Текст книги "Эйвели. Часть первая"

^{(6) долго хранились чётки Дуитама у Ильфилит, и молились по ним эулиен так, что круглыми и ровными стали кости их. Ныне же, должно быть, и вовсе стёрлись они, как и боль Дуитама и всякое сожаление его, но память о них по-прежнему живёт в роду Щита, как о великом символе смирения эулиен.}

Когда же утих месяц свадьбы Дуитама и Ильфилит и праздник амевиль их в Светлом Доме уступил место другому празднику, взял Дуитам жену свою и вместе с ней удалился в Олений род. Там же, при Ильте, нашёл он место своё и поселился с Ильфилит там, и ныне Оленьему роду принадлежат эулиен и все всесветлые труды их, ибо соединили они служение своё и продолжили его по великой Любви своей к человеку.

Редко призывает Седби Дуитама к битве, но Керни и Мибе кланяются до сих пор род Щита и Олений род за дар их Светлому Дому, ибо много Света принесли Дуитам и возлюбленная его в обитель. Да пребудет мир в сердце Керни и Мибе, и да сохранит Свет Любви Дуитама и Ильфилит, как было это прежде и должно быть и после конца времён!

О Ильфилит, сияние чудес!

Как удивлённо счастлив я

Покорности судьбе своей,

Что так мудра была, назначив

Меня слугой твоих зелёных глаз!

Я исцеление нежданное обрёл

И дивное лекарство от невзгод

В улыбке всепрощающей твоей,

Во взоре, принимающем меня.

О Ильфилит, сияние чудес!

Звенье сто первое. Истамрин Ракитник и Ийерден

Íyarkayt móē, átu let téred ev el`tét el`ávre. Nih nivt, nih kílle, nih úrahol. Nói evér héyntil` ev téntē, nói evér ísmúnliestil`, o evét im declár nih inítil`, duh az ána nói dánás, im no tam wer niv`h.175175
  Опережает всех, ибо уже ждёт в указанном месте. Не спит, не ест, не умирает. Его нельзя одолеть в бою, его нельзя обмануть, но можно и вовсе не заметить, пусть даже власть его всюду, и он сам с нею (эмл.)


[Закрыть] (1)

^{(1) одна из самых известных загадок эулиен о Боге Создателе, которая даже отчасти является поговоркой и используется как частями, так и целиком.}

Была Истамрин рождена от всеславного Ирдина Ещё-один-вопрос, сына эликайи Элрельты, сына Кихин, дочери Седби, сына Финиара, и от отважной жены Ирдина – Брид, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена. И было это так. Трудился Ирдин в роще Светлого Дома и был окружён учениками своими, тогда же вышла Брид принести ему воды и ягод и осталась послушать мужа своего. И случилось ветке яблони отяжелеть от созревших плодов, и отломилась она. И прежде звука надлома услышал эу в сердце своём опасность, и схватил жену свою, и укрыл её собою, так что ветка с плодами упала на него, но не задела Брид. И хоть боль была его велика, сердце Ирдина ликовало, ибо поймал он взгляд дражайшей Брид, и была она в крепких объятьях его. И так был ребёнок у Брид от Ирдина, мужа её, что пришёл к ней через случайные объятия их, что были верны и крепки и исполнены заботы и радости. И в срок свой родила Брид дочь, и поднесли её взволнованному Ирдину, и снова спрашивал он всех, как возлюбленная его и здорово ли дитя их. И успокоили его эулиен и впустили в покои, где отдыхала Брид. Тогда же пришёл Всеспрашиваемый и нарёк эу И́стамрин [Ístamrin]. Мудростью и любопытством пошла юная эу в отца своего, серцде же, полное отваги и Любви, досталось ей от Брид. Эвгли стала старшей подругой её, от которой получила эу тон свой, и много наставников мудрых и светлых нашла Истамрин в роду своём. Особенно полюбилась Истамрин прекрасной Кихин, и сама она наставляла её до самого знания. А потому хоть и не стала Истамрин воином, но научилась обращению с оружием и изготовлению его, а также всякой упряжи для лошадей, но более того труда любила Истамрин строить дома из глины и веток, из камней – и из всего, что под руку попадалось ей – воздвигала она замки и форты и с юными эулиен, что были у рода её в обучении битвам, играла так. Она же предводительствовала отряду мальчишек, что собрала в играх, и ещё прежде знания своего учила младших, рассадив их перед собою, о небесных телах и о политике, а также всякому была готова рассказать легенды о воинах и битвах, будь они из истории её народа или народа смертных. Тогда же, видя стремление юной эу всякое сердце, что оказалось рядом, взять под попечительную защиту свою, прозвала Истамрин Кихин – Э́ндерейль [Éndereyl`] – Ракитник (2). И так стали называть её, ибо что бы ни делала Истамрин – прозвище её пристало к ней неотвратимо, как и бывает с прозвищами в народе эулиен.

