Текст книги "История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции"

Но как только автор переносит нас в университет, как тут же возникают всяческие сомнения, недоверие к происходящему. Автору этой книги как раз довелось учиться на филологическом факультетете Московского университета в это примерно время – начало 50-х, и прямо скажу, что не такое уж безнадёжное впечатление осталось от учёбы в МГУ. Конечно, вульгарный социологизм разъедал всё живое, но сегодняшними глазами нельзя смотреть на всё там происходившее и осуждать от имени прозорливого Димки. Мы ведь всему верили, как-никак в МГУ того времени были сосредоточены действительно лучшие силы преподавателей. Блестящий лектор профессор Г.Н. Поспелов, профессора Н.К. Гудзий, А.Н. Соколов, С. Радциг, С.М. Бонди, П.С. Кузнецов, Е.Ф. Галкина-Федорук, декан факультета академик В.В. Виноградов. А главное в романе – думы о свободе мысли и совести.

В «Литературной газете», «Литературной России» и других газетах и журналах много говорилось относительно романов и повестей Руслана Киреева «Подготовительная тетрадь», Анатолия Афанасьева «Командировка», А. Каштанова «Коробейники». Целые полосы литературных газет были заполнены разговорами вокруг этих произведений. Порой художественная и гражданская позиция писателей страдала недостаточно высокой зрелостью, иногда авторы запутывались в своих усложнённых этических построениях. Но учитывать их появление просто необходимо.

«Русское искусство должно быть ясно и прозрачно, как стихи Пушкина. Оно должно пахнуть плотью и быть более вещественным, чем обыденная жизнь. Оно должно быть честно, деловито и велико духом. Его архитектоника должна быть грандиозна, строга и проста, как купол неба над бескрайним небом». Эти слова принадлежат Алексею Толстому, это программа и манифест и современного художника слова.

Анатолий Афанасьев получил от своего друга «чисто беллетристические писульки», «начал их читать с опаской, потом увлёкся и одолел рукопись взахлёб». Автор «Командировки» хорошо знал своего друга, вместе росли, вместе учились, по своим запискам друг представал то мудрым и человечным, то уязвлённым в своём самолюбии, смотревшим на людей несколько прищуренно, то чистосердечным и пр. Автора смущал «избыток сугубо интимных деталей», но друг разрешил печатать эти записки.

Предисловие чем-то напоминало предисловие М.А. Булгакова к «Театральному роману», но пример заразительный. В герое романа есть и благородство, рыцарское отношение к женщине, умение, стремление, желание работать честно и сделать что-то такое, что могло бы его отличить от других, есть и цинизм, неверие в святость каких-то высоких убеждений, а одновременно с этим благородство одиночки, который готов идти против всех и вся, лишь бы доказать свою правоту. Он готов поступать вопреки, казалось бы, очевидным фактам. И раз он в чём-то сомневается, то никто и ничто не может его убедить. Сложный и действительно своеобразный характер, словно бы сотканный из реальных противоречий времени, противоречий поколения, которому нет и сорока.

Виктор Семёнов отправился в командировку в один из южных городов, где делали работу по изготовлению какого-то узла для какого-то необходимого аппарата, нужного медицинским учреждениям. Заказ важный, сотни людей ждут его изготовления, сотни, тысячи больных могут быть излечены, если этот прибор будет работать.

Наш герой составляет список участников разработки и изготовления прибора и знакомится с каждым из них. В этом и заключается сюжет романа. Да и постоянные воспоминания о Наталье, с которой сложились очень трудные отношения, неясные, тревожные, мучающие, занимают много места в рассуждениях нашего героя. И такой сюжет, его развитие, многослойное, многоступенчатое, даёт автору большие возможности показать своего героя в различных ситуациях и переплётах, когда истинное лицо человека нельзя скрыть никакой маской скептицизма и иронической созерцательности.

