Текст книги "История церкви, рассказанная просто и понятно"

Но этот уклон резко прервался в том же 1553 году, когда Эдуард VI умер и Мария, дочь Екатерины Арагонской, взошла на престол. Ревностная католичка, Мария пыталась вернуть Англию обратно на пути Рима. За четыре кратких года она превзошла отца в нетерпимости и отправила на костер не меньше трех сотен протестантов; в их числе был и архиепископ Кранмер.

Позже Джон Фокс собрал ярчайшие истории об этих трагедиях в своей «Книге мучеников» (1571) и вложил в души англичан неизбывный ужас перед католичеством. И именно он нарек королеву прозвищем, под которым ее помнят до сих пор: Мария Кровавая.

Да, возможно, Мария была единственным поистине набожным правителем Англии в XVI веке. Но она допустила непростительную ошибку: создала мучеников. К 1550 году Англия уже на протяжении целого поколения наслаждалась свободой и жила без вмешательства Рима. А потому религиозное рвение Марии и ее брак с Филиппом II Испанским в стране восприняли как предательство, и она умерла, потеряв все надежды.

На трон взошла Елизавета I (1558–1603), дочь Анны Болейн, рыжеволосая, с пламенным характером. При ней Церковь Англии обрела свой ясный и характерный облик – она не была ни Римской, ни Реформатской. Елизавета понимала политическую необходимость религиозного мира и всеми силами стремилась достичь компромисса. Хотя Церковь Англии осталась государственной и ее контролировал монарх, Елизавета прозорливо поменяла свой титул с Верховного главы на более скромный – Верховный правитель.

В принятии Библии как окончательно авторитетного источника и в признании только Крещения и Святой Евхаристии таинствами, установленными Христом, «Тридцать девять статей» Елизаветы (1563) были по существу протестантскими, но многие из них формулировались так, что удовлетворили и католиков, и протестантов. Церковная литургия сохранила многие элементы из католичества, а также апостольское преемство епископов, управляющих Церковью. Елизавета, как и монархи после нее, прислушалась к совету о том, что Церковью, которую возглавляет епископ, легче управлять. Со временем английские церковные деятели говорили об этом компромиссе как о Via Media, «срединном пути» между протестантизмом и католичеством – и признавали, что это был самый лучший путь в обоих мирах.

Но некоторые изгнанники, которых заставили покинуть Англию в дни правления Марии, не были в этом уверены – и, вернувшись из Европы в дни Елизаветы, в речах своих выступили против «беспечных на Сионе». Они прочли свои Библии и развили свои идеи об истинной Реформации в Англии. То были пуритане, проповедники личной и народной праведности. Заря будущего уже разгоралась.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

^*McCullogh, Diarmaid. Thomas Cranmer: A Life. New Haven, CT: Yale, 1996.

Mozley, J. F. William Tyndale. New York: The Macmillan Company, 1937.

Parker, T. M. The English Reformation to 1558. London: Oxford University Press, 1960.

Rupp, E. G. The English Protestant Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 1966.

Rupp, Gordon. Six Makers of English Religion: 1500–1700. New York: Harper & Brothers Publishers, 1957.

Woodbridge, U. K. Thomas Cranmer: Churchman and Scholar. Rochester: Boydell Press, 1993.

28. «Иной» в Манресе
Католическая Реформация

В 1521 году, в том же, когда Мартин Лютер предстал перед императором Карлом V на Вормсском рейхстаге, молодой испанский аристократ сражался на границе имперских владений с вторгшимися в Памплону французами. Пушечное ядро раздробило ему ногу. В дни долгого и болезненного восстановления он от скуки обратился к двум вдохновенным трудам, один из которых был посвящен житиям святых, а другой – жизни Христа. С них начался длительный путь его обращения в веру.

Несколько месяцев спустя, в бенедиктинском аббатстве Монсеррат, он сменил свои одежды благородного дворянина на рубище паломника и посвятил свои меч и кинжал на служение Черной Мадонне. Примерно год, в маленьком городе под названием Манреса, в полусотне километров от Барселоны, он предавался аскезе: просил милостыню, ходя от двери к двери, носил пояс с крючьями, постился день за днем. Месяцами он мучился от отчаяния в мистической ночи души и одно время даже думал о самоубийстве. Но за этим последовала единственная награда мистика – невероятный прорыв к духовному просветлению. На волне экстатического озарения в один из дней на реке Карденер раненый аристократ, Игнатий Лойола, стал, по его словам, «иным».

