Текст книги "Эйвели. Часть первая"

Звенье восемьдесят четвёртое. Прощание с Мэйль-Элли. Анкиви и Кегиру

Холодные зимы приходили тогда, и немногие эулиен стремились покинуть Светлый Дом, ибо всюду был сумрак и промозглый ветер. Те же из них, что отваживались оставить благословенные стены, приходили к господину Дома своего с просьбами о молитвенном его заступничестве и сердечном попечении его. Долгие часы тогда проводил Финиар на балконе, созерцая сад, погружённый в серость и тень. Напрасно напрягал он слух, ища шума листвы и полнозвучия его весенней жизни. Никто же тогда не вставал с ним, и во всём соцветьи миров видел Финиар себя одиноким. Тогда вспоминался ему день, отыгравший многие годы назад, когда случилось ему также выйти на балкон из покоев своих и найти там Виэльлине. И была тень печали на лице юного эу. И спросил его Финиар, отчего опечален славный сын Путешественника? Виэльлине же ответил, что Седби прогнал его. Взялся тогда Финиар узнать, в чём дело, и так пришёл к Седби и спросил его, зачем прогнал он Виэльлине? И смутился Седби и ответил: – Ради блага его. И сказал Седби, что много ходил к нему Виэльлине и искал наставничества его, но кроме жара сердца, ничего от воина не видит в нём Седби, но одного горячего сердца мало для битв и ратной службы. Нет в Виэльлине силы, чтобы держать меч, а так как битва может идти и несколько часов, и несколько дней – мало смочь поднять меч над головой своей. А потому – нет пути рода Щита в юном Виэльлине. И потому прогнал его Седби, ибо не его это путь и служение. Не по силам его. Ничего не ответил Финиар среднему сыну, но пришёл в предел Эливиена и обратился к отцу Виэльлине, спросив, как наставляет он сына. И ответил ему Эливиен, что мало бесед было между ним и Виэльлине, ибо как видит сын его книги – идёт к ним и с ними забывает о беседах с отцом своим. Много книг уже одолел Виэльлине, и жажда его к ним не знает предела, но нет в его жажде цели и устремления, ибо мило ему всё, что находит он и что приносит ему отец из библиотеки Дома их. Не беседует с ним Виэльлине и не делится, но ради книг – часто навещает его, тогда же и любуется Эливиен отблеском счастья на лице его и счастлив тем немногим, что может дать сыну. Но нет в Виэльлине пути рода Ирдильле, ибо Эливиен не видит сына на нём, так как предан эу лишь мечтам и книгам, не долгу служения и не дорогам их. Ничего не ответил Финиар младшему сыну своему, но пришёл в предел Элкарита и спросил его о Виэльлине. И ответил ему старший сын, что первым из всех прибегает по утрам Виэльлине в его покои, и молятся они вместе утренней молитвой, но не наставляет Элкарит эу, ибо не видит в Виэльлине доли рода своего. Нет в сердце Виэльлине внимания и сосредоточения в молитве, много мыслей и чувств одолевают его, и оттого рассеян он в молитве и сбивчив. Добрый и светлый эу Виэльлине, но крепость молитвы и сила в ней не даны ему. Так видел Элкарит Златовласый, и так сказал отцу своему. Ничего не ответил ему Финиар, но пришёл в предел любимой дочери своей Эликлем и спросил её, наставляет ли она юного Виэльлине? И ответила ему Эликлем, что редко приходит он к ней в предел, а если и бывает так, то беседует чаще с мужем её, всесветлым Итерленом, и Анаилем. К ней же, Эликлем, приходит спросить он о жизни трав и растений, ибо она интереснее Виэльлине, чем все лечебные свойства их. Добр и мил юный эу и светел в сердце своём, но нет в нём пути рода её и силы, как нет и наставников ему в пределе её. Ничего не сказал Финиар возлюбленной дочери своей, но в память сердца положил себе, что все из детей его отмечали доброту Виэльлине и Свет его, хотя никто из них не видел в нём пути служения, положенного роду своему, и силы на нём. Приняв же это, нашёл Финиар Анаиля и спросил его, беседует ли он с Виэльлине? И ответил ему Анаиль: – Нет, господин мой, но слушаю его. Так рассказал Анаиль, что приходит к нему Виэльлине в любой день и час, как положили они между собой, и делится с ним мечтами своими и читает ему стихи. И лишь они с Итерленом не прогоняют его, ибо никто не хочет брать эу в ученики, потому как не видят в нём силы на пути своём и не знают его и сердца его, хоть он добр и светел. И сказал Анаиль, что всё это так по странности Виэльлине, которую видят все и от которой отвращаются, а потому знание так и не приходит к нему, но сам Виэльлине всё видит и понимает, и потому нельзя его винить в том, что ищет он заступничества у книг и ветра в листве деревьев, ибо, как видно, всем эулиен Светлого Дома нечему учить его. Ничего не сказал Финиар Анаилю, но в сердце своём сохранил всё сказанное и так вернулся к Виэльлине, но не нашёл его на прежнем месте, и искал его в покоях его, и не нашёл его там, и искал его во всех пределах Светлого Дома, но не нашёл его, ибо снова сбежал Виэльлине, как делал это прежде. Снова и снова возвращался Финиар к тому дню и сам отчаянно искал ответа, хотя вопрос ему не был понятен, ибо весь вопрос его был «Виэльлине».

