Текст книги "Аскетика. Том I"

Преподобного отца нашего Макария Египетского седмь слов

Как может, кто бы то ни был, сказать: «Поелику пощусь, веду странническую жизнь, раздаю имение свое, то я свят?» Ужели кто свят, не очистив внутреннего человека? Ибо очищение есть не одно воздержание от худых дел, но приобретение совершенной чистоты, чистоты в совести. Напряги, человек, помыслы свои, и войди к этому пленнику и рабу греха – уму твоему, и рассмотри этого, на самом дне твоего ума, во глубине помыслов, в так называемых тайниках души твоей, пресмыкающегося и гнездящегося змия, который убил тебя, поразив главнейшие члены души твоей; потому что сердце есть необъятная бездна. И если убьешь сего змия, то хвались чистотою пред Богом. А если нет, то, смирившись, как нуждающийся и грешный, умоляй Бога о тайных твоих.

Истинная смерть сокрывается внутри, в сердце; и человек умерщвлен внутренне. Посему, если кто в тайне прешел от смерти в живот (Ин. 5, 24), то истинно вовеки он живет и не умирает. Даже если тела таковых и разрушаются на некоторое время; то, поелику они освящены, восстанут со славою. Почему успение святых и называем сном.

Все усилие сопротивника в том, чтобы прийти ему в состояние отвлечь ум наш от памятования о Боге и от любви Божией, употребляя к тому земные приманки, и от действительно прекрасного отвращая нас к мнимо, а не действительно, прекрасному. Ибо всякое доброе дело, если и сделает человек оное, лукавый готов очернить и осквернить, усиливаясь примешать к заповеди собственное всеяние тщеславия или самомнения, чтобы делаемое добро совершалось не ради Бога и не по доброму только усердию.

Итак, что же и как начать нам, никогда не входившим в сердце? Стоя вне, будем ударять постом и молитвою, как повелел Господь, сказав: толцыте, и отверзется вам (Мф. 7, 7). Ибо если пребудем в слове Господнем, в нищете, в смиренномудрии, во всех заповедями требуемых добродетелях, день и ночь ударяя в духовную дверь Господню, то возможем приобрести искомое; потому что можно получить избавление через сию дверь всякому, кто хочет избежать тьмы. Там обретает он свободу души, восприемлет ее помыслы и возможность стяжать небесного Царя Христа.

Когда ум забывает духовную и благочестную скорбь, тогда забывает и заповеди. Оттого, думая идти вперед, совращается с гладкого пути, ходит по стезям кривым, а потому встречает диких зверей. Если бы не прерывали мы сего труда пребывать в молитве и уповании, то не подвергались бы заблуждениям. Ибо о скорбящих душею говорит Писание: верен Бог, Иже не оставит вас искуситися паче, еже можете (1 Кор. 10, 13); а не вразумляем^1х срящут злая (Втор. 31, 29).

Как внешние очи издали видят терния и стремнины, так и прозорливый ум, будучи быстр, предусматривает козни и предуготовления сопротивной силы, и предостерегает душу, служа ей как бы оком.

Много потребно борения и тайного невидимого труда, чтобы испытывать помыслы и изнемогшие чувствия души нашей обучить долгим учением в разсуждение добра же и зла (Евр. 5, 14). Непрестанным возбуждением ума к Богу должно оживлять изнемогшие члены в душе, потому что ум наш призывается к тому, да будет, по изречению Павлову, всегда един дух с Господем (1 Кор. 6, 17).

Сие же тайное борение, и размышление о Господе, и труд сей надобно нам иметь день и ночь при всяком исполнении заповеди, молимся ли мы, едим ли, служим ли, пьем ли, другое ли что делаем, чтобы всякое доброе начинание, нами совершаемое, совершалось в славу Божию. Ибо все сообразные с заповедями дела наши освящаются и в чистоте нами совершаются непрестанным памятованием о Боге, страхом и любовью к Нему; и тогда бывает уже вне влияний сквернящего делаемое по заповедям Божиим.

