Автор книги: Елена Агеева
Жанр: Энциклопедии, Справочники
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 40 (всего у книги 66 страниц)
Ницше Фридрих Вильгельм
(15.10.1844–25.08.1900)
Немецкий философ, представитель иррационализма.
Родился в Реккене (восточная Германия) в семье лютеранского пастора. Изучал теологию и классическую филологию в Боннском и Лейпцигском университетах. В 1869 г. получил должность профессора классической филологии Базельского университета, где проработал 10 лет. В 1879 г. был вынужден уйти в отставку по состоянию здоровья. В 1879–89 годах вел жизнь независимого писателя. Именно в этот период были написаны все его знаменитые произведения: «Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов» (1878), «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого» (1885), «По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего» (1886), «Казус Вагнер» (1888), «Сумерки идолов, или как философствуют молотом» (1888), «Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей» (1888) и др. Умер в психиатрической лечебнице в Веймаре.
В своих произведениях Ф. Ницше подверг критике религию, культуру и мораль своего времени и разработал собственную этическую теорию. Его философия оказала большое влияние на формирование экзистенциализма и постмодернизма.
А больше всего ненавидят того, кто способен летать.
А на рассвете рассмеялся Заратустра в сердце своем и сказал насмешливо: «Счастье бегает за мной. Это потому, что я не бегаю за женщинами. А счастье – женщина».
Аскет – тот, кто из добродетели делает нужду.
Благодетельное и назидательное влияние какой-нибудь философии… нисколько не доказывает верности ее, точно так же как счастье, испытываемое сумасшедшим от своей неотвязной мысли, нисколько не говорит в пользу разумности этой идеи.
Благороднее обвинять себя, чем оправдывать, особенно если кто прав.
Благородство состоит из добродушия и избытка доверия.
Богу, который любит, не делает чести заставлять любить себя: он скорее предпочел бы быть ненавистным.
Большинство людей слишком глупы, чтобы быть корыстными.
Брак – это наиболее изолганная форма половой жизни, и как раз поэтому на его стороне чистая совесть.
Брак выдуман для посредственных людей, которые бездарны как в большой любви, так и в большой дружбе, – стало быть, для большинства, но и для тех вполне редкостных людей, которые способны как на любовь, так и на дружбу.
Брак может казаться впору таким людям, которые не способны ни на любовь, ни на дружбу и охотно стараются ввести себя и других в заблуждение относительно этого недостатка, которые, не имея никакого опыта ни в любви, ни в дружбе, не могут быть разочарованы и самим браком.
Брак – так называю я волю двоих создать единое, большее тех, кто создал его. Брак – это взаимоуважение и почитание этой воли.
Браки, которые были заключены по любви (так называемые браки по любви), имеют заблуждение своим отцом и нужду – матерью.
Будущее служит условием настоящего, так же, как и прошедшее. Чему предстоит быть и что должно быть – служит основанием тому, что есть.
Будь тем, кто ты есть!
Будьте же равнодушны, принимая что-либо! Оказывайте честь уже тем, что принимаете, – так советую я тем, кому нечем отдарить.
Бурное страдание всё же предпочтительнее вялого удовольствия.
В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума.
В любви женщины есть несправедливость и слепота ко всему, чего она не любит. Но и в сознательной любви женщины есть всегда еще неожиданность, и молния, и ночь рядом со светом.
В настоящем мужчине всегда сокрыто дитя, которое хочет играть. Найдите же в нем дитя, женщины!
В пылу борьбы можно пожертвовать жизнью: но побеждающий снедаем искусом отшвырнуть от себя свою жизнь. Каждой победе присуще презрение к жизни.
В сознательной любви женщины есть и внезапность, и молния, и тьма рядом со светом.
В старании не познать самих себя обыкновенные люди выказывают больше тонкости и хитрости, чем утонченные мыслители в их противоположном старании – познать себя.
Везде, где находил я живое, находил я и волю к власти.
Великие интеллекты скептичны.
Великое утешение сердца – презирать там, где больше не можешь уважать.
Величественные натуры страдают иначе, чем это воображают себе их почитатели: пуще всего страдают они от неблагородных, мелочных вспышек, выводящих их из себя в какие-то злые мгновения, короче, от сомнений в собственном величии – и вовсе не от жертв и мученичества, которых требует от них их задача.
