Текст книги "Аэротаник"

– Иду вам на встречу, уважаемый, господин… э… Извольте, мы все ждем этой минуты наслаждения, уже, кажется, полузабытой нами, жителями большого города, пронзительности, чистоты и яркости прерывающего наши сновидения звука, ассоциирующегося с лучшими временами нашего детства, с появлением крошечной полоски света на горизонте, окрашивающего белых коней в розовые тона. Да мало ли что еще… Итак, прошу вас. Но прежде, попросим дежурного открыть окно. Вот так.

Свидетель Сундуков повернулся в сторону открытого окна, принял некую определенную позу, очевидно способствующую лучшему воспроизведению задуманного звукового эффекта, замер на секунду, как спортсмен перед стартом, затем набрал в свои дряблые легкие максимальное количество воздуха и, прокричав «ку-ка-ре-ку», дал сам петуха, то есть не совсем справился с задачей.

– Ну что ж, – несколько разочарованно вздохнув, сказал маэстро, – давайте будем до конца справедливы и попросим дежурного еще на некоторое время оставить окно открытым, дабы зафиксировать возможный переполох или хотя бы какую-либо ответную реакцию в мире домашней птицы близлежащих деревень. Прошу зал минуты абсолютного молчания… Вслушиваемся внимательно… Нет, все тихо. Воробьи не в счет. Спасибо. Итак мы убедились в том, что в данном случае музыкальные возможности нашего испытуемого никак не спровоцировали петушиную братию дать нам ожидаемый ответ, то есть птицы не убедились в том, что источник звука в той степени натурален и музыкален, что достоин хотя бы одиночного ответного пения, не говоря уж о той самой цепной реакции, когда один за другим эту короткую музыкальную фразу подхватывают и повторяют представители мужского пола всех окрестных курятников. Люди, каким-то образом знакомые с деревенской жизнью, знают переклички этих ранних певцов не понаслышке.

К великому торжеству прокурора прочие тесты, такие как исполнение с аккомпанементом и без песен «Сурок», «Сулико», «Дима, помаши рукой маме», а также известной композиции Давида Тухманова «Из Вагантов» опять доказывали, что во время той самой встречи свидетеля Сундукова с медведем, очевидно когда-то в начале 30-х годов прошлого века, каким-то образом было повреждено не только левое, но также правое, то есть самое главное ухо. Видимо почва под придавленной медвежьей тяжестью головой была не слишком мягкой и ровной, или в тот момент барабанную перепонку протаранила какая-нибудь острая веточка или сучок. Не смотря на радость прокурора, неудачный результат тестирования озадачил нашего свидетеля и, кажется, даже весьма огорчил.

Кстати, во время попытки исполнения песни «Из Вагантов» произошло некое движение в зале. Дежурная прошла к адвокату Захару Глебовичу и нашептала ему нечто, что заставило его вздрогнуть и покраснеть. Лицо его стало серьезным. Он тут же написал записку и передал ее судье Марье Ивановне Ульяновой, которая, прочитав текст, утвердительно кивнула адвокату. А после окончания тестирования свидетеля еще несколько заключительных слов сказал напоследок прокурор:

– Так вот, друзья мои, я считаю и надеюсь, что в этом убедились и вы, все здесь присутствующие, что причин не доверять показаниям свидетеля Сундукова не существует, и это так же абсолютно доказано, как абсолютно отсутствие у него музыкального слуха. Хотя допускаю, что способности различать звуки, издаваемые различными животными у нашего свидетеля имеются. Но эти способности имеют научные корни и даже наоборот подчеркивают склонность нашего свидетеля к серьезным и конкретным увлечениям, далеким от художественных и, в особенности, музыкально-поэтических, где, согласен, нередко действительность и вымысел, фантазии авторов переплетаются и вызывают некоторые сомнения в достоверности. Но этот человек – Семен Михайлович Сундуков – стоит твердо на земле и показаниям его мы можем на сто процентов доверять. И это, в свою очередь, выбивает тот самый главный камень из основания пирамиды доводов и предположений, построенных защитой обвиняемого, о наличие в океане памяти свидетеля так называемого музыкально-поэтического островка и все, исходящее из этого. Иными словами, тот нечеловеческий вопль жертвы маньяка, прозвучал именно в реально существующем мире, а не был плодом воображения якобы излишне впечатлительного от своей музыкальности свидетеля, живущего будто бы отчасти в своем внутри построенном сказочно-музыкальном мире. Считаю, что с доказательством вины Царькова Владимира Евгеньевича на основании показаний потерпевшей и свидетеля, кажется, все. Мы этот вопрос решили.