И патриарх Авраам лучшее из добычи принес в дар священнику Божию Мелхиседеку и таким образом получил от него благословение. Что же иное дает гадательно разуметь через это Дух? Не указывает ли на высшее умозрение, как превосходнейшее, и самые кости из целого срастворения нашей природы, то есть самый ум, самую совесть, самое расположение, самый помысл, самую силу любви в душе, начаток целого нашего человека, во всякое время посвящающего себя одному и тому же памятованию и размышлению о Боге, должны мы прежде всего приносить всегда Богу, как священную жертву сердца, как драгоценнейшее и лучшее из добрых помыслов? И в таком случае, вспомоществуемые Божиею благодатью, возможем ежедневно возрастать и преспевать, и бремя заповедями требуемой праведности покажется для нас легким; потому что все заповеди, при содействии Самого Господа, будем исполнять чисто и неукоризненно нашею в Него верою. Касательно же видимого подвижничества и того, какое доброе предначинание выше и есть самое первое, знайте, возлюбленные, что все добродетели одна на другой держатся, и взаимно между собою связаны, и как бы в некоей священной духовной цепи одна от другой зависят: молитва от любви, любовь от радости, радость от кротости, кротость от смирения, смирение от служения, служение от упования, упование от веры, вера от послушания, послушание от простоты. Как и с противной стороны, пороки один другим производятся: ненависть раздражительностью, раздражительность гордостью, гордость тщеславием, тщеславие неверием, неверие жестокосердием, жестокосердие нерадением, нерадение разленением, разленение небрежностью, небрежность унынием, уныние малодушием, малодушие сластолюбием, и прочие пороки взаимно один от другого зависят, так и на доброй стороне добродетели во взаимной между собою зависимости. Глава же всякой добродетели и верх добрых дел есть постоянное пребывание в молитве; через нее, испрашивая у Бога, можем ежедневно приобретать и прочие добродетели.

Если не будут украшать нас смиренномудрие, простота и благость, то никакой не принесет нам пользы молитвенная наружность. Говорим это не только о молитве, но и о всяком подвиге, или труде, или девстве, или молитве, или о каком бы то ни было подвиге и делании, совершаемом ради добродетели. Если не находим в себе обильных плодов любви, мира, радости, кротости, смирения, простоты, искренности, веры и долготерпения, то тщетны и напрасны были все наши подвиги, потому что всякое таковое делание и все сии подвиги должны совершаться ради плодов. Если же не оказывается в нас плодов любви и мира, то вотще и напрасно совершается все делание. Делающие без плодов в день суда окажутся подобными пяти юродивым девам, которые, поелику в сосудах сердца не принесли отсюда духовного елея, то есть исчисленных выше добродетелей, то за сие самое названы юродивыми и не допущены в духовный чертог Царствия. За недостаток добродетелей, за то, что не имели в себе явственного обитания Духа, и самый подвиг девства вменен ни во что. Как при возделывании виноградника все попечение прилагается для того, чтобы насладиться плодами, а как скоро не оказывается плодов в винограднике, весь труд возделывания становится тщетным и напрасным, – так, если при действенности Духа, духовным чувством со всею несомненностью не познаем в себе плодов любви, мира, радости, смирения и прочих, исчисленных апостолом, добродетелей (Гал. 5, 22), то напрасен подвиг девства, и труд молитвы, псалмопения, поста, бдения оказывается ни к чему не служащим; потому что душевные и телесные сии труды должны быть совершаемы в надежде духовных плодов. Плодоношение же Духа в добродетелях есть духовное наслаждение ими с нерастленным удовольствием для сердец верных, в которых действует Дух. С великою разборчивостью разумения да оцениваются делание, труд и все естественные подвиги, через веру и упование производимые в достойных Духом Святым. Прекрасное дело – пост, бдение, странническая жизнь; даже это – цвет доброго жития. Впрочем, есть более внутренний чин христиан, и никто не должен возлагать упование на сии одни дела. Случается же, что некоторые бывают причастниками благодати, и живущий еще в них порок хитрит, добровольно уступает место и не действует, но заставляет человека думать, что ум его стал чист, и вводит уже его в самомнение, и говорит он: «совершенный я христианин». А потом, когда человек подумает о себе: «я уже свободен» и предастся нерадению, тогда кроющийся порок наступает на человека разбойнически, искушает его и низводит до преисподних земли. Если и люди, не раз занимавшиеся разбоем или бывшие воинами, умеют хитрить над неприятелями, делают засады, скрываются, заходят в тыл врагам и внезапно их окружают и убивают; то кольми паче злоба, которая столько тысячелетий занимается сим делом и губит столько душ, умеет укрыться в сердце, не действовать до времени, чтобы ввести душу в самомнение о своем совершенстве.

