Текст книги "Созвездие разбитых сердец"

Глава 16. Пляска Теней

На пожарной лестнице, как будто в насмешку над ее основным предназначением, витал крепкий табачный дух. Это было излюбленное место тусовки всех приверженцев «никотинового беса», помимо официальной курилки в цокольном этаже. И администрация, и актеры, и технический персонал – все, кому лень было спускаться вниз, выбирались сюда из служебных коридоров и дымили в свое удовольствие.

Андрей минут двадцать сидел на холодных ступенях, боролся с искушением нарушить строгий запрет лечащего врача на курение, и нервно перекатывал и мял пальцами вторую сигарету подряд – первая от такого обращения сломалась довольно скоро. Курить хотелось страшно, но еще страшнее было снова слечь с приступом, и тогда уже получить все шансы распрощаться не только с главной ролью в первом составе «Суперзвезды», но и с театральной карьерой вообще…

Петренко уже жалел о своем решении сбежать из больницы на день раньше: похоже, его возвращение едва ли не с того света мало кого тут интересовало. Первым делом, еще стоя в больничной проходной у автомата, он трижды набирал номер Марии и долго слушал в трубке протяжные гудки, пока не убедился в том, что ответить некому.

Значит, она в театре, и решение ехать именно туда, в свою настоящую семью, а не в пустую квартиру, понравилось ему гораздо больше. И вот он здесь, сидит и пытается как-то справиться с нервами, смириться с тем, что Войновский в своей жесткой манере обломал его с премьерой «Суперзвезды»… Ну еще бы, спектакль на выпуске, до двадцать девятого декабря – рукой подать, а он вместо репетиций по два раза в день провалялся полмесяца в больнице. Даже больше, чем полмесяца…

Стоило ли удивляться, что Войновский, едва поздоровавшись и пожав руку, едва задав дежурный вопрос о самочувствии, залепил ему прямо в лоб:

– Да, чтобы не ходить вокруг да около… насчет твоего Иисуса… В первом премьерном составе Ширкин, дублер – Зотов, а ты – ну пока – значишься третьим в очереди.

– Что?.. Я не буду играть премьеру? – возмутился Андрей и почти сорвался на крик:

– Почему?.. Это же моя роль! Моя! Ты же обещал ничего не менять!

Войновского на истерику было не взять и на жалость не пробить:

– Послушай, Андрюш, ты сейчас не в том состоянии, чтобы я мог тебя безбоязненно выпускать на сцену на все два с половиной часа! Ты же сам все прекрасно понимаешь… там нагрузки бешеные, эмоции зашкаливающие… а тебе сейчас требуется что? Нормально восстановиться. Я с твоим врачом говорил.

– Ах, ты говорил с врачом… замечательно.

– Конечно, говорил! Я же не идиот и не убийца… но и не доктор, чтоб состояние твое оценить. Мнение врача однозначно: никаких песен и танцев, переживаний и сильных стрессов – особенно в сочетании с кардионагрузкой, а у нас в спектакле один сплошной стресс, помноженный на эту самую нагрузку! Уж на что Минаев с Бердянским – лоси, и то со сцены уползают мокрые как мыши, потом стонут в гримерках…

– Да пусть хоть обстонутся!.. Мне-то какое дело до других!.. Это моя роль!..

– А роль твоя никуда не денется, как только ты будешь готов, я верну тебя в первый состав.

– Да уж, «вернешь»…

– Обещаю! – и ты еще устанешь быть Мессией, вот попомни мое пророчество лет через десять…

– Антон! Так нечестно! Я… я готов! Ну давай, пойдем в зал, прямо сейчас… Проверь меня, послушай и убедись, что я в порядке! Когда ближайший прогон? Завтра? – Петренко сделал еще одну отчаянную попытку прорваться на сцену, но Войновский был непреклонен:

– Андрей, я так решил, смирись. – он положил руку на плечо Петренко и слегка сжал. – Мне тоже было непросто тебя передвинуть в третий состав, но лучше так, чем с премьерного спектакля отправить тебя на «скорой» обратно в кардиологию… или куда похуже. Ты мне нужен живой и здоровый, понимаешь? Нам еще «Кровавую свадьбу» сразу после Нового Года запускать в работу, надеюсь, ты не передумаешь и не откажешься быть Женихом?

