Текст книги "Лихолов"

– В чем дело, юноша? Ты волнуешься о предстоящем походе?

– Нет, – немного вздрогнул охотник, будто его вырвали из каких-то далеких размышлений. – Я…

Елисей замялся, не зная, насколько честно он может высказываться.

– Я просто должен успеть перед отъездом попрощаться с принцессой… – юноша заметил напряженный суровый взгляд ведуна и тут же принялся оправдываться. – Дело в том, что там, в пустоши, я дал Златовласке клятву всегда оберегать и защищать ее… А теперь вот вынужден уехать…

– Юный охотник, – успокоил его ведун, – помогая Лихолову в таком важном деле, ты как раз и защищаешь принцессу самым лучшим образом. Помогаешь отвести беду от Южного Света. Если часть нашей армии, стоящая там, освободится, то придет на подмогу Багрянцу. Это ли не защита принцессы?

– Верно, старче… Но все же я клялся, глядя в глаза. Значит, и прощаться тоже нужно так же… Позволь мне отлучиться для этого? А после я ворочусь, и мы продолжим сборы.

Не нужно было ничего больше говорить. Велимудр давно живет на этом свете. Ему и так было понятно, почему юноша рвался в последний раз увидеть свою вожделенную принцессу. Что ж… Кто знает наверняка, сколько это паренек еще проживет. Жестоко было бы лишать его такой мелочи.

– Ступай, Поющая Стрела.

Елисей улыбнулся и рванул прочь по коридору. Когда юноша так резко шагает к кому-то… Ох! Настолько торопятся только к любимым. Велимудр покачал головой. Вспомнил Лихолова, спешащего на опасный подвиг ради той же самой женщины. Вспомнил обещание Ратибора поженить Арислава со Златовлаской…

– Что же ты делаешь, Матушка Судьба? – прошептал ведун. – Одной тебе лишь ведомо…

Постояв еще мгновение молча, Велимудр сложил руки и что-то прошептал. Он стал невидим, может, на сто вдохов, а может, и больше, сколько хватит сил старику.

Елисей шел по коридору почти бегом и запыхался, а невидимый преследователь за ним следом. Два стука в дверь. Три удара сердца. Златовласка отворила вход в свою горницу.

– Елисей? – испуганно улыбнулась она. Выскользнула в темный коридор и посмотрела по сторонам.

– Госпожа… Велимудр велит мне помочь Лихолову в его походе… Кажется, я вынужден покинуть тебя…

– Я знаю, – уголки ее губ опустились вниз.

Златовласка снова покрутила головой, убеждаясь, что никто их не слышит.

– Я… я буду молиться, чтобы ты вернулся. Однажды моя молитва уже помогла тебе. Обещай, что вернешься? – непокорная слезинка сорвалась и потекла по красной щеке.

И тут то ли смелость, то ли безрассудство овладели Елисеем. Вместо слов он крепко обхватил принцессу и поцеловал ее. Златовласка была горячая, как уголек, и при этом мягкая, податливая и сладкая – словно мед. Но нежные девичьи руки ласково припали к его голове.

Велимудр не стал смотреть дальше, хотя еще не истекли сто вдохов. Уже и так все стало понятно. Ведун тихо пошагал прочь, невидимый и смущенный. Как же это тяжело – любить людей! Особенно тех, кому суждено страдать. И как же тяжко не иметь сил хоть что-то изменить, распутать, облегчить.

Меж тем Златовласка утянула Елисея в свои покои и наглухо заперла дверь. Юноша чувствовал себя, как под сладким хмелем и как выпивший огня одновременно. Когда он сорвал с плеч девушки лямки шерстяного колючего сарафана и тот упал, на теле принцессы осталась только льняная рубаха и исподнее. И то быстро задралось, оголяя нежную кожу. Елисей был готов пробовать на вкус свою возлюбленную всю, целовать каждый кусочек горячего тела, жадно, будто умирающий от жажды припал к роднику. Крепкие руки скользили, сильно сжимая кожу, от грудей до лопаток, вверх по хрупкой шее до самых волос, проникая пальцами в копну на макушке. А потом резко вниз, прижимая мягкие бедра к своим. Жадно, даже грубо, почти больно, но от того еще приятнее. По телу принцессы бежали мурашки.