Основанием христианству служит то, чтобы человек, если и совершит дела правды, не упокоевался на них и не почитал себя великим, но был нищ духом; и, если соделается причастником благодати, не думал о себе, будто бы приобрел нечто, не признавал себя чем-то важным и не начинал учить, но при добром странничестве, при хорошем житии, много постясь, странствуя, молясь, став причастником благодати, не высоко ценил душу свою; особенно же тогда, как полагается в нем начаток благодати, пребывал в труде, в жажде, не сознавал себя, как пресытившийся, праведным или обогатившимся благодатью, но плакал и проливал слезы. И как, если бы матерь имела у себя единородного сына, обучила его, и ему, когда он пришел в мужеский возраст, приключилась смерть, то сколько ни было бы утешителей у матери, все они побуждали бы ее к большему плачу, и матерь оставалась бы безутешною, – так и христианину надобно оплакивать падение свое и непрестанно проливать слезы, паче же всего иметь сокрушенное сердце.

Если царский дом имеет много помещений, разные дворы, множество преддверий и внутренних храмин, где пребывает сам царь, где хранятся его порфира и сокровища, то вошедший во внешние дворы не подумает, что вошел уже во внутренние храмины, где слава царева, и порфира, и сокровища. Так и в духовном. Постящиеся, пребывающие во бдении, в пении, в молитве да не подумают о себе, что вошли уже в упокоение, потому что входят только в преддверия и во дворы, а не туда, где порфира и сокровища. Посему, братия не должны много полагаться на внешний образ жизни и говорить о себе: «я значу нечто». Хотя бы и соделался кто причастником благодати, не должен думать о себе, что он уже достиг цели или сделался весьма близким к Царю, потому что пребывает еще во внешних обителях. Не должно каждому допытываться: нашел ли он сокровище в скудельном сосуде, облекся ли в порфиру Духа, обрел ли Царя и упокоился ли. Потому что душа такова: в ней есть какая-то глубина и составов у ней много. Вошедший в нее грех обладает уже всеми ее составами и сердечными помышлениями. Потом, когда взыщет человек, приходит к нему благодать и овладевает двумя составами души. Почему, неопытный, возбуждаемый благодатью, думает, что пришедшая благодать овладела всеми составами души и грех искоренен; тогда как большая часть души обладается грехом, и только одна часть обладается благодатью; и человек обманывается и пребывает в неведении. Нередко благодать действует в человеке непрестанно, подобно тому, как и глаз в теле. Но вместе пребывает в человеке и грех, и в обольщение вводит ум. И нерассудительный, как уже достигший цели, много мечтает о себе и надмевается, как соделавшийся свободным. А на деле бывает не то; потому что, как сказал я, сатана скрывается в тайне, не действуя до времени, чтобы заставить человека подумать о себе: «я чист и совершен». Кто насаждает виноградник, тот не вдруг собирает с него гроздья и выделывает вино. Кто сеет семя в землю, не тотчас уже и жнет и получает плоды. И новорожденное дитя не вдруг может прийти в совершенного мужа. Или новобранец в войске не тотчас уже делается начальником; ему надобно прежде потрудиться и, вступив в битву, одержать победу и быть увенчанным.