^{(2) так зовут эулиен éndereyl` – заросли ракитника – за густоту их, ибо endereyl` на эмланте означает «защитник». Так шутливое мальчишеское прозвище Истамрин закрепилось за ней, и ныне так называют её и знают все.}

И был день, и оделась Ракитник в жёлтое платье своё и отправилась к людям, дабы найти себя в служении среди них. Долог был путь Истамрин, ибо многие нуждались тогда в защите, ибо поистине Сумеречные времена царили в подзаконном мире. И нашла эу труд свой – укрывать и сохранять жизни. Ею же строились многие форты и замки, воздвигались стены и путались всякие следы, отводились глаза, ищущие эулиен или невинных, а также в местах, где останавливалась она – скрывались искатели правды или обвинённые без вины, обездоленные, вдовы и сироты, а также те, кто был под гнётом отчаянья и искал утешения и спасения от печалей. Доброе сердце эу не знало страха, а потому не боялись к ней приходить и просить заступления не только дети Адама, но и многие арели, что терпели притеснение или пребывали в страхе. Среди них и ныне имя Эндерейль в великом почёте, ибо многие души были спасены через неё. А потому вскоре пожелал Анкхали смерти эу и отправил за ней. И вот уже сама Ракитник должна была скрываться, и потому решила отправиться на дальние земли, туда, куда не спешили другие эулиен, ибо там всегда холод и коротка весна. Тогда же нашла Истамрин корабль людей и договорилась с ними, чтобы взяли её туда, куда шёл корабль, ибо был путь его до самой цели эу. И был день, когда вышел корабль тот в море, и никто на нём не знал, что эу есть среди них, никто же и не знал, что девушка есть среди них, ибо оделась эу мужчиной и знание о мореходстве проявила своё, тогда же не усомнился никто, что перед ними одарённый юноша из благородной семьи, и все рады были труду его и многому умению. И долгое время держали люди путь свой на корабле, и Истамрин с ними. Но вот случился великий шторм и волнение на море, и никто не мог совладать с кораблём. Тогда же налетел он боком на скалы и разбился, и начал тонуть. Но кто-то из людей зацепился за скалы и спасся на них, кто-то схватился за останки корабля и спасся, кто-то по силе своей и не суждённой морской смерти выплыл из пучины и спасся так. Была же Истамрин из тех, кого подхватила волна с самой палубы корабля и бросила в море, и качала, как в колыбели, пока не уснула эу предсмертным сном, и дыхание жизни не оставило её. Тогда же исторгло море нежеланную жертву свою, и вынесла могучая волна эу на берег совсем не в тех землях, где желала она, но именно там, где дóлжно.

