Текст книги "История церкви, рассказанная просто и понятно"

В пятидесятнической традиции, в кругах, где принимают представителей любых конфессий, в консервативных деноминациях будут церкви, которые продолжат расти. Реальный прогресс будет зависеть от новых церковных начинаний, о которых почти никто ничего не говорит. Эти церкви гибки и мобильны; они могут встречаться в офисах контор, в домашних группах; их почти невозможно ни отследить, ни перечесть.

В пример могу привести притчу из жизни. Сам я, Рэнди Хэтчетт, воспитывался в баптистской церкви по соседству. У нас была наша церковь, рядом были методисты и Церковь Христа – в общем, к этой картине мы привыкли. Жили мы скромно, а церкви у нас были красивее домов – и они походили на церкви. Когда харизматы, принимавшие к себе всех, начали собираться в старой продуктовой лавке, контраст был таким, что его не заметил бы только слепой. У них была длинная вывеска, а на ней – много-много слов. Они были даже беднее нас и не имели никаких связей с более крупными организациями и учреждениями (теми же миссионерскими программами и семинариями). И прежде всего они были на периферии, они были исключением, а мы – нормой. А теперь, почти пятьдесят лет спустя, эти церковные выскочки – не периферия, а численный стандарт. Ближайшее будущее принадлежит таким группам, независимым и предприимчивым.

Новая норма – это пятидесятники и те, кто не делает различий по конфессиям; их появление – знак перемен в понимании будущего христианства на Западе. Мы вовлечены в период воссоздания, пришедший вслед за социальной революцией; теперь евангелики будут пребывать в этой матрице – мобильной и богатой на меньшинства. Они в чем-то схожи с анабаптистами. Не все они пацифисты (хотя некоторые забывают, что многие пятидесятники по соображениям совести отказались принимать участие в Первой мировой войне); иные, предавшись ностальгии, могут мечтать о старых добрых днях христианской Америки, – но все они относят себя к контркультуре, все стремятся к ученичеству и к созданию обществ, все будут сотрудничать ради своих нужд и не примут ни политических предпочтений, ни воззрений евангеликов старшего поколения.

Жизнь бьет ключом в самых разных местах. Юные католики, набожные воспитанники строгих академий, в Америке сильны и разумом, и сердцем, и числом. Радость и надежду внушают и молодежные собрания, те же конференции «Passion»: в 2013 году, в дни рождественских каникул, 64 тысячи студентов встретились на одной такой в Атланте. На всех подобных встречах, где бы те ни проводились – в Америке ли, за границей ли, – зал заполнен до отказа. Многие призывают к обновлению и возрождению; экуменическая группа Renovaré стирает границы конфессий в поисках духовных знаний… И все мы молим о том, чтобы Дух Святой действовал в нас.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

Bellah, Robert N. et al. Habits of the Heart: Individualism and Community in American Life. New York: Harper & Row, 1985.

Bennett, William J. The Index of Leading Cultural Indicators. New York: Simon and Schuster, 1994.

Collins, Kenneth J. The Evangelical Moment: A Promise of an American Religion. Grand Rapids: Baker Academic, 2005.

George, Timothy, ed. Pilgrims on the Sawdust Trail: Evangelical Ecumenism and the Quest for Christian Identity. Grand Rapids: Baker, 2004.

^*Noll, Mark. The Old Religion in a New World: The History of North American Christianity. Grand Rapids: Eerdmans, 2002.

Shelley, Bruce, and Marshall Shelley. The Consumer Church. Downers Grove, IL: InterVarsity Press, 1992.

^*Weigel, Georg. The Cube and the Cathedral: Europe, America, and Politics Without God. New York: Basic Books, 2005.

Wuthnow, Robert. The Struggle for America’s Soul, Evangelicals, Liberals, and Secularism. Grand Rapids: Eerdmans, 1989.

47. Переход на «глобальный Юг»
Что значит «новое христианство»?

В начале XX века карта глобального христианства, которую могли представлять себе, скажем, Дуайт Муди или Владимир Ленин, стала совершенно иной. В 1900 году только 10 % христиан в мире жили на континентах Юга и Востока; столетие спустя – как минимум 70 %. Каждую неделю в англиканских церквях в Нигерии на богослужение приходило больше христиан, чем во всех епископальных и англиканских церквях Великобритании, Европы и Северной Америки вместе взятых. В Латинской Америке оказалось в десять раз больше членов Ассамблеи Бога, чем в Соединенных Штатах. В Конго стало больше баптистов, чем в Британии. И каждое воскресенье в коммунистическом Китае в церкви ходило больше людей, чем во всей Западной Европе или в Северной Америке.

