Текст книги "История церкви, рассказанная просто и понятно"

29. И камень отворился
Америка и Азия

11 октября 1492 года, в четверг, для христианской веры открылся новый мир. В этот день Христофор Колумб, «адмирал Мирового океана, вице-король и правитель любых земель, какие он мог открыть», увидел пташек-песочников и зеленый тростник и приблизился к земле, которую мы называем Вест-Индией.

На следующий день Колумб сошел на берег острова, назвал его Сан-Сальвадор (Святой Спаситель) и провозгласил себя его властителем во имя короля Фердинанда и королевы Изабеллы. Любопытным туземцам он предложил «красные шапки и ожерелья из стеклянных бусин». Им было так приятно, что их легко было «обратить в нашу святую веру любовью», а не силой.

Следующие 150 лет историки называют веком Великих географических открытий: в эти десятилетия европейцы устроили колонии в обеих Америках и открыли новые торговые пути к богатствам Востока. В истории христианства мы могли бы назвать эти годы «веком глобальной экспансии»: с 1500 по 1650 год католические монахи принесли Евангелие в испанские колонии в Латинской Америке и через португальские порты – на побережья Африки и Азии.

На всем протяжении этих воодушевляющих лет христианских миссионеров тревожил тот же вопрос, какой волновал Христофора Колумба. Как завоевать души туземцев – любовью или силой? Временами победу одерживали храбрые и самоотверженные иезуиты – своей упорной любовью. А порой отряд беспощадных христианских завоевателей силой крестил туземцев, принося им христианство на острие меча.

Корень проблемы был вот в чем. Миссионерам все время приходится искать ответ на вопрос: в чем суть язычества? Что есть многобожие? Камень преткновения на неясном пути человека к познанию истинного Бога? Или организованное и упорное сопротивление человечества евангельской вести? Следует ли христианским посланникам искать доброе в языческих религиях и на этой основе строить христианское общество? Или нужно подавлять и, если необходимо, уничтожать все формы языческой религии, чтобы насадить истинную веру? Один подход мы называем политикой адаптации, другой – политикой завоеваний.

Евангелие и культура

Адаптация или завоевание? Этот выбор, в свою очередь, обусловлен более широким вопросом: как Евангелие соотносится с культурой? Церковь часто пребывает в опасности отождествить Евангелие с какой-либо культурной формой, в которой вера обрела свой дом. И потому миссионеры не смогли адаптироваться к образу жизни иных народов. Они чувствовали, что должны настоять на том выражении веры, к которому привыкли сами.

В апостольский век иудеохристиане сперва ревностно верили в то, что вера идентична древнееврейским ритуалам, заветам и субботам. Лишь когда благая весть вырвалась из иудейских форм, она смогла укорениться в греко-римском мире. То же случилось, когда племена германских захватчиков уничтожили множество инстанций, созданных римским образом жизни. Христианской вере пришлось искать новые пути и обращаться к людям Средних веков. Раннее и Высокое Средневековье было временем миссионеров, преданных своему делу.

Впрочем, в Средние века в христианской Европе развился один важный аспект. Расцвет ислама в VII веке вбил клин между христианами Европы и их единоверцами в Азии и Африке. В исламских странах Северной Африки и Ближнего Востока выжило лишь несколько христианских аванпостов. Христианство почти полностью было ограничено Европой.

Крестовые походы стали судорожной попыткой христианской Европы сломать барьеры ислама военной силой. В Испании и Португалии долго изгоняли мусульман-мавров, и там неверующих чужаков после всего и на дух не переносили. Завоевание и обращение в евангельскую веру медленно переплетались. И разницу распознавали немногие.

Новый век мирового миссионерства совпал с эрой великих открытий. Португальцы и испанцы первыми повернули корабли на юг в середине XV столетия. Вскоре ряды авантюристов-колонизаторов пополнили французы, голландцы и англичане. Португальцы отправились вдоль западного побережья Африки, в 1486 году достигли южной оконечности континента и назвали ее мысом Доброй Надежды. В 1495 году Васко да Гама продолжил плавание вдоль Африки к Азии и первым заметил землю на западе Малабарского берега Индостана. Это место идеально подходило в качестве базы для расширения португальского присутствия на Востоке. Веками арабские купцы покупали в малабарских портах пряности, драгоценные камни, слоновую кость, индийский хлопок и китайские шелка и везли их через Красное море или Персидский залив, а потом по суше через все Средиземноморье. Португальцы поняли, что эти порты были центрами обмена между Востоком и Западом – сердцем восточной торговли.