Прекрасное дело – нестяжательность, псалмопение, пост, бдение; прекрасно – сподобиться Божией благодати. Но кто не начал еще рыть и полагать основание, как должно (а ум и в этом должен быть неукоризненным и причастным благодати), тот много уже мечтает о себе и высоко ценит душу свою. Воззри на Иисуса: от какой славы и до каких страданий и распятия низшел Он, Божий Сын и Бог! И за сие-то смиренномудрие превознесен и посажен одесную Отца. Змий вначале посеял в Адаме возношение: «будешь, как Бог». Посему, знаешь, до какого бесчестия через это высокомудрие дошел род Адамов. Ищу человека нищего духом, и не нахожу. Как иный богач, имея в доме своем сокровища, представляется нуждающимся и нищим, ходит и просит у всех, так и христиане имеют благодать, богатеют в Бога, но нищие духом, как бы не имеющие у себя ничего. Например: человеку должно приобрести сто литр золота, и он, получив пять литр, удовольствовался тем. А у иных, если можно так сказать, есть десять унций благодати, и мысленно делают из них сто, чем и хвалятся. И иные, нередко имея у себя пять унций греха, делают из них пол-унции. Сие же бывает с ними или по неведению, потому что, обманываясь в рассуждении самой благодати, не знают дела, или по тщеславию, когда стыдятся сказать, что действует в них зло, потому что провозглашают уже себя совершенными. Человек должен и делать и говорить правду, исповедовать в себе и дары благодати и действие греха. Лжет, кто говорит, что имеет чистое сердце. На деле бывает не так, чтобы вдруг, едва благодать посетила, человек стал уже чист. Предается он врагам и искушениям для упражнения и обучения, как Иов был в искусе; потому что и злое, хотя не по доброму изволению, содействует доброму. А христианин, имея пять унций греха, должен говорить: «имею двадцать и переполнен худым». И имея в себе, например, двадцать унций добра, должен говорить: «у меня только пол-унции». Но если из тщеславия стыдится сказать это, то пусть говорит правду, исповедует действенность благодати; но пусть исповедует с другой стороны и грех. А как сказал я выше о душе, что она глубока, то, с помощью подобий, изобразим ее составы. Как есть солнце, и от него много выходит лучей, или есть высокое дерево, и у него много ветвей, или есть великий город, и окружен многими сопредельными странами, – так и умная сущность, бессмертная душа, есть красота досточестная более всех созданий, образ и подобие Божие. Теперь приходящая благодать двумя лучами просиявает в душе; или от целого дерева озаряет две ветви; или от всего города – две сопредельные страны; но весьма многие части души одержимы еще грехом, душа же думает, что она вся и всецело принадлежит к доброй части, вся в благодати и во светлости; и кто, например, приобрел пять литр золота, воображает о себе, что приобретено им сто литр. Разве зародыш в матерней утробе стал уже совершенным человеком? Или положивший один камень в основание кончил уже здание? Или семя, зарытое в землю, стало уже колосом? Разве купец, едва начав торговать, тотчас и наполнил свою кладовую? И, причастившийся малой доли благодати, стал уже от сего христианином? Даже первые и великие в отношении к совершенству то же, что низший чиновник перед главным начальником или малый ручей пред рекою Евфратом. Кто имеет намерение идти в город, отстоящий на тридцать переходов, тот, если отойдет на два или на три перехода, не подумает, что пришел уже в город. Поелику же сопротивная сила только побуждает, а не принуждает, то и благодать Божия побуждает по причине свободы и трезвенности естества. Если теперь человек, побуждаемый сатаной, будет делать зло, то не сатана осуждается вместо его, но терпит истязание и наказание сам человек, как по собственной воле подчинившийся пороку. Подобным образом, если человек обратится к добру и Божия благодать превозможет, то благодать не себе приписывает доброе, но воздает за оное человеку и прославляет его; потому что человек сам для себя виновник добра (такова природа его); и приходящая к нему благодать нимало не связывает его воли принуждающею силою и не делает его неизменным в добре, хотя бы он хотел или не хотел того. Напротив того, и присущая в человеке Божия сила дает место свободе, чтобы обнаружилась воля человека, уважает ли или не уважает он душу, согласуется ли или не согласуется с благодатью. Многие оказали уважение и согласие, а иные уклонились, ибо апостол говорит: наченше духом, ныне плотию скончаваете (Гал. 3, 3). Закон положен не естеству, но свободному произволению, которое может склоняться на доброе и на худое. Посему-то Господь говорит: огня приидох воврещи на землю, и что хощу, аще уже возгореся (Лк. 12, 49). Господь хощет, чтобы возгорался небесный огнь в сердцах человеческих; и одни хотят сего, а другие не хотят. Подобно сему говорит еще: колькраты восхотех собрати вас, якоже кокош птенцы своя, и не восхотесте (Мф. 23, 37). Видишь ли, Господь хощет, но люди опять не хотят приблизиться ко Господу и обрести милость.

