Текст книги "Эйвели. Часть первая"

Когда же вошёл Онен, оставалось от Пылающего уже немного, ибо взял эохтин его почти всего, и не было у него даже силы на крик. Тогда бросился Онен на грудь другу своему и умолял его не оставлять его, попрекая его данной клятвой. Пылающий же лишь попросил воды. И дал ему Онен воды и в великом волнении пролил её, и тут же взялся отереть её, и приблизился к Пылающему и прикоснулся к нему, и так открылось ему, что друг его – не муж, но дева. Тогда же снял Пылающий двурогий шлем свой и освободил непокорные кудри свои, и узнал Онен Элигрен в истинном облике её, и поразил сердце его Свет глаз её, и не желал больше он утраты его. И взял Онен сердечного друга своего за руку и скинул оковы робости своей, и устами своими примкнул к устам Элигрен, и так проводил Свет из глаз её, а потом упал на грудь её и омыл слезами своими, ибо не обнаружил дыхания в ней.

Всякая смерть – есть усекновение Света. Так сворачивает Свет от прежних глаз на дорогу свою. Но не рассеивается, нет, не умирает, но предстаёт лишь перед другими глазами. Нам же остаётся умножать его. (8)

^{(8) L. I. I. V. E. 51:13}

Не магией и не силой был одарён Онен Создателем земли и неба, но верным сердцем и светлой Любовью. По силе её и Свету её нашёл дух Элигрен дорогу в обитель свою и нежностью поцелуя одолел всю власть эохтина. И так вернулся Свет в глаза Элигрен и дыхание жизни в грудь её. И обрели они с Оненом друг друга в объятьях своих. С тех же пор остался у Элигрен шрам над сердцем в напоминание о той стреле с эохтином и силе чистого поцелуя. Тогда же послали они весть во все концы и пределы о свадьбе своей и не желали медлить в том ни дня, ни минуты.

И собрались в замке Элигрен люди народа Лирнена, и Орд, брат его, и сам Лирнен, отец его. И многие из тех, что знали Элигрен по делам её. И многие из тех, что знали Элигрен по рассказам других. И многие из тех, кто был из народа её. И пришёл на праздник род её. Никто же из них не мог узнать её, ибо с того дня, как оставила Элигрен Светлый Дом, просиял Свет истинный на лице её, и не мог никто отвести глаз от неё, ибо миром своим и радостью своей покорял тот Свет и освещал всякого, и не было среди собравшихся никого, кто сравнился бы с Элигрен в строгости и благородстве Света её – силы подлинной её красоты. Ею же поражён был и Финиар. И так был праздник. И узнали эулиен Светлого Дома, что все эти годы слышали истории о дражайшей своей Элигрен, но не узнавали её. И узнал Онен, что получил в жёны деву из народа эулиен, из рода Эйвели. И узнали все собравшиеся о силе Любви юной эу и человека, ибо не умели они скрыть её, и Светом их наполнился мир. Тогда же был двадцать один её год светлейшей Элигрен, и, по словам Финиара, соединившим её с возлюбленным мужем её, исполнилась она своим знанием. И на следующий день вернулись они с Оненом в Светлый Дом, как и положено, и поселились там, подле Фиэльли. И вернулись улыбки на лица эулиен Светлого Дома, и наполнились покои его смехом их. И привела Элигрен с собой верного Хорнма, и приняли эулиен его как друга своего, а позже привёл Хорнм в Светлый Дом и невесту свою, и сам Финиар сочетал их, и остались они среди эулиен, где и прожили жизнь и скончались в мире.

Тогда же, по свадьбе Пылающей, пришла своенравная Кихин, дочь Седби, к Элигрен, сопернице и погодке своей, и вызвала её на поединок, дабы узнали они, кто из них искусней в бою и достойней. И собрались все, чтобы узнать это. И ожидали прекрасного боя, но верным словом своим успокоила Элигрен буйный нрав сестры своей и усмирила её. И была Кихин по-прежнему горда и светла, как если бы одержала победу, а Элигрен удалилась с миром, избежав боя. И видел это Финиар и слышал и сохранил в сердце своём. С того же дня именуют Кихин первейшей из красавиц Светлого Дома. С того же дня укрепляла Элигрен в Свете все взоры, устремлённые на неё. Но лишь в те дни, что оставалась там, ибо, истинная дочь рода своего, не отвратилась Элигрен от пути своего и не оставила его. И лишь прошло три дня, как стала она женой Онену, человеку, облачилась она в прежнюю одежду свою, и нашёл Финиар дражайшего мужа её на башне, ожидающего возвращения возлюбленной эу.

