Текст книги "История церкви, рассказанная просто и понятно"

Дело развивалось, и Уэсли решил нанять мирян из общин и классов – проповедовать и помогать. Он предусмотрительно не называл их священниками и отказывал им в любых полномочиях совершать таинства. Они были, по его словам, его личными помощниками, связанными с ним единым делом, – сам он держал ответ перед Церковью Англии.

К 1744 году он счел, что личную связь со всеми этими проповедниками уже не поддержать. У него было несколько рукоположенных коллег и еще меньше проповедников-мирян, и именно их Уэсли созвал на Ежегодную конференцию. Это собрание помогало формировать политику и доктрину движения – но всегда в согласии с решениями Уэсли.

Помощники были для него неким «ополчением». Он часто заставлял их менять места деятельности, но общая задача, как он настаивал, оставалась одна: обращение людей в евангельскую веру и христианское воспитание. «Мы смотрим на себя не как творцы или главы некоей секты или партии – мысль эта невероятно далека от всех нас, – но как на посланников Бога к тем, кто является христианами по имени, но язычниками в сердце и жизни, и наша цель – призвать их обратно к тому, от чего они пали, к истинному, подлинному христианству».

Так к 1748 году «люди, называемые методистами», подобно пиетистам в Германии, стали церковью в Церкви. Еще сорок лет Уэсли противился и давлению сторонников, и обвинениям со стороны англиканских епископов, предполагавших, будто он отделился от господствующей Церкви. «Я живу и умираю, – сказал он, – как верный сын Церкви Англии».

Однако к концу его дней нужды методистов в Америке привели к тому, что он сделал значительные шаги к разделению. Задолго до американских воззваний к «свободе» Уэсли послал Фрэнсиса Эсбери в колонии, и работа возросла. В 1773 году в Филадельфии состоялась первая американская методистская конференция, но общинам требовались рукоположенные лидеры. Призывы Уэсли к епископу Лондонскому оказались бесплодны, и он взял дело в свои руки.

Уэсли решил назначить двух своих проповедников-мирян, Ричарда Уоткоста и Томаса Вэйси, для служения в Америке: им предстояло поручить руководство американскими методистами доктору Томасу Коуку. Это было серьезным нарушением англиканской политики. Методистская церковь в Америке стала новой, отдельной деноминацией, когда на Рождественской конференции в Балтиморе в 1784 году Коук и Фрэнсис Эсбери были избраны ее предводителями.

Уэсли проповедовал почти до конца своих дней. Он умер в Лондоне 2 марта 1791 года, в восемьдесят восемь лет. Когда «головня от огня» наконец потухла, в Англии осталось семьдесят девять тысяч последователей Уэсли, а в Северной Америке – сорок тысяч. Если судить о величии по влиянию, то он был одним из величайших людей своего времени.

После его смерти английские методисты вслед за американскими братьями по вере отделились от Церкви Англии. Но влияние Уэсли и Пробуждение, представителем которого он был, вышли далеко за пределы Методистской церкви. Оно возобновило религиозную жизнь Англии и ее колоний. Оно возвеличило жизнь бедных. И оно дало импульс к миссиям за границей и к решению социальных проблем, с которыми в XIX–XX веках столкнулись евангелики.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

^*Collins, Kenneth J. The Theology of John Wesley: Holy Love and the Shape of Grace. Nashville, TN: Abingdon, 2007.

Edwards, Maldwyn. John Wesley and the Eighteenth Century. London: Epworth, 1955.

Green, V. H. H. John Wesley. London: Nelson. 1964.

Outler, Albert C., ed. John Wesley. New York: Oxford, 1964.

Pudney, John. John Wesley and His World. New York: Scribner, 1978.

^*Rack, Henry D. Reasonable Enthusiast: John Wesley and the Rise of Methodism. 3^rd ed. London: Epworth Press, 2002.

Tomkins, Stephen. John Wesley: A Biography. Grand Rapids: Eerdmans, 2003.

Wood, A. Skevington. The Inextinguishable Blaze. Grand Rapids: Eerdmans, 1960.

35. Новый порядок веков
Великое Пробуждение

4 июля 1776 года Бенджамин Франклин, Джон Адамс и Томас Джефферсон были назначены в комитет для подготовки Большой печати Соединенных Штатов Америки.

