Текст книги "Закованные в броню"

– Мой отец ищет меня, он будет искать меня до тех пор, пока не найдет! – не сдавалась Эвелина, лелея надежду, что ей все-таки удастся достучаться до здравого смысла гневского комтура. – И он меня найдет, рано или поздно, живой и невредимой или только мой хладный труп. Что случится тогда?!

– Твой отец не будет тебя искать, деточка моя, – с каким-то оттенком сожаления, как показалось Эвелине, сказал Валленрод. – Ибо на столе в твоей комнате у тетки осталась записка, написанная твоей рукой. Что-то типа, дорогой отец, я вынуждена покинуть вас из-за большой любви, навсегда связавшей меня с рыцарем-крестносцем.

– Нет! – вскричала Эвелина, вскакивая из-за стола. – Нет! Только не это! Вы не могли так поступить со мной!

– Конечно же, нет! – горячо уверил ее Валленрод, утирая салфеткой рот после еды. – Я бы никогда не поступил с тобой столь подлым образом! Да я и писать то по-польски не умею, как и все мои люди. И уж тем более мы бы никогда не смогли подделать твой почерк. Это сделала твоя дорогая кузина Марина Верех, вместе с которой ты гостила у своей тетки. Откуда, как не от нее, я мог узнать о дате твоего отъезда, о твоем маршруте и все прочее? Тебя предали, мое дорогое дитя, и предали отнюдь не крестоносцы, которые лишь воспользовались создавшейся ситуацией. Тебя предали твои родные. Твои родные, которые сейчас презирают тебя за то, что ты, якобы, убежала из родительского дома с крестоносцем. Мне право очень жаль, дорогая моя!

Словно в подтверждение своих слов комтур тяжело вздохнул и вышел из-за стола.

– Подумай о том, что я тебе сказал, Эвелина, – добавил он и пошел к двери. – Я знаю, что ты очень разумная девочка, и я уверен, ты примешь правильное решение.

Когда за ним захлопнулась дверь, Эвелина бессильно опустилась в свое кресло за столом. Голова шла кругом от того, что она сейчас услышала. Конечно же, вот она, отгадка, почему отец до сих пор не нашел ее! После обнаружения подобного письма он не только не станет искать ее, но даже всеми силами постарается скрыть ее отсутствие, не позволив искать ее никому другому. Бедный отец! Он думает, что она предала его, не оправдала его доверия, его надежд. Но ее кузина Марина Верех! Зачем Марина сделала это?! Зачем она толкнула ее прямо в пасть к волку? Зачем?! Ведь без ее помощи весь этот великолепный план Валленрода бы с треском провалился!

Эвелина оставила на столе нетронутый завтрак и вернулась в свою комнату. Она не останется с комтуром. Он, конечно, постарается удержать ее силой, но этого еще не удавалось никому, ни одному в мире замку. Она должна встретиться с отцом и все ему объяснить. Гневно всего в нескольких десятках километров от Познани, если она рассчитает все правильно и ей удастся ускользнуть из замка однажды ночью, она доберется до отцовского дома верхом за несколько часов. А потом – пусть монастырь! И для нее, и для ее дорогой сестренки – Марины Верех. Эвелина мстительно прищурила глаза. Она сделает все как надо, ее план так прост, что просто не может не удаться!

Удобный для побега случай подвернулся лишь через неделю. Поздно ночью, никем не замеченная, Эвелина спустилась во двор, оседлала в полутемной пустой конюшне лошадь, прикрыла свою голову широкополой шляпой, а плечи – белым орденским плащом комтура, и без помех выехала из ворот замка. Пропуск обеспечило послание комтура в Гданьск, позаимствованное ею у оруженосца упившегося вдрызг рыцаря Вольфганга. Поеживаясь от ночной прохлады и бившего в лицо ветра, она поскакала знакомой дорогой на Познань.

Рано утром, когда караульные на городских воротах опустили мост, Эвелина вместе с повозками сельских жителей, отправлявшихся в город на продажу, без всяких препятствий въехала в Познань. Дом отца, к ее величайшему облегчению, также оказался на месте. За исключением того, что он был вопиюще пуст, пуст настолько основательно, что покинувшие его люди даже заколотили широкими досками окна в первом этаже.