– Я люблю, люблю тебя, – как в бреду шептали оба друг другу.

Златовласка поддавалась его страсти, как воск поддается огню: изгибаясь, плавясь, не в силах сопротивляться. Кипение внутри обоих нарастало, как жар в том котелке, который забыли убрать с костра. Плоть молодых тел восстала и требовала стать единым целым как можно скорее.

Елисей сам уже и не помнил, как очутился на ложе поверх хрупкого тельца Златовласки. Непобедимая жажда смешаться, слиться, соединиться в нечто одно, в большую любовь, в единство душ и тел затмила разум. Запахи тела его и ее, шероховатость перины и нежность кожи, холод воздуха и жар дыхания, звуки любви и тишина замершего мира вокруг – все смешалось в этих мгновениях. Чем больше Елисей касался горячей Златовласки, тем мучительнее нагревался сам. Вся кровь будто сгустилась в одной точке, требуя получить облегчение. И в какой-то миг поцелуев и объятий уже стало недостаточно: они разгорячили плоть настолько, что это больше невозможно было сносить. Немыслимая жгучая тяжесть требовала разрешиться друг в друге. Одна плоть уже почти свилась с другой, осталось лишь одно смелое движение до желанного полного единения. Прежде, чем исполнить это, Елисей решил в последний раз посмотреть на Златовласку – невинную и чистую – на нее, деву, пока она еще не стала женщиной. Поднял голову, ощущая ее подталкивающие ладони на своих бедрах.

Как же она была прекрасна! Белая, чистая жемчужина. Настоящая принцесса, как из самой бессовестной мечты. А он… Кто он? Нищий охотник? Как смеет он так порочить это прекрасное создание своей похотью? Юношу словно окатило родниковой водой.

– Я… я не могу так с тобой, – то ли прошептал, то ли прокричал Елисей и уронил голову.

– Ты не любишь меня? – дрогнула принцесса всем телом.

– Люблю больше, чем в любой сказке… – почти скуля от тщетности ответил юноша. – В том и дело, что я люблю тебя искренне, больше, чем себя. А потому не могу поступить с тобой дурно. Подумай: кто я такой? Вряд ли мы сможем однажды законно стать мужем и женой. Да я еще и отбываю в странствие, из которого рискую не вернуться. А значит… Значит, – он поднял голову и посмотрел ей в глаза. – Значит, я не имею права лишать тебя твоей чистоты.

Златовласка изогнулась под ним в припадке отчаяния и ярости и ударила кулаком по перине, пока Елисей гладил ее волосы.

Плоть медленно остывала, уступая командование рассудку. Юноша был прав – принцесса, воспитанная на священных писаниях, сама все понимала. И еще десяток седмиц назад и предположить бы не могла, что окажется в шаге от такого безрассудного поступка, какой они собирались совершить только что. Но теперь, после всех этих поцелуев, лежа кожей к коже, все ощущалось иначе…

– Ты должен вернуться Елисей! – процедила принцесса сквозь слезы. – Ты совершишь очередной подвиг, вернешься, потом мы выиграем войну! Чернь ее возьми, выиграем! А дальше… Кто сможет поспорить со мной, носительницей дракона? Кто сможет отказать мне в любых моих желаниях? Кто скажет «нет» мне, ежели я захочу быть твой женой? Только если ты сам!

– Это то, чего я желаю больше всего на свете, моя прекрасная госпожа…

– Тогда уезжай скорее, а потом быстрей возвращайся, Елисей! Возвращайся, и я буду твоей уже по закону, клянусь! А клятвы дочери короля назад не забирают.

– А я клянусь всеми мирами, и былью, и небылью, что вернусь и женюсь на тебе.

– Значит, отныне мы обещаны друг другу.

Елисей в последний раз насладился поцелуем с любимой девушкой. Потом резко вскочил, пока требы плоти вновь не привели его к искушению, поправил одежду и ушел, не оглядываясь. Потому что, если бы он позволил себе хоть еще один взгляд на это прекрасное нагое тело, то уйти бы уже не осилил.

Златовласка свернулась в комок и заплакала. И еще долго шептала под нос:

– Вернись, Елисей, вернись поскорее.

…………………………………….