Обсуждались разные варианты. Франклин предложил изобразить Моисея, а на фоне – тонущие в Красном море войска фараона. А послание он представлял так: «Восстание против тирана – покорность Богу». А Джефферсон настаивал на том, чтобы на печати был израильский народ в пустыне, идущий «днем вслед за столпом облачным, а ночью за столпом огненным».

В конце концов библейский смысл почти испарился, но важно то, что эти американские патриоты, сами по себе далекие от своего иудеохристианского наследия, нашли в Библии символы, способные объединить и истолковать опыт их народа. Латинские слова на Большой печати, присутствующие сегодня на валюте Соединенных Штатов, выглядят так:

E PLURIBUS UNUM – ANNUIT COEPTIS – MDCCLXXVI – NOVUS ORDO SECLORUM

И вот их приблизительный перевод:

Из многих – единое – [Бог] одобрил наши начинания – 1776 – Новый порядок веков

Никто не знает, что именно патриоты имели в виду под «новым порядком веков». То была риторика революции. Но, конечно же, в зарождавшейся американской нации христианские церкви столкнулись с новой миссией, поразительно иной по характеру. Ни одно из знаковых событий не отметило новый порядок христианства столь же ясно, как религиозный взрыв, который мы называем Великим Пробуждением, первый в долгой истории американских возрождений. Чем было Великое Пробуждение – и почему оно стало жизненно важным для развития христианства в Америке?

Новый порядок для церквей

На протяжении тридцати поколений христиане, держась за идею «христианского мира», обретали под небесами Божьими место, исполненное смысла. Поколение за поколением люди рождались и принимали крещение в христианском обществе. Церковь и государство действовали в гармонии на благо каждого. Через свои учения и таинства Церковь распределяла спасающую благодать, стремясь подготовить людей к будущей жизни. Государство поддерживало христианские законы и политический порядок для земного благополучия граждан.

Реформация ненамеренно разнесла «христианский мир» на осколки. Она молилась, проповедовала, билась за истинную веру до тех пор, пока не осталось ни одной единой Церкви – а одни только, как мы говорим, деноминации. Но на место «христианского мира» пришли сильные национальные правители, желавшие навсегда сохранить в своих владениях альянс Церкви и государства – вроде как ради подданных и их блага. И эти церкви, установленные и поддерживаемые законом, впадали из крайности в крайность – от репрессий к бездеятельности.

«Новый порядок» в американских колониях заставил церкви выйти на иную арену. После первого поколения колонистов национальных и религиозных трений стало так много… О какой официальной Церкви здесь можно думать? Ну разве что в нескольких колониях… К 1646 году только на побережье Гудзонова залива звучало восемнадцать языков. Вероятно, все христианские группы были единодушны в одном: каждая жаждала свободы и хотела проповедовать свое собственное видение. Впрочем, со временем стало ясно: единственный способ для той или иной группы обрести религиозную свободу – это даровать ее всем остальным. Они ведь приехали в Америку, желая создать правительство, способное воспитать святых людей! И им ведь пришлось сотрудничать с великим множеством самых разных людей, чтобы достичь желанной мечты! Они и поселение основали, чтобы жить там, где люди все еще могли стремиться к святости!

Так церквям снова пришлось взять на себя бремя – нести евангельскую веру необращенным и питать верующих без государственной поддержки и защиты. Христианство было само по себе.

Мы называем такое условие принципом добровольности: церквям, лишенным помощи от государства, пришлось проповедовать, учить и вершить свою миссию на добровольной основе. Государство не имело с этим ничего общего. Деноминации обретали паству и добывали средства без него.

И в этом новом порядке Великое Пробуждение оказалось жизненно важным. Оно убедило массу христиан в том, что принцип добровольности работает. После первых экстатических волн Духа многие верующие сочли возрождение даром Божьим. Все это призвано создать христианскую Америку! Джонатан Эдвардс в проповеди даже говорил о том, что Америка станет местом грядущего тысячелетнего Царствия Христа!

Конечно, все шло не так уж гладко. Возрождению противились, особенно в пуританской Новой Англии. Причины вполне ясны, в них нет ничего таинственного. Пуританство, установленное законом, воплощало старый порядок: христианство в союзе с государством. Но даже в нем были обильно посеяны семена возрождения.

Пуританский взгляд на Церковь был основан на завете благодати. Первые поселенцы в Новой Англии поняли: зримая Церковь никогда не станет точной копией истинно избранных. Значит, Бог хотел, чтобы Церковь по возможности была Церковью зримых святых! И первое поколение настаивало на том, чтобы обращение предшествовало вхождению в Церковь. Такую практику снова утвердили в 1648 году, приняв Кембриджские положения.