О «Командировке» много говорилось в печати, но, видимо, Время и цензура всё-таки беспощадно придавливали писателя, в романе чувствовались и скованность, и недоговорённость, даже в чём-то и желание угодить своему времени: оно и понятно, каждому автору хочется увидеть своё сочинение напечатанным, хоть что-нибудь дойдёт.

Роман «Последний воин» (Москва. 1988. № 8—10) – это уже зрелость художника, открывающего нам двери в сложный, многослойный и противоречивый мир, где столько разного словно бы мирно сосуществует, а на самом деле идёт такая яростная и беспощадная война во всех слоях общества. И эта борьба началась не сегодня, а много веков тому назад, борьба за свободу личности, за индивидуальную жизнь, за свой выбор и собственную волю. Тысячу лет тому назад так же сталкивались люди между собой, пытаясь подмять, подавить другую человеческую личность, подчинить её себе, своему «я», порой маленькому, но имеющему власть над другими людьми.

События и развиваются как бы по двум каналам: сначала мы следим за приключениями современного героя Пашуты, неожиданно для всех его близких снявшегося с места и пустившегося в неизведанное. Вроде бы жизнь его приобрела устойчивость и пошла гладко по накатанной колее – у него золотые руки, он на хорошем счету на заводе; у него есть женщина, красивая, хозяйственная, любящая и мечтающая стать его женой; у него есть несколько друзей, с которыми герой постоянно встречается, разговаривает, доверяет им. Что ещё нужно человеку в сорок с небольшим лет? Его не отпускают с работы, потому что в работе он безотказен, много раз выручал, помогая выполнить план, задание. Он не хочет ничего привычного, он хочет быть свободным, чтобы никакого начальства не стояло над ним, ему захотелось быть самим собой, вольным, чтобы никто им не помыкал, он сам любил работать, но только не из-под палки. Двужильный, неподкупный, но душа, беспокойная и мятущаяся в поисках самого себя, своего предназначения в жизни, повлекла его в далёкий путь – в поисках счастья.

А тысячу лет тому назад молодой охотник Улен влюбился в Млаву, эта девушка манила его к себе, он только с ней хотел иметь детей, продолжить свой род. Но богатыми дарами её отцу вождь племени дал понять, что Млава будет греть его постель и веселить его старую кровь. Млава уже одевалась в его шубу, скоро должна стать женой этого вождя Богола, пережившего трёх жён, а теперь возмечтавшего взять в жены Млаву. Улен бросил вызов могущественному вождю и увёл Млаву, он хочет быть свободным от Богола, почувствовал себя счастливым и сильным в своём выборе, он нашёл своё счастье в борьбе с трудностями и переживаниями.

В чём-то эта ситуация похожа на ту, что произошла с Пашутой. Конечно, другое время, другие условия, другой характер, другая цивилизация. В одном случае человек бросает вызов начальству, всему сложившемуся быту и уходит из обжитого дома; и тысячу лет тому назад Улен бросает вызов вождю, отстаивая своё право на самостоятельную жизнь, на любовь, взаимную и бескорыстную.

Такова завязка романа, так вот по двум руслам и текут события в романе, за которыми мы следим с глубоким и неослабевающим интересом.

К концу 80-х годов писатели почувствовали вкус свободного творчества, не так прижимала цензура, не такими настойчивыми были партийные организаторы, опасаясь вмешиваться в творческий процесс. Литература сделала своё дело.

Трудно пробивался к вершинам художественного слова Юрий Скоп. Родился в селе Мензурка Иркутской области. Окончил Уральский государственный университет и Высшие курсы режиссёров и сценаристов в 1970 году. Начинал как журналист в Иркутске, где и появились первые его книги о молодых строителях. Сначала писал в соавторстве с В. Шугаевым и А. Вампиловым, дружил с Валентином Распутиным. В Москве близко сошёлся с Василием Шукшиным, который пригласил его на роль есаула в фильме «Степан Разин»; фильм не разрешили, а Юрий Скоп в этом фильме в роли есаула был бы очень хорош: высокий, крепкий, ладный, умный, с характерными чертами сильного и мужественного человека.