В самом скором времени португальцы изгнали хрупкие арабские корабли из Индийского океана. Гоа на Малабарском берегу стал центром их торговой империи на Востоке, а потом они двинулись на восток – чтобы основать стратегические базы на Малайском архипелаге и Молуккских островах. К 1516 году они достигли Китая, а к 1543-му – Японии.

Португальцы, в отличие от испанцев, не пытались устраивать масштабной колонизации и завоеваний. Их не интересовали земля и золото. Они хотели монополию на торговлю – а это означало власть над морями.

И португальские порты выросли вдоль побережий Западной Африки, в Конго и Анголе, в Индии и Цейлоне, в Бразилии, Мозамбике и Малайе. А в каждом торговом поселении появлялись маленькие католические церкви.

Испанцы в Новом Свете

Испанцы тем временем шли вслед за открытиями Колумба. Рыжий генуэзец совершил еще три плавания в Новый Свет в напрасной попытке найти путь на азиатский континент. Во второе плавание он взял семнадцать кораблей и команду из полутора тысяч матросов. И на Гаити он нашел золото – много золота.

Пройдя вдоль берега Кубы, которую он принял за Южный Китай, Колумб поплыл обратно в Испанию. Несмотря на обет молчания, магическое слово золото прозвучало и в родной стране – и началась самая яростная золотая лихорадка в истории.

За пятьдесят лет с того дня, как был открыт Сан-Сальвадор, испанцы разграбили и завоевали Новый Свет от Калифорнии до окраин Южной Америки. Деяния этих смелых и жестоких покорителей оставили в наших словарях слово конкистадоры. К 1521 году Эрнан Кортес с конным войском, броней и порохом уничтожил древнюю империю ацтеков в Мексике, а к 1533 году Франсиско Писарро вероломно убил Атауальпу, императора инков, и поверг некогда могучую империю на колени.

Все это, стоит заметить, случилось во времена Мартина Лютера. Именно перед Карлом V, преемником Фердинанда и Изабеллы и наследником неимоверного богатства Нового Света, Лютер стоял на Вормсском рейхстаге. И пока Карл боролся за то, чтобы не позволить Германии выскользнуть из его имперской хватки в руки протестантов, он утешался видом испанских кораблей, нагруженных богатствами Вест-Индии и Мексики.

Впрочем, эта великая мировая авантюра была не просто гонкой за пряностями и золотом. Глубоко в душе португальских купцов и испанских конкистадоров пребывало рвение расширить владения святой веры, католической веры их отцов. И доминиканцы, францисканцы, августинцы или иезуиты плыли почти на каждом корабле – и желали обратить язычников в веру столь же сильно, как капитан желал найти новый порт для торговли.

Многие из этих монахов приносили огромные жертвы. Морские путешествия были опасны, и никаких «увольнительных» никто не давал. Из 376 иезуитов, которые отправились в Китай с 1581 по 1712 год, 127 умерли в пути.

Благодаря таким людям в XVI веке, когда Европа раскололась на католиков и протестантов, христианство стало по-новому вселенским. Именно когда стало болезненно очевидно, что католический больше не означает единый, христианская вера стала «католической» – вселенской – в миссионерском обращении к далеким народам. Чтобы избежать соперничества между Испанией и Португалией, папа римский начертил линию на карте от Северного полюса до Южного, чуть к западу от Азорских островов. Все к западу от этой границы, сказал он, принадлежит Испании; все, что к востоку – Португалии. Это и объясняет, почему в современной Бразилии говорят на португальском, а в остальной Латинской Америке – на испанском.