Покрутившись немного возле здания, Эвелина в растерянности, без всякой цели поехала по улице. Что же ей теперь делать? Как найти отца? Что если он поехал в Краков ко двору короля и не сможет вернуться в Познань в ближайшие несколько месяцев? Раздумывая о том, что ей предпринять, Эвелина не заметила, как пришел вечер, а сама она оказалась на дороге, ведущей в направление Кракова. «Черт возьми, – мрачно подумала она. – Я поеду в Краков11
  Столица Королевства Польского


[Закрыть]! Я брошусь к ногам короля и расскажу ему свою историю. А затем потребую возмездия!»

Некоторое время она с удовлетворением наслаждалась видением этой замечательной картины, пока дробный топот копыт по дороге, приближавшийся в ее направлении, не заставил ее опомниться. В тот же миг из-за поворота дороги показались несколько всадников в темной броне. «Ты на земле своего отца, – напомнила себе Эвелина, когда у нее заняло дыхание от страха. – Это Польша, и люди комтура не посмеют преследовать меня здесь!»

Но в следующую секунду конный отряд окружил ее, и Эвелина с ужасом поняла, что сопротивление бесполезно. Все тот же ухмыляющийся Вилс, которого, по словам Валленрода, он распорядился повесить вместе с другими ландскнехтами, учувствовавшими в ее похищении, подхватил ее и перекинул перед собой на седло, словно мешок с картошкой.

По прибытии в Гневно, прямо со двора замка в сопровождении рыцарей ее повели не в жилую часть, а туда где находились караульные помещения и склады боеприпасов и продовольствия. Возле дальней стороны крепостной стены, окружавшей замок, оказалась узкая галерея, ведущая по направлению к донжону. Где-то на середине пути галерея неожиданно закончилась, приведя к низкой темной двери в стене, открывшейся совершенно бесшумно по знаку одного из рыцарей, сопровождавших Эвелину. Вздрогнув от нехорошего предчувствия, она вошла под низкие каменные своды. Их дальнейший путь продолжался все ниже и ниже под уклон. Когда впереди под ногими оказалась длинная каменная лестница с множеством ступеней, уходящих в темноту, Эвелина пояла, что ее ведут в подземелье. О подземелье Гневского замка ходили страшные слухи. «Не страшнее чем о подземелье любого другого замка в стране», – пытаясь приободриться, быстро подумала про себя Эвелина. И тут же вспомнила, что по слухам, гневский комтур держал в подземелье свой гарем – сотни девушек и женщин, украденных или уведенных по его приказу из дома со всей Силезии и пограничных земель. По рассказам, ходившим среди дворни и челяди отцовского дома в Познани, каждый день кровожадный Валленрод убивал одного мужчину и насиловал одну из девушек, которых он держал в подземелье. Затем, используя кровь младенцев, он окроплял ею изуродованное тело девушки и убивал ее, расчленяя на части, вынимая органы, тщательно вымытые и засушенные им впоследствии для совершения своих колдовских обрядов. Конечно, Эвелина слабо верила всем этим слухам, но, несмотря на это, почувствовала себя не лучшим образом.

Вдали темного туннеля, по которому шли Эвелина и ее сопровождающие, показался слабый проблеск света факелов. Эвелина до рези в глазах всматривалась в него, пытаясь разобрать, что происходит внизу, но так ничего не смогла увидеть. По мере того как они продолжали свой путь, свет становился все ближе и ярче. Наконец, нескончаемая лестница неожиданно закончилась, и они оказались на центральном дворе подземелья, представляющем собой квадратную комнату с высоким потолком, вдоль стен которой стояли странные конструкции (в одной из них Эвелина тут же с ужасом узнала «испанский сапог»), а на каменных стенах висели в ряд страшные орудия, предназначенные для пыток. В дальнем углу комнаты сидел на низкой деревянной скамеечке коренастый здоровый мужик в темном фартуке поверх голого тела, забрызганном свежей кровью.

Эвелина почувствовала, как зашевелились от ужаса волосы на ее голове, а руки и ноги стали слабыми и какими-то ватными. При ее появлении мужик поднялся со скамьи, его мутный взор скользнул по ее фигуре, а затем он взмахнул рукой и коротко сказал:

– Комтур велел положить ее на стол.

Эвелина закричала от ужаса и начала брыкаться. Стража навалилась на нее всем скопом, выкручивая ей руки и ноги, раздавая пинки и удары куда придется и в конце концов, с большим трудом, им удалось уложить ее извивающееся тело на широкий стол возле передней стены, чем-то отдаленно напоминающий катафалк. Крепкими сыромятными ремнями они привязали ее руки и ноги к специальным крючьям по разным углам стола так, что Эвелина оказалась жестко зафиксирована на нем, словно распята в горизонтальном положении. Затем они удалились.