«Двери церквей Христовых по всему свету, – говорилось в них, – не для того предначертанием Божьим стоят столь широко открытыми, чтобы в них свободно, по прихоти своей, могли входить люди всякого толка, и благие, и дурные». Тех, кто стремится быть принятым в Церковь, – провозглашалось в идейных принципах, – должно сперва «испытать и проверить», чтобы увидеть, что они, прежде всего, обладают «сожалением о грехе и верой в Иисуса Христа». Обычно это означало, что потенциальные неофиты приносили «частную и публичную исповедь», в которой детально представало «то, как Бог воздействует на душу».

Воля Божья в обществе

Впрочем, колония в Массачусетсе была не просто цепочкой христианских конгрегаций вокруг Бостонской бухты. Как и отцы-пилигримы в своем Мэйфлауэрском соглашении, пуритане стремились связать все общество воедино согласно замыслу Бога. Именно это было целью гражданского завета. Если христиане хотели блаженствовать в общих благословениях, которые мог даровать только Бог, они должны были ходить Его путями и исполнять Его заповеди даже в своем гражданском правительстве.

Воля Божья была воплощена в «благотворных законах». Пуритане считали, что закон без нравственных основ – не закон вовсе. Поскольку «грех человеческий как море бушующее, способное захлестнуть все, если бы не берега», пуритане знали, что законы необходимы и призваны обуздать человеческие похоти и сдержать внешние выражения людской порочности. Эти законы берутся из Священного Писания или из природы и здравого смысла. Впрочем, любой закон поверялся тем, был он или не был «во благо общества» – или, как говорили чаще, «во исполнение в обществе воли Божьей».

Пуритане имели возможность судить о том, какие законы были благотворны для общественного блага – ведь они смогли получить хартию, дающую им возможность поселиться в Новой Англии. Так, в своей колонии в Массачусетсе они обладали правом разрешать лишь свободным людям голосовать за губернатора и членов магистрата, а также могли настаивать на том, чтобы все свободные люди были членами Церкви – а значит, и голосование, и нравы общества были под контролем церквей.

Эта попытка узаконить мораль – одна из причин, по которой американцы поздних эпох и возненавидели пуритан. Американцы ХХ века за редким исключением ценили личные свободы выше нравов общества, в котором жили. Казалось, пуританский «святой эксперимент», в котором сплелись вера в Церковь истинно обращенных и идея христианского государства, был обречен на провал почти изначально. Непросто управлять любой земной Церковью, когда одному Богу ведомо, кто по-настоящему в нее входит. Не каждый в Массачусетсе или Коннектикуте мог свидетельствовать о том, что познал благодать. Когда ревность основателей Новой Англии остыла, все меньше мужчин и женщин могли свидетельствовать о благодати в своих душах. Чтобы число членов Церкви не сократилось радикально, многим церквям в 1662 году пришлось принять «Завет на полпути». В соответствии с этой политикой «пробужденные» могли войти в Церковь «отчасти», крестить детей и участвовать в делах конгрегации – но без права принимать полное причастие. Такого вовлечения в Церковь хватало для большинства политических и социальных целей, и постепенно «святые» умалились до крошечного меньшинства. При новой хартии в 1691 году основой права голоса было владение имуществом, а не принадлежность к Церкви. Новая Англия достигла духовного распутья.

На заре XVIII века проявились два типа наследников пуритан. Духовное наследие выпало детям Великого Пробуждения. И вскоре по всей долине реки Коннектикут, в проповеди Джонатана Эдвардса, зазвучал призыв: лишь тот, кто испытал личное обращение в веру, подлинно принадлежит к Церкви!

«Мирские пуритане» сохранили пуританское чувство гражданской ответственности. Они по-прежнему беспокоились о законном правительстве. Да, колонизаторы уже не жили в трепете перед ужасающим Владыкой истории, но все еще считали, что империи расцветают или рушатся в зависимости от того, подчинялись люди замыслам Божественного Провидения – или нет. И, например, они верили тому, что Бог одобрил стремление к свободе.

Великое Пробуждение знало и улыбку Бога, и Его суровость. В колониальное христианство вернулись и покаянные слезы, и радость спасения.