Звенье тридцать восьмое. Амахейлах и Халму

Была Амахейлах рождена от Фьихлие, дочери Эликлем, дражайшей дочери Финиара, и от светлейшего мужа Фьихлие Анаиля, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме. И было это так. По великой Любви своей и светлейшей нежности её взялись Фьихлие и Анаиль за руки, и взгляды их, исполненные Света, улыбались друг другу. Тогда же исполнилось чрево Фьихлие радостью, и так был у неё ребёнок от Анаиля. И родила она в срок дочь, что была подобна утренней заре, и, взглянув на неё, нарёк её Финиар Амахéйлах [Amahéylah], Великое торжество, Победа, Праздник. И исполнились слова его, и великой радостью заблистали сердца отца и матери пришедшей в мир эу.

Росла Амахейлах в Любви и заботе рода своего, исполненная почтения к старшим и заботы к младшим. Многие искавшие утешения приходили к ней и по доброте и полноте сердца её находили его. Подобно Эликлем, взялась Амахейлах учиться лекарству и всячески прислуживала недужным в пределах Светлого Дома и вне стен его. Когда же исполнилась она знанием, взял её Итерлен под опеку свою, и так стала Амахейлах помогать недужным и раненым в лагере Седби, когда муж Эликлем пребывал там. Многим эулиен и людям помогла Амахейлах заботой своей, и ценили её все за кротость её и бесстрашие, ибо хоть и не было оружия в руках её, было в груди её сердце воина. И был тот воин суров и непреклонен в битве с чужой смертью, пришедшей до положенного ей срока.

Случилось же так, что отгремела битва между войском Седби и арели. И много бессмертных, в желании истребить эулиен принявших плоть, в час битвы было убито и ранено. И обходила Амахейлах поле брани и искала признаки жизни в лежащих на нём, ибо, как и всякая душа, посвящённая исцелению, не знала и душа эу ни врага, ни друга, но лишь того, кто нуждался в заступничестве от смерти. Тогда же нашла она одного из арели, что был более мёртв, чем жив, ибо тяжела была рана на груди его, но едва увидел он эу – отвернулся от неё, ибо не желал ни помощи, ни жалости. Опустилась Амахейлах тогда рядом с ним и спросила его, не отвращает ли он лицо своё от неё от страха? И смотрел на неё арели сурово, но прямо, хоть и ответить не мог. Тогда подняла его Амахейлах и положила его на телегу, и привезла в шатёр свой. Когда же коснулась она раны арели, остановил он руку её. И спросила тогда эу воина, уж не боится ли он боли, раз останавливает её? И отпустил арели руку её, и обработала Амахейлах рану арели. Но по тяжести раны той не смогла она оставить воина того и до ночи пробыла с ним, удерживая жизнь в теле его беседой и скрытой молитвой. И слушал её арели, и хоть лицо было его сурово, видела Амахейлах, что слух и взор сердца его обращены к ней, ибо рассказывала она ему истории о битвах и приключениях из тех, что знала или вдруг сочинила сама, дабы ободрить воина. И когда зажглись на небе первые из звёзд, коснулась тень улыбки лица арели, и смерть, изумившись вместе с ним, отступила от него. Тогда же спросил он эу, что сделала она с ним? Амахейлах же не знала ответа. Тогда поднялся тот арели и оставил шатёр её, и хоть был ещё слаб, ушёл и вернулся в предел свой. Амахейлах же до Ирдиль молилась о том арели, ибо пусть и изумлённая, но верная смерть ещё шла за ним.