– Нет, не все! – раздался властный протест. Это прогремел голос адвоката Цветкова.

– Как это, не все, ведь музыкальные тесты доказывают… Подтвердите, Максим Петрович.

– Вы совершенно правы, Константин Несторович. Нет слуха и вообще ни малейшей тяги к музыкально-поэтическому творчеству. – поддержал прокурора маэстро.

Но вновь прозвучал голос адвоката:

– Вопрос не решен окончательно, ибо не все свидетели опрошены. Я только что получил разрешение от Марь… от ее чести председателя нашего сегодняшнего судебного заседания судьи Ульяновой Марьи Ивановны пригласить в зал и заслушать еще одного свидетеля.

Прежде, чем открылись двери, чтобы впустить непредвиденного нового участника процесса, зал успел ахнуть от этого неожиданного поворота событий. Ведь казалось, все уже доказано. Появление нового лица в судебном процессе обещало еще больший накал страстей и снова как бы отбрасывало достигнутое куда-то в обратном направлении, ближе к точке отсчета. Вошедший был в рабочей форме, а именно во фраке и белых панталонах, заправленных в высокие блестящие сапоги. Волосы свидетеля тоже блестели и были черны, будто начищены заодно с сапогами, а возможно намазаны каким-то специальным маслом. Вряд ли коровьим. Все-таки мы современные люди, и наши парфюмерные магазины не так пусты, как раньше. Усы свидетеля, однако, были чуть рыжеваты, но закручены не хуже, чем у Сальвадора Дали, хотя и не такие уж чересчур длинные. Итак, стройный и не старше сорока лет этот человек с неким шармом, будто актер театра или артист цирка, появился в зале судебных заседаний. Собственно он и был артистом цирка, причем не каким-нибудь там клоуном или жонглером, а самым настоящим укротителем хищных зверей. Последнее доказывало также наличие в его правой руке длинного хлыста. Левая конечность тоже не болталась без дела – длинные и тонкие пальцы с розовыми ногтями сжимали пару белоснежных перчаток. На лице Марьи Ивановны, когда она увидела хлыст, тотчас появилась тень нерешительности. Она быстро заглянула в какие-то бумаги и тотчас остановила вошедшего свидетеля на полпути:

– Простите, не могли бы вы дать описание данному предмету – тому, что вы принесли с собой. Можно ли его по какой-либо классификации отнести к холодному оружию? А то с этим нельзя сюда…

– О, не беспокойтесь, и прошу прощения – прямо из клетки сюда, даже переодеться не имел никакой возможности.

При этих словах Вова насторожился. С тревогой в глазах он стал оглядывать решетку своей клетки и метать взгляды на укротителя с его орудием труда.

– Готовим, знаете, новый номер с тиграми ко дню милиции. Я в нем буду как бы работником ГАИ, регулировщиком движения, а тигры будут ходить и выполнять правила дорожного движения, останавливаясь у светофора и повинуясь знакам регулировщика. Мы вообще задумали переделать ручку этого хлыста на полосатую палочку регулировщика, но только полоски будут не черно-белыми, а похожими по цвету на шкуру тигра. Не правда ли, оригинально? А пока вот временно этим, обычным хлыстиком пользуюсь. Можно оставить вот здесь… Ой, ужас! Тут ведь милиция и как всегда не дремлет, а я-то по неосторожности такую тайну раскрыл. Я прошу вас, молодой человек… Вы поняли? Ради бога, пощадите, не разгласите коллегам. Такой сюрприз готовим…

Найдя подходящее место у колонны и аккуратно, чтобы не упал, прислонив к ней хлыст, укротитель добрался-таки до предназначенного свидетелям места. Затем он профессионально поклонился залу – левой и правое его половинам, отдельно судье, адвокату, кивнул прокурору, выпил из графина водички и, промокнув белой перчаткой влажные губы, наконец, произнес:

– К вашим услугам.