Когда же вернулось дыхание в грудь эу и поднялась она, то решила продолжить свой путь, дабы добраться до земель, где холодные ветра ожидали её. И отправилась Истамрин в глубь той земли и по пути своему помогла многим. Но вот пришла она в большой город и искала там того, кто держал бы путь на те земли, что и она сама. И сказали ей, что живёт такой человек там-то и там-то, и путь указали эу так, что идти надлежало долго, и трижды свернуть вправо и один раз влево, и пересечь горный хребет и снова свернуть направо, и там пройти через реку и повернуть налево, а там, за мельницей, и есть дом торговца, что был нужен Истамрин. И, узнав дорогу, отправилась эу, как сказали ей – по полям, по лугам, через холмы и по ним вверх и вниз, вверх и вниз. И трижды свернула она направо и один раз влево, и горный хребет, что раскинулся перед ней, пересекла за два дня, и свернула налево, и прошла через реку, и вместо мельницы увидела рощу. И вот вышел к эу огромный олень с короной из рогов, и поклонилась ему Эндерейль, и олень поклонился ей, и увидела эу, что жестоко хромает господин леса, и захотела помочь ему, тогда же приблизилась она к оленю, но повернулся он к лесу и пошёл туда. Тогда последовала эу за ним, ибо не могло сердце эу вынести вида страданий благородного животного. И так следовала Истамрин за оленем в самую чащу, пока наконец не остановился он и не улёгся на светлой поляне, тогда же смогла эу подойти к нему и уврачевать его рану. Но едва закончила Ракитник труд свой, как появился эу и весьма удивлён был, обнаружив Истамрин. Однако дал ей завершить труд свой и тут же прогнал её, ибо давно жил здесь, и в лесу нашёл убежище вдали ото всех, и посвятил себя Богу в отшельничестве и уединении, Истамрин же, придя сюда и обнаружив убежище его, потревожила эу, и был он смущён и недоволен. Тогда же взял он клинок свой и очертил круг вокруг поляны своей, и запретил Эндерейль пересекать границу его, и вошёл в круг свой и сел на место своё, где был олень, и так отправился в соследование. Удивлена была девушка подобной встрече и потому уходить раздумала вовсе. И села за чертою круга и стала следить за эу. Был тот эу невысок и худ, ибо долгим было отшельничество его, и держал эу себя в большой строгости. Но красота и юность эулиен оставались с ним, как и каштановые кудри его и глубокая синева глаз его. И долго так наблюдала за эу Истамрин, и неведомый ей задор вдруг проснулся в ней.

Там где дышат поля прохладой и в тени раскидистых рощ утомлённые поиском вечного света мотыльки и бабочки находят приют, поселился эу И́йерден [Íyerdеn], добрый воспитанник Оленьего рода. Вдали от людей и эулиен, в тишине леса, где лишь шелест листвы и редкие трели птиц – нашёл Ийерден себе утешение в мирном служении Богу и простую обитель свою воздвиг на поляне молитвой своей. И были друзьями его лишь господин леса – благородный олень – да семейство ежей, что жило неподалёку в корнях на краю поляны. Великую строгость молитвы и поста держал эу уже много лет, и роща, в которую пришёл он, уже сделалась лесом густым, и покрыл он горный хребет, под которым прежде зарождалась роща. Много лет не слышал эу ни речи, ни звука чужого движения, и девушек тем более не видел давно, ибо сторонился их из-за простой красоты их и верности, что лучше всякого взломщика проникают в любую обитель или форт, пусть даже окаменевшего сердца или запертого молитвой, ибо девам эулиен достаточно и улыбки, чтобы войти туда, где и шаг для прочих немыслим. А потому вскоре вышел эу из соследования своего, ибо Истамрин наблюдала за ним, и чувствовал Ийерден её взор на плечах своих. Тогда снова прогнал он эу, и ушла Истамрин, Ийерден же, много взволнованный, успокоился и снова отошёл в молитву свою. Но вскоре потревожен эу был запахом ягод и мёда, что принесла Истамрин и поставила на границе очерченного круга.

В ночь же, когда сошёл с гор туман и пришёл в лес, вместе с ним сошёл и холод, тогда в каменной кладке развёл эу небольшой огонь и уснул около него. Но некрепок был сон его, ибо видел Ийерден, как легла эу, укрывшись лёгким плащом своим, за границей круга, там, за поляной, где холодный ветер бродил меж корней. Тогда и вовсе оставил сон Ийердена, и потерял он покой. И вот позвал он Истамрин к огню и предложил ей лечь ближе к теплу его. И легли эулиен около костра, и достал Ийерден именной клинок свой из ножен и положил его между ними, и, увидев это, то же самое сделала Истамрин. И так мирный сон взял их, и уснули эулиен крепко и сладко, как никто из них не спал никогда прежде.

Утром же проснулся Ийерден от запаха жареных грибов и плащ свой, что был на нём, нашёл прочно заштопанным. Истамрин же была у костра и из ягод сварила сытный теáри [teári] (3). Тогда же не смог Ийерден прогнать эу, хоть и взгляда не поднял на неё и не сказал ни слова. Однако был теари Истамрин так сладок, что пришлось Ийердену благодарить её. Тогда же узнала эу и имя его, и завязалась меж ними беседа, светлейшая из тех, что разделяли эулиен за жизнь свою.