Филипп Дженкинс, выдающийся профессор истории в Университете Бэйлора, в то время говорил, что в новом столетии даже проявились признаки того, что религия заменяет идеологию в качестве главной движущей силы в человеческих делах. «Если взглянуть за пределы либерального Запада, – писал он в издании The Atlantic Monthly, – мы увидим, что еще одна христианская революция… уже идет. Во всем мире христианство на самом деле движется к сверхъестественному, нео-ортодоксальному [термин автора] и во многих отношениях к древнему мировоззрению, выраженному в Новом Завете: видение Иисуса как воплощения божественной силы, которая преодолевает злые силы, что чинят бедствия и болезни человеческому роду.

Дженкинс говорил о «глобальном Юге», или о тех областях земного шара, которые на Западе когда-то считали третьим миром, и утверждал: современное христианство сместилось на юг, видимо, сделав Землю по преобладающей тяжести «грушевидной». На этом Юге, или в третьем мире, как писал Дженкинс, «мы на заре XXI века найдем огромное, непрестанно возрастающее христианское население. 480 миллионов в Латинской Америке, 500 миллионов в Африке и 313 миллионов в Азии – и, по сравнению с этим, всего 260 миллионов в Северной Америке.

Этот сдвиг, по его словам, повлек проблемы для традиционной культурной империи Северной Атлантики – либерального религиозного истеблишмента. Возможно, писал Дженкинс, самый ясный «намек» был дан на Ламбетской конференции 1998 года, где южные христиане использовали свое численное влияние для продвижения мнений, совершенно немодных в Североатлантическом регионе (или на Западе). «Бывшая империя королевы Виктории, – сказал Дженкинс, – от Южной Африки до Сингапура нанесла ответный удар».

В постколониальной Африке христианство росло непрестанно. В 1900 году на всем континенте было всего 10 миллионов христиан на 107 миллионов человек, иными словами, около 9 %. На заре XXI века общее число христиан составляло 360 миллионов из 784 миллионов населения, или 46 %. И этот процент, по прогнозам ученых, продолжит расти, потому что в христианских африканских странах наблюдаются самые впечатляющие темпы роста населения в мире. Ученые ожидают, что за первые двадцать пять лет XXI столетия доля христиан в мире возрастет до 2,6 миллиарда – и христианство станет самой распространенной верой в мире. И нам нужно рассказать об этом новом христианстве – даже пусть и сквозь «западные» призмы.

Глобальное христианство: пятидесятники или харизматы

Первое, что ясно как день о церквях ниже экватора – это церкви харизматов. «Дары» играют заметную роль в общем богослужении и личной ревностной вере. Если читатели поймут историю этого движения, это позволит лучше подготовиться к встрече с «глобальным Югом». Ряд направлений готовил и предвосхищал появление современного движения пятидесятников. Методисты и Движение святости, идеально подходившие для североамериканского Фронтира с его эгалитарной сутью, спокойно миновали экономические, расовые и гендерные барьеры. И в завершение 150-летней теологии Движения святости, к 1900 году пятидесятники вобрали его в себя и изменили его традицию, по-иному расставив акценты.

Подход «третьего благословения» признавал первое благословение – обращение в веру – и второе благословление, когда взволнованные верующие приобщались к святости (к этому привлекал внимание еще Уэсли). Пятидесятники признали и третье благословение – крещение Духом. Оно подразумевало особые полномочия для служения (на наделение силой особо уповало Кесвикское движение). Пятидесятники утверждали, что крещение Духом еще и сопровождалось «говорением на языках». Излияние Духа в представлении многих было связано с последними днями. Пророческие собрания и возрождение премилленаризма (идеи о том, что Христос вернется и установит тысячелетнее Царство) усилили чувство ожидания. Внесло свою лепту и великое множество «исцеляющих служений», на которых говорилось о том, что Бог готовил Свой народ к свершению миссии.