Покончив со всеми необходимыми формальностями, судья, наконец, дала возможность адвокату опросить свидетеля, который представился работником цирка Власовым Леопольдом Тимофеевичем. Адвокат Захар Глебович с энтузиазмом соскочил со своего места и тотчас приступил к делу:

– Итак, мы только что побывали в филармонии, а теперь у нас появилась уникальная возможность посетить наш знаменитый областной цирк, не отходя, так сказать, от кассы. Хе-хе. Это, естественно, легкая ироническая шутка, ибо импровизации такого рода благоприятно воздействуют в ситуациях, когда перед нами, уставшими путниками, появляется свет в конце тоннеля, и, казалось бы, достаточно сделать один шаг, но… вдруг зажигается красный свет или перед нами неожиданно встает строгая фигура регулировщика, которая, подняв свой полосатый жезл, останавливает все наши надежды пробиться тотчас, сию минуту к свету, к теплу, к спокойствию. В таких ситуациях нельзя падать духом, и юмор, к счастью, нас поддерживает в этом. Но, в действительности, наш зал, если и можно назвать туннелем, то только в поэтическом сравнении, и здесь, кроме этих ламп, свисающих с потолка, мы не видим никаких иных электроосветительных предметов, предусматривающих в своей конструкции наличия ламп трех оттенков и цветов, чем можно было бы компенсировать отсутствие классического светового прибора – неотъемлемой и незаменимой части всей электронно-световой системы улиц больших городов, в том числе и нашего областного центра, то есть, я имею ввиду так называемый светофор, в частности, его красный свет, появляющийся, как правило, сверху над двумя остальными – желтым и зеленым. Итак, нас не остановил светофор, но зато, в этом зале появился он – регулировщик, который, как мы только что успели удостовериться, пришел, чтобы заменить отсутствие красного света своим телом, своим жезлом, пока еще не слишком напоминающим знакомый всем автомобилистам полосатый предмет, но даже в таком виде, в руках этого человека, он останавливает наши наивные надежды и поиски легкой сомнительной правды, и как бы заявляет: это еще не конец, это еще не та самая истинная правда, которой мы добиваемся. Извольте остановиться и пропустить тех, у кого тоже есть право. Однако, оставим пока все наши представления о работе уважаемых коллег из областной милиции, в частности тех, кто, увы, должен бы получать за вредность молоко, однако почему-то не получает и ради нашей безопасности – всех нас пеших и находящихся в средствах передвижения, вынужден часами вдыхать газы, исходящие из выхлопных труб автомобилей и прочих средств передвижения с двигателями внутреннего сгорания. О, если бы по нашим мостовым по-прежнему курсировали экипажи. Но, увы, улицы городов уже много десятилетий выглядят и пахнут иначе. Оставим на минутку эту тему, ибо есть у нас не менее опасные профессии, также важные и необходимые людям, например, уставшим от серьезных проблем и нагрузок рабочих будней, ищущих возможностей для совместного с подрастающим поколением времяпровождения в свободные от работы и учебы дни. Я, кстати, не имею ввиду театр или оперу ибо мы говорим об опасных профессиях. Да, это очень важные храмы искусств. Но дети… Что с ними поделаешь. Они хотят зрелищ, демонстрации силы и ловкости. Смелости, наконец. То округлое здание на площади Революции манит. Это чувство передается даже взрослым. И вот, рабочая неделя позади, детские и взрослые руки, чуть влажные от предвкушения грандиозного праздника, сжимают драгоценные билеты. Очередь медленно движется к заветной цели. Наконец напряжение в мышцах падает, как только усталые спины получают опору от своих законных мест в зале, а ноги расслабляются. Еще некоторое время шум, движение в зале. Но вот что-то происходит со светом, там внизу все освещается еще ярче и сильнее, а все остальное погружается во мрак. И лишь опоздавшие наступают нам на обувь, торопятся, скорее, скорее. Звучит Дунаевский. До боли знакомые звуки. Ну наконец-то – начинается представление. Нет, не волнуйтесь, мое вступление не затянется, ибо нас интересуют только номера самые зрелищные – с тиграми и львами, которые, мы уверены, сейчас, в данный момент не задействованы в работе, лежат, отдыхают, ибо никто не возьмется их потревожить кроме… Да, этот человек, представитель героической профессии здесь, рядом с нами и хочет нам помочь, ибо в тот самый день, когда тишину темного сквера нарушил чей-то пронзительный крик, он оказался там, в чаще березок, недалеко от озадаченного странным воплем нашего свидетеля господина Сундукова. О, да. Я готов, как адвокат, признать преувеличенными свои первоначальные подозрения насчет излишней поэтическо-музыкальной впечатлительности первого нашего свидетеля и склонности его воспринимать мир через призму иллюзий и переживаний, оставшихся в прошлом, на островках его впечатлительной памяти.