Утром несколько людей вышли на широкий балкон Ясеневого Дворца провожать Лихолова в поход. Огнеклюв уже сидел на краю в нетерпении. Орел рвался в полет. Яромир, Велигор и Златовласка попрощащись с Ариславом.

– Желаю тебе, принц Арислав, помощи Матушки Судьбы в твоем походе, – без надежды в голосе произнес король Северного Леса. – Отведи от нас хоть одну из бед, Странствующий Охотник, и мы отблагодарим тебя.

Лихолов поклонился королю, а за его спиной и Елисей.

– Ты возвращается в начало пути, мой друг, – напутствовал Велимудр. – Для того, чтобы разрубить узел, который душит тебя уже много лет. Это праведное дело. Мать Судьба поможет тебе.

Лихолов с Елисеем поклонились и старцу.

– Возвращайся, Арислав, принц Раздола, – громко произнесла Златовласка. – Чем бы ни закончился твой поход, ты друг Северного Леса навеки. Вернись и принеси с собой мир.

Лихолов подошел к принцессе ближе, чем это было положено. Взял ее ладонь, поцеловал нежную белую руку. Горячую, как пламя. Неслыханную дерзость совершил Арислав на глазах у всех, даже сама Златовласка смутилась. Но никто не сказал ни слова. Воздух был тих, не звучало ни возмущения отца, ни ворчания ведуна. Это еще больше насторожило принцессу. И она заметила на руке Лихолова рубиновый перстень… Старый родовой перстень рода Изяславовчией. Кто дал ему это? И зачем? Для целей похода? Или?…

– Я вернусь, – меж тем обещал Арислав, не выпуская руки растерянной принцессы. – Ради того, чтобы еще раз увидеть твою красоту, можно обмануть саму смерть, моя госпожа.

Еще одна дерзость – произнести такое при короле и ведуне. Но снова никто не возражал. Меж тем Лихолов улыбнулся и пошел прочь. Златовласка так и осталась бы стоять в недоумении, но увидела, как усаживается на орла Елисей. Охотник смотрел прямо на нее.

Принцесса прошептала, отчетливо шевеля губами, так, что он понял: «Вернись!» И неуместная слезинка бесстыдно выпорхнула из глаз. Елисей посмотрел на нее с грустью и нежностью. И едва заметно приложил руку к сердцу. Словно ответил «Вернусь!»

Лихолов тоже взобрался на Огнеклюва. На этом балконе не играли барабанщики, и толпа придворных и воинов не вышла сопровождать странников. Напротив. Все было очень тихо и даже тайно. Без лишней огласки. Даже ветер со снегом молчали сегодня.

Тишина бушевала.

Огнеглюв тоже не смел нарушать это беззвучие. Орел оттолкнулся мощными лапами, размахнулся и… полетел прочь. Молча. На юг.

Книга 4 «Неравные силы»

Вздрогнет мироздание, ибо люди принесут великие жертвы ради братьев своих.

«Когда скажут вам, что истина несет покой – не верьте.

Без истины жизнь – суть мрак. Но истина слишком неудобна многим.

Истина звучит для одних, как мед, но для других, как деготь. Истина – это как огонь, который выжигает старое поле и посыпает его пеплом истлевших отступников. Чтобы потом, однажды, земля плодоносила вновь.

Поэтому истина несет погибель.

Истина приходит в мир, но многие не хотят встречать ее. Тогда кто-то вынужден встать на защиту. А посему истина – это меч. Меч, чей вес тяжел, а сталь остра, но размах непобедим. Единственный меч, которым стоит биться».

Из летописи Светобора ученика Велимудра.

Глава 1. Новая старая дорога

Лихолов давно позабыл, что такое юношеское волнение. Слишком закостенел его разум от постоянных сражений. Но нынче он чувствовал волны тревоги внутри живота. Место из его сладких снов и его кошмаров – родная земля, приблизилась и приняла в объятия. Арислав хорошо знал, куда лететь. И правильно наставлял Елисея.

Впрочем, полет на боевом орле был делом совершенно непривычным. Уж нежить убивал, колдунов сражал, даже драконов – и тех не боялся. А вот лететь несколько дней на смертоносной высоте – это прошибало до мурашек. Но вида Лихолов не показывал.