Кроме того, движение пятидесятников воодушевили отмеченные в мире духовные пробуждения в Индии, Уэльсе и Корее. Уэльское возрождение засвидетельствовало присутствие и силу Святого Духа. Эван Робертс, его представитель, учил тому, что только испытав подобное переживание Святого Духа, можно истинно пробудиться. «Корейская Пятидесятница» подготовила почву для многих практик, которым Корейская Церковь следует и по сей день – тех же молитвенных встреч на рассвете и одновременной молитвы.

Пятидесятники и харизматы

Иногда эти термины используются как синонимы. Когда говорят о пятидесятниках, обычно имеют в виду события и деноминации, истоком которых является духовное пробуждение на Азуза-стрит в начале 1900-х годов. Деноминации пятидесятников, те же Ассамблеи Бога и Церковь Бога, часто верят в то, что дар Духа Святого выражается в «говорении на языках».

Харизматами, как правило, считают тех, у кого воплощение более ярких духовных дарований, таких как «говорение на языках», исцеление и оглашение пророчеств, становится важной и рутинной частью церковного богослужения и личной приверженности каждого отдельного верующего. Термин харизматический в большей степени относится к учениям, практикам и богопочитанию, вдохновленным идеями пятидесятников и ныне принятым в Церкви далеко за пределами деноминаций пятидесятников.

Как принято считать, у истоков движения пятидесятников стоят двое. Чарльз Парэм, бывший методистский священник, искал вдохновения во многих источниках, пока наконец не возложил руки на Агнессу Озман. Она «заговорила на языках», и Парэм решил, что та говорит на китайском. Другие получили Духа Святого и тоже «говорили на языках»; как считают, Парэм говорил на шведском. Парэм верил в то, что это умение (ксенолалия) было даровано чудесным образом – и теперь им нужно отправить миссии в иные страны. Уильям Сеймур, хоть отдельно от белых учеников, прослушал трехмесячный курс в библейской школе, которую Парэм устроил в Хьюстоне, штат Техас, и вскоре стал пастором в афроамериканской Церкви святости в Лос-Анджелесе. Там отвергли его учение о «говорении на языках». Но видели, как Сеймур возлагал руки на Эдварда Ли, хозяина дома, где проводились молитвенные встречи. Ли едва не потерял сознание, а потом «заговорил на языках». На той же встрече еще семеро, включая самого Сеймура, получили крещение Духом Святым и тоже «говорили на языках».

Вскоре дом Ли уже не мог вместить группу – и чернокожие, и белые вместе шли получать дары Святого Духа. Вслед за этим произошло Пробуждение на Азуза-стрит. Последующая история появления и миссии движений пятидесятников и харизматов – возможно, самая важная история XX столетия для понимания современного христианства. Измерение экспансии и роста пятидесятнических деноминаций – лишь часть этой истории: влияние пятидесятников и харизматов – это главный фактор развития Церквей, не делающих никаких различий по конфессиям. И что впечатляет еще сильнее, богословие харизматов и их практики ныне характерны для многих верующих в деноминациях протестантского мейнстрима и у католиков.

Американские студенты, вошедшие в движение, отмечали три недавних схождения Духа. Первая волна относится к тому времени, когда Дух Святой излился на Азуза-стрит и вслед за ним возникли главные пятидесятнические деноминации. Вторая волна, прошедшая в 1960-х и начале 1970-х годов, указывает на стремительное появление и принятие харизматов и их образа жизни в деноминациях протестантского мейнстрима и католичестве. Свидетельством третьей волны стало принятие знаков и чудес консервативными христианами: она началась в 1980-х годах в Калифорнии, в семинарии Фуллера, и ее центром стало учение и служение Джона Уимбера. Сеть церквей «Виноградник» – долгоживущий знак этого движения, в котором многие евангелики соприкоснулись с опытом харизматов.

Некоторые историки помещают рассказ о пятидесятниках в более широкие рамки. Пробуждение на Азуза-стрит могло быть частью излияния Духа Святого на многие народы и культуры; сама Азуза-стрит могла стать Иерусалимом новой Пятидесятницы или же одним из многих мест, где свершилось сошествие Святого Духа в то время. Это событие могло предвосхитить более всеохватную эпоху возрождения в Духе, куда входили и «реки созерцания», как называли их Генри Ноуэн и Ричард Фостер. Оно могло быть и частью чего-то большего – возможно, постепенного упадка либерализма, взамен которому усиливались позиции консерваторов или евангеликов. Но пусть даже все это имеет свои несомненные достоинства и представляет интерес, размах этого движения затмевает все остальные факторы.