Вера в причину и следствие коренится в сильнейшем из инстинктов: в инстинкте мести.
Верное средство рассердить людей и внушить им злые мысли – заставить их долго ждать.
Во всякого рода женской любви проступает и элемент материнской любви.
Во всякой морали дело идет о том, чтобы открывать либо искать высшие состояния жизни, где разъятые доселе способности могли бы соединиться.
«Возлюби ближнего своего» – это значит прежде всего: «оставь ближнего своего в покое!» И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.
Война делает победителя глупым, побежденного – злобным.
Время брака наступает гораздо раньше, чем время любви, понимая под последним свидетельство зрелости у мужчины и женщины.
Все боги суть символы и хитросплетения поэтов!
Всё в женщине – загадка. И все в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью.
Всё излишнее есть враг необходимого.
Всегда замечал я, что супруги, составляющие плохую пару, самые мстительные: они готовы мстить всему миру за то, что уже не могут расстаться.
Всего лучше начинать каждый день так: думать при пробуждении о том, нельзя ли в этот день доставить радость хоть одному человеку.
Всемирная история имеет дело только с крупными преступниками и с теми, которые были способны на великие преступления, но не совершили его, благодаря только случайности.
Всякая великая любовь желает не любви, она жаждет большего.
Всякая истина, о которой умалчивают, становится ядовитой.
Всякая привычка делает нашу руку более остроумной, а наше остроумие – менее проворным.
Всякий восторг заключает в себе нечто вроде испуга и бегства от самих себя – временами даже самоотречение, самоотрицание.
Всякий жаждущий славы должен заблаговременно расстаться с почетом и освоить нелегкое искусство – уйти вовремя.
Всякое добро исходит от зла.
Всякое общение, которое не возвышает, тянет вниз, и наоборот.
Вы заключаете брак, смотрите же, чтобы не стал он для вас заключением! Слишком торопитесь вы, заключая брак, и вот следствие – расторжение брачных уз!
Высшее мужество познающего обнаруживается не там, где он вызывает удивление и ужас, но там, где далекие от познания люди воспринимают его поверхностным, низменным, трусливым, равнодушным.
Где бы я ни обнаруживал живое создание, я находил желание власти.
Героизм – таково настроение человека, стремящегося к цели, помимо которой он вообще уже не идет в расчет. Героизм – это добрая воля к абсолютной самопогибели.
Глубокая ненависть – тоже идеализм: мы оказываем такому лицу слишком много почета.
Глупец тот, кто в названиях ищет знания.
Говорить о женщине следует только с мужчинами.
Голос красоты звучит тихо: он проникает только в самые чуткие уши.
Гораздо чаще кажется сильным характером человек, следующий всегда своему темпераменту, чем следующий всегда своим принципам.
Горечь содержится в чаше даже лучшей любви.
Государством зову я, где все вместе пьют яд, хорошие и дурные; государством, где все теряют самих себя, хорошие и дурные; государством, где медленное самоубийство всех называется «жизнью».
Грубые люди, когда они чувствуют себя оскорбленными, обыкновенно считают, что они оскорблены в высочайшей степени, и рассказывают о причине оскорбления в сильно преувеличенных словах для того, чтобы насладиться сполна возбужденным чувством ненависти и мести.
Да будет женщина игрушкой, чистой и изящной, словно драгоценный камень, блистающий добродетелями еще не созданного мира.
Даже в чаше высшей любви содержится горечь.
Даже свои мысли нельзя вполне передать словами.
Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки.
Деликатность. Стремиться никого не огорчать и никому не наносить ущерба может быть одинаково признаком и справедливого, и боязливого образа мыслей.
Для очень одинокого и шум оказывается утешением.
Добро и зло, богатство и бедность, высокое и низкое, и все имена ценностей – все это станет оружием и будет воинственно утверждать, что жизнь должна превозмогать себя снова и снова!
Добро и зло отличаются друг от друга различной иерархией страстей и господством целей.
Добродетель только тем дает счастье и некоторое блаженство, кто твердо верит в свою добродетель, – отнюдь не тем более утонченным душам, чья добродетель состоит в глубоком недоверии к себе и ко всякой добродетели.
Добром называли не приятные чувства, а состояние полноты и силы.
Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.
