Текст книги "Созвездие разбитых сердец"

…Таксист, наконец, подрулил и встал, как надо, просигналил: садитесь, мол! – и был весьма удивлен, когда на заднее сиденье погрузился лишь один из троих. Должно быть, видя веселое настроение компании, водила возмечтал о повышенных чаевых, в то время как пассажир-одиночка, скорее всего, проспит всю дорогу и ничего не даст…

Пока Пашка прощался с Дроном, о чем-то с ним тихо сговариваясь, Мария открыла водительскую дверь, прошептала на ухо шоферу:

– Везите молодого человека осторожно, как хрустальную вазу! – и подкрепила свои слова денежной купюрой, незаметно засунутой таксисту в карман.

– Нэ волнуйся, красавица, довэзу – как на руках донэсу! – белозубо оскалился чернобородый абрек, и Павел, мгновенно нарисовавшись у Марии за спиной, оттащил ее в сторону:

– Так, а это еще что такое?.. Стоит мужу отвернуться, жена уже с очередным «испанцем» кокетничает! – из этой вроде бы шутки она заключила, что сегодняшнее испанское вино тоже не прошло незамеченным, и позже Павел непременно захочет узнать обстоятельства ее барселонских гуляний по бодегам… Зачем он накручивал себя по теме ее прошлых отношений с Хулио, бог весть, но происходило это с завидной регулярностью, и никакие заверения, что тот роман давно закончен, не помогали… хорошо еще, Бердянский не знал, что «компрометирующие фото», где она была запечатлена с бывшим парнем, не остались на Старомонетном и не увезены к маме, а бережно хранятся в коробке с веером.

Машина отъехала от подъезда, медленно вырулила со двора и взяла курс в сторону Тверской-Ямской.

– Ну что, теперь ты за него спокойна? – прошептал Павел, и, обняв Марию, потерся носом о ее нос. – Пойдем домой, мммм?..

Голос его был многообещающе-низким, и по правилам игры ей бы следовало сразу согласиться, а не по правилам и не по игре – хотелось прогуляться, подышать… Голова немного кружилась от винных паров и пережитых волнений, в небе, среди мерцающих облаков желтела полная луна, снег только что перестал идти, и казалось, что на сугробы сверху накинуты кружевные простыни.

– Паш… давай немного пройдемся?.. Чуть-чуть… Я хоть протрезвею…

– Хммм… а как же наша дальнейшая программа?

– Именно по этой причине, иначе, боюсь, мне придется сказать, что у меня болит голова. – она попыталась пошутить, но вышло как-то неудачно, потому что Бердянский сразу вспылил:

– Вот я знал, что не надо тебе пить это испанское вино! У тебя для него голова слабая… – при этом он не стал сопротивляться самой прогулке, и, обняв Машу за плечи, послушно пошел, не разбираясь, куда – пусть ведет куда вздумается… Она в свою очередь обвила рукой его талию, прижалась к боку, и с удовольствием заметила, как легко у них получается идти шаг в шаг, полностью синхронно в каждом движении, хотя они о том совершенно не сговаривались…

Пошли не к Зоопарку и площади Восстания, а направо, в сторону Брестских улиц и всей той же Тверской-Ямской. Мария невольно покраснела и затрепетала сердцем, вспомнив, что как раз в той стороне, просто чуть дальше, расположен ЗАГС, где они позавчера подали заявление… Сперва им назначили дату регистрации «как всем» – через месяц, на 14 января, и еще дали понять, что им крупно повезло – в районе Нового Года полно желающих оформить отношения.

Мария хотела согласиться, ее даже обрадовала небольшая отсрочка, ведь времени на подготовку (с учетом семейных традиций клана Бердянских-Лавровых) оставалось катастрофически мало… Ей и так всем приходилось заниматься одной, поскольку Павел был по уши загружен в театре в связи с премьерой «Суперзвезды».