– Так ты утверждаешь меня на Жениха? Ты говорил, у тебя есть сомнения…

– Когда я такое говорил?

– Не мне, но говорил… а мне пташка напела.

– Гммм, знаю я этих пташек, сплетники поганые!.. И все они врут. Я с самого начала видел тебя Женихом. Это с Невестой были проблемы. Между прочим, для тебя есть сюрприз… ээээ… ладно, о сюрпризах потом… в общем, роль Жениха в моей постановке – твоя однозначно!

– И на том спасибо… – невесело ответил Андрей и, вздохнув, добавил: – Значит, поеду до Нового года в санаторий, как врач советует… если уж ты меня попер даже с дублера… Надеюсь, мне отпуск хотя бы дадут?..

Он смолчал, что на самом деле вовсе не хочет ни в какой санаторий – просто невыносимо будет находиться в Москве в день премьеры, сидеть дома или даже в зрительном зале, вместо того, чтобы на сцене с блеском играть свою лучшую роль…

Войновский, если и понял, о чем Петренко молчит, вида не подал:

– Конечно, дадут! Что за вопрос! Тебе, между прочим, и путевка профсоюзная положена… Иди сходи к Лидии Петровне, она счастлива будет, как раз просила тебя к ней направить, как появишься.

Петровна и правда обрадовалась Андрею, как родному сыну: усадила в мягкое кресло, напоила чаем с отличными шоколадными конфетами, которые никогда у нее не переводились, пообещала все «оформить в лучшем виде», дала подмахнуть заявление в профсоюз, заявление для бухгалтерии и велела сходить в кассу за недополученной надбавкой и «больничными». Андрей улыбался, благодарил, но на душе все равно кошки скребли и, вместо кассы, он сразу сбежал в диссидентскую курилку, побыть в одиночестве и перетерпеть первую боль от пережитого разочарования…

Слишком долго сидеть на холодных ступенях и дышать никотиновым перегаром было все-таки не самой лучшей идеей в плане здоровья. Говоря по правде – самоубийственной… Так и не раскурив вторую по счету сигарету, Петренко раздраженно разломал и ее тоже, выбросил в жестянку из-под итальянских томатов, почти наполовину заполненную окурками. Медленно встал и спустился на пролет ниже, к выходу, ведущему в коридоры третьего этажа. Если Мария не на уборке, тогда точно в кафе, и к кому, если не к ней, он сможет обратиться за поддержкой и словами утешения?..

Он уже протянул руку к дверной ручке, когда створка сама распахнулась – и в него, как чайка в парус, врезалась рыдающая Фаина. Несмотря на строжайший запрет Вишняускаса «шляяяяятьсяяя пооо курииилкам ф фооорме», она выскочила на лестницу, как была – в форменной юбочке, белой блузке и галстучке, ничего и никого перед собой не видя… Столкнувшись с Андреем, попросту повисла у него на шее и разревелась уже в голос. Оторопевший Петренко бережно ее приобнял и держал, поглаживая по волосам и спине, покуда плечи девушки не перестали судорожно трястись… Немного успокоившись, Фаина отстранилась сама и тут же виновато ойкнула, увидев мокрое пятно на петренковской рубашке:

– Оййй… прости, Андрююшенька, даа-вай я салфеееткой все промокну! А тебя что, разве выписали уже?.. – засуетилась, полезла в карман черного передничка, но там лежали только блокнот для заказов и карандаш…

– Ой, ну что я за дура такая… забыла салфетки взять…

– Фаечка, что стряслось? Кто тебя обидел? Витольдыч?

– Нет, что ты!.. Эдичка меня н-не трогает… Это… Паша… Пааааша!.. – Фая закрыла лицо руками и разразилась новым потоком слез.

– Бердянский? – уточнил Андрей, и тут же осознал, что сглупил – ну какой еще другой Паша мог волновать Фаю, по уши влюбленную в «примадонну»?

Она закивала, продолжая заливаться слезами, и вновь прилипла к нему, словно к единственной опоре в своем несчастье.