Над Северным Лесом летели беззаботно днем. А вот над Раздолом странники решили перемещаться украдкой. Кто ж его знает, какие силы могут нынче стоять у короля Беломира на страже? Глядишь, и на кого-то вроде изулу можешь наткнуться… Так что полеты проходили ночью, а отдых днем.

В первую ночь все еще было холодно, мокро и зябко.

– Клэтва! Проклятый старик! – ругался Лихолов, плюясь на землю. – Где ж та ранняя весна, о которой Велимудр там болтал?..

Однако в тот же день резко начало теплеть. Как это обычно и случалось в Раздоле, стоило только немного осмелеть солнцу, как слякоть принималась высыхать. Здесь не было густых лесов, как на соседнем севере. Поэтому тенистых уголков тоже имелось мало – почва быстро менялась от погоды. Это Арислав хорошо знал о своей родине еще с детства.

Да только остальное узнавал с трудом. Помнились ему раскидистые поля, из которых многие приспособились под крестьянские труды. Нынче же многое опустело. Дикими стояли земли… Всегда и во все времена раздольцы славились своим купеческим даром. Предприимчивые и смелые, они никогда не давали трактам одичать: в былые времена то и дело мелькали по дорогам телеги с товарами. Невмоготу было юго-восточному крестьянину сиднем сидеть. Ему бы торговать, с людьми балагурить, на ярмарки кататься. А нынче смотрел Лихолов на те дороги и дивился… Даже в ночной темени видно было, что тракты едва ли не травой поросли – вот как ими редко пользовались…

Вечерние огоньки во многих деревнях и вовсе не горели. Хотя всегда раздольцы под лучины гуляли, праздновали все подряд да гостили у родни. Теперь едва ли каждая третья деревня еще мелькала вечером редкими огоньками. Что стало с остальными? Вымерли ли селения? Или боятся нынче лучины открыто жечь?..

В сердце каждого поселения всегда строился белый храм – с куполом и большими окнами, как и в Северном Лесу. Там так же звенели колокольчики и лились потоки света, даже по ночам… Но много где видел Арислав просто разрушенные купола и пустующие руины. А часто и изуродованные, измененные строения… Как тот храм в Виндстаре…

Эти первые наблюдения резали сердце Лихолову, раздавали порывы жгучей, безудержной боли.

Дальше больше.

На третий день, на последней передышке перед Полтанью, Лихолов доедал свой перекус, а Елисей укладывался на сон. Огнеклюв уже лежал, свернувшись клубком, и дремал. Серебристые орлы были слишком крупными, чтобы спать на ветвях деревьев, поэтому приспособились отдыхать, как звери.

Маленькое редколесье у тихой запруды надежно укрывало их от посторонних глаз.

– Что не так, наставник? – заволновался Елисей. – Вижу, ты тревожишься…

– Да… – задумчиво протянул Странник. – Не пойму, Охотник, что не так…

Солнце только-только лениво выползло из-за горизонта, но природа почти не золотилась утренним светом. Слишком много облаков мелькало по небу. Деревья вокруг стояли лысые и ощерившиеся, земля тоже еще не обзавелась густой зеленью. Но кое-какая мелкая трава на этом месте росла. Наверное, осталась еще с осени, схоронилась как-то под ледяными дождями…

– Ты где-то нежить чувствуешь? – парень взволнованно привстал на локте.

– Нет, не в том дело… Просто… Пытаюсь вспомнить, каким раньше был Раздол… и что-то не вяжется…

– Но ведь ты не все сплошь места изъездил в юности. Может, просто место это тебе не встречалось. С чего б тебе узнавать тут все?..

Лихолов вместо ответа вздохнул. Ну не мог он объяснить словами!

Просто что-то было не то. Жесткая сушеная солонина с трудом размягчалась во рту. Сладко-соленый вкус вяленого мяса на такой голодный желудок затмевал все чувства. Поэтому Лихолову никак не удавалось сосредоточиться на своей тревоге…

– Звуки! – вдруг выпалил Странник.

Елисей, уже устроивший голову на руке, лениво приподнялся.

– Звуки не те! Да знал бы ты, как поет раздольская природа, да еще поутру!

Эх, да как ему, чужестранцу, растолковать! Это тебе не лес, где все так шелестит и шуршит, сливается в монотонное журчание. Нет, это лесостепи! Здесь птичий крик заливисто разрывает воздух! Здесь легкий дружелюбный ветерок игриво посвистывает! Здесь даже с болот, и с тех идет непрерывная песня жизни: плюх, шмяк, чмок!