Как только они ушли, зловещего вида малый в забрызганном кровью фартуке подошел к ней и с любопытством ее ощупал. Эвелина следила за ним расширенными от страха глазами. Она не могла ни пикнуть, ни пошевелиться – рот ее был плотно забит кляпом. К ее величайшему ужасу, закончив свой осмотр, палач начал срывать с нее одежду. Эвелина к тому времени настолько ослабела от страха, что просто закрыла глаза и начала молиться. Покончив с раздеванием, палач еще раз внимательно осмотрел ее, а затем исчез в одном из темных углов пыточной, словно испарился. Эвелина лежала и ждала его возвращения, но время шло, а никто не появлялся. Время тянулось ужасно медленно. В подземелье было холодно, пахло кровью и еще чем-то невыразимо гадким, однако никого, кроме нее в данный момент на других пыточных столах не было. Час проходил за часом, руки и ноги Эвелины затекли от неудобного положения, но никто так и не появлялся. Измученная и невыспавшаяся, Эвелина, наконец, забылась неглубоким тревожным сном. Сколько времени она спала, она не помнила.

Отголоски далеких твердых шагов по каменным плитам пола подземелья вырвали ее из небытия. Решив не открывать глаз до тех пор пока ее не заставят это сделать, Эвелина тихо лежала, прислушиваясь к приближающимся шагам, звуки которых становились все четче и отчетливее, пока не смолкли совсем близко от нее.

– Эвелина! – позвал ее по имени голос комтура Валленрода.

Эвелина открыла глаза.

В изголовье катафалка, держа в руках факел, стоял комтур и смотрел прямо ей в лицо. Лицо его выглядело бледным и осунувшимся, темные маленькие глаза мрачно вспыхнули в свете колеблющегося пламени. Некоторое время он продолжал в молчании смотреть на нее.

– Я так разочарован в тебе, моя дорогая девочка, – наконец, нарушив молчание, медленно и как-то даже печально произнес он. – Ты хотела от меня убежать? Зачем? Ты поступила так неразумно и безрассудно! Теперь я буду вынужден тебя наказать.

Неожиданно его тон изменился и стал резким и злым.

– Я хочу, чтобы ты как следует представляла себе, Эвелина, что отныне за каждый свой поступок ты будешь платить. Я буду наказывать тебя как строгий, но справедливый господин. Ты хотела убежать от меня? Когда ты сбежала в первый раз, вспомни, что с тобой случилось? Какое наказание ты понесла? Вспомнила?

«Он собирается отдать меня ландскнехтам? – с ужасом подумала Эвелина и отчаянно замотала головой. – Я не переживу этого! Только не это! Пожалуйста!» – мысленно взмолилась она.

Комтур словно прочитал ее мысли.

– Я не могу сделать тебе поблажку, дорогая моя, – снова все так же печально произнес он. – Это вселит в тебя надежду, что возмездия за содеянное можно избежать. А это весьма вредное заблуждение, которое может иметь трагические последствия. Как для тебя, так и для меня. Так что, ты будешь наказана. Но, исходя из моего величайшего расположения к тебе, моя дорогая племянница, я сделаю это сам.

Замерев от удивления и непонимания того, что он только что сказал, Эвелина смотрела, как комтур повесил факел на специальный крюк в стене и принялся неторопливо расстегивать свой камзол и штаны. «Он сумасшедший! Он сумасшедший!» – птицей билось у нее в мозгу. Но она была не в силах не только закричать или убежать, но даже пошевелиться. Расстегнув камзол и оголив нижнюю часть своего тела, комтур подставил к столу табурет, с его помощью залез на катафалк и навалился на Эвелину, придавив ее всей своей тяжестью. Его суетливые жесткие скрюченные пальцы коснулись ее тела, и она вздрогнула от отвращения. Потом он потянулся своим слюнявым ртом к ее губам, она с омерзением откинула голову набок, настолько, насколько позволяли стягивающие ее веревки. Ее длинные светлые волосы упали ей на лицо, прикрывая одновременно шею и часть груди. Тогда Валленрод оставил свои попытки поцеловать ее и, откинув с ее груди волосы, сосредоточился на том, что стал одной рукой ритмично сжимать ее грудь, а другой постарался воткнуть свой разбухший член между ее ног. Эвелина пыталась сопротивляться, но крепкие веревки слишком сильно стягивали ее, фактически не оставляя возможности двигаться. Гневский комтур, отнюдь не слабый мужчина, был достаточно крепок и здоров для того, чтобы получить то, что он хотел. Разрываясь от нестерпимой боли внизу живота, Эвелина металась из стороны в сторону на жестком столе, пока, наконец, не затихла, потеряв сознание в тот момент, когда комтур достиг вершины чувственного удовольствия.