После возрождения в Манресе Лойола (1491–1556) создал свой план духовной дисциплины, своего рода военное руководство для «духовных солдат» папы римского. Так родился орден иезуитов, Общество Иисуса, величайшая сила в кампании католичества по отвоеванию духовных владений, захваченных протестантизмом.

Как Католическая Церковь ответила на вызов, брошенный протестантами? Никак. По крайней мере изначально. Но наконец осознав серьезность восстания, она призвала своих воинов духа, созвала новый военный совет и преобразила машинерию папской курии. Столкнувшись с восстанием чуть ли не половины Европы, католичество воспротивилось приливу протестантизма – и примерно в конце XVI века протестанты ограничились северной третью Европы, где властвуют и теперь.

Некоторые историки толковали католическую Реформацию как контрнаступление против протестантизма; другие – как истинное возрождение католического благочестия, которое о протестантах и думать не собиралось. Правда в том, что это движение было и Контрреформацией, как настаивают протестанты, и католической Реформацией, как уверяют католики. Корни его уходят к силам, что действовали еще до эпохи Лютера, но облик его в значительной степени определила атака протестантов.

Аспекты Контрреформации

1. Игнатий стал важным выразителем католической духовности; немалую роль сыграл и созданный им влиятельный орден иезуитов.

2. Контрреформация внесла вклад и в появление других значимых деятелей христианства, в числе которых была и святая Тереза Авильская.

3. На академические и ученые труды протестантов католики ответили письменными сочинениями (особенно на испанском) и подготовкой священников.

4. Тридентский Собор предложил формулировку доктрин в ответ на протестантское учение.

5. Католическая Церковь начала мировую миссионерскую экспансию.

6. Инквизиция, адаптация древнеримского правового формата, эффективно отыскивала и устраняла ересь – но оказалась очень жестокой.

Возвращение к духовному

Это может показаться странным, но именно мистический опыт по большей части стал возрождением католичества. XVI век породил примечательное разнообразие католических святых: английский адвокат и чиновник Томас Мор; веселый и одаренный богатым воображением Франциск Сальский – миссионер, посланный к кальвинистам; суровый реформатор Карло Борромео, архиепископ Милана; Тереза Авильская, восторженный испанский мистик; испанский солдат Христа, Игнатий Лойола…

Еще до того, как Лютер прибил свои тезисы к вратам церкви, знаменитая группа аристократов в Риме сформировала благочестивое братство, «Ораторий Божественной любви». Их определяющим убеждением было то, что реформы в Церкви и обществе начинаются с преображения отдельной души.

«Ораторий» никогда не был многочисленным – в нем, возможно, было человек пятьдесят, – но обладал неимоверным влиянием. Он подтолкнул реформы в древних монашеских орденах и внес вклад в становление лидеров Католической Церкви, составив для Вселенского Собора планы, в которых предусматривались внутренние преобразования и борьба с ересью. Среди членов «Оратория», впоследствии сыгравших важные роли в истории, были Якопо Садолето, споривший с Кальвином; Реджинальд Поул, пытавшийся вернуть Англию к Риму в дни правления Марии Кровавой; и Джанпьетро Карафа – папа римский Павел IV.

Впрочем, на протяжении 20-х и 30-х годов XVI века Католическая Церковь не предпринимала никаких значительных шагов к реформам. Но почему? Почему она так медлила с ответом на вызов протестантов?

Один простой ответ – политика. Император Карл V и папы вели непрестанную битву за созыв Вселенского Собора, которая тянулась два десятилетия. Лютер призывал созвать Собор еще в 1518 году. Идея получила поддержку немецких властителей и императора, но папы боялись такого собрания. Они слишком хорошо помнили Соборы в Констанце и Базеле. И они знали, что многие в Германии мыслят провести Собор без папы римского.

