Текст книги "Титан. Жизнь Джона Рокфеллера"

Если Рокфеллеру приходило озарение, оно часто завладевало им с силой откровения, которому невозможно сопротивляться, и теперь он решил, что «Стандард Ойл» должна гарантировать себе запасы сырой нефти. После того как Фраш подтвердил ценность сырой нефти Лимы, трест занялся добычей нефти, используя все внушительные доступные ресурсы. В 1889 году был сформирован комитет по добыче под эгидой Джона Д. Арчболда, и он тратил деньги такими бурными темпами, что за два года израсходовал двадцать два миллиона долларов – цифра сложная даже для бюджета «Стандард Ойл», что вызвало еще больше надрывных завываний Чарльза Пратта. Тем не менее убежденность Рокфеллера подтвердилась, так как месторождение Огайо – Индиана перехватило угасающую промышленность Пенсильвании и в 1890-е годы стало лидером страны по сырой нефти.

Оживившись благодаря Лиме, Рокфеллер открыл покупательский бум, какого промышленность еще не видела ранее. В 1890 году, поглотив «Юнион Ойл» и еще три крупных добывающих фирмы, он взял триста тысяч акров (ок. 121405 га) Пенсильвании и Западной Виргинии – огромные куски земли, включавшие целые округа. Человек, которого больше всего боялись в Нефтяном регионе, теперь стал их главным землевладельцем и добытчиком. «До сих пор внимание большого Осьминога было в основном направлено на сокрушение всей оппозиции в переработке нефти, – взволнованно отметила одна газета. – Судя по последней сделке, она начала сокрушать добывающих сырую нефть и получать контроль над их собственностью»¹⁷. К 1891 году Рокфеллер управлял большинством месторождений Лимы и четвертью американской добычи нефти. (Доля треста в добыче сырой нефти в США достигла пика в тридцать три процента в 1898 году.) Сокращение размаха конкуренции в добыче нефти приблизило для «Стандард Ойл» день политической расплаты.

В будущем открытие новых месторождений и в стране, и за рубежом открыло лазейки для выскочек конкурентов, но в 1890-х годах быстрый и полный контроль над месторождением Лимы дал тресту неоспоримое господство в американской нефти. Единственным крупным конкурентом, возникшим на новой территории стала «Сан Ойл компани», созданная Дж. Н. Пью в 1886 году. Весной 1891 года Арчболд посетил Лиму, окинул хозяйским взглядом нефтяные месторождения, простирающиеся более чем на сотню миль, и с торжеством написал Рокфеллеру: «Мы без сомнений имеем при сложившихся обстоятельствах большую часть обозначенной территории с хорошим запасом, и мы определенно сумеем добывать нефть в Огайо дешевле, чем кто-либо другой, владея, как мы и делаем, большими территориями, которые можем бурить благоразумно»¹⁸. Теперь, одержав столь отрадную победу в добыче, Рокфеллер проинструктировал Арчболда брать все, что может принести доход при цене на сырую нефть в пятьдесят центов за баррель. «Покупай все, что мы можем получить», – телеграфировал он¹⁹. В спешке исследовать и добывать, Рокфеллер создал модель вертикально интегрированного нефтяного гиганта, которые завладеют земным шаром в ХХ веке.

Открытие нефти в Огайо радикально перекроило карту вселенной «Стандард», так как пропал смысл везти сырую нефть на нефтеперегонные заводы на востоке, а потом отправлять керосин обратно на рынки Среднего и Дальнего Запада. В 1886 году, еще до того как Фраш завершил работу, О’Дэй обследовал северо-запад Огайо в поисках подходящего места для завода и выбрал сам очаровательный город Лима, который обслуживали четыре железнодорожные компании. Появление предприятия в Лиме ускорило спад Кливленда и Питтсбурга как центров переработки, и к 1896 году «Стандард Ойл» закрыла свой крупнейший перегонный завод в Кливленде.

Завод в Лиме стал лишь преамбулой главного события на Среднем Западе. В июне 1889 года трест создал компанию «Стандард Ойл, Индиана», которая построит крупнейший в Америке нефтеперегонный завод в Уайтинге, штат Индиана, в семнадцати милях (ок. 27 км) от центра Чикаго. Во время своей поездки в 1891 году Арчболд, дрожа от масштаба предприятия, сказал Рокфеллеру, что способность завода переработать в день тридцать шесть тысяч баррелей сырой нефти поразила его как «почти недоступная пониманию»²⁰. Многие годы завод оставался чудом нефтяного мира. В Уайтинге доктор Уильям М. Бёртон совершил революционное открытие, процесс расщепления нефти или «крекинг», значительно увеличивший выход бензина, – важная предпосылка века авто.

