Текст книги "История церкви, рассказанная просто и понятно"

Cauthen, Kenneth. The Impact of American Religious liberalism. New York: Harper & Row, 1962.

Dorrien, Gary J. The Making of American Liberal Theology. 1900–1950. Louisville, KY: Westminster John Knox Press, 2003.

Hordern, William E. A Layman’s Guide to Protestant Theology. New York: MacMillan, 1968.

Shriver, George H. American Religious Heretics. Nashville: Abingdon Press, 1966.

41. Нечего терять, кроме цепей
Социальный кризис

В романе «Тяжелые времена» Чарльз Диккенс изобразил типичный английский фабричный город в самом начале XIX столетия:

То был город из красного кирпича… вернее, кирпич был бы красным, позволь ему копоть и пепел; а так он, неестественно красно-черный, походил на размалеванное лицо дикаря. То был город машин и высоких фабричных труб, и дым свивал над ним нескончаемые змеиные кольца. Были там… и река, лиловая от зловонной краски, и бескрайние громады многооконных зданий, где с утра до вечера властвовали грохот и дрожь…

Эта сцена – стоп-кадр Промышленной революции: этим термином историки обозначают стремительные перемены в европейском и американском обществах в XIX веке. «Промышленной» эту революцию называют потому, что большую часть перемен можно возвести к новым методам производства. Фабрики означали города, города означали людей, а люди означали проблемы – много проблем.

Выросли города, появилось больше механизмов, больше машин, и это стало для христианства новым и сложным вызовом, своего рода «подставки» для уже имевшегося конфликта с духом эпохи. И как же христиане ответили на этот социальный кризис?

Многие критики по сей день настаивают на том, что христианство не противостояло кризису, а только сбежало от него. В наше время обширные территории, на которых некогда господствовали христианские ценности, теперь под контролем марксистских правительств. И даже на так называемом христианском Западе немногие сейчас видят хоть какую-то связь между их религией и местом их работы. Но что общего у света с тьмою? Или у церковного алтаря с домом профсоюзов?

Новый фабричный мир

Индустриальный город – загадка для многих верующих. Они не понимают его скрытых механизмов; они боятся его грехов и преступлений. Но во всей своей истории христианство было и консервативной, и радикальной силой. Это не изменилось и в дни промышленного кризиса.

Во Франции произошла политическая революция, в Германии – интеллектуальная; Англия породила промышленную. У нее, как у передовой торговой и финансовой державы, были и рынки, и деньги для производства товаров. В конце XVIII века во многих отраслях промышленности совершались прорывы, повышающие производительность, но самым важным было использование пара. Джеймс Уатт (1730–1819), шотландский гений из университета Глазго, нашел способ управлять подачей пара и приводить в поступательное движение поршень в закрытом цилиндре. Вскоре паровые двигатели стали использовать для производства тканей, а затем – для управления локомотивами и кораблями.

Впервые у производителя был источник энергии – и теперь ветряные мельницы и водяные колеса не зависели ни от климата, ни от времени года. Фабрика стала символом нового промышленного порядка. Мощность и механизмы позволили повысить производительность – и чтобы управлять машинами, людям пришлось покинуть свои коттеджи, ткацкие станки и поля и присоединиться к рабочим на фабриках.

Жизнь резко изменилась. Для многих исчезли села и городки, где ритм работы определяли день и ночь, сев и урожай. Пришли точность и режим фабричного мира. Божье солнце затмили клубы дыма, ему на замену явился заводской свисток: символ времени человека, а не Бога.

Промышленная революция значительно увеличила богатство человечества, но принесла немало зла рабочим, которых сгоняли, точно скот, на постоянно растущие фабрики европейских и американских городов. На первых заводах не было даже самой элементарной санитарии. Люди сплошь и рядом получали увечья, а в соответствии с общим английским правом любой несчастный случай с работником считался результатом его собственной небрежности. Работодателя к ответу никто призвать не мог. Не было ни системы оплаты труда, ни медицинской страховки. Искалеченного работника, скорее всего, просто выбрасывали на улицу, беспомощного и нищего, а его работу отдавали одному из многих тысяч, стекавшихся в новые города в поисках заработка.