Столь же важно было и то, что в 20-х и 30-х годах XVI века папы были всецело заняты светскими и политическими делами. Климент VII (1523–1534) – показательный пример. Он считал заботу о Папской области высшим законом, и его страсть к политике вовлекла его в альянс против Карла V, предводителя интересов Габсбургов в Италии. Предательство и вероломство папы привели Карла в ярость, и он угрожал Клименту судом перед лицом Вселенского Собора, если тот не выйдет из союза с Франциском, королем Франции.

Чтобы показать папе, что он не шутит, Карл приказал солдатам идти на Рим. Как оказалось, он получил больше, чем рассчитывал: командиров его войск убили, и грубые и не знающие дисциплины испанские и немецкие наемники, лишенные предводительства, взяли Вечный город штурмом 6 мая 1527 года. Неделями они грабили, рушили и убивали. Папа укрылся в замке Святого Ангела, но наконец был вынужден сдаться, и его бросили в темницу на полгода. Многие считали этот захват Рима наказанием Божьим, ясным призывом к папству – покайтесь и измените пути свои!

Серьезные реформы начались, только когда на папский престол взошел Павел III (1534–1549). Павел казался самым неподходящим кандидатом на роль духовного лидера. У него было три незаконных сына и дочь – четыре поразительных напоминания о том, как сильно он любил удовольствия. Впрочем, разграбление Рима, как кажется, его отрезвило. Он понял: пришло время преобразить Дом Божий – и начал там, где перемена настроений требовалась прежде всего – в Коллегии кардиналов. Он назначил туда нескольких сторонников реформ, среди которых были предводители «Оратория Божественной любви»: Садолето, Поул и Карафа.

Потом Павел назначил девять новых кардиналов в комиссию по проведению реформ. Ее главой стал Гаспаро Контарини – прежде он тоже входил в «Ораторий». Миротворец по характеру, Контарини выступал за примирение с протестантами и за возвращение к апостольской вере.

Глубоко изучив обстановку в Католической Церкви, в 1537 году комиссия издала официальный отчет: «Совет… касательно реформирования Церкви». Как он гласил, беспорядки в Церкви восходили именно к необходимости преобразований. Папская курия оказалась слишком светской. И папы, и кардиналы должны были уделять больше внимания делам духовным и перестать заигрывать с миром. Взятки на «самом верху», злоупотребление продажей индульгенций, уклонение от церковного налога, проституция в Риме – все это и многое другое должно было прекратиться.

Призыв к Вселенскому Собору

Папа Павел принял кое-какие меры, но самым значительным его ответом был созыв Вселенского церковного Собора. После напряженных переговоров он согласился с императором в вопросе о месте встречи: она должна была состояться на севере Италии, в городке под названием Трент (совр. Тренто).

Впрочем, даже после этого Собор не созывали еще много лет: Франциск I делал все что мог, лишь бы не допустить подобного. Одержимый желанием править Европой, он боялся, что Собор только усилит власть Карла. Франциск даже унизился до того, что подстрекал турок выступить против императора. Две войны между Франциском и Карлом задержали созыв Собора до 1545 года – когда прошло почти три десятилетия со времени появления тезисов Лютера.

К 1545 году Рим покорился очарованию новой аскетики. Реформы были на подъеме. Развращенность, царившая в ранние годы правления Павла, уже была неприемлема. Новая строгость папы явно проявилась в создании римской инквизиции и Индекса запрещенных книг – тех трудов, за прочтение которых любой католик рисковал осуждением на вечные муки в аду. В нем были перечислены все книги реформаторов и протестантские Библии. Долгое время даже за владение одной из подобных запретных книг в Испании наказывали смертью. Индекс вели до 1959 года, и в конце концов его запретил папа Павел VI.

Игнатий Лойола

Именно в этом, новом и воинственном Риме, папа Павел III одобрил новое Общество Иисуса. Во главе ордена стал Игнатий Лойола. Смелые воины Христа пообещали папе, что отправятся куда угодно по воле его, «и к туркам, и в Новый Свет, и к лютеранам, и к другим, будь то верные или неверные». Они так сказали, и то была правда: иезуиты были похожи на своего генерала-основателя.

Еще мальчишкой Игнатий оставил мрачный родовой замок, стоявший неподалеку от Пиренеев, и отправился ко двору одного из аристократов, приятелей отца. Он не стал избалованным кутилой и проводил свои дни в военных играх или за чтением рыцарских романов, а по ночам его ждали куда менее благородные приключения с девушками из местных.