Из-за такого смешения категорий с различными деноминациями движение пятидесятников и харизматов практически невозможно исчислить. По скромным оценкам, сегодня на их долю приходится чуть более четверти христиан – хотя, возможно, их намного больше, а влияние их намного сильней. Невероятный прирост в процентах поражает еще сильнее, поскольку христианство за тот же период в столетии и так беспримерно выросло.

Численный рост пятидесятников и харизматов тоже поражает:

Легко увидеть: уверяя, что мировая экспансия – это, по сути, экспансия пятидесятников, исследователи если и преувеличивают, то самую малость.

Истоки западного миссионерства

Миссионеров часто критикуют за служение Богу и мамоне. Их изображают как посредников колониальной экспансии, неспособных провести различие между евангельской вестью и своими культурными предпочтениями. Кениец Джомо Кениата превосходно выразил эту критическую точку зрения: «Когда миссионеры прибыли в Африку, у них была Библия, а у нас – земля. Они сказали: вознесем молитву. Мы закрыли глаза. Когда мы открыли их, у нас была Библия, а у них – земля». Недавние свидетели относятся к миссионерам лучше, отмечая, что те часто выступают за справедливость и независимость.

Миссионерское влияние неизбежно. Марк Нолл проводит различие между прямым влиянием и более долгоживущей моделью, которую они оставляют за собой. В каком-то смысле можно сказать, что духовное возрождение Восточной Африки в полной мере было «западным», или «американским». Джозеф Чёрч и другие сознательно приняли за образец странствующего проповедника Чарльза Финни. Проповеди Финни даже зачитывали вслух. Чёрч решил прибегнуть к богословию Кесвикского движения и к Библии с комментариями Скоуфилда, а также много говорил о западной политике и практиковал западную медицину.

И все же Нолл предупреждает: вывод о том, что западные проповедники манипулировали африканцами, возможно, не отражает всего смысла истории. Влияний множество, и они сливаются воедино. Кроме того, если мы поймем, почему именно эти миссионеры смогли оказать влияние, а другие не смогли, то яснее представим африканскую культуру. Многие ученые оценивают эти культурные взаимодействия и приходят к выводу, что духовное возрождение Восточной Африки носило подлинно африканский характер. И книга Нолла «Новый облик мирового христианства: как американский опыт отражает глобальную веру» (The New Shape of World Christianity: How American Experience Reflects Global Faith) играет еще большую роль: ее автор выходит за рамки вопроса о прямом влиянии, которое западные миссионеры оказали на южные народы, стремится шире понять влияние Америки на распространение христианства на «глобальном Юге», смещает наш фокус с вопроса о том, что делали миссионеры, и обращается к тому, какую версию христианства они смоделировали перед верующими «глобального Юга».

«Христианский мир»

Проще всего сказать, что «христианский мир» – это христианские владения: земли, где живут христиане, а не сторонники других религий. Как правило, сегодня этот термин используется с учетом культурных и политических соображений: культура может принять христианские ценности и установить их в качестве закона (скажем, есть пуританские законы, ограничивающие продажу тех или иных товаров в воскресенье). По мнению иных, этот термин подразумевает, что западная цивилизация рождена христианством. Вообще, религиозная власть (Церковь) и светская власть (гражданское правительство) служат разным целям, но стремятся к достижению объединенной реальности. В самом крайнем выражении «христианского мира», государственной Церкви, все христиане в стране считаются гражданами, а все граждане – христианами.

Самое глубокое неприятие «христианского мира» – у анабаптистов. В их глазах Церковь ни органически, ни организационно не связана с государством и независима от какого бы то ни было правительства и соответствующего географического региона. В их Церкви были только те, кто добровольно вошел в нее и принял завет. Хотя этот подход сегодня кажется американцам довольно простым, анабаптистов преследовали и жестоко убивали и протестанты, и католики. Борьба с «христианским миром» была опасна.

Анабаптисты утверждают, что в Америке существует неформальный «христианский мир». Да, хотя правительство США не назвало государственной ни одну Церковь или отрасль христианства (иными словами, Церковь отделена от государства), христиане все же считают свою нацию в какой-то мере христианской и считают, что Церковь обязана служить государству – и священники исполняют ее долг перед ним. Американские христиане видят себя где-то между крайней независимостью анабаптистов и полномасштабным «христианским миром», смоделированным в Европе. И это отступление от модели «христианского мира», пусть даже и едва уловимое, имеет решающее значение для понимания американского христианства.