Двадцать лет (1720–1740) Пробуждение шло легкими волнами. А «зачинателем великого деяния», по словам Джорджа Уайтфилда, был Теодор Фрелингхайзен, священник Голландской Реформатской церкви в Нью-Джерси. Прибыв в колонии, он взволновал самых закаменелых прихожан в долине реки Раритан своими страстными воззваниями – и обрел великий «урожай новой паствы».

Этот порыв затронул и шотландско-ирландских пресвитериан, живших в той области. В маленькой школе – «Бревенчатом колледже», как прозвали его более искушенные в грамоте священники, – Уильям Теннент, проповедник из Пенсильвании, начал проводить службы с истинно евангельским рвением. Вскоре его выпускники пронесли ветер Пробуждения по многим церквям, особенно в Нью-Джерси. Начались разногласия по вопросу «образованных» и «обращенных» священников, и Пресвитерианская церковь разделилась на сторонников «Новой стороны», поддерживающих возрождение, и приверженцев «Старой стороны», выступавших против.

Противостояние не устрашило ревнителей «Новой стороны», и они отправили миссионеров на юг страны. Под началом преподобного Сэмюеля Дэвиса в Виргинии укоренились пресвитерианские конгрегации «возрожденцев». И чтобы не уступить, в Виргинии и обеих Каролинах начали множиться баптисты под руководством необразованных, но ревностных проповедников; во главе их стоял Шубаэль Стирнс.

В Новую Англию ветер пришел с запада, из штата Массачусетс, а если еще точней, то из маленького городка под названием Нортгемптон. Там Джонатан Эдвардс был духовным наставником над двумя сотнями семей, страдающих «необычайной твердолобостью в делах религиозных». Эдвардс жаловался на «распутство… ночные гуляния, частые посещения таверн и непристойные деяния». Однако в декабре 1734 года «Дух Божий невероятным образом начал проникать сюда». «Немалая, серьезная озабоченность великими явлениями… мира вечного» охватила город. «Едва ли нашелся бы в городе хоть один человек, старый или молодой, – писал Эдвардс, – кто не тревожился о великих явлениях вечного мира… Обращение вершилось удивительнейшим образом; великое обилие душ притекало к Иисусу Христу».

Великий проповедник

Нью-Джерси. Виргиния. Штат Массачусетс. Ветры оставались сильными, но местного масштаба, пока течения Атлантики не принесли в Америку отца современного евангелического христианства, Джорджа Уайтфилда. В 1739 году друг Уэсли явил свой мощный голос и магнетизм в колониях и проповедовал в Джорджии, в обеих Каролинах, в Виргинии, Мэриленде, Пенсильвании и Нью-Йорке.

В Филадельфии он говорил под открытым небом. Даже Бенджамин Франклин с его мирской мудростью впечатлился, когда публика «восхищалась им, ничуть не противясь… уверениям в том, что они наполовину звери и наполовину дьяволы». Деист Франклин явно удивился, когда шел по улицам города и из всех домов неслись псалмы.

Уайтфилд двинулся на север и в 1740 году объединил возрождение в Новой Англии с возрождением Срединных Колоний и Юга. Несколько бостонских священников пригласили его в свой город и по незнанию создали прецедент. В последующие годы каждый выдающийся ривайвелист въезжал в самые крупные города. Уайтфилд говорил в самом Бостоне, в Гарварде и, наконец, отправился в Нортгемптон, чтобы выступить с четырьмя беседами перед конгрегацией Эдвардса, а затем он путешествовал по городам Коннектикута, где толпы с близлежащих ферм шли так густо, что походили на «непрерывную реку лошадей и всадников».

Уайтфилд покинул Новую Англию через месяц. Но местные пробуждения уже не были «легким ветерком». Они превратились в духовный ураган под названием Великое Пробуждение.

Эдвардс и другие священники отправились по близлежащим городам с проповедью о возрождении. В Энфилде, штат Коннектикут, Эдвардс говорил о «грешниках в руках разгневанного Бога», – и был беспощаден. Он говорил о Боге, держащем человечество над пламенем, будто гадкого паука над свечой! О том, каково это – чувствовать агонию, сгорая в пожаре, который длится целую вечность! О том, что земля под ногами – это прогнивший пол над горящей ямой, готовый обрушиться за мгновения!

Это была впечатляющая проповедь для тех, кто считал это пламя абсолютно реальным. Рыдания и стоны достигли такого апогея, что Эдвардсу приходилось останавливаться: его голос просто тонул в горестных криках, и проповеди почти никто не слышал. Последующие поколения американцев почти забыли, что Эдвардс был проницательным психологом, блестящим богословом и третьим президентом Принстона. Они помнили его только как очередного драматического проповедника геенны огненной и адских мук – и то был весьма неточный облик.