Дороже всего люди расплачиваются за то, что пренебрегают банальными истинами.
Досада есть физическая болезнь, которая отнюдь не излечивается одним тем, что позднее устраняется повод к досаде.
Если бы супруги не жили вместе, хорошие браки встречались бы чаще.
Если женщина имеет мужские добродетели, то от нее нужно бежать; если же она не имеет мужских добродетелей, то бежит сама.
Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушаешь страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя.
Если ты раб, то не можешь быть другом. Если тиран – не можешь иметь друзей.
Есть благородные женщины с известной нищетою духа, которые, тщась выразить свою глубочайшую преданность, не умеют найти иного выхода из затруднительного положения, как предложить свою добродетель и стыд – высшее, что у них имеется.
Есть много жестоких людей, которые лишь чересчур трусливы для жестокости.
Есть очень разные люди: одни стыдятся, замечая отлив своего чувства дружбы или любви; другие стыдятся, замечая прилив этого чувства.
Есть степень заядлой лживости, которую называют «чистой совестью».
Есть черствость, которой хотелось бы, чтобы ее принимали за силу.
Женщина – вторая ошибка Бога.
Женщина лучше мужчины понимает детей, но мужчина больше ребенок, чем женщина.
Женщина мало что смыслит в чести. Пусть же станет честью ее любить всегда сильнее, чем любят ее, и в любви никогда не быть второй.
Женщина хочет быть независимой. Но знает ли она доподлинно – от чего именно?
Женщины гораздо более чувственны, чем мужчины, – именно потому, что они далеко не с такой силой осознают чувственность как таковую, как это присуще мужчинам.
Женщины из любви становятся всецело тем, чем они представляются любящим их мужчинам.
Женщины по большей части любят значительного человека так, что хотят его иметь целиком для себя. Они охотно заперли бы его под замок, если бы этому не противостояло их тщеславие: последнее требует, чтобы он и другим казался выдающимся человеком.
Женщины свободно могут заключать дружбу с мужчиной; но чтобы сохранить ее, – для этого потребна небольшая доля физической антипатии.
Женщины так устроены, что им отвратителна всякая правда относительно мужчин, любви, ребенка, общества, цели жизни. Они даже стараются мстить тем, кто раскрывает им глаза.
Женщины чувственнее мужчин, но меньше знают о своей чувственности.
Жестокость бесчувственного человека есть антипод сострадания; жестокость чувственного – более высокая потенция сострадания.
Жестокость есть видоизмененная и сделавшаяся более духовной чувствительность.
Жизнь есть источник радости: но в ком говорит испорченный желудок, отец печали, для того отравлены все источники.
Жизнь ради познания есть, пожалуй, нечто безумное; и всё же она есть признак веселого настроения. Человек, одержимый этой волей, выглядит столь же потешным образом, как слон, силящийся стоять на голове.
Зависть и ревность суть срамные части человеческой души.
Зло только тогда получает дурную славу, когда оно перемешивается с низким и отвратительным. А до тех пор оно привлекает к себе и вызывает подражание.
И даже ваша лучшая любовь есть только символ, полный экстаза, и болезненный пыл. Любовь – это факел, который должен светить вам на высших путях.
И если друг причинит тебе зло, скажи так: «Я прощаю тебе то, что сделал ты мне; но как простить зло, которое этим поступком ты причинил себе?».
И остерегайся добрых и праведных! Они любят распинать тех, кто изобретает для себя свою собственную добродетель.
Изворотливые люди, как правило, суть обыкновенные и несложные люди.
Иметь врагов – древнейшая привычка человека, а следовательно, и сильнейшая его потребность.
Иная мать хочет иметь счастливых, почитаемых детей, иная – несчастных, ибо иначе не может обнаружиться ее материнская нежность.
Иногда достаточно уже более сильных очков, чтобы исцелить влюбленного; а кто обладал бы достаточной силой воображения, чтобы представить себе лицо и фигуру возлюбленной на двадцать лет старше, то, быть может, весьма спокойно провел бы жизнь.
Иногда, чтобы убедить в чем-либо одаренных людей, нужно только изложить утверждение в виде чудовищного парадокса.
Исключительные умы испытывают удовольствие от бестактностей, высокомерных и даже враждебных выходок честолюбивых юношей против них, это – шалости горячих лошадей, которые еще не носили на себе всадников и все же вскоре будут гордо носить их.