Но все это было до того, как Игнатий встретил Бога в Манресе. Мартин Лютер вышел из своей духовной борьбы убежденным в том, что человеческая воля порабощена и человек не может себя спасти. Бог, и только Бог, должен даровать человеку свободу. Лойола в той же борьбе поверил в то, что и Бог, и сатана – внешние по отношению к человеку, и человек имеет власть выбирать между ними, а приучив к дисциплине свое воображение – может и укрепить волю так, чтобы выбрать Бога и пути Его.

Например, одно из духовных упражнений Лойолы было нацелено на то, чтобы воплотить в реальности ужасы ада:

Услышьте вопли, и стоны, и богохульные крики против Христа, Господа нашего, и всех святых! Почувствуйте, как пахнет серой, как зловонны разврат и порча! Ощутите на вкус всю горечь слез, тоски и терзаний совести! Пусть коснется вас пламенный жар, что полыхает и сжигает грешников!

Конечно, те же самые приемы можно было использовать, чтобы представить прелесть Рождества или райскую славу. При помощи верной дисциплины воображение могло укрепить волю и научить ее содействовать благодати Божьей.

Лично для Игнатия покорность воле Божьей выражалась в непрестанном образовании. Он поступил в школу в Барселоне, где вместе с мальчишками, бывшими вдвое моложе, учил латынь, а затем приступил к году зубодробительных занятий в университете Алькалы. Из них и родилось убеждение в том, что учение нужно организовать, и только тогда оно будет полезным. Идея постепенно выросла в знаменитый иезуитский учебный план, тяжелый, но исполнимый – классические, гуманитарные и естественные науки.

Игнатий стал столь ревностным евангелистом, что инквизиция не раз ловила его и допрашивала насчет его жизни, учения и богословия. В смятении он покинул Париж, где провел семь лет в университете, и как «мастер Игнатий» собрал вокруг себя первых стойких последователей: то были Петр Фабер, Диего Лаинес, Альфонсо Сальмерон, Симон Родригес, Николас Бобадилья и, прежде всего, молодой испанский аристократ Франциск Ксаверий.

Игнатий разделил с ними свою поразительную программу достижения святости – «Духовные упражнения». В них воплотилась суть его собственных религиозных переживаний, испытанных во время обращения в веру и после него. «Упражнения» предписывали четыре «недели» медитаций, началом которых были размышления о грехе, смерти, Страшном Суде и аде, а после них следовали другие – о жизни, смерти и воскресении Христа.

Игнатий намеревался выстроить путь к достижению духовного идеала: суровое испытание совести, раскаяние и решительное забвение вины после того, как духовный странник обретал прощение Божье. «Упражнения» стали основой духовности каждого иезуита. Позже папы стали назначать их претендентам на духовный сан, а в католических приютах их применяли для групп мирян.

В романе «Портрет художника в юности» Джеймс Джойс пишет, как молодой герой, Стивен Дедал, приходит в ужас от проповеди в аду: «Огненная волна пронеслась, опалив его тело… языки пламени рванулись из черепа». Впрочем, после исповеди «прошлое стало прошлым». Именно так все планировал Игнатий. «Бог не просит ничего невозможного». И его последователи стали великими вестниками возможного.

Общество Иисуса

Итак, в 1540 году папа Павел III одобрил новый религиозный орден – маленькое Общество Иисуса. Как метафорически выразился Игнатий Лойола, членам ордена предстояло стать доблестными воинами Иисуса – мобильными, универсальными, готовыми отправиться куда угодно и выполнить любое задание, которое им давал папа римский. Как признанный орден, они добавили к изначальным обетам бедности и целомудрия традиционный обет послушания вышестоящим и четвертую клятву, выражающую их особую верность папе. Повелевал ими верховный генерал, избираемый пожизненно. И первым на эту роль они выбрали Игнатия.

Цель ордена была проста: вернуть Католической Церкви ту духовную власть и влияние на мир, какими она обладала тремя столетиями ранее, в дни Иннокентия III. Ей подчинялось все. Игнатий твердо верил, что живой Христос пребывал только в организованной Церкви.