Когда она пришла в себя, Эвелина увидела, что все еще находится в подземелье, привязанная к тому самому столу, на котором ее насиловал комтур. Словно ночной кошмар, Валленрод приходил еще дважды, снова так же деловито раздевался, демонстрируя свое нестарое, сухое, с прожилками вен и следами ранений, начинавшее увядать тело, и снова и снова жестко насиловал ее. Эвелина только молила бога о том, чтобы он дал ей возможность умереть. Наконец, вместо комтура появился все тот же мрачный детина в забрызганном кровью фартуке, отвязал ее от стола и, не сказав ни слова, ушел, словно растворившись в темноте подземелья. Сначала она даже не почувствовала, что ее положение как-то изменилось, затем холодные и мокрые камни пола привели ее в себя от пережитого шока.

Она осмотрелась по сторонам, и поняла, что находится себя в крохотной каморке возле главной пыточной. С влажных, покрытых вонючим налетом от плохой воды, стен срывались ледяные капли, попадающие ей прямо на тело. Эвелина со стоном приподнялась на руках и села. На полу собралась целая лужа воды, и она обнаружила, что частично сидит в ней. Ей не оставили одежду, она была нагая и вся склизкая от крови, пота и спермы комтура. С трудом поднявшись на ноги, Эвелина подошла к дальнему углу каморки, где с потолка стекал журчащей струей целый ручей воды, и сначала умылась, а затем, вздрагивая от холода, кое-как обмыла свое тело. Потом снова села на пол, выбрав уголок, где не было камня и стоячей воды, и стала тупо думать о том, что же теперь будет.

Через какое-то время тюремщик, все тот же зловещего вида парень, только без своего заляпанного кровью передника, принес ей кусок темного хлеба и глиняный горшок с водой. Когда он ушел, Эвелина пожевала хлеб, запивая его время от времени водой. От ее неловкого движения глиняный горшок упал на каменный пол и разбился вдребезги. Эвелина вздрогнула и даже перестала жевать от внезапной мысли, пришедшей ей в голову. Она поднялась на ноги и тщательно подобрала все осколки, пробуя каждый из них пальцем на остроту краев. Выбрав самый острый, она спрятала его в дальнем углу своей каморки, там, где текла с потолка вода, воткнув его в землю почти целиком. Когда ее тюремщик возвратился за горшком, она лишь безмолвно указала ему на кучу мелких обломков на полу. Отчаянно ругаясь, парень сгреб их все вместе и, наконец, ушел. Эвелина вновь осталась одна. Она подождала, пока, по ее расчетам, должна начаться ночь, а затем осторожно вытащила из земли длинный острый осколок от сломанной посуды. Она уже решила, что будет делать. Лучше умереть сейчас, чем на долгие годы стать игрушкой комтура.

Когда все было кончено, под мерное журчание воды она прикрыла глаза, чувствуя, как силы и сознание постепенно покидают ее тело. А вода все текла и текла, унося ее дальше и дальше, и в какой-то момент все звуки стихли, и она отрешенно подумала, что уже умерла…

Эвелина очнулась, словно от толчка, в своей постели в комнате с золотистого цвета стенами. Она попробовала пошевелить рукой, и, к ее слабому удивлению, рука ей повиновалась! Она с удивлением заметила на своих тонких запястьях белые повязки. Сразу же, с беспощадной точностью она вспомнила, как кричал и злился комтур после того, как ее вернули в его дом после побега, и что случилось с ней после этого. Судя по всему, им удалось ее спасти. Она отвернулась к стене и снова закрыла глаза. Ей не хотелось жить.