Так было все детство Арислава. Едут они с отцом в поход. Остановится по дороге отряд на природе, разобьет лагерь. Среди людей шумно, но отойди на пять шагов – а там… Звуки жизни, такой же веселой, как и местный народ! Но сейчас не поет, не щебечет жизнь! Тихо, как…

«… как во всей остальной Зеленой Тверди!» – шарахнуло по голове Лихолова.

– Да быть не может, – сам себе прошептал Странник.

Что ж нужно было сделать такого с самой веселой и жизнерадостной землей на всем свете, чтобы та притаилась и замолчала? Не могла, нет! Не могла Раздольская смелость так же уступить страху, как и все прочие…

Сонный и измученный Елисей пытался хоть что-то понять, но усталость весьма притупляла разум. Он понаблюдал немного за наставником, а потом махнул рукой и уронил голову. Уснул, да в тот же миг.

Лихолов не мог справиться с волнением, распиравшим изнутри. Он знал, что в Раздоле не все гладко. Но не такое, нет, не такое же, как в Нордуоне ожидал он здесь увидеть! Спать ему тоже хотелось просто ужасно. Но обида за свою землю так жгла, что тело не желало успокаиваться. Арислав подскочил на ноги и решил дойти до прудика. Уж там-то какая-никакая жизнь должна быть!

Раз дело столь дурное, то на всякий случай прихватил с собой меч в ножнах и шагать решил настороженно… Шаг, второй третий. Только сейчас заметил, насколько хилые стволы у деревьев… «Место, видать, гиблое…» – промелькнуло у него в голове.

На следующих шагах догадка только подтвердилась. Несчастная ива у воды стояла вся скрюченная, в желтом лишайнике. Ветви торчали подобно ручищам с когтями, ствол страдал от каких-то уродливых грибов. И запах… Чем ближе к воде, тем зловоннее…

Странник насторожился. Вот грибы и запах – это уже совсем, совсем дурно! Много лет приобретал Лихолов навык осторожничать. И сейчас делал это уже по привычке. Не решаясь выходить на открытую поляну у воды, встал среди ветвей и принялся повнимательнее оглядываться.

– Выходи, выходи, все равно вижу! – защебетал чей-то смешливый голос. Вроде бы девичий, но какой-то слишком звонкий.

Из воды отделились несколько силуэтов. Невысокие, с узким талиями, в белых припоясанных рубахах на голое тело. Мавки! Древняя Раздольская нежить.

Мало их было уже на Юго-Востоке. Почти всех прогнали. Да и тех, кто остался, присмирили, научили жить с людьми в мире. Мавки были призраками запрудий и редколесий. Озлобленные духи девушек, заморенных и убиенных по разным бесчестным причинам. Не могли успокоиться их души и застревали на этом свете, чтобы мстить. Но только мучителей своих забывали, а жажда расправы в них оставалась. От того и свирепствовали они с неловкими путниками, сгрызали заживо, разрывали плоть, а из костей делали себе игрушки да украшения. Вытравить подобную нечисть со своей земли давно было пора! Но многих мавок пожалели – очень они были красивы и чаровали своим дивным голосом. От того не у каждого смельчака поднималась на них рука. Все в Раздоле было красивым – даже нежить!

Лихолов вышел из укрытия на поляну. Он помнил все предания об этих хищницах. Белокожие, стройные и пышногрудые. Личики милые, будто бы невинные. Красивые – глаз не оторвать. А вот зубы острые и речи хитрые! Но что он увидел перед собой? Трое девушек, да, похожи на мавок, но… Кожа зеленая, вся в бородавках, волосы драной соломой топорщилась на головах…

– Ах, поглядите, поглядите, – зашипела одна. – Нос сморщил, брови нахмурил! Не по нраву мы ему!

Мавки обступили его и принялись ходить вокруг гостя хороводом. Их белые рубахи были мокры и просвечивали груди, может, когда-то и прекрасные, как спелые плоды, теперь обвисшие и кривые. Лихолов едва успевал следить за каждой мавкой. Он понимал: стоит отвлечься – сразу смерть! Мучительная и глупая. А они все кружили вокруг него, будто примеряясь – какой кусок урвать первым.