Но Бердянский, уже решивший, что свадьба у них будет 4 января, и ни днем позже, показал себя во всем блеске драматического таланта. Он так орал своим шикарным баритоном, и так красочно расписывал неисчислимые бедствия и казни египетские, которые непременно разразятся, если слуги системы не пойдут им навстречу и не отыщут «окно» на нужную дату, что посмотреть и послушать этакое диво сбежалось пол-ЗАГСа, включая женихов и невест. После этого бенефиса одна из служительниц резво куда-то побежала, о чем-то пошушукалась, и Павла пригласили в кабинет заведующей…

Он провел за закрытыми дверями добрых полчаса, заставив Марию изрядно подергаться, но, когда она уже готова была сама ломиться в кабинет Пашке на выручку, ее тоже пригласили. Заведующая – корпулентная пергидрольная дама в бриллиантовых серьгах – сладко улыбалась и смотрела на Бердянского, как кошка на сливки, а довольный Бердянский сообщил невесте, что их-таки зарегистрируют четвертого, надо только переписать заявление.

«Надо же, через три недели… всего через три недели я стану его женой!.. Если, конечно, ничего не случится плохого, он внезапно не передумает, и… не натворит ничего такого, что заставит передумать меня…» – от этой мысли ее повело, в груди стало больно, она коротко, резко вдохнула и теснее прижалась к Павлу: что бы там ни придумывал рассудок, чувства яростно вопили, что лучше смерть чем разлука.

Бердянский словно подслушал, и во всяком случае заметил, что Мария сбилась с шага; он остановился, развернул ее к себе и, не разжимая объятий, склонился к губам… Она жарко потянулась навстречу, но Павел, прежде чем вовлечь ее в долгий и жадный поцелуй, строго спросил:

– Маш, а ты все-таки уже купила свадебное платье или еще думаешь? Я так и не понял.

– У меня… у меня есть… да, я нашла платье… но не уверена, что оно подойдет.

– Ну может, мы вместе съездим на днях, я тебе помогу определиться? Черт с ними, с этими приметами…

– Нет, что ты!.. Когда тебе еще платьями заниматься, при твоей нагрузке… ой, а я ведь даже не знаю, в чем ты будешь?..

– Как в чем, Маша, в костюме и галстуке, не голый же пойду! – он скривился. – Хотя уж лучше бы голый… или, как сперва собирались, оба в джинсах.

– Так… может… и пойдем в джинсах?..

– Угу… ты в синих, я в черных…

– И оба в красных рубашках… Пашка…

– Машка…

Было что-то безумное в том, как они жарко, часто и все более страстно целовались в заснеженном переулке под липой, при тусклом фонарном свете, и обсуждали свадебные наряды… казалось, еще чуть-чуть – и страсть захватит их настолько, что они заговорят стихами Лорки… или вовсе перестанут разговаривать на долгое-долгое время.

***

Кофе едва не сбежал на плиту, пока Павел увлеченно намазывал поджаристые тосты маслом и вареньем. Из-за проказливых котов ему пришлось убрать подальше поддон с песком, в котором и Прошка, и Урфин решили увлеченно покопаться в первое же утро своего пребывания на новом месте.

Теперь турку приходилось ставить непосредственно на конфорку, на малюсенький огонь, но все равно внимательно следить, чтобы божественный арабский напиток не перекипал, а кремовая пенка, темнея, не приобретала неприятный жженый привкус. Бракованный кофе Машка сразу же определила, заставила Бердянского вылить его в раковину и делать по-новой. Уж в кофе-то она, как выяснилось, разбиралась получше него, как настоящий ценитель, с тем же фанатичным блеском в глазах, что возникал у Андрея, когда речь заходила о сортах китайского чая…

На сей раз он успел вовремя снять турку и, осторожно налив в чашки жирных сливок (обезжиренное молоко Маша не признавала), а поверх – густого горячего кофе, поставил на поднос вместе с тостами и отнес в спальню… Ах, как же все-таки хорошо, что его любимая женщина не сдвинута на идеальном порядке и не нудит, как Нинка, что «в спальне спят, а едят за столом» – и не устраивает скандала из-за обнаруженной в постели хлебной крошки.

После ночи, полной страстной любви и упоенного телесного познания друг друга, Машка дремала на животе, растянувшись на кровати по диагонали, сытой довольной кошкой, раскидав руки и ноги «морской звездой», так, чтобы Урфин мог удобно устроиться у нее под попой, а Прошка – подмышкой.