^{(3) так называют эулиен одно из блюд своих, которое едят часто, оно же обычно на вид совершенно обратно прекрасному вкусу своему. Так готовят теари из разных ягод, реже из фруктов, раздавленных и иногда целых, и добавляют туда сытный овощ или крошат свежую зелень. И оттого может быть теари как сладко-кислый и терпкий, так и сладкий и сытный. А потому есть зелёный теари, красный теари, белый теари, чёрный теари, синий теари, жёлтый теари или варгáн [vargán] – тот же теари, но из множества разных ягод и овощей. Именно варган готовят эулиен в пути чаще всего из того, что есть под рукой и поддаётся варке без утери вкуса и пользы. И, увы, как и теари – дурную славу сослужил варган кухне эулиен, ибо люди оценивают всё глазами, прежде чем вкусить. А вкусив теари или варган – плюются, ибо чаще всего это студенистое варево, или подобие комкам рагу в ягодном желе. И хоть различают эулиен цвета теари, чаще всего цвет его один – зеленоватый или зеленовато-бурый. Жаль, что людям не известен божественный вкус теари или варгана, ибо не всякий человек оказывается крепким при одном сладковатом запахе его или виде. Эулиен же, зная о том, продолжают готовить свой «h’ári teári» (ужасный теари), как они шутки ради называют его.}

И минул так день эулиен в многих молитвах и заботах их, а когда сошла ночь, не прогнал Ийерден Ракитник, и снова положили они клинки между собою и легли у костра и уснули так. Тогда же поняла эу, что нет в её сердце более тяги к холодным землям, ибо лишь к сердцу, что так холодно к ней, тянет её. А потому осталась Истамрин подле Ийердена, и служила ему как могла, и помогала в молитвах и соследовании. Её же теари он и сам просил вскоре, ибо была пища из рук Истамрин подобна нектару, она же укрепляла эу и придавала ему сил. Так прошли многие годы, но никуда не делся задор Истамрин, а Ийерден так же сладко спал по ночам и в то же время не смел поднять и взора на Эндерейль.

Ни ветер не вздохнёт, ни птица не взлетит,

Цветок не расцветёт, на нём не заблестит роса.

Весь мир во сне пребудет бесконечном – он зачарован,

Как очарована тобой моя влюблённая душа.

Лишь взор поймав твой, иль услышав имя

Моё, как только произносишь ты —

Весь мир воскреснет, в нём будет Свет отныне,

И марш победный затрубят мои мечты.

О Ийерден, мой друг, моя Любовь, моя опора,

Я не прошу чудес иль драгоценных благ —

Лишь взгляда твоего, удержанного взора…

Я буду счастлива, коль вечно будет так…

Я не ищу Любви и не ищу признаний,

Но мир не может спать в забвенье без Любви…

О, не губи тот мир, что нам всего желанней,

Ты мир мой, Ийерден, ты мир мой – разбуди!

Из веток и листьев, мха и коры возвела на поляне Ракитник уютную обитель для них с Ийерденом, и было в ней две комнаты и всегда тепло. Также соорудила Истамрин небольшое окошко между частью своей и частью Ийердена, чтобы могли они желать друг другу светлой ночи или украдкой следить друг за другом в соследовании своём. В нём же они много душ отвратили от погибели, ибо Истамрин была дана мудрость и чуткость, а Ийердену надёжная улыбка и верность. И настал день, когда оценили эулиен эти дары.

И вот был день, когда пришли люди охотиться в лес и нашли обитель эулиен, тогда же окружили они их и луки достали свои. Десять стрел направили они на грудь Ийердена, но вот вышла Истамрин из маленькой их обители и заслонила эу собой и встала так. Она же сказала людям, что если пришли они за добычей – то вот – она, пусть возьмут её, эу же оставят в покое. И опустили люди оружие своё и хотели взять Истамрин добычей, но нашёлся среди людей один, что был старше всех и удержал их, ибо тронуло сердце его благородство эу, и отговорил он других причинять ей вред, тогда же оставили люди эулиен и вернулись в дома свои ни с чем после охоты. И поднял эу взгляд на Истамрин и спросил тогда, отчего так не ценит Эндерейль жизнь свою. И ответила ему эу, что ничего не стоит жизнь её, если нет в ней места улыбке Ийердена, что рождена для неё одной. Тогда же улыбнулся ей Ийерден и руку Истамрин протянул свою. И спросил эу, согласится ли Истамрин на скромное амевиль в лесной обители их, без музыки, благословений и Эйденовых врат (4) – лишь для них двоих. И согласилась Истамрин, не раздумывая и не медля. Тогда же ввёл её в обитель Ийерден и разобрал стену, что разделяла пределы их, и встали эулиен на колени на молитву свою, и соединили руки свои, и воздели к вратам Эйдена их. И пусть лишь семейство ежей и бабочки свидетельствовали им – был праздник их светел и крепок, да дарует Господь всем нам хоть искорку от Света амевиль их!