– Ну да, сестра, – визгливым голоском подхватила другая. – Это раньше мы были самыми красивыми существами на свете. А нынче не каждому по вкусу. Особенно ты, со своей бородавкой на носу!

– Кто бы говорил, – заспорила с ней третья, – у самой-то три волосины, да и те почти отвалились.

– Но как так с вами стало? – спросил Лихолов.

А сам принялся незаметно вытаскивать железо из рукава. Меч на таком близком расстоянии не успеть достать. Любое неверное движение – бросятся все втроем, не отобьешься.

– Ишь ты! Беспокоится он за нас! Ты кто таков, спаситель Раздола, что ли?

Мавки скрипуче захохотали.

– Нет, – отвечал Лихолов. – Я принц Арислав, брат Беломира.

Вырвалось из уст Странника. Он почему-то понадеялся, что имя короля хоть немного устрашит нечисть. Самое главное – не дать им укусить себя. Кто так пострадает – тот обречен на смерть, слишком ядовит укус. Мавки же издали издевательское улюлюкание:

– Ох, ох, ох – издевались они, – кто это заглянул к нам на завтрак! Хотите ли, сестры, королевской кровушки?

– Тьфу на твоего Беломира! – плюнула одна из них и оскалилась, показывая два ряда огромных острых зубов. – Это по его милости во все воды кровь с ночных обрядов сливают! Даже нам сие противно! Отравляются воды наши, травы гниют, тварей меньше плодится. И путников почти не стало. Пьем дурные воды, скудно едим! Вот и подурнели сами до безобразия. Никогда в Раздоле такого не бывало!

– Да, давненько нам не приходилось самим в деревни шастать – еду воровать.

– Да какую еду, – заплевались мавки, – что там с тех младенчиков съесть-то можно… А вот ты большой и сытный! Не то, что детеныши ваши человеческие!

Мавки прекратили кружиться. Одна из них, сзади него, уже согнула колени перед прыжком, и Лихолов понял – пора биться.

Резко обернулся назад и бросил в одну страшилищу мелкий ножичек, прямо в горло! Тварь взвизгнула и принялась кружить да вытаскивать из шеи оружие. Оставшиеся резко прыгнули, да высоко, словно у них были крылья. Но Лихолов успел увернуться и заскочить за ближайшее дерево. Одна мавка тут же вцепилась в ствол и попыталась схватить жертву сверху. Другая принялась играть с Лихоловом в кошки-мышки, выглядывая из-за ствола.

Этой мгновенный передышки Страннику и было нужно. Хватило, чтобы достать меч из ножен. Верхнюю проткнул сразу же, в то же мгновение пихнув ногой в живот нижнюю. Обе рухнули на землю. Раненая кричала от боли так, что у Арислава рвало уши. Осталась третья. Эта была самая осторожная. Он выбежал на нее из-за дерева, но мавка рванула прочь.

Лихолов огляделся. Он слышал раньше, что простым ранением эту нечисть не победить – очухается, встанет и снова будет лиходействовать. Лишь вопрос нескольких мгновений, что они корчатся от боли. Без лишних раздумий он подошел к первой и снес голову с плеч. В три прыжка ко второй. Та с визгом отползала, но Лихолов был ловчее. Взмах – и еще одна голова рухнула на землю. Только теперь Страннику пришел в голову вопрос: «А куда побежала последняя?» И тут раздался разрывающий звук… Это Огнеклюв! Арислав что есть мочи рванул к месту их стоянки. Шаг, второй, третий… Воздух в груди горел. Нет, нет, только бы не Елисей!

Но парень мирно спал – почему под такой-то шум? А вот орел… Кровожадная мавка уже успела цапнуть его в шею. Бедная птица очнулась от жуткой боли и пыталась трепыхаться… Но силы с каждым вздохом оставляли Огнеклюва. Довольная мавка стояла рядом и вытирала рукой кровь с лица. И с вызовом смотрела на Лихолова.

– Тебя поймать трудновато. А вот тех, кто уснул на сонной траве, легче легкого!

И засмеялась таким мерзким, таким визгливым смехом, что Лихолова чуть не стошнило… И этот ужасный звук смешался с последними жалобными криками Огнеклюва. Смесь черни и мучений в одной песне взбесила Странника. «Так вот, как теперь звучит мой Раздол?!» – мелькнула мысль.