«Стандард Ойл» потребовалось время, чтобы стереть клеймо с сырой нефти Лимы, так как в керосине оставалось достаточно серы, чтобы в сырую погоду забивались дымоходы и лампы. В конфиденциальном письме Рокфеллеру Арчболд признавал, что конкуренты впервые могут справедливо заявлять о более высоком качестве их продукта. Трест пал жертвой собственных грязных трюков. После того в Огайо нашли нефть, но до того как Рокфеллер одержал победу над Праттом, «Стандард» организовала кампанию пропаганды, убеждая потребителей, что нефть Лимы хуже пенсильванской. Стратегия вернулась бумерангом, сказал Арчболд Рокфеллеру, «…поэтому необходимо, пока предубеждение не исчезнет, предпринять величайшие предосторожности, чтобы ни к одной поставке из Лимы и Уайтинга нельзя было предъявить абсолютно никаких законных претензий»²¹. Изначальную клевету оказалось трудно опровергнуть.

* * *

Пока «Стандард Ойл» закрепляла полный контроль над нефтяной промышленностью, многих простых граждан начали пугать ее исполинские размеры, хищнические методы и неумолимый рост, компания стала символом всех тревожащих сил, меняющих Америку. Она была «родителем великих монополий, которые сегодня скрываются под маской нового названия «Тресты», – написала одна газета, – и она служила синонимом новых агломераций экономической власти». Деловая система, основанная на индивидуальном предпринимательстве, порождала чудовищные комбинации, которые, казалось, угрожают самому индивидуализму. Современная промышленность не просто представляла собой опасность для мелкой коммерции, выглядела мрачным деспотом, который ставит под угрозу саму демократию, по мере того как гигантские корпорации, как самая динамичная сила американского общества, затмевали правительство.

Рокфеллер, как ведущая фигура этой консолидации, стал символом Позолоченного века, а следовательно, громоотводом для критики. Он внимательно следил за политическими событиями и остро чувствовал любые потенциальные угрозы его деловым интересам. Тем не менее в своих личных взносах в выборные кампании он заслужил репутацию прижимистого дарителя, и некоторых политиков его мелкие взносы даже расстраивали. Подпольные откаты от «Стандард Ойл» были другим делом, и Рокфеллер никогда не жалел денег, чтобы работа была сделана.

На пороге века репортеры потратили много чернил, обвиняя «Стандард Ойл» в покупке выборов Генри Б. Пейна в Сенат США в 1884 году. Этот предполагаемый случай политической коррупции привлек больше внимания критиков, чем все остальные, хотя он почти не был подкреплен доказательствами. Генри Б. Пейн, седовласый, в очках в тонкой металлической оправе – отец казначея «Стандард Ойл» Оливера Пейна – был учтивым и авторитетным человеком. Адвокат из Кливленда и постоянный кандидат на государственный пост, он лоббировал в Кливленде обязательное образование, страстно работал на дело Союза, помогал создавать Кейсовскую школу прикладных наук, а также имел долю в двух железнодорожных компаниях. В отличие от своих богатых соседей по Юклид-авеню, Пейн был демократом, и в 1860 году поддержал заявку Стивена Дугласа на пост президента против Авраама Линкольна. По иронии судьбы, в свете последующих обвинений, когда он впервые избирался в Конгресс, «Стандард Ойл» помогла победить его оппоненту. Переживая за карьеру отца, холодный высокомерный Оливер Пейн выступал постоянным управляющим его кампаний, начиная с победы в Конгресс в 1874 году. Два года спустя Оливер безуспешно пытался добиться президентской номинации от демократов для отца – самонадеянная заявка для пожилого новичка конгрессмена. Неудача принесла Оливеру несколько макиавеллиевскую репутацию, и одна газета едко заметила: «У него неистощимый кошелек, молчаливый язык и способность организовывать людей и манипулировать ими»²².

В конце 1870-х годов Генри Пейн потерял место в Конгрессе. Он близился к семидесяти годам и мог бы изящно уйти из политики, но судя по всему ему не удалось отказаться от мечты о высокой должности. Когда в 1880 году он подал заявку на президентскую номинацию от демократов, его оппоненты жестоко затравили его из-за возраста, а один опустился до того, что назвал его «истощенным высохшим ископаемым»²³. Пытаясь опровергнуть обвинения, Пейн придал гибкость походке и энтузиазм молодости жестам. Возможно, еще больше повредила Пейну его связь со «Стандард Ойл», которую многие демократы сочли пятном на его репутации. Пейна поддержал всего восемьдесят один человек в первом голосовании, и номинацию получил генерал Уинфилд Хэнкок.