С позволения папы короли Португалии и Испании несли ответственность за обращение в евангельскую веру всех стран, завоеванных их солдатами. Католическая Церковь ожидала, что властители вышлют миссионеров и поддержат их и в Индии, и в Перу. Монархи обладали привилегией власти над миссионерами и могли назначать епископов для управления своими недавно крещенными подданными.

В основе этой новой миссионерской эры лежала идея о расширении образа христианского властителя – божественно назначенного предводителя своего народа, от которого ждали, что он устранит со своей земли все знаки идолопоклонства и приведет своих подданных к воцарению Христа через святую Католическую Церковь.

Возможно, яростная природа испанских экспедиций коренится в ревностной преданности испанцев Матери-Церкви и в проникновении воинствующего ислама в Испанию. К сожалению, экспедиции приняли яростный фанатизм крестовых походов. Тот же Кортес, безжалостный покоритель Мексики, был предан Деве Марии и всегда хранил при себе ее статуэтку. Он много молился и каждый день бывал на мессе. На одном флаге он велел изобразить крест, на другом – образ Девы Марии…

Изначальная политика испанцев по отношению к индейцам, так называемая энкомьенда, даровала испанским колонистам то или иное число индейцев – для работы на рудниках и плантациях завоевателей. За свои труды индейцы получали защиту и наставление в святой вере. Поскольку они были виновны в великих преступлениях – человеческих жертвоприношениях и идолопоклонстве, – испанцы считали, что должны остановить это варварство. И война с индейцами для них была праведной – как война Израиля с безбожным Ханааном. В 1531 году епископ Сумарраги писал из Мексики о том, что испанцы уничтожили больше пяти сотен храмов и двадцать тысяч идолов.

Защитник угнетенных

Одним из защитников угнетенных индейцев был Бартоломе де Лас Касас. Его отец сопровождал Колумба в том давнем втором плавании в Вест-Индию. Сперва Бартоломе столь же ревностно следовал идеям христианского империализма, как и любой другой испанец в Вест-Индии или Мексике. Впрочем, ближе к сорока годам он пережил духовное обращение и принял священный сан – то был первый такой случай в Новом Свете. Его стали терзать муки совести. В проповеди перед губернатором и предводителями колонизаторов он обличил жестокости, которые видел вокруг. Как мог христианский Бог устроить все так, что жестокость стала орудием обращения в веру?

Лас Касас столкнулся с повсеместным сопротивлением; многие сочли его мечтателем и угрозой Испании. Иные миссионеры утверждали, что дикие и варварские народы не могли прийти к вере, если силой не показать им ложность их путей. Другие колонисты настаивали на том, что Лас Касас, выступая против энкомьенды, может привести колонии к экономическому краху.

Однако Лас Касас упорствовал в своих взглядах. Он совершил четырнадцать миссионерских странствий по Атлантике, стремясь побудить испанских властителей рассмотреть иной путь к обращению индейцев в христианскую веру. Отчасти благодаря его мольбам Карл V в 1542 году издал ряд указов, «Новые законы», которые смягчили суровость энкомьенды и установили принцип о том, что и у индейцев есть права человека.

Впрочем, законы в Испании были одни, а в Мексике все воплощалось по-иному. В дни знаменитой Вальядолидской хунты, богословских дебатов на Юкатане в 1550 году, Лас Касас выступал за равенство и свободу индейцев. Единственный путь к их обращению, сказал он, – это мирная проповедь слова Божьего и пример святой жизни. Его противник, Хуан Хинэс де Сепульведа, привел аргумент Аристотеля – о том, что определенные народы по природе своей рождены быть рабами. «Испанцы, – сказал он, – возвышаются над индейцами, как человек над обезьяной». И несмотря на все усилия, которые прилагал Лас Касас, христианский империализм продолжался в Новом Свете и задерживал распространение Евангелия среди индейцев.

Индейцы со рвением принимали христианскую веру – но с таким же рвением были готовы отречься от нее. С 1524 по 1531 год францисканцы крестили более миллиона мексиканцев. Практика массового крещения, возможно, напомнит о массовых обращениях в Европе в дни раннего Средневековья. В наши дни такие обряды кажутся верующим, делающим акцент на личности, предстоящей перед Богом, чем-то поверхностным или даже исполненным предрассудков.