Не счесть в Светлом Доме дев светлооких, тонких станом, с золотыми кудрями, со светлым взглядом, чей смех – звон ручьёв, чьи глаза – озёра Ийдена. В верности их красота, в чистоте и милосердии сила их. Но во всём Светлом Доме надеющихся (1) нет равных по красоте Кихин, дочери Седби, и Эликлем, госпоже эулиен Светлого Дома, и Ишнар, дочери Кихин и Китли, и Элигрен с Грейль, и дочерям Иеи – ибо они первейшие из красавиц, о которых слагают песни. Блеском совершенной красоты своей чаруют девы арели Светлого Дома, верной красотой своей покоряют девы рода Адама, нет конца и предела восторгу сердца, ищущего отдохновения на красоте без изъяна. Свет Светлого Дома рождает улыбки их, они же и есть истинный Свет его. Всякий, кто ищет надёжного Света, да склонит сердце своё к любой из них, тогда же причастным он станет чуду – расцвету улыбки для него одного.

^{(1) так называют эулиен сами себя и весь народ свой – и́льминенне [íl`minenne] – надеющиеся. И не «эулиен» записано во всех книгах их, но «и́льминенне».}

Не теряет Надежды ни один эу встретить однажды в Доме своём или на пути своей жизни ту, что станет его Светом, и ту, что так назовёт он однажды в сердце своём. Ищет отчаянно всякое сердце крепкий Свет свой среди многих, и обретает всегда, если знает верно, что ищет. Так в Светлом Доме правит Любовь, здесь все подчиняются ей. Так был день, и достойнейший из эулиен Светлого Дома искал расположения Фиэльли. Перед тем расспрашивал он много о муже её, Виэльлине, что оставил её прежде. И сказали ему, что был он недужен в безумстве своём и горд по болезни своей, ибо больше никто не знал о нём ничего. Тогда осмелился эу прийти к Фиэльли женихом. Но без Надежды ушёл он из покоев её. Позже стал тот эу одним из Исполинов Светлого Дома, ибо лучше всех известно Фиэльли, как быть должно. Никогда не говорила Фиэльли о Виэльлине, но и никогда не забывала о нём. И никто из многих, кто был покорён ею, не мог и подступиться к ней на расстояние её строгого взора. Слишком многие в Светлом Доме мечтали о Фиэльли, но, подобно далёкому солнцу, была она для всех неприступна. Заботой и нежностью своей окружила Фиэльли всех, кто приходил к ней, всякий получал успокоение в беседе с ней или в её мягком взгляде. Не раз был спасён ею страдающий Онен и многие эулиен, не находившие покоя нигде, кроме как под взором Фиэльли. Для всех щедра была она на сострадание и улыбки. Но, однако же, время примирило всех с тем, что хоть в сердце всесветлой Фэльли и почивал весь мир, – имя ему было – Виэльлине. Так было. Так есть. И так будет и впредь, потому что Любовь, подобная Любви Виэльлине и Фиэльли, не признаёт смерти и не знает времени. Для неё есть лишь вечная нежность и её собственный Свет, соединяющий любящих.

Цветут цветы земных садов благоуханных,

И дивных красок полон мир подлунный.

О, мудрость новая моя!

Во всём, что вижу, находить

Влюблённых тайное соединенье! (2)

^{(2) L. I.I. V. E. 28:5}

Была Анкиви рождена от Тейемин, дочери Дууда Морковки, сына Эрока Учителя, сына Элкарита Златовласого, старшего из детей Финиара, и от честнейшего Иеи, мужа Тейемин, по исходу эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме родителей своих, в пределе Оленьего рода, в Сумеречные времена.

