Текст книги "Общая и прикладная этнопсихология"

• этнопедагогика как система этнически традиционных представлений и практических способов воспитания детей;

• этноконфликтология как система народных способов предотвращения конфликтных ситуаций разного уровня и их урегулирования;

• этнопсихиатрия как система этноспецифических представлений о норме и патологии, способов нормализации отклонений, обусловленных нервно-психическими заболеваниями, и корректирования патологии психической деятельности соматогенной природы;

• этнопсихолингвистика как система знаний об этнических особенностях языка и речевого развития.

В каждой из перечисленных сфер мы сталкиваемся как с очевидной зависимостью практики этноса от особенностей психической деятельности его членов, так и с фактами противоположного характера, т. е. с действующим механизмом этноспецификации психики; поэтому наше определение этнопедагогики, этноконфликтологии, этнопсихиатрии, этнопсихолингвистики и т. п. как собственно прикладной этнопсихологии содержательно оправдано.

1. Баранова Т., Балабуев С. и др. 1933. Вопросы конструирования национального теста. // Советская психотехника. № 1. С. 47–53.

2. Белик А.А. 1993. Психологическая антропология. М.

3. Белик А.А. 2001. Психологическая антропология (культура-и-личность). Историко-теоретический очерк // Личность, культура, этнос: современная психологическая антропология. М.: Смысл. С. 7–31.

4. Бехтерев В.М. 1921. Коллективная рефлексология. Пг.

5. Бороноев А.О., Павленко В.Н. 1994. Этническая психология. СПб.: изд-во СПбГУ.

6. Вундт В. 1912. Проблемы психологии народов. М.

7. Выготский Л.С. 1929. К вопросу о плане научно-исследовательской работы по педологии национальных меньшинств // Педология. № 3.

8. Гусельцева М.С. 2002. Культурно-историческая психология и «вызовы» постмодернизма // Вопросы психологии. № 3. С. 119–131.

9. Джандильдин Н. 1971. Природа национальной психологии. Алма-Ата.

10. Кавелин К.Д. 1900. Собрание сочинений. Т.З. Этнография и правоведение. СПб.

11. Королев С.И. 1970. Вопросы этнопсихологии в работах зарубежных авторов. М. 105 с.

12. Коул М. 1997. Культурно-историческая психология: наука будущего. М.: Когито-Центр, изд-во ИП РАН.

13. Лебедева Н.М. 1998. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М.: Старый Сад. 316 с.

14. Леви-Брюль Л. 1994. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-Пресс.

15. Леви-Строс К. 1994. Первобытное мышление. М.: Республика.

16. Лурия А.Р. 1974. Об историческом развитии познавательных процессов. М.

17. Лурье С.В. 1997. Историческая этнология. М.: Аспект Пресс.

18. Надеждин Н.И. 1847. Об этнографическом изучении народности русской // Записки Русского географического общества. Кн.2. СПб. С. 61–116.

19. Национальная психология и проблемы ее исследования. 1991. // Тезисы докладов на региональной научно-теоретической конференции. Днепропетровск: ДТП. 107 с.

20. Национально-культурная специфика речевого поведения. 1977. М.: Наука.

21. Павленко В.М., Таглін С.О. 1999. Етнопсихологія. Навчальний посібник. Київ: Сфера.

22. Сеченов И.М. 1947.Замечания на книгу К. Кавелина «Задачи психологии» // Сеченов И.М. Избранные философ, и психолог, произведения. М. С. 179–219.

23. Солдатова Г.У. 1998. Психология межэтнической напряженности. М.: Смысл. 389 с.

24. Стефаненко Т.Г. 1999. Этнопсихология. М.: Институт психологии РАН, Академический проект.

25. Тульвисте П. 1988. Культурно-историческое развитие вербального мышления. Таллин. 241 с.

26. Шпет Т.Г. 1989. Введение в этническую психологию // Шпет Т.Г. Сочинения. М. С. 475–575.

27. Штейнталь Г., Лацарус М. 1864. Мысли о народной психологии // Филологические записки. Вып.1, 2, 5. Воронеж.

28. Этническая психология и общество. 1997. М.: Старый Сад. 465 с.