Кто хочет придти ко Господу, сподобиться вечной жизни, стать жилищем Божиим и удостоиться Святого Духа, тот, чтобы ему быть в состоянии неукоризненно и чисто творить плоды по заповедям Господним, должен положить такое начало. Во-первых, должно ему твердо уверовать в Господа, всецело посвятить себя словесам заповедей Его, во всем отречься от мира, чтобы ум совершенно не был занят ничем видимым; всегда надлежит ему пребывать в молитве и не отчаиваться, ожидая непрестанно посещения и помощи от Господа и во всякое время имея сие целью ума своего. Потом надобно ему всегда принуждать себя ко всему доброму, к соблюдению всех заповедей Господних, хотя бы и не желало того сердце по причине пребывающего в нем греха; например, принуждать себя быть смиренномудрым перед всеми людьми, почитать себя всех низшим и худшим, не ища ни от кого чести, или похвалы, или славы, как написано в Евангелии (Ин. 5, 44), но иметь всегда перед очами единого Господа и заповеди Его, желая угождать Ему единому. Подобно сему пусть, хотя бы и не хотело сердце, принуждает себя к кротости, как говорит Господь: научитеся от Мене, яко кроток есмъ и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф. 11, 29); а также, по мере сил, с принуждением пусть приучает себя быть милостивым, снисходительным, человеколюбивым, добрым, как говорит Господь: будьте добры и снисходительны, якоже и Отец ваш небесный милосерд есть (Лк. 6, 36); и еще говорит: аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите (Ин. 14, 15); и еще: принуждайте себя; потому что нуждници восхищают Царствие Небесное (Мф. 11, 12), и: подвизайтеся внити сквозе тесная врата (Лк. 13, 24). Да имеет же человек всегда перед очами, как незабвенный образец во всегдашней памяти, Господне смирение и жизнь, и обращение с людьми. И, сколько есть сил, да принуждает себя постоянно пребывать в молитвах, во всякое время прося с верою, чтобы Господь пришел и вселился в нем, усовершил и укрепил его во всех заповедях Своих, и чтобы душа его соделалась обителью Иисуса Христа. И таким образом, если что делает теперь с принуждением и против желания сердца, стараясь приобучать себя на всякий час к добру, всегда памятовать о Господе и ежечасно ожидать Его в великой благости и любви, то Господь, видя такое его произволение и доброе рачение, как он непрестанно принуждает себя к памятованию о Нем и ко всему доброму, к смиренномудрию, к кротости, к любви, как стесняет нехотящее сердце и, сколько есть сил, понуждает себя идти вперед, то, говорю, Господь сотворит с ним милость Свою, избавит его от врагов его и от живущего в нем греха, исполняя его Духом Святым. И таким образом, без принуждения уже и без всякого труда всегда будет он в самой истине исполнять заповеди Господни, лучше же сказать, Сам Господь совершит в нем заповеди Свои и плоды Духа, как скоро человек плодоприносит в чистоте. Но надобно, чтобы приступающий к Господу, даже против желаний сердца, сперва принуждал себя к добру, постоянно с несомненною верою ожидая милости Господней; принуждал себя быть милосердым, иметь сострадательное сердце, принуждал себя переносить пренебрежение, быть великодушным, когда уничижают или бесчестят, не гневаться, по сказанному: не себе отмщающее, возлюблении (Рим. 12, 19), принуждал себя к молитве, не имея еще молитвы духовной. И тогда Бог, видя, что подвизается он столько и с усилием, даже против воли сердца, направляет себя к доброму, даст ему истинную Христову молитву, даст утробы щедрот, истинную доброту, одним словом, соблюдет ему плод духовный. А если кто, не имея молитвы, принуждает себя только к молитве, чтобы получить благодатную молитву, а к смиренномудрию, к любви и к соблюдению прочих Господних заповедей не принуждает себя, то иногда, по прошению его, дается ему благодатная молитва, даже отчасти в упокоении и веселии, но нравами уподобляется он тому же, чему и прежде был подобен. Ибо не имеет он кротости, потому что не взыскал ее с трудом и не приуготовлял себя быть кротким; не имеет смиренномудрия, потому что не просил и не принуждал себя к этому; не имеет любви ко всем, потому что не имел о сем попечения и не искал сего усильно в молитвенном прошении. Ибо каждому, кто приневоливает и нудит себя, даже против желания сердца, к молитве, надобно также принуждать себя и к любви, и к кротости, и ко всякому терпению, и великодушию, по написанному, с радостью; а таким же образом надобно принуждать себя к уничижению, к тому, чтобы почитать себя худшим и низшим всех, чтобы не беседовать о неполезном, но всегда поучаться в словесах Господних и их изрекать устами и сердцем. Еще надобно принуждать себя к тому, чтобы не раздражаться, по сказанному: всяка горесть, и гнев, и клич да возмется от вас, со всякою злобою (Еф. 4, 31), чтобы таким образом Господь, видя произволение человека, дал ему без труда и принуждения совершать все то, что прежде едва мог сохранять с принуждением, по причине живущего в нем греха. И все сии начинания добродетели обратятся для него как бы в природу, потому что приходит к нему, наконец, Господь, приходит и пребывает в нем, и Сам творит в нем заповеди Свои без труда, исполняя его духовных плодов.