Искусство общаться с людьми покоится, по сути дела, на ловком умении (предполагающем долгую подготовку) воспринимать и принимать еду, к кухне которой не питаешь никакого доверия.
К женщинам никогда нельзя быть достаточно снисходительным!
Каждая из твоих добродетелей жаждет высшего развития, она хочет всего твоего духа, чтобы он стал ее глашатаем, она хочет всей твоей силы в гневе, ненависти и любви; каждая добродетель ревнует тебя к другой.
Каждая церковь – камень на могиле Богочеловека: ей не хочется, чтобы Он вновь воскрес.
Как только религия приобретает господство, ее противниками становятся все те, кто были ее первыми последователями.
Когда благодарность многих к одному отбрасывает всякий стыд, возникает слава.
Когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда морализируют злые, они вызывают страх.
Когда мы желаем отделаться от какого-то человека, нам надобно лишь унизить себя перед ним – это тотчас же заденет его тщеславие, и он уберется восвояси.
Когда страсть проходит, она оставляет после себя темную тоску по себе и, даже исчезая, бросает свой соблазняющий взор.
Когда человек ржет от смеха, он превосходит всех животных своей низостью.
Кого ненавидит женщина больше всех? Железо так говорило магниту: «Больше всего я тебя ненавижу за то, что ты притягиваешь, не имея достаточно сил, чтобы тащить за собой».
Кто беден любовью, тот всё еще скупится своей вежливостью.
Кто всегда прислушивается к тому, как его оценивают, будет всегда огорчаться.
Кто живет борьбою с врагом, тот заинтересован в том, чтобы враг сохранил жизнь.
Кто имеет честные намерения по отношению к людям, тот скупится даже и своей вежливостью.
Кто много мыслит, тот непригоден в качестве члена партии: своей мыслью он легко пробивает границы партии.
Кто не способен ни на любовь, ни на дружбу, тот вернее всего делает свою ставку – на брак.
Кто от природы целомудрен, тот не высоко думает о целомудрии, за исключением разве только некоторых тщеславных дураков.
Кто плохо видит, видит всегда меньше других; кто плохо слышит, слышит всегда кое-что лишнее.
Кто подвергается нападкам со стороны своего времени, тот еще и недостаточно определил его – или отстал от него.
Кто творит, тот любит в этом самого себя; поэтому ему приходится глубочайшим образом и ненавидеть самого себя – в этой ненависти он не знает меры.
Кто унижает самого себя, тот хочет возвыситься.
Кто хочет давать хороший пример, тот должен примешивать к своей добродетели частицу глупости; тогда ему подражают и вместе с тем возвышаются над образом, что люди так любят.
Кто хочет научиться летать, тот должен сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и лазить, и танцевать: нельзя сразу научиться полету!
Кто хочет стать водителем людей, должен в течение доброго промежутка времени слыть среди них их опаснейшим врагом.
Кто честно относится к людям, тот всё еще скупится своей вежливостью.
Культура – это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом.
Легче простить врагу, чем другу.
Легче справиться со своей нечистой совестью, нежели со своей нечистой репутацией.
Лжет не только тот, кто говорит вопреки своему знанию, но еще больше тот, кто говорит вопреки своему незнанию.
Лица, которые хотят лестью усыпить нашу предусмотрительность в общении с ними, применяют опасное средство, как бы снотворное питье, которое, если не усыпляет, еще более укрепляет в бодрствовании.
Лишь теперь я одинок: я жаждал людей, я домогался людей – я находил всегда лишь себя самого – и больше не жажду себя.
Ложь, вошедшую в нашу плоть и кровь – ее называют чистой совестью.
Лукавые люди бывают обыкновенно простые, а не сложные натуры.
Лучшая маска, какую мы только можем надеть, – это наше собственное лицо.
Лучше быть смешным от счастья, чем смешным от несчастья, лучше неуклюже танцевать, чем ходить хромая.
Лучше не знать ничего, чем знать много вещей наполовину.
Лучшее средство помочь очень стесняющимся людям и успокоить их состоит в том, чтобы решительно хвалить их.
Лучшее средство хорошо начать день состоит в том, чтобы, проснувшись, подумать, нельзя ли хоть одному человеку доставить сегодня радость.