29. Adamopoulos J., Lonner W.J. 2001. Culture and Psychology at a Crossroad: Historical Perspective and Theoretical Analysis // D. Matsumoto (ed.). The Handbook of Culture and Psychology. Oxford University Press. P. 11–35.

30. Berry J. 2000. Cross-cultural psychology: A symbiosis of cultural and comparative approaches // Asian Journal of Social Psychology. No.3. P. 197–205.

31. D’Andrade R. 1995. The development of cognitive anthropology. Cambridge: Cambridge Univ. Press.

32. Kim U. 2001. Culture, Science and Indigenous Psychologies: An Integrated Analysis // D. Matsumoto (ed.). The Handbook of Culture and Psychology. Oxford University Press. P. 51–77.

33. Shore B. 1996. Culture in Mind: Cognition, Culture, and the Problem of Meaning. Oxford University Press.

34. Shweder R.A. 1991. Thinking through cultures: Expeditions in cultural psychology. Cambridge, London.

35. Strauss C., Quinn N. 1998. A cognitive theory of cultural meaning. Cambridge University Press.

36. Yamaguchi S. 2002. Cultural Psychology and Indigenous Psychology: Are they Foes or Allies? // Cross-Cultural Psychology Bull. Vol.36. Nos.2 & 3. P. 5–13.

1. Где и когда этнопсихология начала формироваться как самостоятельная отрасль знаний? В чем была специфика представлений об этнопсихологии у ее основателей?

2. Чем отличалось понимание предмета и методов этнопсихологии у В. Вундта?

3. Какие основные идеи, а также какие исследования связаны со школой «Культура и личность»?

4. Как и когда возникла психологическая антропология?

5. Что общего и чем отличаются концепции Л. Леви-Брюля и К. Леви-Строса?

6. Расскажите о возникновении кросс-культурной психологии.

7. В чем отличие кросс-культурной психологии от культурной психологии?

8. Чем культурная психология отличается от туземной психологии?

9. С какими идеями и с именами каких ученых связано зарождение этнопсихологии в России?

10. Дайте сравнительную характеристику взглядов Г. Шпета, В. Бехтерева, Л.С. Выготского на предмет и методы этнопсихологии.

11. Охарактеризуйте современное состояние этнопсихологии как науки.

2. Теоретические подходы к изучению и объяснению этнического своеобразия психической деятельности

Одной из первых, дошедших до наших дней работ, написанных с точки зрения экологического подхода, было произведение Гиппократа «О воздухах, водах и местностях». Основной его тезис гласил, что «формы людей и нравы отражают природу страны». Это положение обрело широкую известность, породив многочисленные исследования, поддерживающие и развивающие данное утверждение. При этом если Гиппократ основную роль в этнопсихогенезе отводил таким элементам окружающей среды, как климат и ландшафт, то его последователи значительно расширили круг факторов. Было показано, что ландшафт и климат, особенности почв и размеры территории, картина звездного неба и полезные ископаемые, флора, фауна, очертания водоемов и многие-многие другие элементы природной среды обитания народа, создающие её неповторимое своеобразие, активно влияют на особенности взаимодействия этноса с природой, что в свою очередь находит отражение в экологической обусловленности ассоциаций, познавательных процессов, коммуникации, стереотипах поведения, различных формах общественного сознания и т. п.

В рамках экологического подхода работали и продолжают работать многие исследователи. Методический прием, которым они пользуются, заключается в анализе разнообразных экологических характеристик и соотнесении их с психологическими особенностями народа. Однако в своей крайней форме, доведенной до логического абсурда, данный принцип приводит к неоправданно фаталистическим выводам, яркой иллюстрацией чего является высказывание французского философа Виктора Кузена:

«Дайте мне карту страны, её конфигурацию, её климат, её воды и всю её физическую географию, дайте мне её природные продукты, её флору, её фауну и я берусь сказать Вам a priori, каким будет человек этой страны и какую роль эта страна будет играть в истории, не случайно, а в силу необходимости, не только в какое-либо определенное время, но во всякое».

Нет смысла оспаривать влияние экологических факторов на этнопсихологические характеристики народа, оно очевидно и доказано многочисленными исследованиями. Однако игнорирование влияния других факторов, а главное – подчеркивание непосредственной, прямой и жесткой связи между отдельными экологическими параметрами и психологическими характеристиками – часто приводит сторонников данного подхода к произвольным выводам.