Возможно, самой завораживающей чертой иезуитов было их опасное стремление активно жить в мире, но не быть его частью. Лойола хотел, чтобы они были всем для всех, и им почти удалось.

Благодаря усилиям иезуитов у них появились защитники, возводившие их на высшие ступени в Царствии Небесном – и критики, сулившие им пребывание в самых дальних глубинах ада. В 1816 году, в письме к Томасу Джефферсону, Джон Адамс говорил: «Если когда-либо хоть какая-то группа людей и могла заслужить вечную погибель на земле и в преисподней, то это была компания Лойолы». Но где бы им ни суждено было завершить свой путь, иезуиты с самого начала были уникальны.

Первое поколение под ревностным предводительством Лойолы ринулось к новым свершениям. Обратить язычников в христианскую веру! Вернуть протестантскую Европу в католичество! Франциск Ксаверий отправился в Индию, затем – в Юго-Восточную Азию, а оттуда в Японию, никогда прежде не слышавшую христианской вести. В большей степени, нежели кто-либо еще, Общество Иисуса воспротивилось волне протестантизма во Франции, Нидерландах и Центральной Европе, а где-то и обратило эту волну вспять. В 1556 году, когда Игнатий Лойола умер, его орден насчитывал тысячу бойцов и разослал миссионеров на четыре континента.

Ни одна миссия в этом первом поколении не оказала столь же решительного действия, как появление группы иезуитов на Тридентском Соборе. Лишь малая группа «отцов Собора», во главе с тремя папскими легатами, присутствовала на церемонии открытия. Никто из них и подумать не мог, что их скромные начинания приведут к самому важному Собору в период между Никейским (325) и II Ватиканским (1962–1965). Под влиянием иезуитов Тридентский Собор стал мощным оружием Контрреформации. Двое обходительных, умных и очень влиятельных членов общества, Диего Лаинес и Альфонсо Сальмерон, мало-помалу склонили всех к тому, что последователи Лойолы проявляют «истинно церковное отношение».

«Отцы Собора» встретились на трех главных заседаниях: в 1545–1547, 1551–1552 и 1562–1563 годах. На всех сессиях заметным было присутствие итальянцев. Из других областей и, кстати, из Франции почти никого не было. В сравнении с другими Соборами Тридентский не мог похвастаться массовостью и разнообразным составом. На второй серии заседаний были протестанты, но она ни к чему не привела. И от начала до конца Собор отражал новую воинственную позицию Рима.

Облик современного католичества

Все, за что боролась протестантская Реформация, было решительно – можно даже сказать, яростно – отвергнуто на Тридентском Соборе. Реформаторы-протестанты делали акцент на оправдании одной лишь верой. Собор отверг возможный компромисс и стоял на том, что оправдание – итог двух причин: 1) праведности, которая является внешней по отношению к последователю, но добавляет нам ценности в очах Божьих, и 2) праведности внутренней, внушенной последователю. Внешняя праведность протестантов определялась событийно: Бог просто считал кого-либо праведным в Своих глазах. Для католиков внутренняя праведность была процессом: Бог наделял ею последователей постепенно, с течением их жизни. Тридентский Собор вынес вердикт: оправдание происходит не сразу, и праведным можно стать лишь постепенно. А идея о «провозглашении праведным» – химера протестантских проповедников!

Религиозные разделения в конце XVI века

Лютер, Кальвин и Гребель настаивали на спасении по одной лишь благодати. Собор сделал акцент на благодати и человеческом содействии с Богом – во избежание, как выразился Лойола, «яда, уничтожающего свободу». «Молитесь так, как будто все зависит только от Бога, – советовал Игнатий, – но действуйте так, как будто только от вас зависит, будете вы спасены или нет».

Протестанты учили тому, что единственный авторитет в вопросах религии – это Священное Писание. Собор настаивал на том, что верховенство в этом принадлежит учению Католической Церкви, папам и епископам, как важнейшим толкователям Библии.