^{(4) так есть у эулиен обычай, что называют «вратами Эйдена», и совершается он в некоторые из свадеб и в пышные похороны. Тогда становятся эулиен в два ряда и образуют свод из голосящих труб, под ним же дóлжно пройти жене и мужу после амевиль их, или усопшему пронесённым быть. Встают эулиен вратами Эйдена в садах и на лестницах Светлого Дома, вдоль дорог или на всяком пути, где пройти любящим или отошедшему в Эйден дóлжно, так как верят, что голосом многих труб открываются душам врата Эйдена, ибо трубы их возвещают о радости или горе народа эулиен. Тогда же стоят надеющиеся на стенах и башнях Светлого Дома и трубят всюду, оглашая скорбь или радость Дома их.}

И был день, когда взял Ийерден жену свою и вернулся с ней в Светлый Дом их, ибо исполнилась Истамрин новой жизнью, и ради заботы о ней пожелал Ийерден так. Тогда же вышли сами Финиар и Элкарит с Седби встретить их, и великий праздник был созван в честь возвращения их, и много сердец соединилось тогда по Свету радости народа эулиен, встречавших ликованием Ийердена и Истамрин. Влюблённые же утвердились в пределе рода Щита и там продолжили служение своё, ибо теперь делу защиты служили они не по отдельности, но вместе, и в том была великая сила их и Божие провидение.

Коль были запечатаны мои уста перед тобой,

Смотри теперь – всё, что я делаю – Любовь!

Любовь от неба до земли!

Всё для тебя, узнаешь ты потом.

Мне тесно в мире от Любви,

Но в твоём сердце мой бескрайний дом. (5)

^{(5) L. I. I. V. E. 300:55}

Звенье сто второе. Тальми Удачливый и Келмер

И был день, когда беседовал на самом закате с гордым ивругом многомилостивый Иври, и Лаан была с ним. Тогда же рассыпало солнце золото своё по могучей спине коня и засверкало подобно позолоте. И блеск этот восхитил эулиен так, что прикоснулись они к коню тому, преисполненные восторга и трепета перед величием его и силой, и случилось тогда пальцам рук их соприкоснуться, и так соединились взгляды Иври и Лаан, и не заметили эулиен, как закатилось солнце и сошла с ивруга их его солнечная позолота, ибо иной восторг и трепет проснулся в сердцах их. И поклонился ивруг эулиен и отошёл прочь, ибо тогда соединился Свет эулиен, и так был ребёнок у Лаан от возлюбленного её Иври. В срок же положенный, в день шумного праздника амевиль любящих, родила Лаан сына, и нарёк его Всеспрашиваемый Тáльми [Tál`mi]. Так был рождён Тальми, от Иври, сына несравненной Ишнар Железной Госпожи, дочери Кихин, дочери Седби, сына Финиара, и от вернейшей Лаан – жены Иври, по исходу эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме родителей своих, в день праздника амевиль, но в Сумеречные времена.