В день рождения Анкиви выше звёзд вознёсся дух Иеи, и боль оставила его, тогда же обрели руки его крепость и силу, дабы мог он взять дитя своё на руки и прижать к груди своей. Под молитвами отца своего и матери вошла в первый сон свой Анкиви, и сомолился весь Олений род с родителями маленькой эу. Великие заботы лежат на плечах Тейемин и Иеи, так как труд их – спасение жизни, и что бы ни случилось между ними – прежде всего долг их, ибо сызмальства учат эулиен уважать чужую жизнь. Мир же подзаконный не принял эулиен и все силы свои положил против них, оттого и много забот у лекарей Светлого Дома, и не знают они покоя и отдыха. А потому, как только освоила Анкиви первые шаги свои, велел Дууд Иеи и Тейемин отвести эу в предел Ирдилье и передать её под опеку Фиэльли, ибо видел Дууд чудесное исцеление Элкарита в безумстве его, что сотворила Фиэльли, и высоко почитал её за это. Тогда же по воле его привели Иеи и Тейемин Анкиви к Фиэльли, и с того дня не отходила она от маленькой эу, и заботилась о ней, и наставляла её. Когда же собирались эулиен на песни круга (3), приводила Фиэльи Анкиви в предел её рода, чтобы могла она побыть рядом с родителями своими и народом.

^{(3) áлейен кóнэ [áleyen kónē] – песни круга, иначе песни в кругу – так называют эулиен древнюю традицию своего народа, почитаемую в каждом роду, когда в день назначенный один или два раза в год собирается весь род в пределе своём, и встают тогда старшие эулиен крýгом, а детей рода своего и воспитанников своих сажают в центр круга того, и поют эулиен вместе о достойных деяниях эулиен рода своего и сказки народа своего. Не один день длится собрание то, и собираются эулиен снова и снова, чтобы спеть своим детям любимые песни свои и сказания. Так обучаются юные эулиен и ждут лишь часа, когда сами встанут в круг, дабы воспеть деяния прошлых дней и высокое служение народа своего. Может длиться семейное пение до двух недель, и тогда же, бывает, приводят родители ребёнка своего в круг другого рода, дабы и их песни услышал эу и их служению научился. Когда же заканчивается время для песен, возвращаются дети к наставникам своим и народу своему в предел их, и живут и цветут в сердцах их прекраснейшие из преданий надеющихся. Среди же всех сказаний и песен, что поются эулиен во всяком пределе – есть любимейшие из них, которые молюсь я услышать вновь в любом из миров, ибо не знает смертный слух музыки и слов более прекрасных и чистых, чем в ораториях их: Ву́лдтенaне ю́льен [Whúldtenane ül`en] Упавшие небеса, Эт и́тималь нор [Et ítimal` nor] Так стал человек, Ильи́ф эрéйени и́льмриненэ [Il`íf eréyeni íl`mrinenē] Сияние далёких звёзд, Áэн ильмáтет [Áen il`mátet] Аэн смеётся, Майдéрен кáреулинэ [Maydéren káreulenē] Времена королей, Рéтарнумти И́йдéн [Rétarnumti Íydén] Покинутый Ийден.}

Так учили дочь Тейемин и Иеи, как и всякое дитя из народа эулиен. И наставляла эу светлая Фиэльли: – Прежде всего – уважение ко всякой жизни, чьей бы она ни была, ибо всё, в чём теплится жизнь – соединено Светом Создателя. Затем уважение к старшим и младшим, уважение к братьям и сёстрам, к своему народу, ибо лишь в своём народе ты дома, и там твоя сила и семья. Ничто же на всём свете не может быть дороже семьи и важнее её, ибо вот твоя семья: Отец Создатель и каждый надеющийся. Человек же для тебя пусть стоит над всеми, ибо всё, что названо, – ему одному. Ни смерти, ни отчаянью, ни злому обстоятельству – не позволь ополчиться против одного сердца. Приди на помощь прежде, чем призовут тебя – для того и дано тебе сердце, чтобы видеть и слышать прежде, чем взор и слух увидит и услышит. Много у тебя братьев, эу, – весь народ твой, много сестёр. Каждая улыбка – добрый наставник твой. Всякий старший – любящие отец и мать. Помни о том, ибо первая сила твоя – семья твоя и народ. Эта же сила останется с тобой, что бы ни случилось, даже если лишишься ты прочих сил. В этой семье каждый есть звено верное, прочное, другого такого не найти, не выковать. Рождаясь, продолжает он цепь предков своих и крепостью своею служит ей. Все же мы – единая цепь, что вьётся по всей земле, дабы непрерывной своей защитой и положенной крепостью – уберечь человека.