Весьма известна история о том, что Кортес дал в одном из городов строжайшие повеления: жители должны были поклоняться христианскому Богу и заботиться об одном из коней Кортеса – тот хромал. Верноподданные индейцы подчинились. Они кормили коня цветами и фруктами, пока тот не умер. Они решили, что конь Кортеса – это и есть христианский Бог. Позже двое францисканцев узнали, что индейцы сделали образ коня и поклонялись ему как богу грома и молний.

Португальцы, как и испанцы, приняли идею о том, что христианский король отвечал перед Богом за духовное благосостояние своих подданных. В итоге Гоа, центр торговой империи португальцев в странах Востока, стал городом великих церквей в стиле барокко. Там был даже архиепископ – представитель господства Католической Церкви над всей Восточной Азией, и португальские власти следили за тем, чтобы никакое идолопоклонство не оскверняло земли их христианского короля.

Впрочем, португальцы встретились с проблемой, неведомой испанцам в Америке. Они встретились с высокоразвитыми цивилизациями и древними религиями, бывшими намного сильнее, нежели у инков и ацтеков. И это заметно повлияло на взаимодействие многих христианских миссионеров и азиатов. В Индии, Японии и Китае политика «обращения мечом» была изменена, а кое-где и оставлена – ради «политики адаптации». Иезуиты особенно интересовались тем, какие обычаи в культуре Японии, Китая или Индии были просто общественными или гражданскими, а какие были несовместимы с христианским крещением.

Франциск Ксаверий

Великий зачинатель христианских миссий на Востоке сошел на берег в Гоа в 1542 году. Франциск Ксаверий (1506–1552), помощник Игнатия Лойолы, был назначен папским легатом на службе у короля Португалии. Чиновников где бы то ни было обязали оказывать ему содействие в проповеднической миссии. Он выяснил, что Гоа, как и большая часть морских портов, заполнен отребьем с тысячи побережий, потакающим своей лютой похоти. И тогда, стремясь к новым высотам, он обратил взор на еще более дикое поле – на южную оконечность Индии.

В 1534 году рыбаки, живущие на юго-восточном побережье, искали защиты у короля Португалии. Из-за разбойников на земле и на море их жизнь была жалка. Португальцы согласились защитить их при условии, что те примут крещение. Те согласились, но за первые восемь лет в их новом христианском исповедании некому было объяснять им тайны новой веры. Ксаверий, «маленький смуглый человек», откликнулся на этот зов. Он странствовал по горячему песку холмов и шел всюду, где были раскиданы рыбацкие деревушки, звонил в колокольчик, созывая рыбаков, и читал вслух Символ веры, Молитву Господню, Десять заповедей и Розарий. Когда рыбаки выучивали слова и исповедовали в Символе свою веру, Ксаверий крестил их сотнями – пока его руки не опускались от усталости. Через три года у него уже была устроенная церковь, и он передал ее преемникам.

Паравары – так называли себя эти рыбаки. Их было где-то тридцать тысяч. Христианство у них было ограничено одной кастой, и они почти не общались с соседями, разве что по торговым делам. И церковь выжила, но только как островок в море индуизма.

За Ксаверием пришли иезуиты, получившие поддержку португальских властей: они собирали параваров в деревни и постепенно выстраивали их жизнь по христианским стандартам. Никто не выходил рыбачить по воскресеньям; в пятницу часть всего улова отходила Церкви. Мало-помалу умерла вся память о тех временах, когда паравары не были христианами. Центром их жизни была церковь – единственное каменное здание, вокруг которого сгрудились их хижинки из соломы и пальмовых ветвей.

И католики, и протестанты едино восхваляют миссионерскую ревность и харизму Ксаверия. Впрочем, он был сыном своего времени. Его письма показывают, что сперва он разделял религиозную нетерпимость своей эпохи. В письме от 16 мая 1546 года он говорил королю Португалии так: для того чтобы добрые христиане появились в Индии, король должен учредить инквизицию для подавления мусульман. Король исполнил это прошение, и инквизиция в Гоа продолжала действовать до начала XIX века.