– Ну и что он натворил на сей раз? Накричал на тебя? Или домогался снова? – сам исполненный мрачных мыслей о друге – ловеласе и более удачливои актере, Петренко приготовился выслушать очередную исповедь. Бедная глупышка, приняла назойливые ухаживания за влюбленность и, как мышка, попалась в ловушку котовьего очарования Бердоса.

– Андрей! – выдохнула Фая и резко оттолкнула его. – Ты что, совсем дурак?..

Она некуртуазно шмыгнула носом и уставилась на Петренко с таким укором, точно он намеренно ударил ее по больному месту…

– Что? Все еще хуже? Поматросил и бросил?

Фая вытерла нос и мстительно оскалилась:

– ПоматросилА и бросилА, Андрюшенька, раз уж ты такой «тактичный»… ну, если у нас правду болтают, и ты с ней на самом деле спал… Все, туши свет, ты ей больше не нужен как запасной аэродром, она себе получше пристань нашла!

– Это ты про кого? Про Нинку, что ли? – удивленный внезапным переходом Фаи от жалоб к злобным обвинениям, Андрей решил, что в театре за время его болезни разыгрался очередной акт любовной драмы с участием Бердянского и Муравьевой. Может, Ниночка объявила о помолвке с кем-то третьим? Но почему тогда Фая рыдает, и причем тут он, Петренко?.. Нет, наверное, Нина с Павлом все-таки женятся. Иначе как объяснить странный намек насчет «поматросила и бросила»? Ведь он, Андрей, провел с Ниной одну-единственную ночь, а наутро она заявила, что это ошибка, что что любит только Павла, что они с Павликом уже решили пожениться и все такое…

Фаина презрительно фыркнула:

– Какую Нинку! Я про эту… Лазич, суку поганую, прилипалу, стерву!.. Может, она тебе в больничку супчики и таскала, мать Тереза вонючая, но между супчиками не забывала Бердосу минеты отстрачивать!

Сердце Андрея пропустило удар и мучительно закололо, едва Фаина поделилась с ним столь пикантной сплетней про Марию и Павла. Он заметно побледнел и, крепко ухватив девушку за плечи, пытливо уставился ей в глаза:

– Что ты за ерунду несешь? Какое право имеешь так про Марию отзываться, гадости про нее мне говорить, после того, как она… как она мне жизнь спасла! Никто из вас в больницу даже носа не показал ни разу, только она и ездила, а ты!… Сплетни тут разносишь, сорока?

– Какие сплетни, дурак ты несчастный!.. Глаза разуй!.. – Фаина вырвалась от него и топнула ногой. – И бананы вынь из ушей!..Лазич твоя – шлюха и дрянь! А Пашка дурак!.. Нет, ну как же так-то?.. Чем она его взяла?.. Ну не минетами же!.. Пашке и без нее есть кому отсосать, полгорода желающих… это приворот, наверное!

– Фая, что ты несешь?!

– Говорю тебе, Лазич к бабке ходила, приворот на него делала!.. Сексуальный!.. Или сама ведьма… Точно тебе говорю – ворожила она Пашку, гадина!.. Иначе как еще он согласился в ЗАГС с ней пойти, а?.. Ни с кем не соглашался, шутил, что будет холостой султан… даже Муравьеву послал… а туууут… – она снова заплакала и отвернулась.

Мир завертелся у Андрея перед глазами, и он вынужден был ухватиться за стену, чтобы не потерять опору под ногами, а сердце вновь пропустило удар и теперь ныло тупой знакомой болью…

– Нет… нет… все не так… она же мне обещалась… со мной в ЗАГС идти… со мной венчаться… – забормотал он в отчаяньи, но некто хладнокровный напомнил ему, что ничего такого Мария ему не обещала! Наоборот, отчетливо вспомнилось, что она ни разу не ответила «да» на его предложения, предпочитала переводить разговоры на другие темы, краснела и отворачивалась. Особенно в тот вечер, когда Мария навещала его вместе с Антоном, а следом как бешеный примчался Бердянский, и они долго о чем-то переговаривались в больничном коридоре…

Неужели правда? Неужели опять Бердос дорожку ему перебежал, соблазнил бедную Марию, голову ей заморочил медовыми речами?..