То христианство, которое развивалось стремительными темпами в Северной Америке и наиболее широко распространилось на «глобальном Юге», было добровольным. Кроме того, в Северной Америке обращение было личным. Американцы с радостью приняли Баньяна, в чьем романе «Путешествие пилигрима» (1678) ярко предстает и распространяется христианство, сосредоточенное на христианской жизни личности. Баньян не отказывается от пуританства, но его история дает понять, что христианство – это дело личного обращения и паломничества. В эпоху возрождений и пробуждений духа, сформировавших американскую религию, акцент снова делался на обращение личности. Иногда так происходит и в церквях в остальном мире, пусть те и в большей степени ориентированы на общину и коллектив.

Американские церкви с большей готовностью принимали лидеров на основе дарований и инициатив, а не институционального или иерархического статуса. Пример – влияние Уэсли: его наследию способствовали именно его новаторские навыки организатора, а не его усилия по поддержанию связей с Церковью Англии. В конце концов именно такая предрасположенность западных миссионеров – добровольность, независимость, новаторство – оставила неизгладимый след в церквях «глобального Юга».

Роль Библии

Сегодня Библия в особенности перекликается с «глобальным Югом». К счастью, миссионерское видение часто подразумевало энергичные усилия по переводу Священного Писания на местные языки. Можно справедливо заметить: переводы дают западным миссионерам широкие возможности внедрить в чужую культуру свои культурные предубеждения. И все же эффект перевода был не просто воздействием на культуру – но стимулом к культурной независимости. Ряд ученых отмечает центральную роль библейского перевода в появлении независимого мышления. Библия на родном языке расширяет возможности, позволяет охватить и местные традиции – и, открыв и изучив Библию, с радостью увидеть, что некоторые обычаи или практики тех или иных народов находят в ней параллели.

Иные противопоставляют транснациональный эффект ислама – «Коран не может быть переведен!» – и одобрение местных обычаев и культуры при переводе Библии. Кроме того, изучая Священное Писание, люди могли оценить, чему учили миссионеры. Яркий пример – африканцы, которые узнавали, что великие патриархи были многоженцами, и удивлялись тому, почему миссионеры так непреклонны в отношении моногамии.

Настоящая работа по установлению влияния начиналась при встрече с переводом: тогда читатели могли бы приспособить для себя язык, образы и культуру Библии. Марк Нолл создал каталог разных культурных подходов к Библии. Запад обычно расценивает наставления и миссионерские послания Павла как ключ к чтению остальной Библии. У некоторых африканцев центральную роль играет Книга Левит. Они отождествляют себя с чувством святости и ритуала и в Книге Левит находят подтверждение тому, что такие категории, как «чистые» и «нечистые», берут начало в Библии, а не являются порождением языческих суеверий. Азиатские христиане порой уделяют особое внимание Книге Притчей Соломоновых, где видят, что Бог проявляет интерес к мудрости, которую они некогда искали в конфуцианских источниках.

Такое чувство, что христиане на «глобальном Юге» воспринимают Библию непосредственно, как будто ту писали именно для них. Читатели на Западе, напротив, соблюдают историческую дистанцию между воспринимаемым миром и миром Библии – и им тут же бросается в глаза то, насколько их опыт отличается от новозаветного. Часто отмечают, что для пятидесятников Новый Завет с его «говорением на языках», исцелениями, битвой с демонами и духовной войной – это схема христианской жизни, и в ней нет совершенно ничего странного. Западные толкователи, напротив, обычно переводят события Нового Завета в более знакомые категории; например, экзорцизм, согласно их выводам, сегодня следует считать формой психического заболевания. Даже евангелики и фундаменталисты Запада создают методы, призванные объяснить разрыв между текстом и их современным опытом. Скажем, классический диспенсационализм пытался различить библейское учение для Церкви и указания и наставления, обращенные к другому народу Божьему, Израилю. Акцент делался на том, что эти два народа абсолютно не связаны. И диспенсационализм запрещал смешивать послания или искажать их; он скорбел о христианах, считавших, что Нагорная проповедь была обращена к ним, когда на самом деле та предназначалась для Израиля.