Незнание своего счастья отягчает всякое сердце и запирает его от всего вокруг, и от тени, и от Света, оставляя внутри лишь тоску, которой нет выхода, от которой не найти спасенья, не разбив оковы. Та печаль – корень всякого зла, ибо она убеждает сердце в бесконечном его одиночестве, и, оставшись без Надежды и поддержки, сердце черствеет и дичает. Так мир полнится злом – оттого, что однажды кто-то не разглядел одиночества и страха другого и не пришёл к нему, не был участлив, или отвернулся от него тогда, когда был нужен. Принимаю я равно нелюбовь человека и его недоверие, ибо кому должно верить сердце, не знавшее верности и участия, не знавшее Любви и поддержки неосуждающей? Неправым сочтут меня – и пусть, но убеждён я – лишь одинокое сердце – благая почва для тени и семени зла. Недоверие – щит его, злоба – оружие его. Господь мой, Наставник мой, о, дай мне разумение и крепость разбить тот щит и устоять против оружия, что направлено в сердце моё! Научи меня не смутить человека, научи меня верить ему, даже когда я не верю! Если слышишь Ты раба своего – прикажи ему, и сделай меня той рукою Твоею, что протянешь Ты молящим Тебя и забывшим Тебя. (4)

^{(4) L. I. I. V. E 31:19}

Когда же оставила прекрасная Анкиви детский возраст и обрела силу и мудрость юности, то была некоторое время в услужении у Иллиат и много трудилась в покоях её. Так, когда оставляет маленький эу своё беззаботное детство, и игры его, и беседы с родителями своими, то ищет наставничества сам, или следует выбору старших, а потому – до обретения своего знания – трудится всякий эу, подобно послушнику, выполняя простой труд, что поручают ему. Ухаживают юные эулиен за недужными в послушании своём и собирают травы для лекарей по учению их, иные помогают на кухне или прибираются в покоях чужого предела, ибо так заведено, что повседневный труд свой разделяет эу с народом иного предела, даже если сам он не принадлежит к нему и наставники его не оттуда. Потому когда приходит срок, то откуда бы ни был юный эу и из какого бы он ни был рода – весь Светлый Дом известен ему, ибо в каждом пределе был труд его, и друзья его, и те, с кем разделял он ежедневный труд свой – всюду. Не ропщут эулиен на труд свой, хоть и немногие искренне лежат душою к простому труду, предпочитая высокий труд соследования или подвигов подлинного служения человеку. Однако так положил Финиар в народе своём, и было так в Оленьем роду, а затем и в других родах Эйвели и народах их, ибо выше силы и мудрости ценят эулиен кротость, смирение и усердие и их же пестуют в детях своих. Устроен народ эулиен так, и так заведено у них, что прежде воспитывают родители своё дитя в беседах и загадках, добрых играх и песнях, когда же подрастает эу, то приводят его к наставникам, или же сами наставники приходят к нему, и так начинается обучение эу, когда соединяются все народы в одну семью ради воспитания одного из них. И переходит эу из предела в предел, неся послушание своё и обретая знание и навыки, что даёт простой труд, а также слушает песни и предания эулиен Светлого Дома, и ищет наставников себе, и находит новых друзей, с которыми пойдёт он по жизни, соединив Свет своего сердца под сенью священных уз дружеской Любви. Так каждый эу, откуда бы он ни был и где бы ни проходило его воспитание – знает, что во всякий день и час, в любой нужде и печали может обратиться он к собрату своему и не получит отказа ни в одной из просьб. Хвалят эулиен за крепкую память их, и многие дивятся ей. В ней же нет особых чудес их крови, но прекрасная сила традиции, ибо с малых лет запоминает эу не только наказы старших и советы их, и не только песни и предания народа предела своего или семьи и выучивает их наизусть, но и должен также знать имена всех, с кем связан по крови, ибо так положено в знак уважения, а посему – знает каждый эу имена прародителей своих и каждого из рода своего, даже если не видел их прежде. Полагали многие, что видели или знали прежде влюблённых эулиен или тех, что связаны узами братской крови, хотя были то эулиен, что лишь впервые увидели друг друга, однако и до встречи были знакомы, ибо положено было им знать имена друг друга и достойные дела собратьев. Дружен народ эулиен, простосердечен и скромен. Не беспечален, но и не отвращён от улыбки и обаяния колкого юмора не лишён. Потому и сравнивают эулиен себя с золотой цепью, что так или иначе – связано каждое звенье её с другими, и связь эта священна, и ни время, ни смерть никогда не прервут её. Я же свидетельствую, что быть эу – это не столько право крови, – это и право воспитания и выбора – благородная ноша, тернистая дорога, которая не всякому по силам.