Последнее наиболее ярко проявляется в том, что одни и те же экологические факторы у разных авторов обуславливают различные этнопсихологические особенности и наоборот – корни аналогичных характеристик психической деятельности усматриваются разными авторами в различных элементах природной среды. Рассмотрим эти положения подробнее. Так, в известной работе А. Кульчицкого [7], посвященной характерологии украинцев, географические аспекты выделяются в качестве одного из основных факторов этнопсихогенеза. Провозглашаемую им идею о преобладании среди украинцев установок на рефлексию, а не на активную предметную деятельность, автор аргументирует, привлекая в качестве доказательств ряд экологических особенностей Украины. Исследователь считает, что жизнь среди степных просторов не пробуждает активности, а наоборот, «вживание в бескрайнее пробуждает чувство бесконечного, недосягаемого, необозримого и абсолютного», способствуя скорее философским размышлениям, чем активным действиям. Подобным образом действует, по Кульчицкому, и такой уникальный экологический элемент, подчёркивающий своеобразие Украины, как особенность её почв. Известные всему миру плодороднейшие украинские земли – чернозём – обеспечивали крестьян всем необходимым без прикладывания необходимых и неизбежных в иных уголках Земли усилий, что также, по мысли автора, не способствовало возникновению у них дополнительных стимулов к активности, не формировало у них предметных установок, оставляя приоритет за рефлексией.

Аналогичные выводы об отсутствии выраженной активности и ярких проявлений инициативы звучат у Н. Бердяева совершенно в ином ключе [1]. Тот же психологический результат, те же черты характера обусловлены у русских, по мысли автора, иными экологическими факторами, а именно – огромными размерами территории страны. «Русская душа ушиблена ширью… подавлена необъятными русскими полями и необъятными русскими снегами», – так выразил эту мысль ученый. Согласно Н. Бердяеву, необъятные просторы России предоставляли возможность экстенсивного развития хозяйства, не требовали постоянного напряжения, энергии и инициативы, интенсификации материальной и духовной деятельности, что и наложило свой отпечаток на русский национальный характер.

Таким образом, разные авторы связывают возникновение одних и тех же черт характера с различными экологическими факторами. С другой стороны, как уже отмечалось, один и тот же экологический фактор может рассматриваться как причина различных, часто очень далеких этнопсихологических характеристик. Так, выше уже говорилось о том, что А. Кульчицкий рассматривал особенность украинских почв как причину, способствующую возникновению рефлексивных установок украинцев. К совершенно иным выводам относительно влияния черноземов на психологические особенности украинцев приходит современная исследовательница М. Гримич [4]. Ею высказано предположение, согласно которому наличие богатых почв способствовало тому, что урожай воспринимался в народе как величина, зависимая, в основном, только от метеорологических факторов. Метеорологические факторы, в свою очередь, с точки зрения украинских крестьян, зависели от воли Всевышнего, а также от злой или доброй воли окружающих. Поэтому, с точки зрения автора, особенность украинских почв способствовала развитию, закреплению и длительному сохранению магического мышления у коренного населения Украины, преобладанию его над рациональным, логическим мышлением, т. е. стала причиной формирования совершенно иных психологических особенностей, чем те, которые были отмечены А. Кульчицким.

Наряду с экологическим подходом, в котором средством изучения и объяснения особенностей национальной психики выступает анализ специфики среды обитания этноса, немалую роль в попытках исследования этнопсихогенеза играет и биологический подход, при котором средством изучения и объяснения выступают различные биологические (анатомические, антропологические, генетические и т. п.) характеристики народа. При этом сами эти характеристики могут быть как реальным эмпирическим фактом, так и чисто гипотетическим умозаключением. Типичным примером последнего может служить высказывание П. Ковалевского, согласно которому «основным качеством славяно-русского характера является доброта… – проявление особенного состава и сочетания их нервных элементов» [11], добавим, «состава и сочетания», которые никогда не были предметом непосредственного экспериментального изучения.