После этой произнесенной фразы раздались два-три хлопка, принадлежащие ладоням обвинительной стороны. Судья строгим взглядом остановила несерьезное и поспешное это выражение торжества прокурора. Слегка вздрогнув и остановившись буквально на долю секунды, адвокат продолжил свое выступление:

– Да, еще раз повторяю, господин Сундуков действительно не ошибся, услышав странный вопль, исходящий из чащи сквера. Новый наш участник заседания, только что прибывший свидетель Власов, готов подтвердить, что источник звука родился в нашем реальном мире, ибо был услышан им также.

– Должны ли мы понимать, – встрянул без разрешения прокурор, – что данное вами заявление… То есть, что вы, то есть защита, признали поражение в нашем поединке с выяснением обстоятельств происшедшего, подтвердив, в частности, что нечеловеческий крик потерпевшей имел место и это автоматически подтверждает всю глубину и силу той стрессовой ситуации, что в свою очередь доказывает наличие преступления со стороны обвиняемого, сидящего по ту сторону решетки, сломать которую защите не удалось. Так что оказаться с обвиняемым по ту сторону увы… Возможно, укротителю это было бы… Нет, простите, воздержусь от шутки. Не та ситуация.

– А вы, уважаемый коллега, попробуйте сами расспросить поподробней нашего нового свидетеля и, возможно, что-то новое и интересное для следствия выяснится. Я готов вам предоставить эту возможность, хотя мог бы сам…

– Извольте. Я с радостью. И если суд разрешает…

Марья Ивановна легким кивком головы дала добро и прокурор приступил к допросу свидетеля.

– Итак, уважаемый Леопольд Тимофеевич, спаситель наш. Замечательно, что вы появились здесь у нас, в самый, так сказать, горячий момент и, как я полагаю, готовы рассказать о том дне, который был счастливым днем для героя романа известного писателя Даниеля Дефо, бородатого Робинзона нашего Крузо, но, увы, не для этой потерпевшей, ибо сидящего за решеткой она никогда не назовет своим другом и не даст ему имени Пятница, а если и назовет так, то, вопреки нашим литературным ассоциациям, навсегда привьет этому имени негативное значение, наперчив горечью своих переживаний и оросив солью нескончаемых женских слез. И ни капли иного вкуса, ни сладости, ни привкуса пресной дождевой воды. Однако, в ту пятницу вовсе не моросило, наоборот скупые лучи солнца одним грели мудрые безволосые головы, другим, увы, мутили рассудок. А вот вы, уважаемый господин Власов, тоже, как мы изволили узнать, не равнодушны, оказывается, к этим последним теплым дням и солнечным лучам того самого бабьего лета, о котором в недалекие шестидесятые модно было петь и складывать стихи. А у иных с годами лучшие и любимые песни, по мнению моего коллеги, оставляли в памяти светлые воспоминания, целые острова песен и слов… О да, конечно, речь уже не идет о нашем уважаемом господине Сундукове. Этот вопрос исчерпан. Итак, вы, словно Евгений Онегин, любивший с детства прогуливаться по летнему саду, шли по аллеям нашего сквера, не торопясь, радуясь своему одиночеству и тем самым теплым желтоватым лучам главного светила нашей звездной системы. И вы радовались этой минутке отдыха на природе, устав, что естественно и понятно, от сотен сверлящих вас глаз зрителей, их восторгов и аплодисментов.

– Насчет «прогуливался в одиночестве» как бы не совсем правильно.

– О, прошу прощения, естественно. Конечно, верная супруга или невеста. О да, это мы понимаем.

– Видите ли, насчет невесты или супруги – тоже как бы…

– Ну да, что же тут удивительного. Товарищ по работе, сосед… Разговоры о политике, о новых марках автомобилей и последних достижениях наших спортсменов.