– Вот сссука… – Петренко сжал кулаки, больше всего на свете желая сейчас найти Павлушу и как следует с ним разобраться, по-мужски. Сколько же можно быть при нем на вторых ролях, сколько можно уступать?.. Нет, хватит! Марию этот мерзавец не получит!

– Сука и есть! Сука и блядь… – Фаина закивала и снова попыталась обнять Андрея, но теперь он оттолкнул ее… но ту это ничуть не смутило и не заставило заткнуться:

– Если она еще и тебе «обещалась»… Господи, ну и гадина! Ты, значит, в больнице, а она тут еблась с ним по всем углам, даже в туалете!.. Вот как он женится на такой, а?.. И это после всего, что я для него сделаааала… после всего, что я терпелаааа… он меня к себе пускал максимум на ночь… трахал и выгонял наутро, как собачонку… а с ней теперь живёёёёт!.. И заявление уже подали – я слышала сама, как Юрий Павлович Алле сказал… Блядь, он даже кота, кота ее поганого забрал, хотя кошек в доме никогда не терпел!.. Нет, это точно приворот…

Андрей брезгливо отстранился от пылающей ненавистью Фаины, которая сама сейчас виделась ему злобной ведьмой, ядом плюющейся, посмевшей покуситься на святое – на Марию…

Или же… это он наивный дурак, который и правда так был ослеплен, что не видел ничего и никого, кроме женщины-мечты? Да и ее-то настоящую, выходит, тоже не видел… придумал себе образ ангела небесного… а она вовсе не ангел, значит? Просто очередная ловкая интриганка с амбициями и «звездной болезнью»! Или того хуже – какая-нибудь бывшая стриптизерша… Решила завязать и найти себе успешного дурака, который не устоит перед соблазном ее поиметь во всех позах… но только после свадебки?

Холодная рука, стиснувшая сердце, подтвердила худшие подозрения, и Петренко осел, сполз по стенке, раздавленный новым предательством. Двойным предательством – близкого друга и женщины, которую имел несчастье полюбить, горячо, всем сердцем… А она ноги об его любовь вытерла, выходит…

– Аааааа! Гоооосподи, за чтоооо? – выплеснулось мукой из открытой сердечной раны. – За что мне такие испытания приводишь? За чтоооо?

– Андрюша, ты что? – Фаина наконец-то отвлеклась от собственных страданий и подскочила к Петренко, обхватила за плечи. – Плохо, да?.. Ойййй, прости, прости, простии… ты ж едва из больницы… тихо-тихо… ну все-все… вот, у меня валокордин есть в кармашке…

– Отстань ты со своим валокордином! – он грубо оттолкнул ее, но она не отпустила, сжала еще крепче и попыталась поднять:

– Пойдем… пойдем отсюда… Я тебя в кафе хотя бы чаем напою… ох, зря я тебе все это наговорила, прости… но поставь себя на мое место!..

Фаина все говорила и говорила, не останавливаясь, и тянула его к двери, а он слабо отбивался:

– Не надо!.. Мне ничего не надо… Уходи! – но в конечном итоге все-таки встал и позволил себя увести из холодного, почти уличного пространства, пропитанного горьким дымом, в тепло коридора, пахнущего мастикой и гримом, поближе к кофейному уюту актерского кафе.

Стоило перешагнуть порог – и Андрей точно оказался на сцене: на него обернулись все, кто сидел за столиками, и даже Ромовая баба выглянула из кухни. Его внезапное явление встретили радостными возгласами, а потом вдруг раздались аплодисменты, тоже поддержанные всеми.

– Эй, эй, полегче, друзья… – невесело пошутил он и одновременно, по актерской привычке, выработанной годами, собрал губы в любезную улыбку, а лицу придал жизнерадостное выражение. – Я ведь пока не умер!

Мария Павловна Озерова, пожилая прима, степенно пившая кофе в компании молоденькой дебютантки, игравшей в ТМДиК первый свой сезон, метнула на Петренко острый взгляд и пробасила:

– Ты мне даже не говори таких слов! Еще всех нас переживешь, Андрюшенька… лучшие роли сыграешь!

– Спасибо, Марь Пална… ваши бы слова да Богу в уши… – Петренко с трудом скрыл свою иронию – не хотелось задевать за живое Озерову, это было и невежливо, и опасно.