К 1741 году уже наличествовали все элементы ривайвелизма: паства у кафедры, угрозы гибели, странствующие заклинатели, молитвенные собрания и наплыв толпы, а также разногласия и расколы церквей.

Радикальные перемены, которые Великое Пробуждение принесло в пуританскую Новую Англию, можно проследить на примере жизни обычного мальчика из Коннектикута, рожденного в семье фермеров. В школе, состоявшей из одной комнатки, молодой Исаак Бакус узнал, что порядок и благодать в штате Коннектикут зиждется на религиозном обучении в церквях и на законах колонии.

Но в 1741 году Великое Пробуждение пронеслось по мирному Норвичу, и мать семнадцатилетнего Исаака обратилась в веру. Вскоре он понял, что и ему пришло «назначенное время» покаяться. Он «родился свыше» без обычных эмоций и экстаза: в тот миг он, совершенно один, косил траву в поле. «Божественный свет дал мне силы, – сказал он, – узреть совершенную праведность Христа, свободу и богатство его благодати, с такой ясностью, что душа моя потянулась к Нему, стремясь довериться Ему ради спасения».

Этот «новый свет» или «внутренний свидетель» был ключом к возрождению в Новой Англии. Возрожденцы отмечали, что их отцы покинули Церковь Англии и приехали в Америку именно потому, что верили: позволить необращенным войти в Церковь – против Слова Божьего. И они сочли, что Великим Пробуждением Бог призывал их начать в Новой Англии «новую Реформацию».

Так приверженцы Нового Света начали отделяться от приходских церквей и устраивать конгрегации по методам отцов-основателей Новой Англии. Они услышали свидетельства о пережитом обращении и подписали завет, согласившись идти путями Господними вместе, как Церковь зримых святых.

Вскоре после обращения Исаак Бакус ощутил, что Бог призывает его присоединиться к рядам возрожденцев, и посвятил себя странствиям и проповеди в городах юго-востока Новой Англии. В конце концов «внутренний свет» привел его к баптистским убеждениям – и так с горсткой сторонников он создал Первую баптистскую церковь в Мидлборо, штат Массачусетс.

Защитник религиозных свобод

Так была подготовлена почва для важной роли Бакуса в американской истории: он стал защитником религиозных свобод. Он в большей степени, чем кто-либо другой, выражал и продвигал взгляды евангеликов на отношение Церкви и государства, в конечном итоге возобладавшую по всей Америке.

В 1769 году баптисты в Новой Англии для развития своего дела создали Уорренскую ассоциацию. Два года спустя она учредила комитет по рассмотрению жалоб и поручила ему защищать религиозную свободу по всей Новой Англии. Бакус стал ключевым звеном этого комитета.

Он писал трактаты, составлял десятки петиций, получал фактические доказательства преследования, выступал свидетелем в суде, работал в комитетах, формулировавших политику, вел постоянную полемику в газетах, на публичных диспутах, в частной переписке. В Коннектикуте посадили в тюрьму его мать, брата и дядю, – и это, а равно так же его глубокая убежденность в правоте пиетизма, породило в нем страстное желание противиться сложившейся системе.

Основой баптистской позиции была вера в то, что все прямые связи с устаревшим институтом религии должны быть разорваны, чтобы Америка могла стать истинно христианской страной. Бакус, как Джефферсон и Мэдисон, верил, что «Истина велика и восторжествует». Но, в отличие от «просвещенных коллег», под истиной он имел в виду явленные в откровении доктрины Священного Писания. Его основная предпосылка была такой: «Бог предначертал для мира два типа правительств, которые по своей природе различны и никогда не должны смешиваться» – гражданское и церковное.

«Наши гражданские законодатели, – сказал Бакус, – не играют роль наших представителей в религиозных делах». Они были избраны как представители по гражданским или светским делам, и, когда они занимаются церковными делами, они вмешиваются в те вопросы, право на решение которых им не давали их избиратели. Кроме того, законодательная власть неуместна для веры. «Религия – это добровольное послушание Богу, и насилие не может ей содействовать».