Первые книги в Москве выходили в разных издательствах: «Ту-104 и другие» (1971), «Алмаз Мария» (1972), «Открытки с тропы: Книга раздумий» (1975), роман «Техника безопасности» был опубликован в журнале «Новый мир», затем вышел в издательстве «Современник» в 1977 году, «Дети, бегущие от грозы» (1981), роман «Факты минувшего дня» (1984). И во всех произведениях, от первого до последнего, автор привлекает остротой и новизной проблем, стоящих перед персонажами.

Если в первых своих повестях и рассказах Юрий Скоп любил в острых ситуациях столкнуть различных людей и выявить их психологическую сущность, любил показать человека в стремительном движении и эпизоды его повестей мелькали порой, как кадры в кино, то в «Открытках с тропы», книге раздумий, Юрий Скоп обстоятельно исследует обстановку на Байкале, в сибирской деревне, которую он хорошо знал, железнодорожное строительство в тайге. Читаешь эту честную и правдивую книгу о себе, о своих друзьях и современниках вообще и всё время возвращаешься к пронзительным строчкам: «…На каком основании вообще человек садится писать. Я, например. Меня же никто не просит… Почему хочется писать? Почему так сильно – до боли и беспокойства – хочется писать? Вспомнился мой друг Ванька Ермолаев, слесарь. Дожил до тридцати лет – не писал. Потом влюбился (судя по всему, крепко) и стал писать стихи».

В романе «Техника безопасности» возросла художественная зрелость Юрия Скопа, он стал больше внимания уделять внутреннему миру своих персонажей, чётче и глубже мотивировать перемены в их внутреннем состоянии и поведении, в их поступках и действиях. Да и вопросы, которые автор ставит в романе, стали неизмеримо более объёмными и широкими. Во всех отношениях Юрий Скоп сделал большой шаг в собственном художественном развитии. Словно объединились его художественные и публицистические поиски и дали совершенно неповторимый сплав, где есть глубокие новаторские мысли, индивидуализированные характеры действующих лиц. Герои романа говорят о совести, о любви, о мужестве, о долге, о работе, о плане, о чести и честности, о героях и героичности. Высказывается директор комбината Михеев, главный инженер того же комбината Кряквин, начальник рудников Беспятый и Тучин, главный инженер рудника Гаврилов, его сын Григорий, секретарь парткома Скороходов, секретарь райкома партии Верещагин, литературный редактор Гринина, её муж, правда бывший, артист кино Николай Гринин, брат Кряквина, их мать – скульптор…

На совещании у министра директор комбината не выступил, хотя проблем было очень много. Министр не подтолкнул его, хотя совещание во многом было посвящено обсуждению проблем комбината в Полярске. И вот, оставшись наедине с министром, давним товарищем своим, Михеев дружески признаётся, что надо было бы ему выступить, но он надеялся на министра, что тот подтолкнёт его, а министр не подтолкнул. И оба думают, и оба упрекают друг друга в трусости:

«– А хотите, скажу вам, как это называется?..

– Техника безопасности, да? – прищурился Михеев.

– Именно – техника безопасности, Иван Андреевич… Владеешь оной в совершенстве.

– А ты?»

Техника безопасности – это трусливость, боязнь вмешиваться в решение тревожных проблем, за неправильное решение могут и голову снести, это не производственный термин, а нравственная проблема, стоявшая в то время перед обществом. Автор проведёт нас по многим этажам жизни и раскроет такие сложные и противоречивые жизненные ситуации, что мы с удивлением будем вспоминать свои скоропалительные выводы относительно сущности некоторых только что встреченных персонажей.