Женщины и дети работали наравне с мужчинами. Нищета часто вынуждала женщин трудиться почти до самого дня родов – и возвращаться на работу вскоре после рождения ребенка. На многих фабриках работали дети четырех-пяти лет. А рабочий день длился двенадцать, а то и пятнадцать часов каторжных работ за мизерную плату.

Рабочие и их семьи жили в одной комнате в грязном доме, и им еще везло, если не приходилось делить угол с другими семьями. Ужасные улицы вокруг были завалены мусором, канализации никто не строил, и кругом царило зловоние.

Старый классовый конфликт между аристократами и средним классом, разгоревшийся в Западной Европе в первые годы XIX века, закончился триумфом буржуазии. С их победой пришла экономическая философия «принципа невмешательства», laissez-faire. Теория утверждала, что социальные беды индустриализма не исправить. Каждый должен сам преследовать собственные интересы, тогда все само собой придет к общему счастью.

Учебник этого мышления, «Богатство народов» Адама Смита, утверждал, что общество больше всего выигрывает от конкуренции. Кто больше произведет, тот больше и получит. Да, правительства несут ответ за защиту жизни и имущества, но не должны вмешиваться в бизнес. А интересам общества лучше всего служит свободное действие законов спроса и предложения.

Впрочем, городская рабочая сила не имела доступа к преимуществам этого состязания. У рабочих не было ни собственности, ни права голоса для изменения условий. И в XIX веке они боролись за доступ к избирательным бюллетеням или другим средствам власти.

Первую атаку на философию «невмешательства», исповедуемую капиталистами, повела новая идея – социализм. На этой стадии термин еще не означал движения воинствующих рабочих. Это была теория, осуждавшая сосредоточение богатства; она требовала передать власть над производством обществу или рабочим. Прежде всего социалисты настаивали на том, что над экономикой должны властвовать гармония и сотрудничество, а не безжалостная конкуренция.

Эти ранние социалисты мечтали об утопии: их теории образцовых сообществ были основаны на наивном представлении о том, что люди по сути своей любят друг друга и могут счастливо жить вместе – но именно капиталистическая конкуренция поставила их друг против друга.

Многие проблемы индустриального общества склонялись к одному вопросу: собственность. Есть ли у человека естественное и неотъемлемое право владеть вещами? Церковь всегда говорила: есть. Казалось, это воплощено в десятой заповеди: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего… ни вола его… ничего, что у ближнего твоего». Те, кто отвергал этот принцип, считались еретиками.

Но до XIX века еще никогда не случалось такого, чтобы собственности было так много, а владетелей так мало. Уже не тысячи – миллионы были лишены всего. Римской черни хватало хлеба и зрелищ. Но теперь, в более позднюю эпоху, исчезло и то и другое: бедным не давали ни зерен, ни карнавала. Голод терзал низшие классы, а средние все больше и больше чувствовали, что они под угрозой.

Церкви были не в том положении, чтобы решительно высказываться в дни кризиса. Склонность нашей эпохи – отделить Церковь от государства – оставила их без политической платформы. Конституция США запрещает федеральному правительству превращать любую Церковь в религию страны. Английские реформы 1830-х годов лишали Церковь Англии многих традиционных привилегий. А в странах, где было много католиков, особенно во Франции и Италии, царили антиклерикальные настроения – и это ограничивало власть Церкви. Если коротко, то церкви были просто устранены с арены, где принимались важные решения.

И в самих церквях, и вне их стен христианство понимали все более узко. Не критиковалось ничего – кроме чисто «духовных материй». И все больше рабочих считало церкви и христианскую весть чем-то неуместным – или просто бессильным говорить о трудностях, выпавших человеку в эпоху машин.