Так Тридентский Собор гарантировал, что современное католичество будет пребывать под властью идеи о «соработничестве» Бога и человека. Остался папа римский, остались семь таинств, осталась жертвенная месса. Остались святые, исповеди, индульгенции. Деяния Собора существенно сузили спектр возможностей, доступных средневековым католикам. Реакционный тон, направленный против протестантов, угадывался безошибочно. Спустя четыре века, оглянувшись на эпоху Реформации, мы увидим: религиозное единство христианского Запада было разрушено навсегда. Но во времена Лойолы люди этого еще не понимали, и осознание истины в Европе происходило медленно.

Сперва последователи Лютера считали так: правота их учителя столь ясна, что Католическая Церковь неизбежно примет его идеи. Другие полагали иначе: для таких Лютер был настолько неправ, что рано или поздно его неминуемо должны были сжечь на костре как еретика, а его движению предстояло лишь увянуть со временем. В конце концов, прошлое было выстлано трупами еретиков. Суть в том, что обе стороны, и католики, и протестанты, думали, что представляют истинную, вселенскую Церковь Христову, а их враги – ее ложную версию. Таким был и дух Тридентского Собора.

Впрочем, шло время, и мышление обычных людей практически незаметно перешло в следующую фазу. Все более крепла тревожная, едва осознаваемая убежденность в том, что конфликт зашел в тупик. Католичество не могло сокрушить новую ересь, а протестантизм не мог свергнуть Рим. На этой второй стадии еще никто не выразил это в словах или чувствах – все просто принимали это как факт.

Но люди в большинстве своем все еще верили, что религиозную истину можно определить. Истина стояла по одну сторону, ложь – по другую. И ложь означала не только осуждение себя на вечные муки – но и заражение других и разрушение общества. Сопротивление этим ужасным злодействам приняло облик инквизиций, гражданских войн и гонений.

Эту идеологическую войну возглавили кальвинисты и иезуиты. Организованные, с суровой, почти военной дисциплиной, и те и другие призывали к верности, превосходящей национальные и политические узы. Тогда почти никто не мог вообразить, что истина могла быть на обеих сторонах поля боя – или что обе стороны могли мирно сосуществовать в одном и том же государстве или даже на одном и том же континенте.

Третья стадия религиозной терпимости, основанная на полном принятии религиозного разнообразия внутри нации, до 1600 года появлялась лишь как намек. Ее разделяли мистики; христианские гуманисты, такие как Эразм; радикальные протестанты наподобие анабаптистов и прагматичные политики, правившие в духе Елизаветы, королевы Англии.

Возможно, еще большим влиянием по-прежнему обладали политические и экономические силы, заинтересованные в возникновении народов-государств. Европа теперь состояла из маленьких политических областей (размером с большой американский округ или маленький штат) под защитой императора и Католической Церкви. Эти маленькие области со своими властителями сливались воедино и формировали то, что нам сегодня известно под именем наций – ту же Германию. Государство с географическими границами и возросшим населением требовало того, чтобы его граждане, будь то католики или протестанты, жили бок о бок и трудились вместе.

Некоторые, предвкушая образ мыслей в грядущем Просвещении, призывали создать универсальное представление о Боге, которое разделили бы практически все верующие Запада и которое могло бы стать новым общественным стандартом: Бог вечен, Бог един, и так далее… С иными убеждениями и общественными деяниями можно было бы примириться, если бы те преобразились и стали личным религиозным делом каждого. Это был слабый шепот – но то был голос будущего. И никто из христиан не противился ему упорнее иезуитов.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

^*Bireley, Robert. The Refashioning of Catholicism, 1450–1700. Washington D. C.: Ca-tholic University of America Press, 1999.

Brodrick, James. The Origins of the Jesuits. London: Longmans, Green and Co., 1949.

Daniel-Rops, Henry. The Catholic Reformation. New York: E. P. Dutton, 1962.

Franzen, August. A History of the Church: Revised and Edited by John P. Dolan. New York, Herder and Herder, 1969.

Noll, Mark A. Turning Points: Decisive Moments in the History of Christianity. Grand Rapids: Baker Books, 2000.

^*O’Malley, John W. The First Jesuits. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1993.

Thompson, Francis. Saint Ignatius Loyola. Westminster, MD: Newman Press, 1950.

Wakefield, James L. Sacred Listening: Discovering the Spiritual Exercises of Ignatius Loyola. Grand Rapids: Baker Books, 2006.