То, что Михеев должен был сказать на совещании у министра, он высказывает своей любовнице Вере Грининой. Оба они, уже пожившие, опытные люди, умные и толковые, а не сразу могут ответить на жгучий, злободневный вопрос: страх человека за себя, за свою безопасность заставил Михеева выработать целую систему самозащиты – технику безопасности; нравственно это или, наоборот, безнравственно, допустимо ли поступать так, чтобы жить и творить… Не сразу могут они ответить на эти вопросы. В кризисные минуты, когда человек испытывает страх за свою безопасность, выявляется его подлинная натура. Михеев не согласен с этим. Он объясняет свою осторожность неуверенностью, так ли поймут его другие, которые высотным зданием возвышаются над ним и ему подобными. Михеев страется объяснить, почему это произошло с ним. Пятнадцать лет руководил он комбинатом, который, когда он пришёл, «гремел, как разбитое корыто», ведь ему «все от ноля пришлось начинать». Каких только комиссий не присылали. Пришлось идти на компромиссы. Вырабатывали концентраты, а вагонов не было, чтобы доставить их потребителю.

«– Виновато во всех этих неурядицах наше несовершенное хозяйственное законодательство, – говорил Михеев. – Неувязки и противоречия в нём. Отсюда и возникает правовой нигилизм. То есть пренебрежительное отношение к праву… Вот и получается ерунда какая-то: внизу ждут инициативы сверху, а в министерстве ждут инициативы снизу… И в результате даже виноватых не сыщешь… Все виноваты…

Гринина внимательно слушала Михеева, наконец не выдержала и сказала:

– Я смотрела на вас и думала: господи, сколько же таких, как вы, в эту ночь по Руси объяснялось, изливало душу вот так же страстно и откровенно, как вы, перед жёнами, перед женщинами вроде меня… на кухнях, в постелях, за столом с вином и кефиром… Сколько?»

Нужно выступать не здесь, а с трибуны, говорить там, где решаются такие вопросы в государственном масштабе, говорит Гринина, «комиссарами собственной безопасности» называет она вот таких умных и осторожных деловых людей.

Гринина абсолютно права, а Михеев после этого разговора страдает и обвиняет себя в слабости.

Тема нереализованных человеческих возможностей проходит через весь роман, цементируя все его события, связывая всех его действующих лиц в единое и нерасторжимое общество. Пророческий роман написал Юрий Скоп о технике безопасности, о трусости влиятельного лица, которой были все или почти все заражены в обществе деловых людей. Слова Бунина о свободе мысли и совести хранились в сердце и памяти только у действительно выдающихся людей.

Александр Арцыбашев родился на Северном Урале, закончил факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, много лет писал о деревне, появлялись очерки в журналах «Москва», «Наш современник», в еженедельниках «Литературная газета», «Литературная Россия», в газетах «Сельская жизнь», «Советская Россия», одновременно стали выходить сборники рассказов и повестей, романы: «Крестьянский корень» (М., 1988), «Прости, отец», «Стаканчики гранёные», «Дождаться яблоневого цвета», «Посвяти земле жизнь», двухтомник «Избранное» – и всюду пишет он о русской деревне, о крестьянской душе и её волнениях, о тяготах крестьянского труда и о счастье крестьянских тружеников, добившихся успехов в труде и любви.

Привлекла внимание читателей книга «Крестьянский корень», в которой автор чуть-чуть приоткрыл свою крестьянскую судьбу. А сегодня Александр Арцыбашев говорит о полном развале сельского хозяйства:

«Земля, деревня, крестьянство – категории вселенского масштаба. Каждый человек утром садится за стол. Надо что-то поесть. Откуда берутся продукты – мало кто задумывается. А зря. Плюнув на русскую деревню, предав крестьян, мы, по сути, обрекли себя на вымирание. За последние 20 лет население в России уменьшилось на 15 миллионов человек. Точную цифру потерь не афишируют. Ведь въехало много мигрантов. Считаю, что основная причина убыли населения – это потребление некачественных продуктов питания. Две трети продовольствия поставляется из-за рубежа. Кое-кто сколотил себе на этом состояния. Сбросили в Россию всё, что негоже: заражённое зерно, залежалые мясо, молокопродукты, колбасы и т. д. По сути – отравили народ. Есть всё это, по большому счёту, нельзя, но едим… Проверяющие органы ежедневно отправляют на свалки многие тонны недоброкачественного продовольствия. Вспомните отравления детей в Ставрополе, Екатеринбурге, Подмосковье, ряде других регионов. Что ели? Йогурты, запеканки, пирожные, творожные сырки, в которых натурального-то молока – кот наплакал. В основном молочные продукты – из порошка. Это мёртвая водица. А нас, шестерых детей, мать поила парным молоком – только-только из вымени – от своей коровы. Потому и росли крепкими, здоровыми, выносливыми. Брат Владимир – мастер спорта СССР по борьбе самбо, экс-чемпион России. Сергей – народный артист России, художественный руководитель Московского академического театра имени В. Маяковского. Выбились в люди и сёстры. Отец, Николай Васильевич, работал лесником, а мама, Клавдия Герасимовна, – учительницей начальных классов. С малых лет нас приучали к труду. Корову Милку я каждый раз вспоминаю, когда прихожу в магазин и хочу что-то купить из молочного. Красивые яркие упаковки… А что в них? Никто не знает. В России в 1990 году в бывших колхозах и совхозах насчитывалось 17 миллионов коров. Ныне осталось всего 4 миллиона! Вопрос: из чего же делают кефиры, йогурты, простоквашу? Импорт сухого молока превышает 6 миллионов тонн в год. Субсидируем заокеанских фермеров, а свои крестьяне – без работы. Обанкрочены тысячи хозяйств. 40 миллионов гектаров пашни «гуляет». Это национальная трагедия. Крестьяне отвернулись от земли. В Ульяновской, Тульской, некоторых других областях продают сотку за буханку хлеба – люди не видят «живых» денег. Этим пользуются скупщики земель, в том числе и иностранцы (через подставных лиц).

Но это мало кого удручает… Иллюзия, что в магазинах полно продовольствия, может очень быстро рассеяться. Если Запад прекратит поставки продуктов, в стране будет голод. В мире уже ощущается дефицит зерна, мяса, молока. За прошлый год цены на сельхозпродукцию подскочили вдвое. В том числе и в России. Эта тенденция будет нарастать. Никаких зарплат и пенсий не хватит на пропитание. Говорю об этом с горечью, поскольку многие дачники давно прекратили выращивать на своих участках картофель, овощи, ягоды – мол, купим всё в магазине. А вот прошедшая осень показала: не больно-то и купишь качественное. Наконец появился нацпроект «Развитие сельского хозяйства». Слава богу, вспомнили о деревне. За два года вложили в хозяйство десятки миллиардов рублей. Что-то построили. Министр сельского хозяйства Алексей Гордеев докладывает об успехах. Но любой крестьянин знает: чтобы вырастить корову, надо пять лет. Как вышли из положения? Закупили за границей 100 тысяч племенных бурёнок. Вот мясо, вот молоко… А я посмотрел в статистический справочник: коров в деревнях как резали, так и продолжают резать. Разобраться бы – в чём же дело? Крестьянину невыгодно производить ни зерно, ни мясо, ни молоко. Мужик по-прежнему один на один со своими проблемами. Сеять хлеб – это не мода, а жизненная необходимость. Хотим жить – значит, надо помогать деревне. Россию разъедают ложь и лицемерие, как будто все разом потеряли совесть…