Был Тальми высок и статен, большие Надежды возлагал на него род Щита, и сам Седби дал юному Тальми Эофео в наставники. Но не было в Тальми воинского духа и доли, ибо сердцем был он мягок и милостив. Однако большой задор был дан сердцу его, и не было во всём Светлом Доме равных Тальми в игре в мяч (1). Был Тальми удачлив во всех состязаниях и играх, оттого прозвали его У́туин [Útuin], Удачливый. Шутили эулиен между собой, что стоит звать Тальми с собой на всякое дело, ибо свою удачу носит он с собой, и оттого бывал часто приглашаем Тальми на разные споры, молитвы и иные дела собратьев своих, что в шутку или по большой Любви к нему звали его разделить с ними их труд и дело. Особо часто звали его на состязания и ставили судить их, ибо во всех играх прослыл эу знатоком, как в тех, что почитают эулиен, так и в тех, что обходят стороной. Знание же законов игр ценят эулиен высоко, и того, кто учён в играх, называют как сведущего в законах и праве. Так зовут эулиен заступника всякого закона и права – нёрхири́м [nörhirím], того же, кто знает законы игр, их историю и правила их – уннёрхири́м [unnörhirím]176176
  Приставка «un» в данном случае означает «великий». Так nörhirím – знающий закон, знаток закона, а unnörhirím – великий знаток закона. Прим. И. Коложвари


[Закрыть], прославляя величие его. Но как бы ни была велика любовь эулиен к играм и состязаниям, не все из них приемлют они. Много игр есть, в которые не играют эулиен, но нет такой игры, что была бы столь противна им и укладу их, как игра карточная. Никогда эу не под каким предлогом не войдёт в игру, где карты, и в руки их не возьмёт и не коснётся их, ибо через карты, верят эулиен, приходит и великое осквернение, подобное обнажению груди или шеи, а потому сторонятся карт и не любят их эулиен. Что же до игр и знания их – учат этому юных эулиен сызмальства великие учителя народа их, потому как через игры приходит не только сила и крепость здоровья и тела, но и ума, а если игра добра и мудра, то и великое знание, и дух воспитуется через старание, победу и поражение. Нет среди эулиен того, кто не обучался бы играм разным, как древним и мудрым, так и затейливым и шумным. Но по строгости своей и смирению редко можно застать эу за игрой, потому как не любят эулиен суеты и напрасно время не тратят, а посему отводят играм лишь время взросления или состязаний. В них же теряется всякая строгость и невозмутимость эулиен, ибо каждый из них чает прославить наставников своих и род свой, победив в состязании, потому как тогда, как и в день всякого свадебного праздника – выйдут все эулиен Светлого Дома из покоев своих и встанут в коридорах, на террасах и лестницах от самого верха до низа, и там, где пройдёт победитель – будут славить имя его и поздравлять громко, тогда же эхо от хвалы их – разлетится по Светлому Дому и не раз ещё повторится, приумножив все добрые слова и радость. Кто хоть раз проходил так по Светлому Дому – тот не забудет подлинного ликования, когда без тени зла и всякого лицемерия – ослепляют улыбки со всех сторон, и доброе слово в бесконечности величия власти своей звучит и множится среди светлых стен. Лишь ради этого пути достойно стараться и сразиться в любом состязании и игре, дабы весь Свет Светлого Дома обратился к тебе и укрепил тебя.

^{(1) есть игра в мяч, столь любимая среди эулиен, иси́йт-ильи́йт [isíyt-il`íyt], закат-рассвет называют её, ибо цель игрока – забросить мяч, символизирующий солнце, за спину противника или на небольшую часть отведённой ему территории. Так чертится двумя линями на земле путь солнца от рассвета до заката и линия горизонта между ними, и два игрока встают по обе стороны от черты. Играют в закат-рассвет один на один, ибо все эулиен тяготеют к состязаниям, а эта игра в мяч широко даёт развернуться их ловкости и силе. Когда же начертан путь солнца и встали игроки один на сторону заката, другой на сторону рассвета – дают одному из них по жребию небольшой мяч, и должен теперь игрок заставить своё ручное солнце упасть на территории противника, а тот, в свою очередь, всеми силами не должен дать совершиться этому, но и заставить мяч упасть на половине противника своего. Любят игру в закат-рассвет эулиен, с великой радостью играют в неё и малые дети, и опытные воины в стане Седби, ибо так бескровно выясняют они, кто из них ловчее, скорее и осмотрительней.}