Одним из распространенных вариантов биологического подхода является привлечение антропологических данных для характеристики этнических особенностей психики. Так, на рубеже XIX и XX столетий в Украине ряд авторов, стараясь подчеркнуть отличительные особенности украинцев, а иные, наоборот, пытаясь доказать общность украинцев с другими этническими группами и, прежде всего, с русскими, обращаются к антропологическим данным. Например, в ходе широких антропологических исследований Ф. Волков пришел к выводу, что украинцы по антропологическим признакам достаточно однородны и характеризуются темными глазами и волосами, ростом – выше среднего или высоким, брахикефальностью, узким лицом, прямым и достаточно узким носом, сравнительно короткими верхними и длинными нижними конечностями [11].

В то время как исследования Ф. Волкова подчеркивали особенности антропологических характеристик украинцев и отличие их от других этнических групп, в трудах И.А. Сикорского, работавшего в те же годы, утверждался противоположный тезис. Киевский профессор медицины считал, что русский народ возник в результате слияния двух рас – славянской и финской. Приобретенные в результате данного слияния антропологические признаки закрепились «путем наследственности в потомстве новой расы», причем «такой способ возникновения Руси относится ко всем её племенам – великорусскому, белорусскому и южнорусскому (т. е. украинцам – прим. авт.), судя по одинаковому антропологическому составу всех названных племен» [11].

Эта позиция, высказанная без достаточных аргументов и направленная на утверждение основной мысли автора об отсутствии каких бы то ни было отличий украинцев от великороссов и, соответственно, о необходимости и естественности их полного – политического и культурного (в том числе языкового) слияния, вызвала резкую критику ученых, придерживавшихся иных политических взглядов. Однако в плане рассматриваемого вопроса это противостояние не имело бы особого значения, если бы исследователи ограничивались дискуссиями по узко антропологической тематике. В данном же контексте важно то, что антропологические характеристики часто выдвигались в качестве фактора, определяющего специфику национального характера. Тот же И.А. Сикорский отмечал: «На развитие народного духа оказали важное влияние два фактора: антропологический состав племени и внешняя природа, среди которой живет славянская раса». Но поскольку, как уже было отмечено выше, ученый утверждал, что антропологические характеристики русских, украинцев и белорусов идентичны, то, отметив вскользь некоторые этнопсихологические особенности украинцев по сравнению с русскими – «свойственный великорусам перевес воли», в то время как «ум и чувство были в перевесе у южнорусов» – И. Сикорский делал единственно возможное, с его точки зрения, заключение: «психические черты русского племени одинаково свойственны всем трём его отделам».

К биологическому направлению примыкают и ученые, использующие биохимические показатели и методы исследования в попытках объяснить некоторые этнопсихологические черты. Нередко такое проявляется в работах, устанавливающих связь между какими-либо особенностями психической деятельности и спецификой питания этноса. Например, известный отечественный биохимик А. Я. Данилевский еще в конце XIX века заинтересовался проблемой влияния традиционных продуктов питания этноса на его национальный характер. В работе «Пища и характер» исследователь выдвинул тезис, согласно которому «различного рода пища вызывает и в людях различные качества телосложения, жизнедеятельности, склонности и различные степени морального и умственного развития» [11]. Ученый разделил все народы на 5 групп в зависимости от того, какие блюда преобладают в их рационе: мясные, рыбные, плодоовощные, травяные или смешанные. А.Я. Данилевский детально анализирует и демонстрирует на разнообразных примерах особенности характерологии этнических групп с разным типом питания. При этом, углубляясь в проблему, он выдвигает гипотезу, согласно которой количество фосфористых белков в еде – это тот важнейший фактор, который «путём его комбинирования с другими сторонами жизнедеятельности, в результате даёт те или другие свойства характера или вообще тот или другой духовный склад» [с.35].

Вариантом биологического подхода можно считать также эволюционное течение в объяснении этнопсихологических особенностей. Его сторонники пытаются объяснить этнопсихогенез и особенности общественной жизни с позиций эволюционного учения Ч. Дарвина. В этом случае законы, выведенные для животного и растительного миров, начинают распространяться ими и на жизнь этнокультурных групп, наций, государств. Так, с точки зрения сторонников данного направления, главной движущей силой общественного развития, как и в природе, является борьба за существование. Аналогом конкуренции между видами животных здесь выступает экономическое соревнование, межнациональные и межэтнические конфликты, войны и т. п., которые провозглашаются вечными и неизбежными. Вследствие действия такого «природного отбора» выживают сильнейшие, наиболее приспособленные этносы, в то время как участь остальных состоит в том, чтобы или исчезнуть с политической карты мира, или же смириться с ролью колоний или слаборазвитых стран.