Возможно, еще радикальнее так называемый цессационизм, в котором утверждается, что время чудес и харизматических даров прошло. Бенджамин Уорфилд, один из ведущих теоретиков фундаментализма (и противник диспенсационализма), говорил, что христианам сегодня не следует ждать чудес. Он считал, что чудеса в великом множестве вершились в трех периодах, когда требовались свидетельства о новом откровении – когда Моисей передал закон, когда пророчествовали Илия и Елисей и когда Иисус провозгласил Царство Божье. Эти теории показывают, что даже очень консервативные христиане на Западе, как и их либеральные «коллеги», стремились хоть как-то успокоить читателей, чувствовавших, что их церковный опыт сильно отличается от библейского.

Решающее значение здесь имеют мировоззрение и метафизика (термин, который с практической точки зрения можно заменить вопросом «Что реально?»). Делать общие замечания по философским проблемам опасно, и все же справедливо отметить, что христиане на «глобальном Юге» видят окружающий мир как проявление яркого взаимодействия между тем, что можно назвать духовной (нематериальной) сферой, – и сферой материальной (конкретно физической). Люди Запада обычно считают, что владение материальной сферой (возможно, через науку) меняет или даже отрицает потребность в сфере духовной.

Возможно, поможет даже грубый мысленный эксперимент. Шаман или пророк говорит племени, что они больны и умирают, потому что боги наказывают их за предательство союзников. Эта духовная интерпретация событий сохраняется до тех пор, пока ученый с Запада не проверит колодезную воду и не обнаружит, что та испорчена. Вердикт ученого: боги не имеют к этому никакого отношения; люди болели потому, что в воде были микроскопические жучки. Эта упрощенная дилемма – правило для многих жителей Запада: явление имеет либо естественную, либо сверхъестественную причину – зачем искать тут глубинный смысл? Все равно что пытаться найти его в вопросах вроде: «Ты на автобусе поедешь?» или «Обедаешь в школе?»

И здесь к нам подкрадывается материализм. Верующие Запада часто склоняются к господствующей точке зрения. Запад боится того, что знание может сделать Бога ненужным. Христианское учение стоит на том, что Бог поддерживает бытие мира и что Бог – это не просто одна из многих сил в мироздании, – а Запад от этого учения отказывается. Иные полностью отвергают идею Бога или принимают условный деизм. В таком приглушенном теизме Бог – за кулисами, он крайне редко выходит на сцену; роль демонов, духов и ангелов умалена. Для большей части верующих на Западе перспективы духовной сферы весьма скромны. А вот на «глобальном Юге» физический и духовный миры взаимно влияют друг на друга. В таком мире демоны или духи могут влиять на настроение человека и на его благополучие. Здесь всегда помнят и о духовном, и о материальном. И воспринять Священное Писание здесь людям Юга не так сложно.

Евангелие и социальная справедливость

Церковь «глобального Юга», как правило, пребывает в бедности. Сам термин «третий мир» и призван это выразить. Ради справедливости отметим: не все на «глобальном Юге» бедны, но борьба с социальной несправедливостью – неизбежный контекст и фон для большей части этого региона. Верующие там по большей части склонны полагать, что Евангелие говорит о проблеме нищеты. Богословы местного Движения освобождения утверждают, что Иисус стремился к свободе от угнетающих экономических систем. Они читают Библию как воззвание к социальной несправедливости – и призывают христиан исповедовать справедливость, а не просто провозглашать ее. Консервативные евангелики на «глобальном Юге» находятся под влиянием теологии освобождения в большей степени, чем их североамериканские собратья. До, конечно, они делают акцент на благой вести об искупительном подвиге Иисуса, но пусть даже они и понимают искупительное деяние Христа, характер им и их проповедям придают обстоятельства.