Добрыми наставниками стали отец и мать для Тальми, от них же перенял он большую любовь к животным, особенно к лошадям, а потому много трудился в конюшнях и нашёл их по разумению своему недостойными любимых им. Тогда отстроил Тальми лошадям и коням Светлого Дома конюшни, как часть Светлого Дома, где могли бы жить лошади, как эулиен в обители своей, и покрыл стены конюшен искусной резьбой и смолою, и стали конюшни его продолжением Светлого Дома, и вписал Финиар Тальми в книгу свою, к именам эулиен, что воздвигали Дом народа его. С того дня наполнены Светом, просторны и полны зерном и травой конюшни Светлого Дома, а на пастбищах его пасутся ивруги и иные прекрасные кони, которым сам Тальми дал имена, ибо ему отвели эулиен это право. Он же ведёт теперь их счёт и родословную каждого коня знает. А потому, когда коснулось знание сердца его, отдал Седби эу сына коня своего, именем Сертáна [Sertána], (2) и поручил его Тальми, и так стал Сертана другом и спутником Удачливого в служении его, на которое был он благословлён родителями и Финиаром вскоре после обретения знания. И потому на сером кафтане эу вышит белый конь его, и поселился Тальми в покоях, где конный узор на стенах, хоть и не рядом покои его с покоями Иври и Лаан.

^{(2) известна всем эулиен любовь Седби к коню своему, рождённому на землях мирной земли – кипенно-белому богатырю с именем Сертáр [Sertár]. Обрёл Седби его ещё жеребёнком, и с того дня стали они неразлучны и дружны, ему же верил Седби как самому себе и оттого называл его своим братом. Сертар же жил с ним в шатре во всяком походе и во всяком деле пребывал подле господина своего, так что знал всякий эу, кто входил в шатёр Седби, что должно ему прежде всего поклониться господину своему, а затем коню его, ибо равным почитал Седби Сертара и берёг его от битв, предпочитая биться пешим. Также есть в каждом походе при воинстве Седби много эулиен, обычно из учеников всеблагих Иллиат и Иври, что смотрят за лошадьми эулиен и врачуют их, их же задача – служить коням эулиен как своему народу, ибо всякое животное, особенно то, с которым разделяют эулиен все тяготы своей жизни, почитают они высоко. Никто же из эулиен не смеет никогда обратиться к коню своему или любому другому животному иначе, кроме как господин мой или mánai, будь то дикий волк или даже голодная мышь. Всякую душу в подзаконном мире ставят эулиен выше себя и про коней своих говорят так – «есть я при коне моём», но не «есть конь у меня». Их же, ветрогривых, почитают эулиен как символ жизненной силы и страсти и верят, что именно лошади унаследовали дух Хаоса, что был прежде Слова, и в сердце своём одолели его и подчинили его себе, а потому высоко почитание лошадей в народе эулиен, и никогда не развлекаются они скачками или иными игрищами, где используют лошадь, так же как и любое творение Божие, ибо приемлют лишь игры собственной силы, ловкости, ума и духа. Также хоронят надеющиеся почивших коней своих, как и эулиен – с теми же песнями и почестями, хоть и готовят их к погребению не лекари, но ретенти, ибо это их удел – погребать животных. И если был у коня друг его и почил в бою – то хоронят их рядом. Иногда же бывает и так, что не остаётся от эу даже тона его, но есть конь погибший, тогда, по обряду, становится могила коня и могилой эу, и к ней приходят родители и любящие эу поклониться ему, как и коню его, его другу и брату в бою и в жизни. То же делают эулиен и с любым животным, что погибает – хоронят его, как и эу, но в пределе ретенти. Лишь те из зверей, что бок о бок прожили жизнь свою с эулиен – похоронены среди них или рядом с прежним другом своим, эу, что был при них и служил им в дружбе и Любви.}

Отдал Удачливый Сертане право выбирать путь его, ибо мудр был конь его и прозорлив. Не раз жизнь эу спасена была им, ибо предвидел Сертана возможные ловушки арели или зло по невежеству человека. Он же всегда был Тальми другом и опорой во всяком деле его. Много дел разделил с Сертаной сын Иври и Лаан, много добрых подвигов труда и Любви за ними, много славных инг о приключениях их известны ныне. Так усмирял Удачливый всякие споры и распри и много помогал работавшим в поле или с лошадьми. Он же прослыл искусным шорником, ибо делал упряжь и сбрую не только много красивой, надёжной и удобной для человека, но и удобной для коня, и прежде всего для него безболезненной и безопасной, за что высоко ценили труд его, и не бывал Тальми без дела и работы среди людей. Он же помог многим в племенной работе, и во многих красавцах конях, которыми гордится ныне род Адама – есть и частичка души участливого Тальми, а где-то и кровь коня его, несравненного белого Сертаны, что прозвали люди Буром за напор его и земледрожную силу могучих копыт его.