Маркс, пророк новой эры

Впрочем, и в ту эпоху звучали голоса новых пророков. В 1848 году, почти незамеченным, появился Карл Маркс, проповедующий новую форму социализма. Маркс критиковал христианство, утверждая, что оно противоречит само себе и стоит на стороне богатых угнетателей, как и религия в целом. Христианство было орудием в руках богатых, чтобы угнетать бедных. Христианская проповедь побуждала бедных терпеть несправедливость здесь и сейчас, обещая награду на небесах. Христианство вводило людей в заблуждение высокими и отвлекающими разговорами о благородных идеях. Вместо этого Маркс утверждал, что нынешние обстоятельства – итог конфликта социальных классов и настало время для бедных восстать и силой изменить историю.

Карл Маркс (1818–1883) родился в Рейнланде, в Трире, в семье немецких евреев, обратившихся в христианство. Докторскую степень он получил после изучения идей философа Георга Гегеля.

Маркс не сумел устроиться в университет, и ему пришлось зарабатывать на жизнь журналистикой. Он отправился в Париж, заинтересовался социалистическими идеями, и там началась его дружба с Фридрихом Энгельсом (1820–1895), сыном богатого немецкого фабриканта, которая продлилась всю жизнь. В 1845 году французские власти изгнали Маркса, и он вместе с Энгельсом переехал в Брюссель.

В январе 1848 года Маркс и Энгельс опубликовали знаменитый «Манифест Коммунистической партии». Этот вдохновенный документ содержал практически все элементы того, что они стали называть «научным» социализмом. Он начинался зловеще: «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма». Манифест призывал к непримиримой борьбе с буржуазией, возвещал неизбежную революцию и триумф масс и завершался суровым предупреждением:

Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

После недолгого пребывания в Германии Маркс провел остаток дней в Лондоне, по большей части на грани нищеты. Во многом благодаря поддержке друзей, особенно Энгельса, он почти каждый день посещал Британский музей, где искал материал для книг, в частности – «Капитала».

Что бы ни думали о марксистском социализме, никто не усомнится в том, что «Капитал» (1867–1894) – это одна из самых влиятельных книг современности. На какое-то время в XX веке почти полмира жило под властью правительств, основанных на марксизме.

Как и в споре о рабстве, христианские движения проявили себя со всех сторон социального кризиса. Многие в Церкви были капиталистами, владели фабриками, имели влиятельное положение в обществе – и многие стремились защитить философию «невмешательства».

Впрочем, во второй половине XIX века все больше христиан, католики и протестанты, усердно трудились над улучшением условий труда рабочих. Им открывались четыре направления: (1) бросить вызов философии «невмешательства» во имя христианских принципов; (2) создавать христианские учреждения и облегчать страдания бедных и беспомощных; (3) поддержать формирование профсоюзов; и (4) обратиться к государству за законодательством, направленным на улучшение условий труда.

В римско-католических кругах еще в 1848 году немецкий епископ Вильгельм Кеттелер (1811–1877) говорил о проблемах фабричных рабочих в проповедях и книгах. Он в общих чертах дал «католическое решение», указав на опасность и неограниченной капиталистической конкуренции, и чрезмерного государственного контроля, к которому стремились социалисты. Он защищал право государственного вмешательства в дела капиталистов – и право на частную собственность вопреки тоталитарным тенденциям социалистов. И прежде всего он настаивал на том, чтобы работники имели право создавать собственные ассоциации, и призвал к целому ряду реформ, включая участие в прибылях, разумный рабочий график, достаточное число выходных, проверку фабрик и регулирование женского и детского труда.

В Англии заступником рабочих среди католиков стал кардинал Генри Эдуард Мэннинг (ум. 1892), обратившийся в католическую веру из евангеликов-англикан. Еще в декабре 1872 года Мэннинг появился на собрании, посвященном делу фермеров. Это был мужественный поступок: впервые в Англии римско-католический прелат так открыто принял сторону трудящихся. Вслед за этим он обратился к премьер-министру Гладстону с письмом, где просил о двух вещах: принять законы о запрете труда детей младше определенного возраста и решить вопрос с расселением.

В 1874 году Мэннинг выступил с лекцией «Права и достоинство труда», в которой решительно защищал право рабочих на устроение организаций, призывал упорядочить часы работы и взывал к тому, чтобы люди наконец-то узрели, сколь ужасные пороки и злодеяния связаны с детским трудом.