Впрочем, Ксаверий не намеревался оставаться в Гоа или окрестных областях. Папа и король поручили его заботам весь Восток, в 1546 году он отправился из Индии в Малайю, прослужил там почти два года и был готов искать новые земли. В 1549 году он вернулся в Гоа с письмами от властей и отплыл в Японию – на острова, о которых грезил Марко Поло.

С двумя спутниками Ксаверий сошел на берег в Японии 15 августа. Как оказалось, то было удачное время. Япония, управляемая лишь феодалами и желающая торговать с внешним миром, приветствовала странников. Буддизм был не в фаворе, и никакая национальная религия не оказала упорного сопротивления Евангелию.

Годы, проведенные в Японии, изменили взгляды Ксаверия на христианские миссии. В ранние дни в Индии он придерживался империализма. Многобожие для него не имело ничего общего с истинной верой. Все нужно было снести, не оставив и камня на камне – и только тогда можно было возвести христианские здания: такими были воззрения многих миссионеров в Латинской Америке.

Впрочем, в Японии Ксаверий столкнулся с очень многими людьми, отмеченными знаком аристократии, и его представления изменились. Он увидел: Евангелие должно преобразить и улучшить японцев, но нельзя отбрасывать как бесполезный хлам всю японскую жизнь и культуру. В окружении поразительных древних религий Востока многие иезуиты, которые последовали за Ксаверием, развили в себе черту, совершенно не характерную для Контрреформации: компромисс в религиозных вопросах.

Общество Иисуса доминировало в христианской миссии в Японии до конца XVI века. Их деяниям сопутствовал примечательный успех. В 1577 году один иезуит с оптимизмом писал: «Еще десять лет, и вся Япония будет христианской, если у нас хватит миссионеров». Через два года иезуиты построили новый город – как дом для тех, кто обратился в христианскую веру. Его назвали Нагасаки. Еще до конца столетия у иезуитов было триста тысяч обращенных, сотни церквей и два христианских колледжа.

Много лет иезуиты следовали заветам Ксаверия и искали способы выразить христианскую веру в культуре тех стран, где они проповедовали. Они подстраивались под местные обычаи и ценности как только могли – и стремились как можно быстрее обучить для церквей японских предстоятелей.

К несчастью, в начале XVII столетия новые правители в страхе, что иноземные миссии повлекут за собой вторжение чужаков, начали гонения на христиан. С 1614 по 1642 год не менее чем 4045 мучеников засвидетельствовали свою веру во Христа до самого конца: одних усекли мечом, иных сожгли на костре, кого-то сварили заживо. Некогда процветающая христианская деятельность в Японии исчезла – и только остатки выжили в холмах близ Нагасаки.

Дверь в Китай

Китайская история христианских миссий той эпохи созвучна японской. Провидцем снова оказался Франциск Ксаверий. После того как он два года проповедовал на улицах Японии, бесстрашный Ксаверий решил, что пришло время отправиться в Китай. Он вернулся в Гоа за необходимой поддержкой властей, но в пути на восток оказалось, что ему сложно пройти дальше Сингапура. Он надеялся проникнуть в Гуанчжоу тайком и нанял корабль, на котором доплыл до острова, бывшего неподалеку от побережья Южного Китая. Там он заболел и умер – и так кончилась одна из самых оригинальных дорог в миссионерском христианстве. Шел 1552 год.

Дверь в Китай, которую не смог открыть Ксаверий, отворилась перед его преемником, Маттео Риччи (1552–1610). В 1567 году Макао, маленький островок неподалеку от побережья Китая, стал португальской колонией. Впрочем, многие годы вход в Китай казался невозможным. Правящая династия Мин не интересовалась контактами с внешним миром. Это китайцы, считали они, должны учить других культуре! И не должны ее принимать! В империи и государстве доминировало конфуцианство; и семья, и этика пребывали под управлением этих идей.

Есть история о том, что Алессандро Валиньяно, лидер иезуитов на Востоке, в 1579 году, в Макао, в один из дней выглянул в окно и прокричал, глядя на побережье Китая: «Камень, о камень, когда же ты отворишься?»