– Эй, девочки, а где там шампанское от поручика Бердянского? – обернулась прима к Илоне и Фаине и скомандовала хорошо поставленным, густым голосом:

– Давайте-ка разливайте всем, как Павлуша приказал! У нас сегодня сразу два радостных повода, чтобы выпить!

– И какие же, Мариичка Павловна? – спросила любопытная наперсница Озеровой, когда той первой поднесли бокал – в знак особого уважения.

– Терпение, милочка моя, тосты над пустой посудой не произносят…

Подождав, покуда все посетители кафе будут оделены шампанским, Мария Павловна призвала всех к тишине и провозгласила:

– Мадамы и панове! Как учит нас Соломонова премудрость – крепка, как смерть, любовь, и большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее… Но залить шампанским приглашение на свадьбу, это, без сомнения, святое дело! За нашего поручика Бердянского, который, разорив с полсотни кондитерских, наконец-то нашел свою самую сладкую женщину, Марию, заметьте! И за нашего «брата Лазаря», можно сказать воскресшего, восставшего с одра болезни, и уже вполне готового возлечь на ложе любви! Ура, господа гусары!

– Урааа! – нестройно поддержали соседние столики. Зазвенело стекло: все увлеченно чокались друг с другом и с аппетитом тянули невероятно вкусное игристое вино родом из Италии…

Андрей, которому сама Фаина сунула в руку бокал, горько скривился, когда из уст Озеровой получил окончательное подтверждение насчет свадьбы Бердянского и Марии, прозвучавшее приговором всем его надеждам и планам… Лучше бы он и правда умер в одиночестве, на полу своей квартиры, чем теперь чувствовать себя тем самым Лазарем. Не воскресшим к вечной жизни Христом, а трупом, вышедшим из пещеры в назидание живым, повитым пеленами и смердящим, как и положено мертвецу… Как точно пожилая актриса почувствовала разницу! Интересно, знает ли Озерова, что он не будет играть Христа? Не потому ли сказала, что «лучшие роли» у него впереди?

Одно было хорошо: у мертвых ничего уже не болит. Вот и сердце Андрея словно потеряло всякую чувствительность – ни боли, ни волнения, просто механический стук, как коленвал в моторе…

Поставив так и не пригубленный бокал, Андрей обратился к Фаине:

– И где же сейчас счастливые жених и невеста? Надо бы их поздравить…

– Где эта змея подколодная, я не в курсе, должна была сегодня смену уборщицей отработать, да видно, теперь считает ниже своего достоинства белы ручки марать, сортиры скрести… Ну а Бердянскому надо денег на свадьбу намести, вот и поехал снова к Юдашкину, труселя рекламировать…

– А где телефон? Я позвонить хочу… то есть, мне нужно позвонить срочно! – заявил Андрей, чувствуя просто какое-то мазохистское желание лично переговорить с этими двумя предателями, в глаза им обоим посмотреть… И да, Прошку домой забрать поскорее. Не надо ему больше никакой благотворительности ни от кого из них…

Фаина даже вздрогнула от его странного тона:

– Андрюш, ты чего? Вон же телефон, на стойке…

«Иуды… вокруг меня одни Иуды…» – билась в голове беспощадная мысль, пока он набирал знакомый номер и слушал в трубке тягучие гудки. И все-таки нервно сглотнул и задержал дыхание, когда гудки сменил женский голос – до боли, до мурашек знакомый:

– Алло… Алло? Говорите, вас не слышно… Пашенька, это ты?..

«Значит, она у него… значит, все правда… значит, это конец…» – стучало омертвевшее от горя сердце, пока рука не нажала на рычаг, прервав мучительную пытку реальностью…

***

Звонок в дверь застал Марию врасплох – она только-только выбралась из ванны и даже не успела как следует вытереться. В спешке надевая халат, мельком посмотрела на часы: для Павла было еще слишком рано, она рассчитывала, что до его прихода как раз успеет управиться с ужином… и немного порепетировать, пока доваривается суп и запекается рыба.