И был новый день через долгое время после того, и была Амахейлах уже сильнее в искусстве своём, чем прежде, и многие из юноши эулиен ловили взгляд её в Надежде, что зажгут искру Любви в сердце её. Но в странных рецептах и горьких травах хранила его Амахейлах вдали от всякого взгляда. И снова была битва арели и эулиен. И много было убито и много ранено. И трудилась эу и те, что прислуживали ей и учились у неё. И ушла в трудах своих Амахейлах далеко за поле и холм, ибо увидела след крови, что вёл в рощу, и по цвету её поняла, что надлежит ей идти в рощу, дабы найти там мёртвого или идущего к смерти. В роще же замолкли все птицы, и не дрогнуло ни листа в зелёных кронах. Но появился арели и мечом принудил эу молчать и следовать за ним. По шагу же его и дыханию поняла Амахейлах, что его кровь привела её в рощу, и отказалась следовать за ним, пока не остановит кровь его и не стянет рану его. Тогда же обернулась она и узнала прежнего исцелённого своего, и он узнал исцелившую его. И хотел он прежде доставить юную эу к владыке своему, но не по слабости раненой плоти отказали ему в повиновении члены его, и встал он, и замер, и не мог сделать и шага. Тогда подступилась к нему эу, но была остановлена мечом арели. И спросила его Амахейлах: не боится ли отважный арели остаться без историй её на этот раз? И опустил арели меч и повиновался эу. И уложила она его на мох и травы, и извлекла осколки из ран его, и остановила буйную кровь его, и стянула раны его поясом платья своего, и пока трудилась над арели – рассказывала ему истории одна другой печальнее, дабы не в тягость и стыд были бы ему слёзы его от боли и страха. Когда же закончила она, то осталась с арели, дабы не подпустить смерть его ближе. Арели же спросил её, почему не уйдёт она, если знает, что он задумал о ней? Амахейлах же отвечала, что не оставляют раненых на полпути к исцелению. И пока не отвернётся смерть его от него и не отступится от него, не оставит она бедного арели, что бы он ни задумал. И спросил тогда воин, отчего так печётся она о жизни его, если собратья её убивали его? Она же сказала, что их удел защищать то, что дорого, мечом и грозной битвой, её же удел – укрепить всякую душу в теле, дабы в срок свой нашла она Свет свой и обрела мир в нём, или же утвердилась в нём, отвратившись от взора смерти своей. И спросил её арели, не знает ли разве учёная эу, что нет у арели ни сердца, ни души, ни Света в них? И ответила ему учёная эу, раз это так и есть, отчего снова улыбка на лице его? И замолчал арели и не мог ответить ей. Улыбка же – есть знак Света, исходящего из сердца. И всякий, кто улыбается, хранит Свет в сердце своём. Силён же Свет тот Светом души, призывающим сердце к жизни. Потому не может ни смертный, ни бессмертный, ни воплощенный, ни развоплощённый, именуемый или безымянный, улыбаться, не будь Света в его душе, и не будь души при Свете его, и не будь сердца в услужении у души его, видимо оно или невидимо (1). И знает о том всякий эу, и знает о том всякий арели, именуемый потому сыном Печали, что улыбка недоступна роду его, как говорят. Обнаружив же себя с улыбкой своей снова и утвердившись в верности и крепости её, спросил арели эу о причине её. Эу же велела ему самому ответить ей. И долго и тяжко искал арели ответ, пока не нашёл в ответе своём поражение своё. И встал он тогда перед Амахейлах, как перед господином своим, и принёс ей клятву в воинской верности своей, ибо был готов теперь служить Свету сердца мудрой эу, а не прежнему господину своему, закрывшего взор его от Света сердца его. И сказала арели Амахейлах, что не нужен ей воин, но муж. И спросил тогда арели, может ли он служить ей как муж её, не устрашится ли она служения его, не отвернётся ли она от сердца его? Но была Амахейлах, как и прежде – тверда и бесстрашна. И взяла эу арели того за руку и привела в Светлый Дом, и вошёл он в него не прежним воином, но другом её. И привела Амахейлах арели к Финиару и просила его сочетать их в Свете по Любви их. В доказательство слов своих указала Амахейлах на улыбку арели как на щит ото лжи его. И согласился Финиар, ибо широк и крепок был щит от лжи на лице арели. И по желанию любящих сочетал Всеспрашиваемый их как мужа и жену. И были Седби и войско его свидетелями тому, и Фьихлие со светлейшим мужем своим, и Эликлем с Итерленом, и по свадьбе Амахейлах и арели – был праздник в Светлом Доме. И отрёкся арели от прежнего имени своего, и дал Финиар ему новое имя – Ха́лму [Hа́lmu]. И обрёл Халму в роде Эликлем покой и защиту, и в роде Седби – друзей и славу воина. Его же улыбкой да приумножится она!

^{(1) именуют эулиен всякий дух, не обретший себя в Свете – арели. Велико множество их родов и видов, имён же их не счесть. Но не всякий арели есть тот, кем люди арели считают, ибо неутверждённость в Свете не значит слабость в нём или неведение его. Всё, что сотворено из Света, остаётся Светом, даже оборачиваясь тьмою. Это долгое и страшное превращение и горькое и болезненное притворство. Есть среди арели и те, что знают Свет свой и следуют ему, вопреки природе своей. Есть среди них и те, что лишь ищут Света своего, чтобы следовать ему. Есть и те, кто лишь на пути к вере в Свет свой – и это всякий из арели, как я вижу. Не враждуют эулиен ни с арели, ни с людьми, ибо сказал Элкарит: «Hi ni dergt wer khrmaeni íne amráninnenane». (Я не воюю с врагами себя назвавшими). И нет у эулиен врагов, кроме тех, что сами назвали себя таковыми и взяли оружие на погибель их.}

Te ókturu Líē tánakon káylah ü el`ül`.