– Ах, дорогой гость, – издевательски защебетала мавка. – Я шустрая, тебе меня не словить! Но и ты, вижу, тоже опасный странник. Давай уговор? Ты ступай по добру, по здорову! Не трону. Мне и птицы твоей хватит! И ты меня не тронь. Ну?

Лихолов скривил лицо, выказывая все отвращение, какое только могла показать его скудная мимика, и процедил каждое слово, будто выпускал ядовитые стрелы:

– Я с мерзкой нежитью не договариваюсь!

Мавка фыркнула и тут же скакнула на ближайшее дерево.

– Пернатого своего все равно не спасешь, дубина ты эдакая! – завизжала она с ветки. – Можешь хоть парня своего уволочь и свою шкуру спасти!

Мечом ее не взять, слишком прыгучая… Лук тоже не поможет: пока достанешь его, пока прицелишься… А вот ножики мелкие метать – это как раз по делу! Рассуждения проскочили мгновением в разуме Лихолова. Рука же не дожидалась конца мысли и уже принялась вытаскивать из-за пояса припасенные железки. Одну метнул – промазал. Мавка успела взвизгнуть и дать деру по лысым веткам. Но не с тем связалась! Она была обречена уже тогда, когда посмела покуситься на орла. Второй же нож лихо догнал тварь в спину. Бестия рухнула с высоких веток. Лихолов в несколько прыжков подскочил к ней и рубанул по шее со всей силы.

«Сонная трава…» – завертелись мысли в голове, пока он еще стоял под телом сраженной нежити.

Дело ясное – долго здесь торчать нельзя, а то местная дурная растительность и его в вечную дрему сгноит. Лихолов огляделся и рассчитал: быстро собрать разбросанные ножи, обтереть их… чем обтереть? А мавкиными же рубахами! Огнеклюв больше не жилец. А вот Елисея еще можно спасти, если поскорее уволочь в более дружелюбное место. А еще нужно взять с собой три срубленных головы этих мерзких тварей – авось, в ближайшей деревне с ними за героя примут. Может, гостеприимно на отдых приютят, накормят. А может, и награду какую отсыпят… Хотя.. На какую чернь теперь ему все это золото?… Впереди Полтань и Храм Судьбы. Там либо смерть, либо такая слава и награды, что уже не до горстки монет…

Пока он рассуждал и бродил, собирал железки, стала сильно кружиться голова… Сонная трава отравляла воздух. Даже неспящим страдаешь от нее, а уж если уснуть….

Наскоро завершив сборы, Лихолов перевязал веревкой все вещи и три головы. Взвалил на себя тяжеленного Елисея и потопал прочь.

………………….

Долго такую тяжесть нести было невозможно. Пот увлажнил лоб, потек по спине. Но надо было выбраться из гиблого редколесья. Подальше, подальше в поле. Пусть там ветра и сырость, зато нет никаких чудищ и сонных трав. Ноги передвигались со скрипом, спина и плечи грозились отвалиться. Вещи тянулись за ним на веревке по земле. Но все же Лихолов выбрался из деревьев, оставил заводь далеко позади.

В какой-то миг силы кончились. Странник остановился на холодном просторе. Рухнул на колени и положил Елисея. Несколько вздохов потребовалось, чтобы отдышаться от тяжести. Принялся перебирать в сумах, что за снадобья у него имелись с собой. Некоторые знакомые он много лет возил в карманах. Иные Велимудр навязал ему. Но дрема сонной травы не считалась тяжкой болезнью. Достаточно было отереть лицо Елисея самым простым лекарством, чтобы тот очухался.

– Холодно, – прохрипел сонный охотник, еще ничего толком не понимая. Он медленно приподнялся и посмотрел на Лихолова мутными болезненными глазами. – А где это мы?

Арислав устало, но довольно ухмыльнулся. Однако отвечать было нечего… И правда, где это они?

– Думаю, – протянул Странник, – рядом вон с той деревней, – он указал пальцем на юг, где маячили крыши какого-то хуторка.

– А где Огнеклюв?

Лихолов глубоко вздохнул. Он понял, что и ему пора хоть немного отдохнуть.