С другой стороны, у Бердянского была интересная привычка появляться неожиданно и совсем не тогда, когда обещал… пару раз он сильно задерживался, один раз вообще приехал только под утро и в изрядном подпитии, но во всех этих трех случаях хотя бы звонил с сообщением – «ужинай без меня». А вот если он приезжал на час -два раньше, что происходило чаще, то как раз предпочитал не звонить и не предупреждать об изменении своих планов. Мария радовалась его сюрпризам – но в то же время испытывала странное чувство, что Павел ее проверяет… и он вовсе не радовался, если не заставал ее дома, хотя и глупых сцен на пустом месте не устраивал, и претензий вслух не предъявлял.

Впрочем, за двенадцать дней совместного проживания Мария усвоила, что в распоряжении любимого мужчины есть богатый арсенал средств, чтобы показать недовольство или огорчение без единого грубого или резкого слова.

Вот и сейчас, подбегая к двери, она полагала, что Павел в своем репертуаре – решил сделать ей сюрприз, и хорошо еще, если приехал один, без гостей… за прошедшее время (не такое уж долгое) у них дома успел трижды побывать Минаев, по разу – Ширкин и Зотов, и однажды прикатила большая компания, включая Нину и Аллочку Мерцалову.

Звонок повторился, на сей раз более настойчиво и сопроводился нетерпеливым стуком по дверному полотну.

– Паша, это ты? Черт, никак не освоюсь с этим замком… – она пыталась повернуть тугую ручку, но пальцы скользили. – Паш, может, ты ключом откроешь?..

– Маааамаааа! – пробасил Урфин, мягко выпрыгнув в коридор из тренажерки, и следом за ним стрелой вылетела Прошка – с такими дикими воплями, что у Марии все опустилось в животе:

– Прошечка, что ты, тихо!..

– Миииииии! Миииииииии! Мииииии! – голосила кошка и, встав на задние лапы, передними забарабанила по двери.

– О Боже, да сейчас, сейчас… – замок наконец-то подался, щелкнул… и Мария нос к носу столкнулась с Андреем Петренко.

– Ооо… Андрюша… п-привет…

Прошка с пола сиганула прямо на руки своему блудному папке и принялась с громким мурчанием и помякиванием тереться об него, заново помечая человека своим запахом.

Андрей против воли заулыбался своей полосатой спасительнице, поцеловал в ответ усатую мордашку, и только потом взглянул на Марию, замершую на пороге в одном только халате на голое тело, босую и с мокрыми распущенными волосами…

«Блудница вавилонская… и как я мог принимать ее за ангела?..» – со странной смесью горечи и возбуждения подумал он, быстро отвел взгляд и глухо проговорил:

– Привет… я приехал за кошкой.

В это время заскрежетал замок соседней квартиры, дверь отворилась, и на площадку, держа в руках пачку «Беломорканала» и спички, вышел Пашкин сосед, Марлен Георгиевич.

– Здрасссьте… – проскрипел он, с наглым бесстыдством разглядывая симпатичную молодку, и аж причмокнул, узрев пикантные детали ее наряда.

– Добрый день. – Мария покраснела до корней волос, и, схватив Андрея за рукав пальто, втащила в прихожую. – Заходи, заходи скорее…

– Мрраааау? – удивленно вопросил Урфин при виде мужчины, ничем не напоминавшего ненавистного Бердянского, но зачем-то сцапавшего подругу-Прошку.

– Да, мой дорогой, Прошечка домой поедет… – грустно вздохнула Мария и тоже подняла кота на руки, чтобы он оказался на одном уровне со своей компаньонкой. – Но ее папа, надеюсь, не откажется выпить со мной чаю?.. Мне ведь все равно нужно сперва собрать Прошины вещи.

Андрей хотел было грубо ответить, что в состоянии купить своей питомице новый лоток и миску, но с другой стороны, приглашение на чай прозвучало дружелюбно и миролюбиво… Это был удобный предлог задержаться и поговорить начистоту. Да и вела себя Мария так, словно никакой вины перед ним не чувствовала, никак его не предавала… и это немного сбивало с толку, рушило его настрой и гасило праведный гнев.