И был день, когда погасла свеча Мэйль-Элли́ [Meyl`-Ellíh] перед взором Финиара, и с великой скорбью послал он в предел Ирдильле за родителями его. Был Мэйль-Элли одним из эулиен предела Ирдильле, скромным тружеником и заступником Адамова рода, что отправился из Светлого Дома на служение своё через море и погиб там, вдали от дома. Ни тона его, ни вестей о нём не получили эулиен, лишь погасшая свеча его сообщила о смерти эу. Тогда по закону совершили эулиен Берёзовые похороны его, а когда стемнело – собрались все от мала до велика и спустились к рекам и берегу моря, чтобы проводить Мэйль-Элли песней ночи и горящие свечи пустить по воде в ладьях света (5). Так прежде всех зажгли свечи родители Мэйль-Элли, взяв огонь от свечей своих в покоях Финиара, и от огней их зажгли свои свечи все остальные. И пели тогда эулиен песнь ночи, и передали огни свои воде, и оставались на берегах до тех пор, пока последний из огоньков не скрылся из вида.

^{(5) так заведено у эулиен, в память о тех, кто погиб в море или вдали от дома, когда совершены Берёзовые похороны, собираются все эулиен на берегах водоёмов, ближайших к ним, и зажигают свечи в память о погибшем, и пускают их по воде в небольших деревянных лодочках, что называют ладьями света, ибо верят, что вода и ветер донесут до погибшего Свет Любви его народа и укажут ему дорогу к Эйдену, где бы он ни был. В прежние времена часто видели люди плывущие огни по воде, ныне же редко можно увидеть их. Не оттого, что отвратились эулиен от традиции своей, но чаще пускают теперь ладьи света по ручьям и рекам Светлого Дома, оттуда же некоторые из них и попадают в море, ибо так более не может никто по плывущим огням обнаружить пустивших их.}

Когда же растаял последний из огоньков в ночной темноте, вернулись эулиен в Дом свой, лишь двое из них остались на берегу. Так случилось, что спустилась Анкиви со всем народом своим и родителями своими проститься с Мэйль-Элли и зажечь свечу в память о нём. Тогда же, у воды, обратилась она к эу, что стоял рядом, чтобы от его огня зажечь свечу свою, и взяла огонь его, и склонились эулиен к самой воде, и так увидела Анкиви отражение тона эу и прочла его – и по нему поняла, что это Кеги́ру [Kegíru], тот, что изготавливает ладьи света. И пустили Кегиру и Анкиви ладьи свои по воде и проводили Мэйль-Элли в песне, а когда настал час возвращаться – не смогли уйти, – беседа задержала их, ибо знал Кегиру Мэйль-Элли, и говорили эулиен о нём, и ни обличающий свет луны, ни свет Измаиля, ни зажегшаяся Ирдиль не потревожили их.

Уснул мой день средь пышных крон,

И ночь-волшебница грядёт.

От сонных трав до белых звёзд

Для сердца много есть забот.

О арфа, друг, не дай уснуть,

Пока улыбок луг не зацветёт!

От сонных трав до белых звёзд

Для сердца много есть забот. (6)

^{(6) L. I. I. V. E. 20:32}

Отпустила Фиэльли Анкиви, и Иллиат больше не звала её, ибо всякий день и час проводила с того дня Анкиви подле Кегиру, он же учил её мастерству своему и беседовал с нею. Подобно крепкому дереву и верному дождю, обрели они друг друга, и великим Светом обернулось знакомство их в то тёмное время. Однако настал день, и отправился Кегиру на служение своё, и не отпустил Элкарит Анкиви, что пожелала последовать с ним.