Любовь и ненависть не слепы, но ослеплены огнем, который они сами несут с собой.
Любовь прощает любимому даже его вожделение.
Любовь – это факел, который должен светить вам на высших путях.
Любящая женщина все простит, но ничего не забудет.
Люди, которые дарят нам свое полное доверие, думают, что тем самым они приобретают право на наше доверие. Но это – ложное заключение: подарками не приобретаешь прав.
Люди, которые не чувствуют себя уверенными в обществе, пользуются всяким случаем, чтобы перед обществом показать на ком-либо, кто ниже их, свое превосходство, например, с помощью насмешек.
Люди не стыдятся думать что-нибудь грязное, но стыдятся, когда предполагают, что им приписывают эти грязные мысли.
Люди недоверчивые в отношении самих себя больше хотят быть любимыми, нежели любить, дабы однажды, хотя бы на мгновенье, суметь поверить в самих себя.
Люди почитают вообще действия любви и самопожертвования в пользу ближнего во всяком их проявлении.
Люди, стремящиеся к величию, суть по обыкновению злые люди: таков их единственный способ выносить самих себя.
Мало найдется людей, которые, затрудняясь в материале для беседы, не выдали бы секретных дел своих друзей.
Матери легко ревнуют своих сыновей к их друзьям, если последние имеют особый успех. Обыкновенно мать любит в своем сыне больше себя, чем самого сына.
Мелкое страдание делает нас мелкими; великое страдание возвышает нас. Следовательно, воля, требующая великого страдания, должна быть требованием любви человека к себе.
Мизантропия есть следствие слишком ненасытной любви к людям.
Многие упорны в отношении раз избранного пути, немногие – в отношении цели.
Много кратких безумий – вот что вы называете любовью. И ваш брак кладет предел множеству кратких безумий одной большой и долгой глупостью.
Моралисты в большинстве суть забитые, страдающие, бессильные, мстительные люди – их тенденция сведена к толике счастья: больные, которые воображают, что суть в выздоровлении.
Мораль – это важничанье человека перед природой.
Моральное негодование есть коварнейший способ мести.
Моральность есть стадный инстинкт в отдельном человеке.
Моральные люди испытывают самодовольство при угрызении совести.
Мудрец знает всё, хитрец – всех.
Мудрость требует от нас быть мужественными, беззаботными, насмешливыми, буйными: ведь она женщина и может любить лишь воина.
Мужчина должен быть воспитан для войны, женщина – для отдохновения воина.
Мужчине следует остерегаться женщины, когда она любит: ибо тогда она готова на любую жертву, и все остальное не имеет никакой ценности в глазах ее.
Мы более искренни по отношению к другим, чем по отношению к самим себе.
Мы находим у различных людей одинаковое количество страстей, впрочем, по-разному поименованных, оцененных и тем самым разнонаправленных. Добро и зло отличаются друг от друга различной иерархией страстей и господством целей.
Мы очень мало знаем и плохо учимся: потому и должны мы лгать.
Мысли суть тени наших ощущений – всегда более темные, более пустые, более простые, чем последние.
Мысль есть только знак, как и слово – только знак для мысли.
На долю ученых, которые становятся политиками, выпадает обыкновенно комическая роль быть чистой совестью политики.
Над страницей прозы надо работать как над статуей.
Надо учиться любить себя – любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя. И поистине это вовсе не заповедь на сегодня и на завтра – учиться любить себя. Напротив, из всех искусств это самое тонкое, самое мудрое, самое высшее и требующее наибольшего терпения.
Надобно быть как сострадательным, так и жестоким, чтобы иметь возможность быть одним из этих.
Наиболее остроумные авторы вызывают наименее заметную улыбку.
Наказание имеет целью улучшить того, кто наказывает, – вот последнее убежище для защитников наказания.
Настоящая женщина занимается литературой точно так же, как она делает какой-нибудь маленький грешок: ради опыта, мимоходом, оглядывается, не замечает ли кто-нибудь, и в то же время желает, чтобы кто-нибудь заметил.
Наш глаз видит неверно: он укорачивает и удлиняет в одно и то же время; может ли быть это достаточным мотивом для того, чтобы отвергать акт смотрения и сказать: он ничего не стоит.
Наш долг – это право, которое имеют другие на нас.