Несколько лет тому назад я опубликовал очерк «Удержит ли Россия Сибирь?». На мой очерк было много откликов… Я тогда проехал на поезде «100 лет Транссибу» от Москвы до Владивостока и ужаснулся увиденному. За Иркутском много пустующих земель. Местные жители рассказывали, что большинство заводов и фабрик обанкрочены. Оборудование распилено на металлолом и отправлено в Китай на переплавку. Сельское хозяйство тоже в упадке. Кормятся от железной дороги – кто машинист, кто сцепщик вагонов, кто обходчик… Толпы торгующих на перронах домашней снедью. Стоял даже вопрос о закрытии одной ветки Транссиба, но после дефолта 98-го года, когда погнали на восток эшелоны с удобрениями, металлом, древесиной, экономика чуть оживилась. С кем ни говорил (по программе поездки посещали ряд предприятий в различных городах), люди сетовали: мы брошенный народ! Особенно удручало отсутствие всякой перспективы у молодёжи. Пьянство, наркомания, бомжи… Действуют лишь крупные металлургические заводы и предприятия топливно-энергетического комплекса. Да ещё хищнически вырубаются леса. Устроиться на работу сложно. За последние годы выехали в серединную Россию миллионы коренных сибиряков. Если бы билеты были подешевле, край бы вообще опустел! Наша экономика разорительна. Так продолжаться долго не может. Американцы жадно поглядывают на Восточную Сибирь, где огромные неразведанные запасы природных ресурсов. Китайцы заполонили Владивосток, Хабаровск, Уссурийск… Японцы настаивают на возвращении так называемых северных территорий. Военные бюджеты этих стран в десятки раз превышают наш. К чему они готовятся? Много вопросов… Хорошо, что в правительстве последнее время заговорили о проблемах Сибири.

Сейчас я работаю над историческим романом «Колонгинское Распятие» – об освоении Северного Урала. Десять лет изучал в Российском архиве древних актов подлинные документы того времени. Мало кто знает, что Сибирь и Дальний Восток были присоединены к России в Смуту конца XVI – начала XVII века. Отрезок в каких-то 30 лет, за которые изменилась геополитическая карта мира. В Москве тогда сменилось несколько царей, и казалось бы – не до жиру, быть бы только живу. Но в это же самое время деятельные казаки и купцы упорно двигались к неведомым землям. Герой моего романа, верхотурский ямщик Максим Михайлович Походяшин (реальный прототип), в глухой уральской тайге при безлюдье построил три медеплавильных завода и производил треть всей меди Урала. На походяшинских пушках Россия выиграла не одну войну. Вот что значит истинная предприимчивость и желание быть полезным Отечеству! Разве не пример для подражания? Почему мы сегодня так бездарно транжирим национальные ресурсы и запускаем Сибирь и Дальний Восток? За последнее время не открыто ни одного крупного месторождения. Гоним остатки нефти и газа на Запад, обкрадываем будущие поколения. Разве это секрет? Вразумительного ответа на эти вопросы от властей не слышно. Внимание народа отвлекают пошлостью, различными шоу, низкопробной литературой. Массовый дебилизм никого не пугает. Печёмся о гражданском обществе, а где оно? Мыслящая интеллигенция оттёрта от управления делами в государстве. На прошедшем недавно в Москве Гражданском форуме в основном тусовались поднадоевшие всем лица. Это граждане «территории Рублёвки». А есть ведь ещё огромная Россия, молчащий народ. Кому отстаивать его интересы? Та же картина и в Общественной палате, где большинство либералы-прозападники. Всё какие-то ватные персонажи! С непонятными идеями. Если судить по завсегдатаям телеканалов, то складывается впечатление, что русские люди совсем перевелись. 55 лет, как нет Сталина, а всё талдычим о 37-м годе. Но ведь и 2037-й уже недалеко… Может, одумаемся? Вывихи сами собой не проходят. Когда вправляют суставы – очень больно. Хочется верить, что всё-таки возобладает здравый смысл и мы выберемся из кризиса без бунтов и потрясений.

Я каждый год бываю на родине. Урал – это кладезь не только природных богатств, но и талантов, народной мудрости. С величайшим уважением отношусь к землякам, которые, несмотря на трудности, вкалывают в рудниках, выплавляют металл…»

Возможно, этот монолог Александра Арцыбашева излишне длинен, но в нём выражена вся суть его творчества, его любовь к крестьянству и земле – и к слову.