– Тут, простите, несколько о другом, не то чтобы товарищ…

– А, понял. Очень близкий друг. Нет, это мы тоже допускаем. Более пикантные отношения. Это нормально, не наказуемо более. Марья Ивановна не даст соврать, не существует уже такой статьи…

– Простите, я не совсем вас… И вообще тут не о человеке речь…

– Ах, как же это я сразу… Прошу прощения, что это я вдруг… Ну да, действительно, друг человека. О, нам господин Сундуков буквально только что прекрасно описал всю ситуацию. Необходимо выводить, прогуливать и, добавлю от себя, вообще пытаться обучать командам, лапу подавать, бегать за брошенным предметом, например, продолговатым куском дерева, который подбирается специально по размерам пасти животного. А некоторые даже газету носят в зубах, пока идут с хозяином от киоска к дому. Да, действительно…

– Должен извиниться, но я не об этих самых…

– Не об…? Конечно, конечно. Ведь если взять тех же тигров, которые так дороги нашему свидетелю, ибо являются неотъемлемой частью его нелегких рабочих будней, то кто же ближе по родству с этими полосатыми красавцами – уж, наверно, не те что будят соседей своим лаем, особенно если в небе полнолуние, и сквозь незадернутые шторы просматривается желтый светящийся диск, вызывающий, впрочем, необъяснимые реакции иной раз и у нашего двуногого собрата, особенно если он неравнодушен к какому-либо иному лицу, как правило, представителю противоположного пола? Или все ж таки речь, согласимся, тут идет о явных родственниках этих африканских или азиатских животных, которые хоть и не такие огромные и, в определенные моменты, не такие свирепые, а даже, наоборот, любящие ласку и, скорее, мурлычащие, чем рычащие, но однако же явно похожие на своих собратьев – оставшихся в своем развитии в таком виде, как, возможно, миллион лет назад. Так, значит, вы прогуливались с вашим ласковым и пушистым…

– Если вы насчет котов, то я бы сказал, что это тоже не совсем…

– Простите, но тогда я решительно затрудняюсь… То есть, понял ли я правильно, что у вас, как у профессионального укротителя зверей, в доме проживает более экзотический представитель фауны, чем стандартные лающие и мяукающие… Однако, любопытно узнать…

– У меня, видите ли, дома есть только хомячки, других нет. Двое их – мальчик и девочка. В разных клетках живут, чтобы не очень-то размножались, а то, знаете, некому потом доверить, отдать в хорошие руки.

– Гм, ну что ж, вот и прояснилось. То есть вы в ту злополучную пятницу прогуливались со своими домашними питомцами и… Однако как, с ошейниками и на поводке, что ли? Ну что ж, допускаем, но как-то, однако, странно…

– Нет, что вы, какие там ошейники, я их даже из клетки редко выпускаю, только когда опилки сменить надо, перекладываю в коробку из под туфлей. А на улицу – нет. Опилки я, кстати, на работе беру, у нас этого – завались.

– Тогда, я снова в тупике. Вы прогуливались, не один, но с кем, простите, если не с хомячками?

– Видите ли, это как бы связано с работой, но мне не удобно об этом…

– Что?! То есть, правильно ли я понял, что вы брали на прогулку… э-э-э… как бы тигра… Но ведь это, простите, небезопасно и вообще…

– Ну, что вы, речь идет не тиграх. Но мне, право, не хотелось бы предавать огласке, ибо моя репутация и имидж могут несколько пострадать. Обязательно продолжать?

– Ну, милейший, посудите сами, – несколько растерявшись продолжил прокурор. – Ведь вы же свидетель, и вам положено…

– Видите ли, не секрет, что многие представляют нашу профессию этакой элитной, высокооплачиваемой – ах, работа в цирке, поездки за рубеж, доллары с фунтами и даже стерлингами. А тут концы с концами не сводишь. Приходится подрабатывать, чем можно. На тиграх и львах далеко не уедешь. Вот ведь какая ситуация.