В первое их совместное утро Бердянский, с воплями команча на тропе войны, выгонял нахальных котов из кровати, повторяя условие, которое считал принципиальным:

– Хвостатые спят отдельно!

На второе утро, обнаружив их все там же и в тех же безмятежных позах, он вновь попытался навести порядок железной рукой, но Маша ловко отвлекла его на себя, и в конце концов он плюнул на усатых и шерстяных сожителей. Теперь Павел ругался в основном на Урфина, когда тот забывался и принимался когтить хозяина дома за пятки или топтаться на нем сверху; ну а если он с громким довольным урчанием запускал когти в голую спину или задницу Бердянского, то мигом вылетал из супружеской постели. Прошка, к ее чести, вела себя куда скромнее и потому ей милостиво было разрешено иногда спать даже на подушках между их головами…

Поставив поднос на прикроватную тумбочку, Павел потянулся к Машке:

– Моя красавица… проснись… – запустив руку под одеяло, нащупал сперва теплый бочок, потом змеем-искусителем скользнул вниз, пробравшись вдоль живота к бедру и нырнул под него. Сонная Мария простонала:

– Паша, что ты творишь?.. – но даже не подумала сопротивляться его атаке…

Это была уже их вторая попытка встать: после первой они даже вместе сходили в душ, но по итогам «водных процедур» снова оказались в постели и вырубили к чертовой матери будильник и телефон…

Коснувшись кончиками пальцев податливого входа, все еще влажного после недавних любовных игр, он дерзко подразнил чувствительное местечко и преуспел… Возбуждающая ласка заставила Машку выгнуться вверх – эту ее кошачью позу он просто обожал! – и сжать его пальцы бедрами:

– Ааааах, Паша!.. – вслепую поймав запястье любовника, она притворно попыталась противостоять наглому вторжению, но Павел не поддался, и, ощущая, как член заново набирает силу, уже примерился откинуть прочь одеяло и котов, обнять ее, притянуть к себе, овладеть, разбудить коротким и страстным сексом…

– Что, моя кооошечка? Что, лежебооока… сейчас я тебя раз-бу-жу… – пообещал он, но Машка вдруг сделала обманное движение, вывернулась и, толкнув Павла в грудь, опрокинула на подушки…

– А я не сплю!.. Берегись, охотник, ты разбудил львицу… и она оооочень голодна…

– А я это предвидел и… кое-что приготовил для моей львиной королевы… – ничуть не обескураженный внезапной атакой, Бердянский картинно растянулся на спине, дав ей самой выбрать, с чего начать утреннюю трапезу – с закусок в виде тостов и кофе или собственно с основного «блюда»… сам он предпочел бы второй вариант, поскольку член уже полностью встал и ныл в мучительном желании проникнуть в Машин рот… или ниже…

Машка его не разочаровала: скользнула вниз, прямо к животу, опутала шелковистой сетью распущенных длинных волос и, удобно устроившись между коленями Павла, обхватила ртом открытое навершие… в точности так, как ему нравилось, именно тем способом, что за несколько секунд приводил даже не в возбуждение – в исступление.

У него даже мысль об этом, одно-единственное воспоминание, вызывало эрекцию, а здесь и сейчас он мог наяву наслаждаться восхитительным тесным пленом Машкиных идеальных губ.

– Ммммммааашааааааа, ммммм… дааааа… таааак… аааааааммммм…. ещееее… ооооххх… – выстанывал он, запрокинув руки к изголовью и полностью отдавшись умелым ласкам любимой женщины.

Она на секунду прервалась, взглянула на него шальным взглядом влюбленной цыганки, коротко выдохнула:

– Любимый!.. – и, когда он зарычал от нетерпения, вернула рот на его член…

Трель дверного звонка смахнула обоих котов с кровати вернее хозяйского гнева, но никак не повлияла на происходящее между любовниками. Машка лишь на секунду замерла и вскинула глаза на Павла, но тот требовательно двинул бедрами и хрипло простонал:

– Не останавливайся… только не сейчас… подождут… пусть весь мир подождет…

Новая долгая трель только добавила адреналина в кровь, а когда к настойчивым звонкам добавился еще и столь же настойчивый стук чьей-то твердой руки, Пашка резко выгнулся и обильно кончил с долгим стоном облегчения… Мария жадно выпила «утренние сливки львицы ” до последней капли и, переводя дыхание, приникла к нему:

– Кто это к нам так рано ломится? Да еще так настойчиво!.. Ты кого-то ждешь?..