В то время сенаторов США избирали законодательные собрания штатов, что открывало для деловых кругов сезон взяток и злоупотреблений служебным положением. Когда законодательное собрание Огайо избрало Генри Б. Пейна в Сенат в 1884 году – за почтение к «Стандард Ойл» оно войдет в историю как печально известное «нефтяное собрание», – широко ходили слухи, что Оливер сидел за столом в номере отеля в Колумбусе и раздавал законодателям банкноты, финальный счет достигал ста тысяч долларов. Подозрения в подкупе, так и не доказанные, бросали тень на сенатора Пейна и вызвали бурю нападок на «Стандард Ойл». Купил ли Оливер Пейн выборы достоверно неизвестно, но кажется маловероятным, чтобы Рокфеллер или «Стандард Ойл» вступили с ним в сговор. Генри Пейн был убежденным демократом, а «Стандард Ойл» оставалась оплотом республиканцев. Рокфеллер, вероятно, говорил истинную правду, заявив: «Как республиканец и никто иной как республиканец, я был против выборов сенатора Пейна. На его выборы не пошло ни фартинга из денег «Стандард Ойл»; и «Стандард Ойл» как компания не поддерживала его выборы»²⁴.

Кроме отца Оливер Пейн дал «Стандард Ойл» вторую важную связь с Демократической партией через своего зятя, Уильяма К. Уитни. Хотя во время учебы в Йеле Оливер был на два года старше и несравнимо богаче Уитни, они подружились. Оливер нянчился со своей очаровательной общительной сестрой Флорой до такой степени, что некоторые даже находили это нездоровым; в 1868 году он познакомил ее с Уитни, и, как он позже признал, уже «понимал, что, если они встретятся, они полюбят друг друга»²⁵. Год спустя состоялась свадьба, и Оливер стал их самоназначенным благодетелем, купив пятиэтажный особняк на Парк-Авеню. Это оказалось только прелюдией для его следующего подарка, пышного особняка за семьсот тысяч долларов с великолепными картинами и гобеленами на углу Пятой Авеню и 57-й улицы, напротив резиденции Корнелиуса Вандербильта. По словам одного историка, Оливер беззаботно «презентовал его семье Уитни, как другие дарят пуделя», и вечный холостяк совершенно самонадеянно перебрался к ним в пышные апартаменты на второй этаж²⁶.

Уильям К. Уитни, статный мужчина, имел несравненный талант привлекать богатых покровителей. Он всего год провел на юридическом факультете Гарварда, но это не помешало ему стать богатым адвокатом на Уолл-стрит и представлять Коммодора Вандербильта и других клиентов от железнодорожных компаний. Будучи активным членом Демократической партии, он приобрел поддержку Сэмюэла Дж. Тилдена, который, как губернатор, помог ему стать главой департамента юстиции города Нью-Йорк. В 1884 году Уитни прозорливо поддержал кандидатуру Гровера Кливленда, мэра Буффало, на пост президента и при его посредничестве было достигнуто перемирие между настроенным на реформы Кливлендом и Таммани-холл. Когда Уитни стал известен как влиятельный участник президентской кампании Кливленда, некоторые критики сочли его инструментом «Стандард Ойл». В действительности Рокфеллер голосовал за Джеймса Г. Блейна, сторонника деловых кругов, и предсказывал, что выборы обернутся «великим бедствием», если победит Кливленд²⁷. В беспрецедентном шаге, для сбора средств от республиканцев в Кливленде, Рокфеллер согласился, чтобы его имя стояло как кандидатура на пост вице-президента.

Пытаясь продвинуть кандидатуру Гровера Кливленда, Уитни убедил Генри Б. Пейна, что время, чтобы претендовать на номинацию от демократов неудачно из-за растущего негодования по отношению к «Стандард Ойл». Тогда Генри и Оливер Пейны влили сто семьдесят тысяч долларов в казну Кливленда. После победы Кливленда казалось, что Уитни собираются назначать министром внутренних дел. Затем пресса дала ему прозвище «нефтяной Билли» и предположила, что «Стандард Ойл» приберет к рукам государственные земли. Уитни согласился, в качестве утешительного приза, на пост министра военно-морских сил. Несмотря на все рассуждения о его связях со «Стандард Ойл», трест редко просил Уитни об услуге, и значительную часть времени он создавал новый стальной флот. Примерно в то время, когда Уильям и Флора Уитни перебрались в Вашингтон, Оливер Пейн, сославшись на «необходимость отдохнуть», уволился из «Стандард Ойл»²⁸.

Несмотря на множество акционеров, трест «Стандард Ойл» контролировала небольшая клика влиятельных семей. «Полагаю, правда, что семья Пратта, семья Пейна – Уитни (которая была единым целым, потому что акции шли от полковника Пейна), семья Харкнессов – Флаглеров (которые пришли в компанию вместе) и семья Рокфеллера держали большинство акций на протяжении всей истории компании и до настоящего времени», – прокомментировал Рокфеллер в 1910 году²⁹. Семьи Харкнесса и Пейна участвовали в общественной жизни и породнились с Вандербильтами и Уитни, они распространили и значительную часть богатства «Стандард Ойл» по социальной аристократии Америки.