Эта чувствительность к социальной несправедливости влияет даже на самые основные доктрины. Церковь формулирует три основных подхода, чтобы понять, что Иисус сделал для человеческого рода, чтобы совершить спасение: (1) Евангелики обычно представляют все так: Христос умирает на кресте вместо нас во имя спасения; (2) Другие верующие, особенно в современных либеральных лагерях, видят в кресте ярчайшее проявление Божьей любви. И если мы поймем суть этого действа, тогда, в свете этого нового понимания, ничто уже не помешает нам думать, что Бог нас любит, и это подвигнет нас любить Бога в ответ. Эти две теории господствуют в Западной Церкви. В одной Иисус несет наше личное наказание или долг как грешников. Во второй Иисус обращается к нашей неспособности получать любовь и делиться ею. (3) Третья теория об искуплении сохранилась в Восточной Церкви; там ее придерживаются уже на протяжении тысячи лет. Иисус пришел разбить наши оковы и спасти нас от рабства. Род человеческий неизбежно сталкивается с гнетущим злом и личным духовным врагом (сатана и его демоны). Еще мы несем грех, который не можем победить своими силами. И, наконец, мы все подвластны смерти. Эти враги одержат победу над нами и неизбежно напишут последнюю главу в истории нашей жизни. Но благодаря тому, что Иисус сам пришел в мир, Его смерть и Его воскресение сломили хватку смерти. Его победа над смертью – знак того, что Он – защитник, дарящий победу. Любой, кто един с Иисусом, разделит его победу.

«Глобальный Юг» тоже разделяет этот мотив, представляя Христа победителем. Личная молитва, литургия и богослужения на «глобальном Юге» основаны на представлении победы над врагами. И местным жителям незачем воображать этих врагов. Политический хаос, коррупция, насилие и неизбежное экономическое угнетение понимаются как проявления искаженности творения. Иисус, предстающий в Евангелиях, борется со злом с помощью силы, и это признак грядущего Царствия. Павел утверждает, что «вся тварь совокупно стенает» об искуплении. Надежда на освобождение обладает невероятной силой. Таким пониманием Иисуса и его миссии на Западе долгое время пренебрегали, но на «глобальном Юге» оно лежит в основе богословия и церковного богослужения.

Иные черты: единое богослужение для мира

У Церквей за пределами Запада есть чувство единства, которое трудно понять западным людям. Мы рождены в самой радикально индивидуалистической культуре в истории. Если спросить западных студентов о том, кто они, то они могут спокойно признать, к каким группам принадлежат – пока они не открыли свои личные сведения и тайны, они ни о чем не тревожатся. На Западе считают, что ваше реальное «я» запечатлено в неких отдельных данных, отличающих вас от вашей семьи и сообщества (отличие информации о личности и о группе). Для большей части людей в мире верно обратное: они верят, что выражают свою подлинную идентичность, когда говорят о группе, к которой принадлежат. Можно утверждать, что и групповая, и индивидуальная идентичность необходимы, но у резких индивидуалистов, какими, к примеру, являются американцы, могут возникнуть проблемы с пониманием практик, принятых в церквях иных стран. Как, спрашивают они, во многих культурах в христианство может обратиться целая группа? А что еще за единство Тела Церкви? Человеку с Запада оно кажется метафорическим или просто невероятным.

Единство видно на общих богослужениях в Церкви. Пение во весь голос – это ощутимая форма единого богослужения для многих верующих на «глобальном Юге». Здесь шумно по сравнению со многими западными церквями, но пение можно объединить со священнодействиями в богослужении. Молебны – главный элемент службы; некоторые могут длиться часами. Многие верующие думают, что Бог продолжает говорить так же, как говорил через пророков давным-давно. Этот непрерывный дар пророчества не вытесняет Библию. Новые пророчества очень часто начинаются с изучения Писания, и та или иная фраза становится их основой.

Дэвид Ёнги Чо – пастор крупнейшей в мире пятидесятнической церкви в Южной Корее. Когда его спросили, почему церковь позволяет женщинам совершать службы в культуре, ориентированной на мужчин, он просто ответил: «Мне так сказал Бог». Религиозные люди на «глобальном Юге», особенно харизматы, живут в предвкушении того, что Бог говорит через верующих и наделяет их дарами, как пророков. За пределами Запада верующие также описывают ярчайшее чувство встречи со злом. Они ведут духовную брань, о которой говорил Павел в 6-й главе Послания к Ефесянам. О проявлениях этих духовных врагов только и говорят на общих богослужениях – это одна из центральных черт глобального христианства в целом и движения пятидесятников в частности. Аллан Андерсон, один из ведущих специалистов по изучению этого движения, признает: убежденность в том, что Бог вернул Церкви дар исцелений, играет главную роль для ее характера и роста. Он пишет: «Во многих случаях способность проповедника исцелять – основная причина роста Церкви». Отречение от демонических сил, их осуждение, молитвы об исцелении – все это тоже находит свое место в богопочитании.