Павел, уплывший в блаженный послеоргазменный релакс, даже не сразу отреагировал на вопрос, но, когда за дверью послышался требовательный мужской голос и прозвучало его имя, вскинулся и, выпутавшись из одеяла, пояснил:

– Родители! Чееерт, я совсем забыл, что позвал их сегодня на семейный завтрак…

Вскочив с постели, он нашарил вслепую какую-то одежду в комоде, стянул со стула Машкин халат, бросил ей:

– Накинь и беги в душ, а я пока их задержу… отвлеку! – страстно поцеловал и принялся споро одеваться, громко упредив новую череду звонков и попыток взломать замок без ключа:

– Иду, пап! Подожди минутку!

«Оооо, черт, черт, черт!.. “ – Мария вихрем вынеслась из спальни, промчалась по коридору с такой скоростью, будто за ней гнались те самые черти, и заперлась в ванной в тот самый момент, когда Павел открыл входную дверь.

«Родители – значит, и папа, и мама… Охххх, Пашка-вверхтормашка, раздолбай ты мой милый, ну почему ж ты меня не предупредил!»

С Юрием Павловичем, отцом Павла, она успела познакомиться еще дней десять назад, и с тех пор виделась с ним пару раз по тем или иным свадебным поводам. Будущий свекор ей очень понравился, так что его визит был скорее приятным сюрпризом, но вот будущую свекровь – которая под разными предлогами уклонялась от встречи с ней – предстояло увидеть впервые… интуиция подсказывала Марии, что это будет нелегкое испытание

Включила душ и прижалась к стене, глядя на потоки воды, низвергающиеся из лейки, и трусливо мечтала превратиться в маленькую рыбку и уплыть…или в мышку… или в паучка, в кого угодно маленького и незаметного, чтобы спрятаться в щелку и сидеть тихо, пока Ольга Викторовна Бердянская-Лаврова не покинет квартиру ее сына. Увы, это было невозможно… а прятаться слишком долго – невежливо и неприлично. Подобным поведением она лишь усугубит свою вину.

«Какую вину, Боже мой?.. “ – тоненьким лучиком взметнулся здравый смысл. – «В чем я виновата, что я такого сделала?» – и какой-то холодный, неумолимый внутренний голос, похожий на голос собственной матери, откликнулся:

«Как это что? Ты влезла в постель к чужому сыну… и собираешься украсть его из семьи. Да тебя распять за такое мало!»

Мария сунула лицо под кран, тщательно умылась холодной водой, потом быстро ополоснулась вся, наспех вытерлась – и застонала, увидев, что кроме полупрозрачного халата, в котором никак нельзя было показаться на глаза родителям, в ванной комнате висят только легкие тренировочные штаны Павла и его же футболка с задорной надписью The Best Lover! Выбора не было: именно это ей и пришлось надеть, чтобы выйти.

В памяти, как назло, всплыла сцена смотрин из «Кровавой свадьбы», и Мария помотала головой, чтобы прогнать эту не самую радостную картину…

Открыв дверь, она сразу же попала в объятия Пашки, поджидающего в коридоре: он ласково обнял ее, прижал к сердцу, зацеловал, и шепча:

– Ну что ты, моя девочка?.. Не бойся, они хорошие, пойдем! – повел на кухню, где папа удобно расположился за столом, со стаканом кефира, а мама собственноручно что-то сооружала на плите.