Mo élre nívhi – ev el`líetne líl`el`.

Ki i líl`eo olíetne ítamil`-

Ek ók im élre nói íl`reiftil`.4545
  То мудрость Любви держит солнце на небе.
  Вся сила её – в любящем сердце.
  Кто к сердцу любящему прикоснётся —
  Тот мудрость и силу его обретёт (эмл.)


[Закрыть] (2)

^{(2) L. I. I. V. E. 9:12}

Звенье тридцать девятое. Оклие

Ret ténē kíel` íma bréakil` – ímil` eréy. Átu únih íeh iszín urh wer tíil` im tíil urh wer éeh.4646
  От тех, кому хочешь помочь – держись подальше. Ибо велика их опасность рядом с тобой и твоя рядом с ними (эмл.)


[Закрыть] (1)

^{(1) L. I. I. V. E. 23:23}

Была Оклие рождена от Фьихлие, дочери Эликлем, дочери Финиара, и вернейшего мужа Фьихлие Анаиля, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме. И было это так. В сумеречный час в Светлом Доме гуляли Фьихлие и Анаиль по залам его, где деревья растут, образуя стены и полог его. И держались они за руки, как могут лишь муж и жена эулиен, и беседовали сердца их, хоть и были уста их опечатаны. И спросило сердце Анаиля сердце возлюбленной своей об истине Любви его. И ответило ему сердце Фьихлие, что знает её. И таков был ответ её, что исполнилась она Светом, и так был у Фьихлие ребёнок от Анаиля. И в срок свой родила Фьихлие дочь, и назвал Финиар её Óклие [Ókliē], что значит Истина Любви.

Светлые годы свои до исполнения знанием провела Оклие в беседах с Анаилем, отцом своим, и Элкаритом, любимым своим учителем. И думали все, что перейдёт она в предел его, ибо к молитве и сердечному соучастию лежало сердце юной эу. Но в день, назначенный сердцу её, оставила Оклие Светлый Дом и ушла к людям, дабы сердцем и делом послужить им. Много странствовала Оклие по мирной земле, трудясь как лекарь и учитель, была она и ткачихой, и сведущей в деле кузнечном. Но случилось ей однажды на площади в базарный день услышать пение и увидеть поющего. Имя же его было Йóнардин [Yónardin], и был он из последних Поэтов, а потому пел недолго. Но остановилось солнце в миг, когда увидела его Оклие, и время остановилось с ним. И вся вселенная замедлила ход свой и расширилась в Свете. Когда же вернулось всё в ритм танца своего – не было на площади более Йонардина, и в гудящей толпе нашла себя Оклие. И разбился мир её прежний, и не могла она собрать его более, ибо стал весь мир её в одном человеке, имя же его было – Йонардин. И, отвергнув пути иные, что были прямые и на свету, отправилась Оклие вослед возлюбленному, дабы от слова лживого и дела злого заслонить его сердцем своим. По гротам и рощам, церквам и кронам таилась Оклие, следуя за возлюбленным. И даже в самые тёмные часы пути – вёл её чистейший огонь Любви. Йонардин же, святая душа, посвятил себя Слову и верно служил ему, ревностно и честно, как и требуется. Оттого много людей желало зла ему, из тех, чью школу и веру унизил он знанием своим, и из тех, что противились Свету сердца его. Сам же Йонардин не знал страха – и пел всегда открыто и честно, за что и уважали и любили его многие. В помощи другим был Йонардин щедр и безотказен, за что более ненавидели его скупые сердца. Тогда же знали все, кто слышал его, что нет во всей мирной земле и за пределами её ни одного колдуна и друида, что не желал бы смерти Йонардину и не искал бы случая учинить расправу над ним. И потому не знала Оклие ни спокойного сна, ни мирного бодрствования, ибо каждый миг обращено было сердце её взглядом к возлюбленному. Он же об Оклие не ведал, однако и он в вернейшей мудрости своей и в ясности взора сердца своего не мог не знать о том, что есть рядом с ним сила выше иных сил, ибо сам не раз был свидетелем, как отклонялась смерть от него невидимой рукою, и сумрак злобы и горя рассеивался вопреки закону.