– Ну, так что же, продолжайте. Я, надеюсь, присутствующие здесь вникнут в ситуацию и ни в коем случае не предадут огласки возможные пикантные детали, которые могут каким-то образом повлиять на репутацию нашего свидетеля у зрителей. Но, я думаю, ваши опасения напрасны. Здесь, в этом зале, сидят взрослые, серьезные люди. Нас интересует исход данного процесса, а не аспекты вашей цирковой деятельности. А если мы и коснемся их, то только в той степени, чтобы пролить свет на произошедшее в тот злополучный день. Ну, хорошо, опустим то, что вас так тревожит. Пока. Допустим, вот вы идете по скверу. Теплые лучи, исходящие с неба, настолько прямы, что кажется, будто они образуют струны между вами и светилом – этакая лира. Ваши черные волосы блестят от их прикосновения. Но мы пока решили не опускать глаза ниже, чтобы, не дай бог увидеть то существо, имя которого, как мы знаем, не тигр и не кошка, не собака и не хомячок. В этом мы уверены. Но сонм возможных животных или птиц нескончаем, скажете вы, здесь сидящие, и это подтвердит наш главный консультант – свидетель Сундуков. Однако, мы дали слово пока не касаться этой темы, если ход нашего следствия не заставит пойти на этот шаг – отказаться от нашего обещания. Итак, лучи солнца прикасались также к нему – существу, о котором пока наш свидетель получил разрешение не сообщать суду. И вот, прогуливаясь, вы вдруг слышите за чащей сквера крик, пронзительный, полный страха и отчаяния. Пожалуйста, продолжайте. Опишите, ведь так это было?

– Должен несколько подкорректировать ваше предположение, поскольку слово «за чащей» здесь явно лишние. Крик, видите ли, родился на моих глазах, рядом со мной.

– Что? О боже! Поняли ли мы вас правильно? Вы все видели, были свидетелем непосредственным, то есть, возможно, оставались малоразличимым в тени кустов и деревьев. Ну что ж, это меняет дело. Это важное свидетельство, укрепляющее позиции обвиняемой стороны. Итак, продолжим. Вот вы видите эту сцену, описанную потерпевшей и слышите этот душераздирающий крик, напоминающий, по словам эрудита Сундукова, брачный зов такого экзотического животного, как осел дикий или, на худой конец, домашний, но исходящий из уст потерпевшей нашей госпожи Сидоровой Людмилы Григорьевны.

– Дело в том, что звук, раздавшийся в тот момент, или вопль, как бы не совсем ей принадлежал, а правильнее – вообще к ней не имел никакого отношения, так как никакой Людмилы Григорьевны я не видел рядом, но отчетливо помню и знаю, из чьих уст вопль раздался.

– Ах, вот как? Печально… То есть, еще один неожиданный поворот, так сказать. Вы, как я предполагаю, вздрогнули и ваш спутник, возможно, встрепенулся.

– Да я привык уже к таким воплям, а спутник… Что ему, ежели он сам как бы… ну, является источником… Надеюсь, вы понимаете?

– Признаться, было бы нечестно с моей стороны утверждать, что данный расклад событий и фактов каким-либо образом проливает свет и, в частности, позволяет сделать выводы из того, что мы имели честь только что услышать из ваших уст. Но, простите, в данной ситуации суд вынужден все-таки прояснить вопрос с вашим спутником, будь он человеческой природы или представителем фауны, а возможно и какое-нибудь техническое средство, что вы изволили образно назвать спутником, вас сопровождавшим во время прогулки. Ну что ж, придется полюбопытствовать, что же это за прибор такой, способный издавать мощный звук и который по образу и подобию ваш коллега господин Сундуков изволил сравнить с воплем дикого осла.

– Дело в том, что это… это действительно был… осел, и именно с этим животным я и прогуливался по скверу.

После «осла» зал воскликнул «ах», а Константин Несторович, прежде чем продолжить, вынужден отойти к своему столу и выпить стакан воды, которая уже перестала быть прохладной и была паршивой на вкус. На коллегу защитника он старался не смотреть, чтобы не видеть возможного выражения лица, но догадывался, как оно выглядит. Хотя все же мельком попробовал взглянуть на адвоката, но только сквозь воду и стеклянное дно стакана, дабы увидеть его в таком вот переломленном виде, но стакан был старым, граненным, и прокурор увидел только какую-то мозаику, даже будто бы красивую из-за сверкающих ламп, хотя и не пойми что. К сожалению, никакого нормального желаемого уродства, как в кривом зеркале, не получилось. Наконец к прокурору все-таки вернулась способность говорить.