Ольга Викторовна Бердянская-Лаврова с первого взгляда произвела на Марию убийственное – иначе не сказать – впечатление… Это была стройная и статная шатенка, с роскошными волосами, вьющимися, как у Павла, высокой и пышной грудью, изумительно тонкой талией и длинными «балетными» ногами. Пучок, который она носила на затылке, тоже был похож на балетный… Пахло от нее очень тонко, ненавязчиво и дорого – смесью жасмина, розы и дикой оливы, с какой-то таинственной и свежей нотой, а кожа была белой и чистой, без изъянов и морщин. На вид ей было не больше тридцати восьми-сорока, хотя Мария знала, что Ольге Викторовне уже минуло пятьдесят.

– Мам, познакомься: это моя Маша… – с порога сказал Павел, и, не снимая руки с талии невесты, подвел ее к матери. Бердянская обернулась.

– Здравствуйте, – испуганно сказала Мария, и, не придумав ничего лучше, добавила: – Ольга Викторовна…

– Ну здравствуйте… Маша… – взгляд темных, как у Павла, но при этом холодных глаз оценивающе скользнул по фигуре будущей невестки, задержался на шее, где Мария второпях забыла замазать тональником и припудрить отметину жениховой страсти, и на губах, изрядно припухших от поцелуев и прочих ночных и утренних безумств…

– Присаживайтесь, пока я готовлю сыну завтрак.

– Д-давайте… я вам помогу?..

– Не стоит. Две хозяйки у одной плиты – дурная компания. – она демонстративно отвернулась назад к плите, сосредоточенно помешав лопаткой только начавший схватываться снизу омлет с добавленными в него зеленью и ломтиками ветчины.

– Да, Машенька, иди сюда, пусть Лёля там поколдует! – пришел на выручку Юрь Палыч, и подвинулся на диванчике, освобождая место для невестки. – Омлет у моей супруги выходит – просто пальчики оближешь! Ну, правда, судя по Пашкиной довольной физиономии, ты его тоже неплохо кормишь…

– Стараюсь… но я далеко не идеальная хозяйка.

– Ну ты чего скромничаешь, Машуль? – Павел уселся напротив нее и, протянув к ней руку, мягко сжал ее пальцы своими. – Расслабься и получай заслуженное удовольствие. Мама не часто нас с папой завтраками балует.

– Ай-ай-ай, – негромко и укоризненно сказала Бердянская, и покачала головой, как будто сын выдал постороннему семейную тайну.

Не успела Мария сесть, благодарно улыбнуться любимому и потянуться к своей чашке, как из коридора донесся жуткий скрежет и хриплый утробный мяв, разбавленный визгливым сопрано… она едва не подскочила на месте и схватилась за голову, с ужасом поняв, что Пашка от греха запер обоих котов в тренажерке, и теперь Урфин с Прошкой, почуяв еду, рвутся наружу, как танки Гудериана на Москву…

– Боже, что это еще за зоосад на дому? – Ольга Викторовна даже оставила свой пост у плиты, ради того, чтобы самолично разведать источник биологической угрозы. В отличие от мужа, любившего разнообразное зверье, она крайне негативно реагировала на кошек и даже предполагала у себя аллергию на кошачью шерсть.

Мария успела раньше и буквально грудью преградила ей путь:

– Ольга… Викторовна, не волнуйтесь! Это… это мой кот… он теперь живет с нами, и кошка Андрея… она у нас временно, сегодня ее уже заберут. Они просто голодные, я их сейчас покормлю быстренько и вернусь к вам, ладно?

– Да уж пожалуйста. И не пускайте их на кухню, Мария. У меня сегодня на день большие планы, и визит к аллергологу в них не входит. – церемонно ответила Ольга Викторовна и вернулась к омлету.

Краем глаза она наблюдала за тем, как неаккуратная растрепанная девица в Пашиной футболке быстро похватала в шкафу какую-то кошачью снедь, схватила (о Боже, ну и манеры!) два кузнецовских блюдца и улизнула в коридор, как та самая вороватая кошка…

– Павлуша, поставь чайник, будь так любезен. Воду папа привез, так что вылей всю старую и налей заново. Надеюсь, твоя Маша хотя бы аквафильтром пользуется, а не прямо из-под крана наливает?

– Пользуется, пользуется. И в кофе отлично разбирается, сейчас придет, и я ее попрошу, чтобы сварила свой фирменный. – с некоторым вызовом ответил Бердянский, вздернув свой упрямый подбородок. -Это оргазм просто, а не кофе!