На следующий день она попробовала сесть в кровати. После нескольких неудачных потыток ей все-таки удалось подняться и сесть в постели. Некоторое время она сидела без движения, переводя дыхание, погруженная в море подушек и одеял, а затем ее взгляд наткнулся на собственное отражение в зеркале на противоположной стене. Эвелина чуть не ахнула от удивления. Девушка, смотревшая на нее из зеркала, не имела ничего общего ни с прежней веселой маленькой Эвелиной, любимицей отца, по-девчоночьи лукавой, долговязой, с большими любопытными светлыми глазами, пухлыми румяными щеками и яркими губами, ни с красивой, бледной белокурой измученной девушкой, отражение которой она видела в зеркале прошлый раз. В таинственной глубине стекла она увидела тонкое, палевой бледности, лицо молодой женщины, с голубоватыми тенями под глазами, такое красивое, что у нее на секунду замерло сердце, она ли это? Да, конечно, много раз ей говорили о том, что она красива и будет еще красивее, когда подрастет, но теперь, после того, как она пережила подобное унижение, ее утончившаяся, новая, какая-то взрослая красота показалась ей ужасающим кощунством. Как она могла выглядеть такой красивой, если в душе она видела себя просто старухой, злобным монстром, с иссушенной предательством любимой сестры душой; существом с таким отчаяньем в душе, что оно способно было напугать кого угодно. Существом, которое должно было умереть. Потому что, если она выживет, она отомстит за себя. И самое мягкое наказание для ее сестры Марины будет смерть.

Эвелина еще раз взглянула в зеркало. Да, несомненно, она каким-то чудовищным, невероятным образом становится все красивее и красивее, словно вся та грязь, через которую ей пришлось пройти, делала ее лицо и тело совершеннее и прекрасней. За эти несколько месяцев, которые минули с момента, когда она покинула дом тетки, она сильно похудела, стала тонкой и хрупкой, словно воздушной. Она почти с ненавистью смотрела на свое нежное, с четкими правильными чертами лицо, с тонкой, матовой белизны, безупречно чистой кожей, большими светлыми серо-голубыми глазами с темными, длинными загнутыми ресницами, взгляд которых придавал всему лицу выражение неуловимой невинности и светлой безмятежности. Ее бело-золотистые волнистые волосы, как следует вымытые и просушенные, значительно отросли с момента ее изчезновения из дома, и свободно вились вокруг лица, ниспадая на плечи, спину, грудь, делая ее еще более нежной, словно сказочной принцессой из детских сказок, в то время как в душе у нее царила ночь.

Эвелина отвернулась от зеркала. Год назад она мечтала быть красивой. Мечтала о счастье, которое даст ей ее красота. Но теперь ей все равно, как она выглядит, ведь, судя по всему, ей придется жить в тюрьме.

Ее выздоровление шло на редкость тяжело и медленно: безразличие абсолютно ко всему происходящему словно держало ее в странном постоянном вакууме, преграждая доступ воздуха, пищи, воды. Ее пытались отвлечь, несколько раз выводя на прогулки по Гневно; с ней пытались говорить, но она молчала. В один прекрасный день Эвелина с удивлением заметила, что из ее зрения стал пропадать цвет, она словно смотрела на мир сквозь призму черного и белого цветов, краски имели обыкновение исчезать, оставляя ее один на один с черно-белым миром вокруг.

Комтур несколько раз приходил навещать ее, но она не хотела с ним говорить.

Когда Эвелина почувствовала себя значительно лучше, она снова стала надевать свои европейские платья по утрам, но спускаться в трапезную и есть завтрак с «дядей» не соглашалась категорически. В один из таких дней комтур пришел в ее опочивальню собственной персоной.

– Завтрак на столе, Эвелина, – холодно сказал он.

– Я не голодна, – безразлично ответила она.

– Ты должна есть, – возразил Валленрод. – Нам предстоит долгое путешествие в цитадель Ордена, замок Мальборг, куда я должен явиться по приглашению самого магистра Конрада фон Юнгингена. Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Тебе надо хорошо питаться, чтобы выдержать эту поездку.

– Я буду только счастлива умереть, – сказала Эвелина без всяких эмоций. – Вы знаете это, комтур.

Валленрод зачем-то потрогал цепь с непонятным талисманом, висевшую у него на шее поверх камзола, подумал, помолчал, а потом начал говорить мягко и вкрадчиво:

– Мне не нравится твое настроение, девочка моя. Ты молода и красива, но бог явно обделил тебя умом. Я не могу полагаться отныне на твою смекалку, я должен сам четко и ясно рассказать тебе, что в данный момент происходит.

Эвелина с досадой вздохнула и отвернулась к окну.

– Мне все равно.