Зато ее соблазнительный вид, цветочный запах волос, аромат разгоряченного чистого тела заново заставили сердце ожить и застучать быстрее… Ему в голову тут же полезли всякие фантазии, начиная от поцелуя взасос… ну и с не менее горячим и бесстыдным продолжением – и куда вдруг делось то самое возвышенное чувство чистой и непорочной влюбленности?.. Впрочем, если он обманулся насчет ее духовной сути, и она именно такова, какой явила себя теперь, то и неудивительно, что пробуждает в мужчинах только низменные инстинкты и чувственную страсть…

«Не вводи нас во искушение и избави нас от лукавого…» – уцепился он за верную христианскую молитву, чтобы преодолеть соблазн. Ни к чему распаляться звериной похотью, когда Рождественский пост в самом разгаре…

– Раздевайся… о… ну в смысле, снимай пальто… обувь можешь не снимать, на улице сухо… ну или как тебе удобнее, кажется, у Паши где-то есть тапочки…

– Спасибо, не нужно, я так… – он ссадил кошку на банкетку, снял и аккуратно повесил в шкаф пальто и шарф, и, разувшись, нервным жестом пригладил волосы.

– Пойдем… Прости, что я тебя не встретила из больницы, мне же врач сказал, что завтра выписка. Ты что же раньше сбежал?..

Она пошла по коридору в сторону кухни, впереди него, и он завороженно смотрел, как развиваются шелковые полы халата, открывая стройные икры, белоснежные колени и даже край бедер…

– Не утерпел… Надоело торчать в палате на положении бесправного больного… Ну и к тому же столько всего пропустил, оказывается… – Андрей вроде бы ничего такого не говорил, но ощущал нарастающую неловкость. Ему-то сцена их встречи представлялась совершенно иначе, а теперь он как будто позабыл текст перед полным зрительным залом и только что-то невнятно мямлил в свое оправдание.

Урфин с Прошкой бежали по бокам, справа и слева, то взмуркивая, то подмякивая, явно о чем-то разговаривали и подсмеивались над Андреем и его смущением, а ему вдруг подумалось, что Мария похожа вовсе не на блудницу, а на языческую богиню… на Фрейю, чью колесницу, убранную цветами, возят кошки…

– Садись… ой, не сюда, прости… это Пашин стул.

– Да знаю, я тут уже далеко не впервые. – задетый за живое ее репликой, Андрей сел туда, где сидел обычно – между столом и холодильником, оставив «царский трон» заднице Бердоса. – Мы вообще-то дружили много лет…

– Ааааа… ну тогда скажи мне, какой чай заваривать и в каком чайнике?.. Паша говорит, ты у него главный по тарелочкам, то есть по чаям и травкам, а я в этой коллекции Мерлина, с у-лунами и пу-эрами, вечно путаюсь… – как ни в чем не бывало ответила Мария, проигнорировав прошедшее время в реплике Андрея о дружбе с Павлом, и встала на скамеечку, чтобы достать с полки огромную деревянную коробку с разнообразными чаями.

Петренко вздохнул, старательно отводя взгляд от ее умопомрачительных ног, и вновь повторил про себя молитву сберегающую от дьявольского соблазна. Помогало слабо… предательское сердце колотилось, как бешеное, но как ни странно – от этого во всем теле становилось тепло и хорошо, и хоть бы намек на аритмию или тахикардию!.. Ну а волнение в крови медленно, но верно сказывалось самым неприличным образом на его члене…

Умница-Прошка и тут пришла хозяину на выручку: откушав дорогущего сухого корма из хрустальной миски, радостно запрыгнула к нему на колени и, очень довольная собой, умостилась, выпуская коготки ему в бедро. Рыжий котище тоже проявил повышенный интерес к гостю, деликатно обнюхал его носки, чихнул и, вскочив на стол, уселся в позе копилки… или, скорее, бабы на чайник – с поправкой на гигантский размер и пушистость.

– Та-ак… посмотрим, что тут у нас есть… – Мария спустилась на пол, водрузила на стол «сундучок Мерлина» и, открыв крышку, принялась увлеченно перебирать коробочки, пакетики и мешочки… – Ты же любишь зеленый и белый, да?.. Вот, как тебе, «Водяная лилия с лотосом»? Или вот… мммм…«Огненный цветок с молочным ароматом»… а вот этот не надо – Паша вопит, что это какой-то суперчай за бешеные тыщи, аж из самой Поднебесной, а по мне, похож на сухую какашку… и по виду, и по запаху… может, она и есть, мало ли что там в Пекине туристам продают.