– Однако. Да-с. Впрочем, надо бы уточнить. То есть, если мы верно поняли, вы прогуливались по скверу не с тигром, не с хомячком, а с собственно ослом. И что, это был дикий или домашний осел, позвольте полюбопытствовать. И вообще, в наших краях… ослы… Это ведь, я не знаю… Ах да, конечно, цирк. Я правильно понял?

– Да, ваша честь. Вынужден признаться в том, что в целях сведения концов с концами в свободное время беру дополнительную работу, прогуливаю осла. Хотя, должен подчеркнуть, что никакого отношения к моему номеру с тиграми это животное не имеет, а работает с клоуном Нечипоренко. Но, видите ли, в данный момент он с внуком должен сидеть и не имеет возможности выводить животное на прогулку. Вот я и согласился. И не от хорошей жизни, понимаете ли. Стыдно, лицо прикрываю воротником, чтобы люди не узнали. А что касается самого животного, то это бывший дикий осел, пойманный служащими войск четыре года назад где-то в горных лесах Кабардино-Балкарии и, пройдя различные этапы, попавший в наш областной цирк. Но это длинная история. Теперь осел, естественно, ручной, позабывший все виды агрессии. Однако с криком его ничего поделать мы не можем. Кричит, как зарезанный. Ему бы ослиху…

Вдруг в зале раздался некий шум и движение. Это поднялся со своего места первый свидетель – Семен Михайлович Сундуков:

– Вы слышали, господа? Дикий осел! А что я говорил, ваш покорный слуга? Ведь мы чуть не остались без подтверждения моей теории, а это все равно, что умереть и не узнать, кого рожает твоя супруга. Уважаемый, вы продлили мне, старику, жизнь, как минимум, на двадцать лет. Нет, не зря существует в мире моя скромная эрудиция. Кому-то это должно было принести пользу. О, знал ли я тогда, в тот зимний вечер 1977 года, когда переходил от лошадей диких и домашних к теме «ослы домашние и дикие», читая запоем все, что мне попадалось под руки. О, я помню этот сыроватый запах страниц старой советской энциклопедии и всех тех брошюр, которые я по-нескольку раз перечитывал, сидя в холодном читальном зале библиотеке имени Добролюбова. Кстати… Хотя нет, я не об этом. И потом эти звуковые приложения на гибких пластинках со звуками различных животных, это я все помню, прослушивал целыми днями. Круг, как говорится, замкнулся, господа ибо…

– Простите, уважаемый свидетель, – остановила вовремя старика Марья Ивановна, – все это чрезвычайно важно и интересно, но вынуждена вас прервать, так как необходимо продолжить судебное разбирательство…

– Да, почтеннейшая, я в вашей власти. Скажу только одно и совсем вкратце. Не смотря на то, что мы ведем речь о тружениках южных наших провинций, а также диких их собратьях – так называемых ослах домашних и, соответственно, диких, и в частности о способности этих удивительных животных, не смотря на свой небольшой, по сравнению с лошадью, даже зеброй, рост, издавать звуковые сигналы, сравнимые только со звуками неживой природы, как например, гудок или, как его еще называют, свисток паровоза, который помнят люди моего поколения, а современная молодежь только понаслышке или также благодаря наличию телевидения и кино, которые, к счастью, дают им все же представление о временах навсегда уже ушедших, к великому сожалению их родителей и дедушек с бабушками, хотя многое в технических средствах, в частности средствах передвижения, осталось приблизительно на прежнем уровне, лишь в какой-то степени модернизировано, как например плавучие средства, издающие и поныне гудок весьма громкий, с чем мы также можем сравнить поведение ослов, в частности способность их издавать не менее значительные по своему уровню и количеству децибелов, звуковые эффекты, но все же, хотел бы привлечь ваше внимание на то, что любимой моей темой, должен вам признаться, был и остается зверь хорек, его повадки, образ жизни, принципы размножения и так далее, и если суду понадобятся мои познания по этому важному вопросу, то я к вашим услугам, причем не только в рамках данного процесса, но и, при необходимости, в других судебных разбирательствах готов на себя взять почетную обязанность выступить как консультант-знаток всех аспектов, связанных с поведением одного из самых интереснейших и загадочных обитателей лесных чащ нашей необъятной родины – хорька, ибо…

– Спасибо уважаемому свидетелю, – успела Марья Ивановна воспользоваться легкой старческой одышкой свидетеля Сундукова и не дала довести его мысль до точки, – мы непременно воспользуемся вашими бесценными знаниями. Увы, существует регламент, и мы должны закончить наше дело. Есть ли у защиты какие-либо вопросы к укро… к свидетелю Власову?