В США мирянин-католик, Тиренс Паудерли, возглавил первый действительно эффективный рабочий профсоюз – «Орден рыцарей труда». Этот союз был открыт для американцев всех верований; хотя изначально в нем было много католиков.

Впрочем, в XIX веке чиновники Католической Церкви, в том числе и папа, боялись профсоюзов. Они слишком хорошо помнили конфликты с итальянскими масонами и политическими силами, желавшими объединить Италию. «Орден рыцарей труда» был под угрозой папского осуждения – и, вероятно, смог избежать ее только тогда, когда в его защиту выступил Джеймс Гиббонс, архиепископ Балтимора и впоследствии кардинал.

Папа римский высказался о кризисе только в 1891 году. Позицию по вопросам отношения капитала и труда, которой предстояло стать основной для католичества, очертил стареющий Лев XIII (1878–1903). Энциклика Rerum Novarum, обратив внимание на злодейства, порожденные промышленной революцией, отвергала социализм и решительно защищала христианскую семью как самую жизненно важную ячейку общества.

Впрочем, Лев XIII сделал особый акцент на том, что капиталисты обязаны поступать с рабочими по справедливости. Он защищал права католических рабочих на создание организаций и на заключение сделок с владельцами собственности, а равно так же – их право на прожиточный минимум и разумный отдых. Капиталистическую монополию и промышленное рабство папа критиковал наравне с социализмом – по крайней мере с тем «социализмом», который он себе представлял.

Трудящиеся в Англии

В Англии, по большей части протестантской, поддержка рабочих классов исходила прежде всего от нонконформистских деноминаций. До середины XIX века рабочие профсоюзы были вне закона, но движение рабочего класса было с радостью принято нонконформистами, особенно приверженцами «примитивного методизма». Многие из предводителей рабочего движения обучались у методистов как проповедники-миряне – и привнесли в рабочие организации рвение, административные таланты и опыт проповедничества, полученный в методистских капеллах.

Кроме того, нонконформисты были и предводителями «крестового похода» за трезвость, а также основывали приюты. Георг Мюллер из Плимутских братьев; Чарльз Хэддон Сперджен, главный баптистский проповедник в Лондоне; и методист Томас Стефенсон – все они создавали христианские сиротские дома.

Вперед, солдаты христианства!

Ярчайший пример служения обездоленным – деяния евангелика-пиетиста Уильяма Бута (1829–1912). Свое служение он начал с Методистской Новой церкви, но вскоре оставил ее и стал работать с лондонскими бедняками. Его проповеди на улицах лондонского Ист-Энда в 1864 году имели феноменальный успех. За одиннадцать лет он основал тридцать две миссионерские станции, где проповедовали евангельскую весть и общественное служение среди нищих Лондона. Его работники, организованные по принципу военного отряда, вскоре стали называться Армией спасения. Евангелик Бут стал генералом Бутом.

К 1888 году Генерал устроил тысячу британских корпусов и разослал «патрули» во многие другие страны. Его книга «Англия во мраке: выход из тьмы» (In Darkest England and The Way Out) вышла в 1890 году – и в ней мрак, окутавший все английское общество, образно сравнивался с африканской тьмой, о которой писал Дэвид Ливингстон. Бут писал, что в Лондоне всего за год 2157 человек были найдены мертвыми, 2297 совершили самоубийство, 30 000 жили проституцией, 160 000 стали закоренелыми пьяницами и более чем 900 000 пребывали за чертой бедности. В продолжение Бут рассказал о невероятных усилиях Армии спасения. Картина отражала жесточайшие беды.

Церковь Англии была столь «повенчана» с прошлым, что приспособиться к социальному кризису ей было неимоверно трудно. Новые приходы в индустриальных городах, растущих как грибы после дождя, требовали акта парламента. Это было дорого и грозило занять много времени. И в итоге новые городские массы, как правило, росли без какой-либо заботы Церкви Англии.