В ноябре 1981 года Секретариат Союза писателей СССР принял постановление вместо скончавшегося С.С. Наровчатова назначить главным редактором журнала «Новый мир» Владимира Васильевича Карпова, известного писателя и общественного деятеля. Но официально он становился главным редактором после утверждения его на Политбюро ЦК КПСС. В. Карпов вспоминал, как это происходило:

«Вёл заседание всесильный Суслов. Я удивился, как быстро решаются сложнейшие проблемы. Несколько фраз, реплик, и всё:

– Переходим к следующему вопросу – о назначении главного редактора журнала «Новый мир». Предлагается кандидатура писателя Карпова. Он несколько лет был первым заместителем и, по сути дела, вёл журнал. Наровчатов болел долго. Карпов дело знает, есть предложение утвердить. Голосуем. Принимается.

Вдруг Суслов посмотрел на мою Золотую Звезду и сказал:

– Герой-то вы герой, но в «Новом мире» публика очень сложная. Журнал этот позволял себе серьёзные политические отклонения. Будут ли вас слушаться диссидентствующие писатели?

– А я их просто не допущу на страницы журнала, – быстро ответил я.

Присутствующие одобрительно рассмеялись» (Карпов В. Большая жизнь. М.: Вече, 2009. С. 334).

В первом номере журнала, подписанном В. Карповым, прошли воспоминания о юности С. Наровчатова, сказочная повесть В. Каверина «Верлиока», роман Н. Задорнова «Гонконг», стихи Давида Самойлова, Владимира Соколова, стихи азербайджанского поэта в переводе Р. Казаковой, подборка стихотворений молодых поэтов, заметки Л. Лазарева о поэзии К. Симонова. Ничего неожиданного и предосудительного в идеологическом смысле в журнале не было. Потом «Новый мир» опубликовал роман Чингиза Айтматова «И дольше века длится день», вокруг которого началась полемика в критике и читательских кругах. Позвонил В. Молотов, состоялась с ним беседа, в ходе которой Молотов заявил, что в журнале опубликована «вредная антисоветская вещь». Ч. Айтматов побывал у Молотова, неизвестно, чем закончилась эта встреча.

Много лет в «Новом мире» печатался Валентин Катаев: повести «Трава забвения» (1967), «Кубик» (1969), «Алмазный мой венец» (1978), но уж совсем поразительно, почему в журнале «Новый мир» за 1980 год (№ 6) была опубликована повесть «Уже написан Вертер». Эти строчки взяты из стихов Пастернака. Далее следовало: «И кровь лилась рекой». Как удалось С. Наровчатову напечатать эту повесть, доказать цензуре, что в тексте нет ничего страшного, это всего лишь напоминание о репрессиях 1937 года? Начиналась повесть в Одессе в первые годы революции, когда действительно «кровь лилась рекой». «Я не случайно начал воспоминание о Катаеве с «Вертера». Эта повесть была своеобразно поворотной в его творчестве, – писал В. Карпов. – Её публикация вызвала глухое и тяжёлое раздражение «на самом верху». Говорят, Суслов просто негодовал. Но повесть уже напечатана. Чтобы ослабить воздействие её на читателей, было приказано нигде ни слова о ней не говорить. Никаких выступлений, ни критических, ни похвальных. Просто нет этой вещи. Журнальную публикацию забыть. Для того чтобы читатели имели представление о содержании «Вертера», который очень сложен по композиции и языку, приведу два небольших отрывка, из них видно, почему так были напуганы официальные партийные деятели: в повести показаны истоки и безумства массовых репрессий, а эта тема намертво была запрещена в любых публикациях. Катаев первым нарушил табу» (Там же. С. 357). И Карпов приводит отрывки из повести, когда предгубчека Маркин со своими подручными расстреливает якобы русских контрреволюционеров, а потом сам Маркин оказывается врагом революционной власти и его уже другой исполнитель дожидается, пока он разденется и его в том же гараже, где буйствовал он, расстреливают. «Такого в советской литературе ещё не бывало!» – восклицает В. Карпов (Там же. С. 358).