– Павел!.. – при столь грубом намеке на то, чем сын занимается со своей девицей прямо здесь, Ольга Викторовна даже слегка покраснела.

– А что у тебя за такие грандиозные планы, позволь спросить? Новая встреча во Флоренции с итальянцами по этому их стеклу шестнадцатого века?.. Или полетишь в Венецию на симпозиум? Или у тебя сегодня китайская делегация будет чаи распивать из драгоценных ваз династии Дзинь… Шань… Сунь… Хуянь?

– Хань. Династии Хань. – методично поправила расхулиганившегося сына Ольга Викторовна, и, выключив плиту, требовательно повторила: – Чайник, Паша. Или прикажешь мне самой бутылку таскать пятилитровую?

– Давай, сынок, помоги матери, раз уж у вас с Марией времени не нашлось, чтобы нас сегодня вашим завтраком встретить-угостить. – вмешался Юрий Павлович, сказав свое веское отцовское слово, и Павлу пришлось подчиниться.

Тут на кухню вернулась Мария, успевшая не только покормить котов, но и переодеться в свое домашнее платье из мягкой серой вискозы, и даже причесать волосы и собрать их в хвост… Ступни ее, как сейчас же заметила Ольга Викторовна, были босыми, как и ступни Павла, а выглядела она еще более расстроенной и смущенной.

Бердянский как раз водрузил на подставку и включил полный электрочайник, потому ему оказалось сподручно перехватить Марию на входе и, нимало не смущаясь присутствия родителей, вновь заключить в крепкие объятия. Он ткнулся носом ей в шею и нежно поцеловал под ухом, потом, заметив ее огорченный вид, спросил:

– Что случилось, солнышко? Плохо чувствуешь себя?

– Пашенька, я даже не знаю, как тебе сказать…

– Скажи как есть, своими словами, я все пойму.

– И простишь? – слабо улыбнулась она.

– Да в чем дело-то? Что эти гады шерстяные натворили в очередной раз, а? – понизив голос, поспешил уточнить он. За время пребывания в его доме парочки хулиганистых котов львиная доля бытовых проблем проистекала именно от них.

– Паш, только не ругайся, умоляю… Урфин тренажер подрал в хлам, всю обивку на скамейке… Паш, я сама мастера вызову, можно ведь перетянуть заново, у Ленчика знакомый есть…

Бердянский скрипнул зубами, но сдержался от высказывания вслух всего того, что подумал в адрес рыжего негодяя. И поспешил перевести все в шутку, чтобы поскорее замять неприятную тему:

– Ну хорошо, что только обивку подрал, а железо не сгрыз… Вот его восстановить было бы посложнее…

– От котов в доме всегда одни только неприятности! – прокурорским тоном произнесла Ольга Викторовна. Пока молодые без всякого стыда миловались у них с отцом на глазах, она успела разложить омлет по тарелкам и подать на стол еще и приборы:

– Если вы урегулировали вопрос возмещения убытков, прошу садиться, будем завтракать. Кстати, о моих планах на сегодня, они и вас касаются, Мария. – неожиданно обратилась она к незадачливой кошатнице.

– Вы меня поведете в трибунал святой инквизиции?

– Хуже. На примерку свадебного платья. В ателье. – с удовлетворением отметив, что девушку бог не обидел чувством юмора, пусть и своеобразным, она вернула шпильку невестке.

– А пока нам тут Павел наобещал, что вы сварите какой-то потрясающий кофе. Плацдарм свободен, можете приступать. – Ольга Викторовна отточенным жестом опытного ассассина указала в сторону плиты, а сама села рядом с мужем.

– Нет, мам. – возразил Павел и положил руку на Машино плечо. – Мы сперва все поедим, а потом уже Маша сварит кофе… если я попрошу.

– Тогда будь любезен, и как хозяин дома, налей мне и отцу по чашке чая. Ты ведь прекрасно знаешь, нельзя завтракать всухомятку. Это очень вредно для пищеварения.