И Валиньяно вспомнил о том, что в семинарии встречал иезуита-итальянца – тридцатилетнего Маттео Риччи. Тот изучал математику, астрономию и космологию в Риме, прежде чем отправиться в Индию. Казалось, он в необычайной степени подходил для трудов в Китае, и Валиньяно вызвал Риччи в Макао и возложил «китайское бремя» на его плечи.

Первым заданием Риччи стало такое: устроиться в Макао, начать изучение китайского языка и обычаев – и ждать, пока «камень» треснет. В 1583 году Риччи получил разрешение поселиться в Чжаоцине, столице провинции. Китайцы традиционно уважали ученых – и прислушивались к человеку, который носил одежды мандарина, говорил на их языке и мог открыть им новые области познания. Риччи нарисовал для них карту мира и дал им новую науку – календарь.

Эти контакты оказались полезными: китайцы стали проявлять больше терпимости, но Риччи был уверен, что христианская вера никогда не одержит победы в Китае из удаленной провинции. Шаг за шагом он двигался к столице империи. В 1600 году он получил разрешение войти в сам Пекин.

Риччи обрел благосклонность императора с помощью двух часов. Часы он взял с собой как дар. Они очень понравились монарху. Но они со временем остановились – и китайские мудрецы не понимали, как снова их завести! Риччи знал, как поддерживать их ход – и благодаря этому удостоился теплого приема у императора, что позволило ему остаться в столице на десять лет в качестве математика и астронома.

Под мудрым руководством Риччи миссия иезуитов в Пекине укрепилась и процветала. Им восхищались китайские ученые: он мог точно предсказать время лунного затмения и стал главой Имперской астрономической службы. В 1650 году Адам Шалль построил в Пекине церковь для общих богослужений, а в 1657 году было объявлено, что теперь можно свободно проповедовать христианство по всей империи. После смерти Шалля в Китае было примерно 270 тысяч христиан. Имперский указ о терпимости, изданный в 1692 году, был наградой иезуитам за служение на благо Китая и имперского дома – и так независимая Церковь в Китае обрела подобие реальности.

Впрочем, китайская миссия встретила свои горести: на сей раз их причиной стали не внешние угрозы, а доминиканцы и францисканцы, уверявшие, что христиане стали слишком сильно «подстраиваться» под китайские обычаи.

Риччи пытался представить христианство в Китае как нечто уже известное – и ни в коем случае не новое. Он отказывался считать этих современных и религиозных людей безбожниками и учил тому, что исконное китайское благочестие достигло совершенства в христианской вере. «Властелин Небес», которого так долго чтили китайцы, – и есть Бог. И Риччи утверждал, что почтение к предкам, столь распространенное в Китае, было не религиозным деянием, а общественным. Поистине, оно подобает христианам!

Так неужели христиане и правда слишком «подстраивались»? В 1631 году францисканец и доминиканец прибыли в Пекин – и были поражены тем, что там увидели. Слово, которым в иезуитском катехизисе перевели на китайский христианскую мессу, передавалось китайским иероглифом, означавшим церемонию почитания предков. Как-то ночью нищенствующие монахи обманом проникли на такую церемонию, посмотрели, как участвуют в ней китайцы, и это повергло их в шок. О своих впечатлениях они рассказали в отчетах, посланных в Рим, и начался «спор о ритуалах». Один папа одобрял, другой отвергал, и спустя век вся миссия в Китае находилась в глубоком упадке.

Конфликт «политики адаптации» и «политики меча» не закончился в XVII столетии. Он бушует и сейчас, только завоевания уже ведутся в понятиях, связанных не с политическим, а с экономическим контролем. Но век великих открытий был в каком-то смысле особенным: он раскрыл огромные области земного шара для христианской вести и явил едва ли не самых находчивых и изобретательных миссионеров – по сравнению с любой иной эпохой.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

Gascoigne, Bamber. The Christians. New York: William Morrow & Co., Inc., 1977.

Latourette, Kennett Scott. A History of the Expansion of Christianity. Vol. 3. New York: Harper, 1939.

Neill, Stephen. A History of Christian Missions. Edited by Owen Chadwick. Middlesex: Penguin Books, 1986.

–. The Christian Society. New York: Harper & Brothers, 1952.