Впрочем, одно движение в ее рамках оказалось поразительным исключением: группа христианских социалистов. Богослов Фредерик Морис (1805–1872), романист Чарлз Кингсли (1819–1875); и юрист Джон Ладлоу (1821–1911) были среди служителей Церкви, считавших, что английским рабочим есть к чему прислушаться в Евангелии.

За время своей краткой активности, с 1848 по 1854 год, христианское социалистическое движение всеми силами нападало на идею «невмешательства». «Они выдвигают конкуренцию как принцип вселенского развития, – говорил Морис в письме к Кингсли. – Это ложь. И нам пришло время объявить о том, что это ложь, словом и делом».

Истинный закон природы, уверял Морис, в том, что человек создан жить в обществе. Люди осознают свою истинную суть, когда содействуют друг другу как дети Божьи и братья во Христе.

Предводители христианского социализма намеренно взяли на вооружение «социальную» метку – они стремились провоцировать. Сам социализм казался им не более чем «наукой, позволяющей достичь того, чтобы люди сотрудничали друг с другом», развитием христианства; они верили, что христианская вера только поддержит общество, где все работают друг с другом, а не друг против друга.

Достижения христианских социалистов были ограничены. Их «мастерские сотрудничества» были плохо организованы и неуместно оптимистичны во всем, что касалось роли трудящихся. И, возможно, свой самый большой вклад они внесли в идеи, проникшие на дальний берег Атлантики, в Соединенные Штаты.

В общих чертах, рабочие в Англии XIX века медленно обретали и политическую власть, и лучшие условия. Постепенно, шаг за шагом, Англия отходила от прежней доктрины «невмешательства» и улучшала жизнь своих трудящихся граждан: дети могли работать только с десятилетнего возраста; рабочий день как у женщин, так и у детей сократился до десяти часов; фабрики стали проверять специально назначенные инспектора… Англия многое дала трудящимся еще до того, как в Соединенных Штатах признали, что кризис вообще существует.

«Социальное евангелие» в Америке

«Социальное евангелие» – так называлось главное движение в США, направленное на достижение общественной справедливости. К нему относились либеральные протестантские пасторы и профессоры богословия. Сколь-либо выделяющейся организации они не создали, а решили действовать через уже существующие деноминации и политические силы.

Сутью «Социального евангелия» было убеждение в том, что спасительные деяния Бога касались не только отдельных людей, но и корпоративных структур. Если истинно то, что социальное благо и социальное зло коллективны по сути – а не просто представляют собой сумму добрых и злых личностей, – значит, считали они, христиане должны действовать во имя перестройки общественного порядка! Это часть их религиозной ответственности!

Пророки «Социального евангелия» брали идеи из нескольких источников. В ривайвелизме, где под влиянием Дуайта Муди упор в значительной степени перешел на личность, была мечта о нравственной и христианской Америке. До Гражданской войны духовное возрождение и реформы шли рука об руку. Скажем, Чарльз Финни побуждал обращенных переходить от опыта личного возрождения к социальной миссии – «крестовому походу» против рабства.

Впрочем, лидеры «Социального евангелия» читали и работы европейских христианских социалистов: Фредерика Мориса, Чарлза Кингсли и других.

И, наконец, была новая теология. «Прогрессивная ортодоксия» Андоверской семинарии и кафедры Новой Англии дали общую модель убеждений всем ранним проповедникам «Социального евангелия».

Отцом-основателем этого движения был Вашингтон Глэдден (1836–1918). В 1876 году он издал первую из многих книг, посвященных «Социальному евангелию», переехал из Новой Англии и большую часть тех дней, пока сохранял свое влияние, провел в Первой конгрегационалистской церкви в Колумбусе, Огайо. В столице Огайо он и встретил борьбу за права трудящихся лицом к лицу.

В его конгрегации были как работодатели, так и работники, и в дни промышленного раздора Глэдден с тревогой наблюдал за тем, как «ширится пропасть между этими классами». В ряде вечерних проповедей он обращал внимание на проблему волнений среди рабочих и выражал уверенность в том, что в учениях Иисуса были заключены принципы верного устроения общества.