Описанная канва является однотипной у всех сторонников данного направления. Отличия между ними, интересующие нас в этом контексте, начинаются при выделении тех психологических характеристик, которые способствуют выживанию этносов в их борьбе за существование, особенностей, которые, с точки зрения сторонников такого подхода, генетически закрепляются и, соответственно, генетически передаются потомкам. Для одних авторов это интеллектуальные способности, для других – религиозность, для третьих – патриотизм, трактуемый как аналог инстинкта самосохранения, и т. п. Все народы, согласно данной точке зрения, отличаются степенью развитости той характеристики, которая берется автором за основу. «Высокоразвитыми» по данному качеству провозглашаются, как правило, народы Западной Европы или Америки, а «отстающими» – представители туземных племен Африки и Австралии.

Более того, согласно высказываниям одного из прародителей этого подхода – Ф. Гальтона – возможно даже улучшение, облагораживание «породы людей». Для обозначения подобных программ выведения «расы высокоодаренных людей» исследователь ввел специальный термин – «евгеника», под которым подразумевалось «учение о хорошем воспроизводстве» путем тщательно подобранных браков и селекции. Многие расистские политические течения позже воспользовались идеями и выводами данного направления для своих целей.

Попытки изучения взаимосвязи биологических и этнопсихологических характеристик продолжались на протяжении всего XX века. Например, большой интерес вызывали в свое время гипотезы, пытающиеся объяснить разницу в подверженности иллюзии Мюллер-Дайера некоторыми физиологическими факторами у представителей разных народов [6]. Начало данному подходу было положено в работах Р. Поллака, который выявил обратно пропорциональную зависимость между пигментацией сетчатки и подверженностью данной иллюзии: чем сильнее пигментация, тем меньше подверженность иллюзии. Давно известно, что у людей с темным цветом кожи пигментация сетчатки также сильнее. Используя эту зависимость, Р. Поллак сравнивал подверженность иллюзии у темнокожих детей и детей со светлой кожей в США. В полном соответствии со своей гипотезой он обнаружил, что темнокожие дети менее подвержены иллюзии Мюллер-Дайера.

Впоследствии М. Борнстейн построил на основе гипотезы пигментации гипотетическую шкалу подверженности данной иллюзии людей разных культур. Оказалось, что последовательность, полученная на основе данных о пигментации, полностью соответствовала той, которая была получена в реальных эмпирических исследованиях зрительного восприятия. Большой интерес представляет и дальнейшая работа М. Борнстейна в этом направлении. Он предположил, что различия в пигментации, связанные с различиями в чувствительности к определенным цветам (особенно в сине-зеленом участке цветового спектра), могут объяснять межкультурные различия в наименовании основных цветов. Анализ списка названий цветов в 126 обществах показал, что в наименовании цветов существуют определенные географические вариации, которые действительно совпадают с вариациями в пигментации глаза. Полученные данные говорят, с точки зрения ученого, о том, что, во-первых, люди различных культур действительно не только называют, но и видят цвета по-разному. А, во-вторых, соответствуют положению, согласно которому цветовой словарь детерминирован цветовым зрением.

Все рассмотренные варианты в пределах биологического подхода (антропологический, физиологический, биохимический, эволюционный и т. п.) объединяет то, что источник этнопсихологических отличий их приверженцы усматривают в биологических характеристиках представителей этнических групп, которые закреплены генетически и передаются по наследству. Генетическая зафиксированность, обуславливая типичные черты национального характера или иных психологических феноменов, одновременно способствует их стабильности и неизменности, что в более или менее явной форме осознается и подчеркивается сторонниками данного подхода. Так, достаточно выразительно, эту мысль высказал в свое время И. Сикорский:

«Сравнивая исторические описания характера русского племени и других племен славянской расы, мы находим те же основные черты сейчас, что и тысячу лет назад: то же славянское миролюбие и гостеприимство, ту же любовь к труду, ту же семейную добропорядочность, тот же идеализм, ту же славянскую разобщенность и ту же нерешительность характера, которые отличали большую часть славян на протяжении тысячи лет их исторической жизни».