И был день, и держал Тальми путь по велению сердца своего и ходу коня своего, и вот услышал он крик о помощи и тут же повернул туда. И оказалось, что попал человек в беду, ибо свалилась повозка его в овраг, и никак не мог он вытащить её. Тогда пришёл Тальми туда и по отвесной земле спустился в овраг, а Сертана скинул ему свои поводья, и привязал эу поводья к повозке и силой своей вытащил её. И благодарил человек Тальми много, ибо спасён был товар его. А потому попросил он эу продолжить путь с ним. И рассудил Тальми, что правильно будет так, и пошёл с купцом. Верно решил купец, потому что знал цену грузу своему. И вот недалеко ушли они от оврага, как окружили их разбойники с вилами и дубинами. Но вышел Тальми вперёд на коне своём, и разбежались они в великом страхе. И снова продолжили путь купец и эу. А вскоре подошли они к крутой горе, и не могла лошадь человека поднять повозку, ибо дорога горная была для неё крута и тяжесть повозки непомерна. Тогда распряг кобылу эу и впряг коня своего. Вмиг вкатил повозку на самую вершину Сертана, и лишь через некоторое время настиг их с эу человек, и был весьма встревожен, но благодарен. И снова вместе спустились они с горы, а там уже и был город, и разместил купец эу у себя, и накормил коня его, и напоил эу водою. И так жил некоторое время Тальми у купца и помогал ему в быту его, а в свободное время уходил в город и искал там тех, кому была нужна его помощь. И проследил за ним купец и увидел, что гость его немалой силы и умения, что и куёт он, и строит, и искусство его велико, а главное. не просит эу за труд свой никакой платы и всегда отказывается от неё. И вот дождался купец ночи, пока крепко уснёт гость его, и сложил он всё добро своё в сундуки у входа, вывел в соседний двор свою кобылу и увёл коня Тальми и запер его в месте укромном надёжно, сам же вернулся и поджёг дом свой. И дождался, пока огонь охватит дом, а, когда занялся огнём весь дом его – закричал «пожар!». И проснулся Тальми и нашёл весь дом в огне, и тут же встал на защиту его. Прежде всего спас он семейство мышей, что жило в кладовой и огнём оказалось заперто там, и собрал он их у груди под рубахой своей и выпустил их на улицу. И снова вернулся в дом и спас книги, что оставались там, тогда же поднял он полстены и вынес её с книгами на полках своих. И снова вернулся в дом и вынес образа, что хранились у купца. Тот же всё время наблюдал за ним и не понимал, что делает эу. Но вот снова вернулся эу в горящий дом и нашёл лопату там, и выбежал во двор, и стал копать. И призвал коня своего, и пришёл на зов его Сертана, разбив все замки и путы, что удерживали его, и стал рыть землю копытом своим. И вот вскоре стала яма так глубока, что забил оттуда источник воды. Тогда же смастерил Тальми орудие, вроде качелей, которые любят дети, качаясь на них, перевешивая друг друга. И привязал ведро к одному концу бревна и стал заливать воду в ведро, а Сертана бил копытом по другому концу, и так выливалась вода на огонь в дом, а Тальми лишь переставлял сооружение своё до тех пор, пока не погас огонь. Тогда же вошёл эу в дом и нашёл его не сильно сгоревшим, ибо сгорели лишь сундуки, шелка, ковры, многая мебель и товары купца, сам же дом пострадал немного и лишь оделся в чёрную гарь. И вот вышел Тальми к купцу, чтобы порадовать его, но позвал уже купец королевскую стражу и сказал им, что вот он тот, кто пробрался в дом его и поджёг его, ибо желал, чтобы отстроил Тальми ему новый дом, а не спасал прежний, и также не ожидал он, что спасёт эу не богатство его, а мышей, образа и книги – то, что и вовсе не ценил купец в доме своём. И вот натянула стража арбалеты свои и направила их на эу. Но примчался Сертана из самого огня, и искры ещё погибали на гриве его, и запрыгнул эу на друга своего, и тотчас унёс Сертана его прочь, так что даже замешкалась стража и не знала куда бежать.