– Разрешите только расставить точки над и, – бодро вскочил с места адвокат Цветков. – В действительности особой заботы по поводу опроса данного свидетеля у защиты, как вы понимаете, нет, ибо интересующие нас вопросы всплыли на поверхность благодаря усилиям моего коллеги, впрочем вопреки его собственным ожиданиям. То, что всплыло – это словно рыба, лишенная жизни неким браконьером, в тайне от рыбнадзора бросившего динамит в озеро, и таким динамитом в нашем с вами процессе действительно стал факт существования у нас в городе животного под названием осел дикий, ныне не только прирученного, но и обученного, как мы знаем, нашим уважаемым клоуном Нечипоренко, который, к слову сказать, буквально недавно был награжден памятной медалью за успехи в творческой, в частности цирковой деятельности. Но мое личное мнение – этот человек заслуживает больше. Увы, это не входит в сферу моих возможностей, иначе я лично был бы готов также и нашему уважаемому свидетелю господину Власову, бесстрашному творческому работнику, зарабатывающему свой хлеб не в кабинетах, а так сказать, на фронте культуры, в самом опасном из всех ее участков, дать звание народного артиста России и собственноручно приколоть к его груди соответствующий нагрудный знак, подтверждающий данный, присвоенный ему, титул, за то важное сведение, которое, еще раз скажу, сыграло роль динамита и заставило всплыть эту мелкую рыбешку, имя которой сомнение и фальшь. Увы и ах, такими полномочиями, как министр культуры или президент, ваш покорный слуга не наделен, но мы надеемся, что об успехах нашего цирка узнают соответствующие органы высших инстанций культуры и примут необходимые меры, не позволяющие предать забвению деятелей культуры такого масштаба, как наш бесстрашный, но скромный слуга циркового искусства – Власов Леопольд Тимофеевич, не постеснявшийся, к слову сказать, помочь своему коллеге клоуну Нечипоренко, тоже заслуженному человеку, в уходе за животным простым, менее агрессивным и экзотическим, хотя и бывшим диким – ослом, у которого, как я только что выяснил, есть, оказывается, имя. А зовут этого, тоже своего рода героя – осел Петрович. Это, прошу учесть, собственно имя, а не отчество, как может показаться на первый взгляд. Этим животные от нас, людей, и отличаются, что в выборе имен нет таких сжатых границ, правил и традиций, в том числе религиозных, как в нашем человеческом обществе, и если бы ослу дали имя, ну, скажем, Родриго, Дан Чун Иль или вообще прозвали бы чем-то нелепым – Шайбой, Чемоданом, даже Электрокардиограммой, наконец, то у властей к этому выбору не появилось бы никаких претензий, в отличие от нас с вами, имеющих паспорта, свидетельства о рождении, крещении и так далее. Хотя казусы встречаются и в нашем сознательном и бюрократическом человеческом обществе, я имею ввиду весьма и весьма странные имена и фамилии типа Добрый Вечер и так далее. Ну так вот, вывод напрашивается такой, что страдания потерпевшей перестают быть в нашем юридическом понимании страданиями как таковыми, ибо пресловутый вопль, крик помощи, как угодно, не имел место в данном случае. Не было его. Не было, как образно можно было бы сказать, симптома опасности заболевания или приступа, а точнее был симптом, но не имел отношения, к данному случаю, к данному больному, а связан был с другим субъектом, из другой палаты. А если быть еще более точным, то с другим субъектом из соседней клиники – ветеринарной, возможно находящейся тут же рядом, отделенной плохо изолирующей звуки стеной. Да, мы, как врачи или дежурные медсестры, сидящие в отдалении, могли поначалу и ошибиться, вбежать так сказать в другую палату – нашего отделения, погрешить на своего пациента, но такие недоразумения, хоть и опасны, в короткий срок проясняются, и все встает на свои места. Благодарю вас.