Каждый день, что приходил, ожидала Анкиви вестей от Кегиру, но не было от него ни вестей, ни писем, и никто ничего не знал о нём. Каждый день приходила Анкиви в покои Кегиру, дабы успокоить сердце своё, но не знало сердце её покоя. И вскоре недуг поразил Анкиви, и сделалась она слаба и безрадостна, и ни песни её народа, ни добрая поддержка его не могли утешить и исцелить её, ибо всё исцеление эу было в Кегиру, о котором тосковала она. Тогда же поднялась Анкиви на высокую башню рода своего и молилась там, не принимая ни воды, ни пищи, не поднимаясь с колен и не опуская рук своих, соследуя Кегиру в пути его. И когда не нашли её эулиен по прошествии многих дней, то поднялись на башню и нашли Анкиви там, что пребывала в молитве, хотя плоть её сделалась совсем немощной и стала душе её скорее пленом, нежели прежней твердыней. Тогда отнесли её эулиен в предел рода её под заботу Иеи и Тейемин, но и они были бессильны, ибо отвратилась от этого мира душа их дочери, и тоска по Кегиру охватила её. И не слышала их Анкиви, и не чувствовала прикосновений их, и не принимала пищи и воды, и всякий, кто посмотрел бы на неё тогда – счёл бы её мёртвой. И ни через несколько недель, ни через много лет не очнулась Анкиви, и хоть билось сердце её в груди – не просыпалась она, но пребывала в забытьи, не старея, будто бы уже отошла к Свету. Когда же минул срок, достаточный для одной жизни, и никто не мог разбудить и исцелить Анкиви – позвали лекари господина своего Элкарита, дабы отпустил он душу эу или сомолился с ними о возвращении Анкиви, потому как боялись эулиен, что заблудилась душа эу или находится в тёмном обстоянии и не может вернуться, ибо не было ещё верного знания в сердце Анкиви. И пришёл Элкарит, нашёл эу идущей со смертью, и велел принести платье, положенное невесте, и золотой венок положить на голову эу, тогда же велел он ключевой водою омыть её лицо и руки, и исполнили эулиен по воле его, и омыли чистейшей водою лицо и руки Анкиви, и облачили её в одежды невесты, и венок золотой положили на кудри её. Тогда опустился Элкарит перед ложем эу на колени и руку её принял в руку свою, как положено в начале обряда амевиль, и в сердце своём обратился к сердцам Кегиру и Анкиви, и так сочетал их в Свете своей молитвой, хоть и не могла Анкиви повторить слова Элкарита, и не было руки Кегиру в его ладонях, и не воздели эулиен руки свои к Светлейшему престолу, вознося хвалу и моление своё соединённое. И едва последние слова Элкарита отлетели от уст его – вернулось благое дыхание жизни в грудь Анкиви, и сошёл румянец на лицо её, и открыла эу глаза вскоре и звала Кегиру. Тогда же, по амевиль, пришло и знание в сердце её.

Был Кегиру далеко от Светлого Дома, трудной дорогой пошёл он к людям, и, возможно, и для него пустили бы в свой час эулиен Светлого Дома ладьи света по рекам и морю, но услышал Кегиру в сердце своём светлый зов своего народа и принял амевиль в сердце своём, ибо с именем Анкиви просыпался и отходил ко сну он многие годы со дня великой скорби эулиен по Мэйль-Элли.

И был день через несколько месяцев с того дня, как очнулась Анкиви, и пришёл Кегиру в Светлый Дом и предстал перед наречённой женой своей. Тогда же по велению Элкарита был созван праздник в их честь, и на многие дни погрузился Светлый Дом в веселье и танцы. Однако, вернувшись, сделался Кегиру молчалив и носил лишь одежды с длинными рукавами. Никому не рассказал он о том, что случилось, но не мог он более работать с деревом и мастерить ладьи света, и более того, не слушались его руки, как прежде, ибо не было в них ни силы, ни твёрдости прежней – лишь боль и дрожь. И тяготился Кегиру недуга своего рядом с прекраснейшей из эулиен Светлого Дома, но, дабы поддержать его и утешить, взяла Анкиви на себя прежний труд его, и ныне изготовление ладей света – её забота, ибо Кегиру научил её. Утвердились эулиен в пределе Оленьего рода, и светел труд сердец их и славен. Положил Элкарит покои Анкиви и Кегиру подле своих и служение их и Любовь превознёс в песнях. Так поют теперь в круге Оленьего рода светлую песнь о Любви Анкиви и Кегиру, что подобно звезде зажглась в темноте и звездою Надежды обернулась в минуты отчаянья, ибо разбудила Любовь прежде спавшие души и наделила их Светом, высшим и сильнейшим из всех, что положен между живущих.

Я был рождён улыбкой глаз твоих

Под Светом сердца твоего.

От сна души моей и вечности бесплодной

К светлейшему из светов обращён. (7)

^{(7) L. I. I. V. E. 2:50}