Наша вера в других выдает, во что мы хотели бы верить в нас самих.
Наше внезапно возникающее отвращение к самим себе может в равной степени быть результатом как утонченного вкуса, так и испорченного вкуса.
Наши недостатки – лучшие наши учителя: но к лучшим учителям всегда бываешь неблагодарным.
Не лучше ли попасть в руки убийцы, чем в предмет мечты страстной женщины?
Не то, что мешает нам быть любимыми, а то, что мешает нам любить полностью, ненавидим мы больше всего.
Недостаточная близость между друзьями есть зло, порицание которого делает его неисцелимым.
Некоторые мужчины вздыхали о похищении своих жен, большинство же – о том, что никто не хотел их похитить у них.
Несчастье всех публичных уголовных наказаний заключается в том, что они учат не совершать деяния только ради его наружных последствий.
Несчастье проницательных и ясных писателей состоит в том, что их считают плоскими и не изучают усердно; и счастье неясных писателей – в том, что читатель трудится над ними и относит на их счет радость, которую ему доставляет его собственное усердие.
Несчастье ускользнуло от тебя; наслаждайся же этим, как счастьем своим!
Нет нравственных влечений: все влечения принимают такую окраску только благодаря нашим оценкам.
Нечистая совесть – это налог, которым изобретение чистой совести обложило людей.
О женщине надо говорить только мужчинам.
О, как много великих идей, чье действие подобно кузнечным мехам: от них человек надувается и становится еще более пустым.
Общество – орудие войны.
Одиннадцать двенадцатых всех великих людей истории были лишь представителями какого-то великого дела.
Одиночество придает нам большую черствость по отношению к самим себе и большую ностальгию по людям, в обоих случаях оно улучшает характер.
Одобрение всегда есть нечто шумное: даже в одобрении, которое мы высказываем по отношению к самим себе.
Он из упрямства крепко держится чего-то, что теперь стало для него совершенно ясным, – и это он называет «верностью».
Он поступил со мной несправедливо – это дурно. Но если вдобавок еще не извиняется за свою несправедливость – это безумно!
Опасность мудрого в том, что он больше всех подвержен соблазну влюбиться в неразумное.
Оплодотворять прошедшее и рожать будущее – вот в чем должно быть настоящее.
Остерегайся также святой простоты! Для нее нечестиво все, что непросто.
Остерегайтесь морально негодующих людей: им присуще жало трусливой, скрытой даже от них самих злобы.
Отгонять от себя скуку любым путем – пошло, столь же пошло, как работать без удовольствия.
Отцы и сыновья гораздо больше щадят друг друга, чем матери и дочери.
Очень спесивы люди, которым было оказано меньше внимания, чем они ожидали.
Парикмахеры зарабатывали бы больше, если бы им, как писателям, платили за количество слов.
Питать мысль о мести и осуществить ее – значит испытать сильный припадок лихорадки, который, однако, проходит; но питать мысли о мести, не имея силы и мужества выполнить ее, – значит носить в себе хроническую болезнь отравления души и тела.
Поверхностные же люди должны постоянно лгать потому, что они не знают содержания.
Подальше от базара и славы уходит все великое: в стороне от базара и славы жили всегда изобретатели новых ценностей.
Позволить себе тайного врага – это роскошь, для которой обычно недостаточной оказывается нравственность даже высокоразвитых умов.
Познать – это значит вполне понять всю природу.
Пока еще не способна женщина на дружбу: женщины – это кошки или птицы, или, в лучшем случае, коровы.
Пока не покорила нас судьба, надобно водить ее за руку, как ребенка, и сечь ее; но если она нас покорила, то надобно стараться полюбить ее.
Полезно только средство; цель всегда – приятное!
После опьянения победой возникает всегда чувство великой потери: наш враг, наш враг мертв! Даже о потере друга мы жалеем не так глубоко, как о потере врага.
Потребность во взаимной любви – требование не любви, а гордости и чувственности.
Почитание само есть уже страсть, как и оскорбление. Через почитание «страсти» становятся добродетелями.
Пошлая натура отличается тем, что она никогда не упустит из виду своей выгоды: свою мудрость и свое чувство собственного достоинства она видит в том, чтобы не дозволить своим стремлениям увлечь себя на нецелесообразные поступки.