Сопротивляясь устоявшимся церквям, возрожденцы никогда не собирались отказываться от своей мечты о христианской Америке. В Великом Пробуждении они нашли ответ на свои нужды. Царство Божье придет в Америку, если убедить большинство людей добровольно подчиняться законам Божьим! Пробуждение – прекрасное средство!

В 1760 году это уже не казалось несбыточной мечтой. С 1740 по 1742 год Пробуждение охватило от 25 до 50 тысяч человек только в церквях Новой Англии. А с 1750 по 1760 год возникло 150 новых конгрегаций, не говоря уже о постоянно растущем числе баптистов.

Однако ключ к пониманию глубины разрыва Пробуждения с прошлым лежит в послании возрожденцев. Ривайвелисты думали о спасении душ – и, как правило, пренебрегали пуританской заботой о политических и социальных последствиях Евангелия. «Завет благодати» ограничивался отдельными людьми, «дважды рожденными», и идея «людей Завета» легко и незаметно перешла от Церкви к американскому народу, а миссия «избранных» – от пуританского «святого содружества» к борьбе американского народа за «свободу».

Конечно, из колонистов не только ривайвелисты находили пользу в принципе добровольности: иные направления мысли XVIII века тоже усилили идею свободного, лишенного принуждения, согласия личности как единственной надлежащей основы для гражданских и церковных организаций.

Многие из «детей Свободы» были одержимы духом Просвещения. Как и их английские и французские наставники, американские патриоты – Джефферсон, Франклин, Мэдисон – приняли как данность, что человек может обратить силы разума себе во благо и прийти к разумному, или «естественному», пониманию себя и мира.

Эти просвещенные патриоты считали, что движущим мотивом и путеводным маяком для личности может служить только «авторитет» резонных свидетельств. А Джефферсон полагал, что насилие государства над мнением ради единообразия способно лишь «сделать половину мира дураками, а другую половину – лицемерами».

Именно в этом «разумные люди» Просвещения и «возрожденные» Великого Пробуждения нашли общие основы. Ривайвелизм тоже развивал идею свободы, только свобода личности пребывала в пределах особого служения Духа, которое, конечно же, проверялось по объективным откровениям Священного Писания. Познав благодать, обращенный получал личную свободу – но не благодаря разуму, а «во Христе».

И потому, как сказал однажды Сидней Мид, у ривайвелистов «уже не хватало душевных сил, а у рационалистов – усилий разума», чтобы и далее оправдывать насильственное единообразие, создаваемое под гнетом установленной религии. Именно поэтому в XVIII веке и те и другие могли объединить силы на практических и законодательных вопросах религиозной свободы и выступить против тех, кто защищал официальные религиозные инстанции.

Их временный альянс был успешен. Рождение Соединенных Штатов Америки принесло Первую поправку к Конституции: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению религии либо запрещающего свободное ее исповедание…»

Спустя столетие после Американской революции лорд Джеймс Брайс, внимательно наблюдавший за американским народом, написал свой проницательный труд «Американская республика» (The American Commonwealth). Он ясно высветил предпосылки, принятые американцами как данность. Американский взгляд на Церковь и государство, сказал Брайс, коренится «в представлении о Церкви как о духовной структуре, существующей ради духовных целей и идущей духовными дорогами», а значит, «обычному американцу и в голову не придет, будто у существования государственных церквей есть хоть какой-то смысл… Насилие любого рода противоречит самой сути такой структуры… Ей не требуется помощь государства… Она не ищет эксклюзивных привилегий».

Поистине, в «новом порядке веков» не было ничего новей!

Рекомендации к дальнейшему прочтению

^*Kidd, Thomas S. The Great Awakening: A Brief History with Documents. New York: Si. Martins, 2007.

–. The Great Awakening: The Roots of Evangelical Christianity in Colonial America. New Haven, CT: Yale, 2007.

Marsden, George. Jonathan Edwards: A Life. New Haven, CT: Yale University Press, 2003.

Marty, Martin E. Religion, Awakening and Revolution. Wilmington: McGrath, 1977.

McLoughlin, William G. Isaac Backus and the American Pietistic Tradition. Boston: Little, Brown and Co., 1967.

Parrish, Archie. The Spirit of Revival: Discovering Wisdom of Jonathan Edwards. Wheaton, IL: Crossway, 2000.

Steams, Monroe. The Great Awakening 1720–1760. New York: Franklin Watts, 1970.

Stott, Harry S. The Divine Dramatist: George Whitefield and the Rise of Modern Evangelicalism. Grand Rapids: Eerdmans, 1991.