– Это точно не то, что ты думаешь. Просто ферментированный черный чай – его производят в небольшом количестве из-за сложности процесса и потому, что не всякий чайный лист для этого подходит… – взялся объяснять Андрей, чтобы как-то отвлечь себя от мучительно нарастающей эрекции. Обычно помогало «включить Мистера Зануду», как это называлось в их мужской компании, но Петренко уже давно не обижался на приятелей.

– Хмм… не знала… а что такое ферментированный?.. У меня в школе по химии был твердый «трояк». – усмехнулась Мария. – Вот я и говорю – где уж мне, дуре, чай пить, и тем более заваривать, так что вся надежда на тебя! Ты хоть знаешь, как со всеми этими чайниками обращаться… «инь», «янь»…

– Нууу… давай я тебе буду говорить, что делать – так сама быстрее освоишься… – Андрей решил, что ему лучше оставаться на месте, прикрываясь Прошкой, и с изяществом вывернулся, приняв на себя роль мудрого восточного учителя.

– Давай! – она искренне обрадовалась. – Я Пашку сколько раз просила показать, но ты знаешь, наверное, какой из него учитель… в общем, для вашей компании я заварила в обычном чайнике, ухнув туда полпачки вот этого… видишь?.. Пашка потом сутки не спал, что с остальными было – не знаю… оказывается, его надо было всего две чайных ложки…

Петренко против воли улыбнулся, представив себе чрезвычайно бодрое состояние приятелей после употребления тонизирующего зеленого чая, по незнанию заваренного Марией до слабого подобия черного. Странное дело – его недавний гнев и жгучая обида на эту парочку как-то сами собой сошли на нет, растворились, как кусок льда в чашке горячего чая… но двусмысленная ситуация, в которой они все трое оказались, все равно требовала прояснения и поиска если не виновных, то хотя бы разумного объяснения.

Сам того не заметив, он вовлекся в импровизированный мастер-класс по китайской чайной церемонии, и в течение следующих десяти минут барометр его настроения вернулся почти что к норме. А выпив чашечку правильного у-луна, приготовленного Марией в точности по его указаниям, он уже совсем было настроился спросить ее про обстоятельства их с Павлом скоротечного романа и решения пожениться. Увы, удобный для объяснения момент оказался упущен…

В двери дважды и резко повернулся ключ, и Урфин, до того мирно примостивший свою тушку на краю стола, моментально спрыгнул вниз и исчез из виду, а Прошка вскочила и нервно замотала хвостом, поглядывая в коридор.

Мария тихо ахнула и, сорвавшись с места, помчалась в прихожую – встречать своего ненаглядного Бердоса…

***

Вторая половина дня у Павла не задалась: словно кто-то из театральных завистников его сглазил, после того, как он, объявив в кафе о грядущем радостном событии, отказался «побыть с коллективом», даже символически не глотнул шампанского и сразу уехал на очередную фотосессию в Дом моды. Неприятности начались с поцарапанного бампера машины – какой-то «умелец» явно криво припарковался, но, обнаружив, что зацепил чужую машину, попросту трусливо сбежал. Теперь придется тащиться в ГАИ и долго и нудно составлять протокол о ДТП, объясняя обстоятельства повреждения бампера…

Другим неприятным моментом был перенос фотосъемки на полтора часа. Бердянский, терпеть не мог подобных накладок и потратил часть неожиданного «окна» на посещение ближайшего торгового центра, где оставил кругленькую сумму, накупив подарков Машке и родственникам. Все бы ничего – и поводов было сразу два: свадьба и Новый Год, вот только недельную смету расходов он превысил изрядно и уже постфактум стал думать, как восполнить образовавшуюся в бюджете финансовую ямку…

Третья и самая неприятная неприятность поджидала его буквально под дверью собственной квартиры. Едва он, до зубов нагруженный фирменными пакетами, вывалился из лифта, как его слух уловил знакомое кряхтение и покашливание, а потом и насмешливый вопрос: