассветнике оставил… Оттого и понимает принц, что настоящий предводитель, он, знаешь каков? – смущенный в конец Елисей потупил взгляд и отрицательно замотал колосками спутанных волос. – Настоящий король на самом деле – слуга, Елисей.

Юноша от неожиданности дернулся и даже дерзнул посмотреть Страннику в глаза. А тот почему-то улыбался. Кому, как ни ему, принцу Ариславу, воспитаннику самого короля Ярополка, знать о власти, доблести и воеводстве?

– Король нужен для того, – продолжал Лихолов, – чтобы объединять людей перед лицом разных дел. Будь то наступление врага или надвигающийся голод. Король не просто всеми повелевает. Вся его жизнь – жертва на алтаре своего государства. Король – слуга своего государства и раб своей судьбы, Елисей. Мало кому на свете такое по плечу. Многие хотят царских благ. Но почти никто не готов на царские жертвы. Знаю я таких, кому от подобной жизни проще сбежать, нежели принять… Не суди королей, Елисей, сын воина. Неведома тебе тяжесть в их груди…

– Не могу с тобой спор держать, Лихолов, – с трудом выговорил Елисей. – И не знаю я, откуда тебе ведомо то, о чем говоришь… Но сердцу моему принцесса Златовласка – как маяк кораблю. За ней хоть на смерть. А все остальное… тому подотчетно.

Лихолов вздохнул. Трудно старшим донести правду одним словом. Иногда нужно просто отдать поводья госпоже-жизни. Та сама всему научит…

– Навоз сгребай в ведра пошустрее, – хлопнул Странник по плечу юного ученика. – А правда и сама тебя найдет.

Мучительно медленно, как удушье, наползал закат. Бесконечные облака в одних местах розовели, а в других становились безнадежно синими. И выглядели так, будто чьи-то багровые руки тянутся за кораблем, ползут по небосводу, да никак не догонят. С огромным усилием странники заставили себя поспать. Относительно безопасное время странствий по морю подходило к концу. Завтра им предстояло снова войти в суровые объятия материка. Но это уже был последний рывок, последняя пара дней – и дальше конец пути. О том, что нужно еще возвращаться обратно, никто и не думал. Там уж, авось, братья по вере, благородные лучезары, не оставят их в беде, переправят домой на своих быстрых ладьях. Цель уже так близко… Главное добраться!

Глава 10. Вой и скрежет

«Сражался бы я, как свирепый медведь – коли было бы ради кого. Бился бы за каждый вздох – если бы любил чье-то дыхание. Ни волоска не дал бы уронить с головы той, чьи объятия мне дороже всех звезд. Нашел бы такую – стал бы опасней огня, сильнее ветра, ловчее воды, надежнее камня. Но если уж беречь – то сокровище. Если охранять, то чистый родник. Если уж заслонять крепким плечом, то грудь той, в которой бьется доброе сердце. Где то сердце? Где тот родник? Где то сокровище? Померещилось ли? В сказки ли поверилось? Или, правда, шагает белыми стопами со мною по одной тверди где-то ТА, чье объятие дороже всех звезд? Та, за чье дыхание убью? Та, ради которой стоит сражаться? Отзовись, моя птица, где ты летаешь? Найду, узнаю, не отпущу!»

Неизвестный автор.

– Скажи еще раз толком, Ханс Белый Глаз, – все расспрашивал Ратибор. – Что станет с нами, коли не выпьем твоего сонного зелья?

– Плохо вам будет. В бухте Воющих Ветров хозяйничают неприкаянные души. Они злы и жаждут выместить на ком-то обиду! Любой живой путник им как игрушка. Заманят к себе, а потом будут терзать, истязать, мучить. Бр-р-р! – поежился моряк. – И так, пока не станешь ты одним из них. Мертвым и остервенелым.

– Как они могут заманить нас к себе? – Нахмурилась Златовласка. – Мы же не выжили еще из ума, чтобы по доброй воле к ним пойти…

– В том то и дело! – усмехнулся рыжебородый помощник капитана. – У каждого, абсолютно у каждого есть слабость. Какое-то несбыточное желание, терзающее, манящее. Призраки те – мастера на миражи. Такую картинку вам нарисуют, что не удержитесь, хоть кончиком пальца, но захотите дотронуться. Так сладко будет там, что не устоите. А стоит вам только в дымке тумана чуть высунуться за борт корабля – тут же схватят и уволокут!

– У меня уговор со старухой ведьмой был таков, – добавил Ханс, – что никакие призраки не могут призвать к себе ни меня, ни моих верных матросов, ни корабль, у руля которого один из нас стоит.

– Мы к тем тварям будто глухи, – впрягся коротышка. – Слышим только вой и скрежет зубов. Жутко нам, но не более того. А вот над вашим отрядом таких чар нет.

– Как же смогла ведьма сотворить над вами семерыми подобное колдовство? – насторожился Велимудр.

– Все просто, старик, – вздохнул Ханс. – Мы заплатили очень высокую цену.

– Позволь узнать – какую? – заинтриговался ведун.

– Мы лишились всех желаний. Нет ни целей, ни мечтаний, ни искушений… Ничего… Нечем нас заманить… Знай себе, делаем, что умеем. Крутимся, как можем. Так, семью прокормить… Откликнуться на зов родного моря… А все остальное – словно в пустоте. Будто и глухи мы, и слепы, и немы – одновременно… Только два маяка помним – злата заработать и от проклятья своего избавиться. Но и те желания безлики…

Слушавшие застыли. Что такое человек без целей и желаний? Пустая кожаная кукла? Может, кто и рад был бы не угождать больше своим плотским похотям. Но на смену этому хотел бы служить, например, своим мечтам. А кто почище, тот – целям Матушки Судьбы. Но, что оно такое – полная пустота? Что может быть ее страшнее? Только один Лихолов почувствовал с моряками странное какое-то родство. Ведь он тоже когда-то вот так… Потерял все свои мечты и цели. И носится с тех пор по миру… То на разные подвиги, то меж кабаками и девками, забываясь в усладах.

– Так я и поругался со старой ведьмой, – добавил капитан. – Плохо мне стало… очень плохо… А вернуть былое сам уже не могу. Тогда сказала она, шельма проклятая, что договор есть договор – с нас доля вырученного золота, а с нее колдовство. Мы принесли ей горку золота – небольшую. Но это было все, что за год заработали на таких, как вы. А ей мало… Она сказала, мол, когда всю ее хижину забьем монетами доверху, тогда она свои чары и снимет. Где ж это видано – столько заработать? На то и всей жизни не хватит. Тут-то мы с ней и повздорили. И прокляла она меня погибнуть. А я вон – живой. Море спасло. А, может, ваши эти, как их, альгидрии…

– А ежели на кого не подействует твое зелье? – спросила принцесса.

– Таких с нами еще не бывало, – отмахнулся моряк. – Впрочем, на сей счет мы тоже подстраховываемся. Привязываем за руки и за ноги каждого веревкой к лавкам, чтобы не рыпался.

– Зачем же тогда пить зелье, если меня все равно привяжут!? – возмутилась Златовласка.

– Потому что, принцесса, если тебя заманят, то такую силищу пробудят, что чернь его знает: может, никакие веревки не удержат…

Странники смиренно замолкли. Кто сейчас о чем думал – не трудно было догадаться. Молились ли, или просто надеялись, да все об одном – как пройти проклятую землю живыми да очнуться свободными, не преданными. Но Лихолов размышлял об ином. Он видел, с какой жалостью смотрели его спутники на моряков, лишенных всех желаний. Такое напряжение резануло воздух, что Странствующий Охотник вдруг вспомнил свое…

Как он молодым юношей под покровом ночи пролез в конюшню, оседлал коня да помчался прочь. Сбежал из родного Мраморного дворца. Как спешил во тьме по укромным улочкам – лишь бы никто не признал. Скакал прочь, в никуда. Вдаль от всех своих надежд. И как слышался в ушах треск – крушение всей прежней жизни, всех ориентиров, всех планов. К ним отныне не было возврата. Не к такой доле готовил себя молодой бастард. Тогда, давно, еще хрупким мальчишкой, у могилы своей матери поклялся принц стать воином и защищать тех, кто ему дорог. И этот боевой жар с тех пор заполнил всю его сущность. Он хотел биться. Он жаждал грудью встать на защиту. Он бежал в бой всегда в первом ряду. Боль – это алтарь, на который душа просит возложить свою жертву. Раз уж Арислав не мог уличить и наказать убийц своей матери, он жаждал вылить всю свою свирепость на врагов.

И вот однажды принц вдруг скачет прочь от своей мечты. Ночью покидает Мраморный дворец. Бросает войско, которое жаждал вести в бой. И был он теперь не великий воин, нет. Скорее, подлый трус, разочаровавший всех. Подло бросивший вверившихся ему. Он мчался сам не свой несколько дней. Да все лесами и топями, потому что боялся встретить хоть кого-то. Стыдился взглянуть другому человеку в лицо. Тогда Ариславу казалось, что печать несмываемого позора навсегда легла на его лоб. Вот так и он сам, подобно Хансу, тоже в одночасье потерял все свои желания. И остался пуст, как выгоревшее дерево… Изменилось ли что-то с тех пор, за десять лет странствий? Затеплилась ли жизнь в выжженной душе? Теперь Арислава все знали, как Лихолова Странствующего Охотника. И этот новый человек вроде бы и желал славы да богатства… Но по-настоящему ли? Или больше, как голый нуждается в одежде – прикрыть срам? А желал ли он этого: чтобы вообще хоть чего-то хотеть? Лихолов не знал толком и сам.

Бухта Воющих Ветров показалась вдали. Обычно живой процветающий портовый город видно за версту. Днем он сияет отблесками бесчисленных крыш и стен. Туда-сюда шныряют неугомонные корабли. Еще чуть ближе даже можно с попутным ветром уловить особые запахи и шум бурлящей торговли. А некоторые так вообще щеголяют маяками и звоном колоколов. Ночью сытый город мерцает огоньками факелов на центральных улицах.

Но тут же уже на большом расстоянии было видно – что-то не так. Огромная бухта вроде бы и заманчиво зазывала к себе. Но город словно застыл в угрюмом молчании. Почерневшие, обугленные строения не бликовали на полуденном солнце. Ничего не шевелилось и не дышало. Полное отсутствие движений, звуков. Ни одного отчаливающего или прибывающего корабля… Тишина. Жуткая, холодная, мрачная… Безжизненность… Даже волны как-то побаивались сильно вздыматься там…

Моряк-коротышка меж тем налил каждому по малой чарке какого-то мутновато-зеленого настоя:

– Выпить надо залпом, не растягивая. Потому как зелье очень горькое! Чуть промедлите, так и не осилите потом до конца допить.

Лихолов, как самый опытный странник, имел привычку все пробовать последним. Никогда не знаешь, где тебе предложат отраву.

Тем более, что накануне ночью Страннику опять приснился все тот же сон. Дрожала пещера и странное существо в ней живущее, горевала, звала: «Приходи, приходи за мной! А коли предложат тебе пойти ко мне – сразу же соглашайся. Ибо я жду тебя! Давно жду!». Лихолов смутился: «Кто мне может предложить? Что предложить?». Отвечала душа в стальной плоти: «В конце узнаешь! Когда далеко-далеко странствия тебя занесут. Скажут тебе сильные мира сего – иди и добудь. И ты тогда соглашайся! Ибо жду я тебя!». После этого сна Странник был сам не свой. не дурной ли в том знак?.. Поэтому сегодня нужно быть вдвойне осторожным.

Дружинники Ратибора, наоборот, так хотели показать принцу Ратибору свою преданность, что пили без раздумья и оглядки. Хоть и вздыхали тяжко, что не по душе им такой приказ. После солдат чарку пригубил Яговин, за ним Велимудр, Ратибор. Дальше запрокинула Златовласка и сморщилась, закрыв лицо руками. Любой бы подумал, что принцесса с усилием проглотила горечь и сжалась от отвращения. Но Лихолов был не «любой». Он-то умел всматриваться в людей. От его глаз не утаилось, как принцесса забрала жидкость в рот, а потом аккуратно, еле заметно выплюнула все к себе в рукава… Зачем? Что за уловки? Очередная молодая дурь, не больше!!! Воин был вне себя от ярости. Эта взбалмошная девчонка постоянно путала ему карты! Она все делала по-своему, чернь ее возьми! Вдруг Лихолов заметил, что Елисей еще не выпил свою порцию и ждет команды наставника. Умен стал, однако, ученик! Уже знает, где приостеречься. Странник молча одобрительно кивнул Елисею и тот покорно выпил зелье. А Лихолов…

С мгновение посмотрел на свою чарку, словно выискивая на ее дне какие-то подсказки. Слегка потеребил по привычке свой амулет. Вздохнул. И сделал все точно так же, как и Златовласка. Набрал в рот. Сморщился. А потом тихонько тонкой струйкой сплюнул все в рукав… Что делать, обещал довести строптивую принцессу до Серебристых гор – значит, будет охранять ее даже там, где ему это не по силам…

Уже очень скоро все путники улеглись калачиком под лавками на свои плащи и намертво уснули. Ханс со своей командой, как и обещал, привязал всех крепко. Аж до боли. Даже Лихолову было трудно не заорать, чтобы ослабили веревки. Уж как это молча вынесла Златовласка – вообще осталось непонятным.

Хоть зелье Лихолов и не проглотил, однако ж, та малая доза, что всосалась через язык, возымела свое действие. Состояние было странным. Охотник плохо чувствовал тело. И не был уверен, что в случае опасности осилит подъем на ноги. Хотя, глаза приоткрыть на малую щелочку все же получалось.

Лихолов мало чего в этой жизни боялся. И сейчас ему было не столько страшно, сколько любопытно. Старый детский азарт проснулся где-то в груди и защекотал ребра. Что такого могли бы предложить хитрые духи Страннику, который и сам толком не знал, чего хочет от жизни? А еще любопытно будет послушать, что они нашепчут Златовласке? Вот тут-то и вскроется все ее нутро. Ох, сорвут твари с нее маску великой праведницы! Сладкое предвкушение разгадки скрасило Лихолову все неудобства ближайших мгновений.

Меж тем монотонная возня моря сменилась навязчивыми неритмичными звуками шлепков воды о борта судна. Это означало, что корабль разворачивается и заруливает в гавань. Уже хорошо – хоть везут, куда обещали. Качка, переговоры матросов – привычные звуки, но постепенно это все начало дополняться каким-то гулом. Чем-то похожим на вой. Не зря это место называли бухтой «Воющих Ветров». Свисты самых неприятных ритмов сливались в единую зловещую какофонию. Раздавались шаркания – от кого бы? Матросы расположились каждый на своем месте и по кораблю не носились. Обычно, заплывая в порт, слышишь добродушный гул бурлящей жизни. Здесь же сейчас стояло нытье сквозняков.

А вскоре Лихолов ощутил и странные движения воздуха. Он держал глаза слегка приоткрытыми, но лежа многого не разглядишь. Однако, в какой-то миг показалось, что прямо над ним пролетела с неуклюжим скрежетом белая полутень. Потом еще одна – эту Странник уже успел разглядеть. А еще через несколько мгновений уже целая стая таких тварей носилась над кораблем!