Многие годы скиталась Оклие, как тень облака над холмом, в мире злобном ей и недружественном. Но не слышал никто ни жалоб её, ни стонов. Те же, кто видел её, полагали безумной, ибо вечно ищущий взор её был погружён в само сердце её, где сделалась она тенью человека и соследовала ему во сне и во бдении. Он же пел и странствовал, как и прежде. И так ходила за ним Оклие, записывая песни его и заслоняя возлюбленного от злобного ветра и недоброго взгляда. Йонардин же пел о славе прежних дней и тех, кому приличествовала она по разумению его. Так пел он, и записала Оклие об одном эу, что по величайшей Любви своей оставил тех, кого любил, и отправился к людям, дабы раздать им Свет сердца своего, он же силой постной молитвы вернул к жизни из-под погребального плача сына безутешной матери у погоста его, он же при нищей семье исцелил бесплодную землю их, спев ей, и стала она зелёной и плодоносит дважды, и так жизнь свою отдавал за каждого, кто мог бы просить о том, но сам не просил ничего взамен, и строил церкви трудом и пóтом, и пас стада, и латал обувь, и ратничал с забывшими его, чьи имена переживут поющих их. И пел о том Йонардин, и свидетельствовал, ибо сам бывал свидетелем дел тех, и славил эу, исполнившего свою Любовь страшнейшим из законов её. Так записала Оклие многое из того, что должны были узнать эулиен о возгордившемся Виэльлине прежде, и много из песен его (2).

^{(2) ибо в книге своей, в стихах и песнях и делах своих оставил Виэльлине послание своё, обращённое к возлюбленной его, потому как была она вся жизнь и крепость его. Просить бы я не стал иного дара, чем семенем улыбки быть твоей. (L. I. I. V. E. 5:5)}

И не было, и нет у него ни креста, ни могилы,

Но мир его весь, и Свет, Любовь.

И многие слышали песни Поэта, и утвердились слова Йонардина в сердцах их, но, кроме него, не знал никто имени славного эу, а без имени в славе нет корней, оттого всё, что сказано – позабудется. Виэльлине же дал миру больше, чем пел Йонардин, ибо дар его был по-прежнему многожив.

Долгий путь прошла Оклие с Йонардином след в след, не свернув, не отвратив взора. Всю жизнь его смертную, день в день, провела в тени за спиной его, не подступаясь к нему, не обнаруживая себя ни дыханием, ни быстрым взглядом. Но случилось однажды Оклие услышать во сне глас Октруин Затворницы и обратиться к Свету её. И последовать за образом её в Светлый Дом, там же провела Октруин Оклие в покои свои и пригласила её к молитве. И молились они вместе светло и долго. Когда же жар молитвы отпустил Оклие, очнулась она в прежнем месте своём и поспешила вернуться к Йонардину, но обнаружила лишь, что пока молилась она в Светлом Доме – исполнилась судьба его, и нашли его ненавидящие его и убили его, беззащитного.

Много скорбей видел Светлый Дом. Много исцелил Светом своим. Да будет так и впредь! Но не сыскать такого Света во всех пределах творения Божиего, что исцелит сердце Оклие, и да утешусь я в невежестве своём, но большего горя, чем её горе – не знаю я.

Тогда же вернулась Оклие в Светлый Дом ни жива ни мертва, и были глаза её сухими от слёз, что высушил ветер пустых дорог её. И пришла Оклие в сад у стен Светлого Дома и взошла на качели в нём. Её же и сегодня можно обрести там, ибо в полёте своём страждет эу, как и прежде, соединиться с тем, кто был утрачен ей. (3)

^{(3) больше всех изобретений и творений рук человеческих почитают эулиен – ю́львэ [ül`vhe] – небесный ветер. Так называют эулиен качели, что, подобно небесному ветру, поднимают душу, истосковавшуюся по близости неба, к полноте его. Светлой грустью наполнен образ качелей в мире эулиен, ибо, подняв к небу своего седока, снова и с ещё большей силой тянут они его назад. Истинное воплощение человеческой природы и пути человеческого духа на дороге в общую для всех обитель! Единственные же и первые качели в Светлом Доме установил сам Финиар, и отданы они ветрам и стоят, как и прежде, в тени садов Светлого Дома, на границе погостов его, лицом на запад. Мало кто из эулиен приходит к ним. Ещё меньше признаётся в том, что верят их сладкой и быстролётной лжи. Но скрип их по-прежнему бывает слышен. Ибо не устанет душа эу жаждать воссоединения в Ийдене в прежнем Свете своём со всеми, кто когда-то остался там.}