«Уже написан Вертер» В. Катаев написал в 1979 году в посёлке Переделкино. Он – одессит, много видел и красных, и белых в Одессе, много видел невинной крови, порой чудовищных в своей нелепости беззаконий. Автор представляет нам человека, который убил «императорского посла для того, чтобы сорвать Брестский мир и разжечь пожар новой войны и мировой Революции. Его кличка была Наум Бесстрашный (Катаев В. Железное кольцо. М., 1989. С. 515). Он только что прибыл из Монголии, где всем входящим в город отрезали косы. «Отрезанные косы – это урожай реформы», – говорил Наум, радуясь крушению феодализма. Он мечтал этот афоризм произнести в «Стойле Пегаса», а лучше всего, если ему удастся сказать это Льву Давыдовичу Троцкому. «Теперь он, нетерпеливо помахивая маузером, ожидал, когда все четверо – бывший предгубчека Макс Маркин, бывший начальник оперативного отдела по кличке Ангел Смерти, женщина-сексот Инга, скрывшая, что она жена бежавшего юнкера, и правый эсер, савинковец, бывший комиссар Временного правительства, некий Серафим Лось, – наконец разденутся и сбросят свои одежды на цветник сизых петуний и ночной красавицы» (Там же. С. 516). Только недавно Маркин и Лось командовали уничтожением врагов, а сейчас предстали перед Наумом Бесстрашным и раздеваются в гараже, наводившем ужас на одесситов. Наум не сомневался: в органах ЧК измена, и эти четверо виновны. А через какое-то время революция сделала виток в обратную сторону, и Наум Бесстрашный был взят на границе с поличным, «с письмом, которое он вёз от изгнанного Троцкого к Радеку». А значит, виноват – «и понял, что никакая сила в мире его не спасёт, и он бросился на колени перед незнакомыми людьми… Он хватал их за руки, пахнущие ружейным маслом, он целовал слюнявым ртом сапоги, до глянца начищенные обувным кремом. Его втолкнули в подвал лицом к кирпичной стене, посыпалась красная пыль, и он перестал существовать» (Там же. С. 566). Но это был лишь маленький эпизод из одесской трагедии.

К появлению последних повестей В.П. Катаева либеральные и державные критики отнеслись по-разному, одни сдержанно-положительно, другие сдержанно-отрицательно, трудно было оценить новую форму повестей, о которой и сам автор не мог ничего определённого сказать: «Не роман, не рассказ, не повесть, не поэма, не воспоминания, не мемуары, не лирический дневник… Но что же? Не знаю» – это признание В. Катаева обнародовано в книге «Алмазный мой венец». За время своего долгого существования в русской литературе В. Катаев часто менял свои творческие принципы – от сатирической повести «Растратчики» (1926) и комедии «Квадратура круга» (1928) он шагнул к роману «Время, вперёд!» (1932) об энтузиастах Магнитогорска, автобиографическому роману «Белеет парус одинокий» (1936), повести «Сын полка» (1945, Сталинская премия второй степени). Писатель жил двойной жизнью, он был скован принципами социалистического реализма, и в этом русле писались его произведения, а тут, годы спустя, произошёл процесс освобождения от этих пут – отсюда возникла новая форма произведений: «Может быть, отсюда моя литературная «раскованность», позволяющая так свободно обращаться с пространством… Время не имеет надо мною власти хотя бы потому, что его не существует, как утверждал «архискверный» Достоевский («Что такое время? Время не существует, время есть цифры, время есть отношение бытия к небытию» (Достоевский Ф. Преступление и наказание. М.: Наука, 1970. С. 457—458). Что же касается ассоциативного метода построения моих сочинений, получившего у критиков определение «раскованности», то это лично моё. Впрочем, как знать? Может быть, ассоциативный метод давным-давно уже открыт кем-нибудь из великих и я не более чем «изобретатель велосипеда» (Катаев В. Алмазный мой венец. М.: Советский писатель, 1979. С. 10).