Некое веяние духа Реформации слышится в этом широко известном гимне:

 
О, Господи, позволь с Тобой
Идти дорогою одной,
Скажи, как быть, когда гнетет
Моя тяжкий труд, мой груз забот?
 

Глэдден не был социалистом. Он держался идей частной собственности и частного предпринимательства. И все же он верил, что во многих отраслях промышленности возможно сотрудничество и что железные дороги, шахты и организации, созданные в городах для служения обществу, должны действовать под контролем правительства.

Если говорить о длительном влиянии, то ярким пророком «Социального евангелия» был Вальтер Раушенбуш (1861–1918). Уроженец Германии, баптист, в юные годы он был пастором в «Адской кухне» – бедном районе Нью-Йорка, – и пытался дать христианский ответ на проблемы города. Книги, принесшие ему национальную славу, он создал в те годы, когда стал профессором церковной истории в Рочестерской богословской семинарии. Три его главные работы – «Христианство и социальный кризис» (Christianity and the Social Crisis, 1907), «Христианизация социального строя» (Christianizing the Social Order, 1912) и «Богословие “Социального евангелия”» (A Theology for the Social Gospel, 1917).

Раушенбуш избегал утешительной доктрины человеческого прогресса и в своем воззвании к социальной ответственности опирался на идею о Царствии Божьем.

«Социальное евангелие», – писал он, – это древняя весть о спасении, только теперь она больше и сильнее. Евангелие, обращенное к личности, учило нас видеть греховность каждого человеческого сердца и вдохновляло нас верой в то, что Бог властен и желает спасти каждую душу, которая приходит к Нему. Но оно не дало нам достаточного понимания греховности общественного строя и его участия в грехах всех личностей, что в нем заключены… «Социальное евангелие» стремится привести людей к покаянию в их общем грехе и сделать их совесть более чувствительной и современной.

Главным примером греха в обществе, согласно пророкам «Социального евангелия», была капиталистическая система. Спасение человека, говорили они, невозможно, пока система остается неизменной. И сторонники «Социального евангелия» по-разному смотрели на то, сколь великие перемены требовались для возрождения американской системы, но соглашались в одном: Царство Божье без перемен не придет.

Сколь сильно повлияло «Социальное евангелие» на деноминации? Многие богословские семинарии, стремясь откликнуться на запросы общества, переоформили учебные планы. Впрочем, главное знамение перемен проявилось в 1908 году, когда был создан Федеральный совет Церквей. Едва ли не первым его свершением стало принятие «Социального символа веры Церквей». И он призывал ко многим улучшениям, которые позже сочли основными американские рабочие: безопасность рабочей деятельности; оберегание пожилых работников; установка минимального порога заработной платы и право на арбитраж.

Во всей своей истории Церковь пыталась улучшить земную жизнь человека – даже если готовила его к грядущей. И всегда давала возможность устремиться к будущей жизни столь решительно, что казалось, будто любая боль жизни нынешней для христиан совершенно неощутима. Социальный кризис минувшего века ясно это показал.

Конечно, различные христианские движения, озабоченные общественными вопросами, столкнулись с угрозой умалить Евангелие до простой социальной активности. Но даже при этом они оставили нам всем важное напоминание: христиане не могут проявлять заботу о вечной судьбе людей до тех пор, пока не научатся оберегать их земные нужды.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

Carter, Paul A. The Decline and Revived of the Social Gospel. Hamden, CT: Archon Books, 1971.

Dayton, Donald W. Discovering an Evangelical Heritage. New York: Harper & Row, 1976.

George, Timothy, ed. Pilgrims and the Sawdust Trail: Evangelical Ecumenism and the Quest for Christian Identity. Grand Rapids: Baker, 2004.

Handy, Robert, ed. The Social Gospel in America 1870–1920. New York: Oxford University Press, 1966.

^*Rauschenbusch, Walter. Christianity and the Social Crisis in the 21st Century: The Classic that Woke up the Church. With essays edited by Paul Rauschenbusch. New York: Harper Collins, 2007.

White, Ronald C., Jr. and C. Howard Hopkins. The Social Gospel. Philadelphia: Temple University Press, 1976.