Поэт торжественно везет свои мысли на колеснице ритма – обыкновенно потому, что они не идут на своих ногах.
Правда похожа на женщин; она требует, чтобы ее поклонник сделался лжецом ради нее, с той лишь разницей, что этого требует не суетность, а жестокость.
Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда лжет.
Предрассудок – думать, что нравственность более благоприятствует развитию ума, чем безнравственность.
Преимущество плохой памяти состоит в том, что в течение жизни одними и теми же хорошими вещами можно несколько раз наслаждаться впервые.
Призвание есть становой хребет жизни.
Принадлежит ли кто к добрым или к злым – об этом можно судить отнюдь не по его поступкам, но по его мнениям о своих поступках.
Пусть в вашей любви будет ваша честь! Вообще женщина мало понимает в чести. Но пусть будет ваша честь в том, чтобы всегда больше любить, чем быть любимыми, и никогда не быть вторыми.
Пусть мужчина боится женщины, когда она любит: ибо она приносит всякую жертву, а всякая другая вещь не имеет для нее цены.
Равенство всех – самая вопиющая несправедливость, так как при этом величайшим людям приходится становиться слишком малыми.
Разделенная с другими несправедливость есть уже половина права.
Разум даже в самом мудром человеке составляет исключение: хаос, необходимость, вихрь – вот правило.
Раскаиваться – значит прибавить к совершенной глупости новую.
Ревность – остроумнейшая страсть и тем не менее всё еще величайшая глупость.
Родители продолжают жить в детях.
С красотой женщины должна увеличиваться ее стыдливость.
С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже уходят корни его в землю, вниз, в мрак и глубину – ко злу.
Самые застенчивые девушки являются в полуобнаженном виде, если этого требует мода, и даже увядшие, старые женщины не отваживаются воспротивиться такой заповеди, как бы умны и хороши ни были они в других отношениях.
Самые тихие слова суть именно те, которые приносят бурю.
Самый недвусмысленный признак пренебрежительного отношения к людям состоит в том, что ценишь каждого исключительно как средство для своей собственной цели и не признаешь в других отношениях.
Самый неприятный для обеих сторон способ отвечать на полемику – это сердиться и молчать: ибо нападающий объясняет себе молчание обыкновенно как признак презрения.
Свободный ум доводит мораль до крайности. И наконец она оказывается стоящей ниже него.
Скепсис во всех моральных оценках есть симптом того, что возникает новая моральная оценка.
Сладострастие и самобичевание – две соседние страсти. И среди познающих бывают самоистязатели: они никогда не будут созидающими людьми.
Сладострастие – это величайшее блаженство, символ высшего счастья и высшей надежды.
Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина еще не способна к дружбе: она знает только любовь.
Слова оценки – знамена, водруженные там, где было найдено новое блаженство, новое чувство.
Случай – это самая древняя аристократия мира, ее возвратил я всем вещам, я освободил их от подчинения цели.
Соблазнить того, кто нас любит, чтобы он сделал что-нибудь такое, за что ему стыдно было бы перед самим собой и перед нами, – вот самый жестокий поступок жестокого.
Совершенная женщина есть более высокий тип человека, чем совершенный мужчина, но и нечто гораздо более редкое.
Совершенный человек приносит пользу без всякого намерения, так же как и вредит без всякого намерения.
Совесть – это чувство, в котором мы сознательно устанавливаем ранг наших влечений.
Совсем не говорить о себе – весьма благородное лицемерие.
Сознание, что я согласен с другими, заставляет меня недоверчиво относиться к тому, в чем мы все согласны.
Состарившиеся женщины в сокровеннейшем тайнике своего сердца скептичнее всех мужчин: они верят в поверхностность бытия как в его сущность, и всякая добродетель и глубина для них лишь покров этой «истины».
Сострадание сильнее страдания.
Сострадательные натуры, всегда готовые на помощь в несчастье, редко способны одновременно и на сорадость: при счастье ближних им нечего делать, они излишни, не ощущают своего превосходства и потому легко обнаруживают неудовольствие.
Сотворить идеал – это значит переделать своего дьявола в своего Бога. А для этого надобно прежде всего сотворить своего дьявола.
Стоит нам только на один шаг преступить среднюю меру человеческой доброты, как наши поступки вызывают недоверие. Добродетель покоится как раз посередине.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.