– Не думаю, – зловеще сказал комтур. – Настало время решать свою судьбу. Послушай теперь, что я тебе скажу. Мне нужна женщина, подобная тебе. Красивая, с хорошими манерами и послушная. Послушная, Эвелина! Мне надоели твои выходки! Ты красива, ты просто сказочно красива, девочка, будь же благоразумна! Еще одна попытка самоубийства, и я отдам тебя ландскнехтам. Ты ведь хорошо помнишь своих друзей-солдат, не так ли? И будь уверена, в этот раз они тебя точно прикончат своей похотью, это будет так желанная для тебя смерть, только смерть тяжелая и постыдная, они будут насиловать тебя до последнего вздоха.

Комтур прочистил горло и снова заговорил:

– Я дам тебе все, что должна иметь девушка из знатной семьи, подобная тебе. Я никогда не соглашусь на выкуп за тебя. Ты или умрешь, или подчинишься мне. У меня уже есть любовница. Мне нужно лишь твое полное послушание и повиновение. Хотя, возможно, иной раз я и захочу получить твое прекрасное тело. Но основное твое назначение будет другим. Ты готова меня слушать, девочка?

Эвелина безразлично смотрела в потолок, но молчала.

Комтур удовлетворенно вздохнул.

– Ну что ж, я счастлив, что ты образумилась. Мне нужна женщина, которая поможет мне укрепиться в Мальборге. Красивая, умная, обращающая на себя внимание. Ты просто создана для того, чтобы мне в этом помочь. Я объявлю тебя своей племянницей и поселю в Нижнем замке. Ты получишь красивую одежду, слуг и сможешь посещать все рыцарские турниры и увеселения в замке. Если ты будешь достаточно ловка и умна, ты вскоре ты займешь место за столом магистра в Большой трапезной рядом с леди Рейвон и графиней Альмейн. Если ты предашь меня, я тебя убью, убью медленно и мучительно, расчленяя твое тело по кусочкам. Если ты начнешь блудить с рыцарями и гостями замка, я отдам тебя в послушницы или – солдатам. Если ты поможешь мне, ты получишь жизнь, достойную такой красавицы, как ты. Легкую смерть, знаешь ли, нужно еще заслужить.

Эвелина невесело усмехнулась про себя. Он был прав – легкой смерти ей теперь не видать. Страшные события последних месяцев ее жизни сделали свое дело. Она чувствовала себя невероятно усталой, усталой и опустошенной, желавшей только одного – чтобы ее оставили в покое. Комтур имел все основания собой гордиться. Ей нужна была передышка, и с хитростью затравленного зверя Эвелина решила выждать, сделать вид, что она смирилась.

Все произошло так, как он и говорил. Осенью того же года, когда комтур был приглашен в Мальборг, Эвелина без сопротивления согласилась поехать с ним.

Солнечным осенним утром редкий лесок на их пути неожиданно заончился, и они очутились на крутом берегу Ногаты, как раз напротиыв легендарного рыцарского замка. Первое впечатление от него было грандиозным. Как только кортеж комтура Валленрода вынырнул из леса, перед ними открылась величественная панорама полноводной, медленно катящей свои свинцовые волны, реки Ногаты. За ней, на фоне предзакатного, красного с синими и желтыми полосками неба, высилось замечательное архитектурное сооружение, созданное руками мастеров могущественного и богатого Тевтонского Ордена крестоносцев – замок Мальборг, представлявший собой огромный ансамбль, располагавшийся уступами на высоком холме. Его основание составляли массивные классические крепостные стены с дозорными башнями и бойницами, окруженные глубоким и широким рвом с водой, подъемный мост был поднят. За ними, уступом повыше, виднелись отделанные знаменитой серой штукатуркой, ставшей архитектурной эмблемой рыцарских строений, стены Среднего замка. И наконец, вершину холма занимал четко выделяющийся, словно парящий в воздухе, строгий изящный силуэт Высокого замка, своеобразного центра рыцарского Города, с небольшим храмом Пресвятой Богородицы, построенным в его стенах, на куполе которого, далеко различимом с расстояния многих миль, виднелось сделанное на золотом фоне мозаичное изображение Святой Девы.

Эвелина вздохнула и отвела глаза. Никто не мог сказать, что принесет ей пребывание в стенах Мальборга. Она ехала туда племянницей гневского комтура Валленрода, а на самом деле являлась его послушной рабой. Панна Эвелина Ставская отныне исчезла навсегда.