– Кефирчик, Лёль! – пробасил Юрий Павлович и подмигнул молодёжи. – Кефирчик – вот что надо пить, чтобы брюхо работало, как часы, а не эти ваши чаи да кофеи…

– Кефирчик по утрам пьют те, кто был невоздержан накануне. – веско заметила Ольга Викторовна и вновь обратилась к сыну тоном Снежной Королевы, поучающей Кая:

– Павел, налей мне чай, пожалуйста. Черный, если есть, то с бергамотом. И, если в ваш холодильник каким-то чудом в самый разгар сезона цитрусовых попал лимон, то от дольки лимона я тоже не откажусь.

– Паш, давай, я все сделаю?.. – спросила Мария, повернувшись к сыну Ольги Викторовны, и невольно снова продемонстрировала свекрови засос на шее. – Я вчера как раз купила отличные лимоны испанские…

– Супер! – обрадовался Павел, на пару с отцом налегая на омлет, пока от него отвлеклись. – Что, и бергамот есть?

– И чай с бергамотом купила, ты же просил.

– Моя ж ты умница! – он поцеловал ее в щеку и хитро взглянул на мать.

– Как предусмотрительно с вашей стороны, дорогая. Но я попросила Павла, не вас, пусть он сделает маме приятное. – уже с некоторым нажимом ответила Бердянская-Лаврова и взглянула на Марию так, чтобы той расхотелось встревать в семейный диалог со своими услужливыми предложениями.

«Вот Ниночку и просить ни о чем было не нужно, она заранее готовилась к нашим с отцом визитам и всегда была безупречно одета и причесана, а не так, словно только что из-под любовника вылезла…» – припомнила она прежнюю Пашину «любовь», с которой тоже вроде бы дело шло к свадьбе, но шло очень уж долго и нудно… С постоянными откатами и скандалами – со стороны жениха, в то время, как Нина являла собой саму скромность и учтивость, и в рот будущей свекрови смотрела, и советов спрашивала, и мнение свое драгоценное прятала подальше…

Павел неохотно поднялся со своего табурета, с прохладцей – нога за ногу – прошествовал к чайнику, нашел на полке любимую мамину чашку и блюдце к ней, и серебряную ложечку. Заварочный чайник стоял пустой и чистый (накануне его мыл сам Петренко), так что оставалось лишь ополоснуть его кипятком и засыпать свежую заварку с пряным цитрусовым духом новогоднего праздника. Пока чай заваривался, он так же демонстративно открыл холодильник, вытащил оттуда сразу два лимона и одну картофелину и… принялся ловко жонглировать ими.

– Але ап! – поймал один из лимонов на сложенные лодочкой лопатки и, прокатив по спине, перехватил в районе поясницы и ловко пригвоздил ножом прямо к разделочной досочке. Театрально поклонился… и послал рукой «комплимент» немногочисленным зрителям.

Мария все это время смотрела на него с таким откровенным обожанием, что Юрий Павлович, постоянно и остро наблюдавший за ней, не выдержал и довольно заулыбался:

– Любовь, любовь!.. Эх, были когда-то и мы рысаками!..

А Ольга Викторовна даже взволновалась не на шутку и незаметно отерла повлажневшие глаза. Сын столько времени подчеркнуто игнорировал все, что было связано с его цирковым прошлым, что этот неожиданный номер стал для всех посвященных полным сюрпризом. Конечно, он был сыгран для Маши и в ее честь. Неужели эта неопрятная девица (с цыганскими корнями, если верить сплетникам из театра…) что-то починила одним своим присутствием в жизни Павлуши? Или просто так совпало, что проявило себя действие времени – лучшего доктора на свете?

Но Павел так смотрел на Машу… как ни на одну из своих многочисленных любовниц и подруг… в каждом глазу словно горело по яркому летнему солнцу.

Бердянская покачала головой и положила себе получше присмотреться к будущей снохе, на сей раз без предубеждения… благо, времени у них сегодня полным-полно, ведь они вместе едут покупать приданое, о котором не сочла нужным позаботиться собственная мать Марии. Родственники со стороны невесты, темные лошадки, были отдельной головной болью. Знакомство с ними еще только предстояло под Новый Год, буквально за несколько дней до свадьбы.