Пока преследователи «Стандард Ойл» набрасывались на политические связи между Пейнами и Уильямом Уитни, они упустили более вопиющий случай политической коррупции: Джонсон Ньюлон Камден, служивший сенатором от Западной Виргинии с 1881 по 1887 год, но не прерывавший связей со «Стандард Ойл». Камден подошел к своим выборам в Сенат США в 1881 году как к честному деловому предложению и для закрепления результатов провел свободное распределение средств в законодательном собрании Западной Виргинии. Как он печально сказал Флаглеру в тот год: «Политика теперь дороже, чем прежде – а моя очевидная связь со «Стандард Ойл К^о» совершенно не удешевляет ее, – предполагается, что у нас у всех бушели денег». Это была прелюдия к срочному требованию «десяти тысяч долларов любым оборотом – акциями или нефтью. – Пожалуйста, будьте начеку и сообщите мне» ³⁰. Судя по всему «Стандард Ойл» оказала эту услугу, так как в следующем письме Камден доложил Флаглеру о победе. «Я искренне ценю значительную доброту Ис[полнительного] Ком[итета] – и воспользовался ей без колебаний, так как она нужна была мне на время»³¹.

Даже после перехода в Сенат Камден продолжал переписываться с Рокфеллером и Флаглером, как будто оставался активным руководителем «Стандард Ойл», и обсуждал переговоры треста с железной дорогой «Б&О» на бланке Сената США. Вместе с Оливером Пейном он создал железнодорожную компанию и уговаривал Рокфеллера, Флаглера и Харкнесса присоединиться. Весь свой срок Камден стоял на страже интересов «Стандард Ойл», и, когда в 1882 году два билля о трубопроводах, неблагоприятные для треста, появились в законодательном собрании штата Мэриленд, он сработал быстро, с удовлетворением сообщив Флаглеру: «Мой дорогой господин Флаглер, я договорился убить два билля в зак. собрании Мд. при сравнительно небольших расходах»³².

После избрания Гровера Кливленда в 1884 году многие бизнесмены напряглись в ожидании реформ в Вашингтоне, но он оказался достаточно умеренным президентом. Тем не менее общество постепенно начало обращаться против монополий, появилась Антимонопольная партия, осуждавшая объединения с железными дорогами и дискриминацию в тарифах. Хотя на скидках железных дорог кормились все производители зерна, мясокомбинаты и производители уборочных комбайнов, «Стандард Ойл» стояла на переднем плане антимонопольных обвинений. Как написала «Уорлд» с резкой критикой треста в 18875году: «Когда XIX век канет в историю, беспристрастные глаза обозревателей с изумлением увидят, что США, которые должны стоять на страже свободы и прав человека, терпели присутствие самой гигантской, жестокой, дерзкой, безжалостной и хищной монополии, которая когда-либо закреплялась в стране»³³.

Однако для правовых обоснований правительственного регулирования частного бизнеса требовалось время. В 1876 году в деле «Манн против штата Иллинойс» Верховный суд вынес знаменитое решение: «Частная собственность облекается общественным интересом, если ее использование становится общественно значимым и оказывает воздействие на общество в целом»³⁴. На тот момент «Стандард Ойл» не слишком беспокоил билль о торговле между штатами против дискриминации на железных дорогах. Трест держал собственную трубопроводную сеть до побережья и был уверен, что, если регулирование придет, его все еще удастся обойти. В 1887 году закон о торговых отношениях между штатами, объявляющий незаконными железнодорожные объединения и скидки, наконец прошел Конгресс и появилась первая комиссия по регулированию, сенаторы Пейн и Камден, верные долгу, проголосовали против билля, но трест не приписал поражению высокий приоритет.

На публике «Стандард Ойл» притворялась, что приветствует равные условия, предписанные новым актом, и клялась больше не принимать скидки. Как позже в 1907 году заявляли Рокфеллер и Арчболд, когда возник соответствующий вопрос: «С момента вступления в силу закона о торговле между штатами в 1887 году «Стандард Ойл К^о» самым внимательным образом соблюдала его положения и ни в коем случае умышленно не нарушала закон»³⁵. Рокфеллер был склонен изображать себя требовательным руководителем, который заходил так далеко, как только позволял закон, но ни дюйма дальше. Аллан Невинс согласился с этим взглядом, отметив, что «после закона о торговых отношениях между штатами 1887 года «Стандард», как в целом соглашаются внимательные наблюдатели, близко подошла к общему выполнению нового закона и не просила прямых скидок»³⁶.

Однако существуют причины усомниться в этом утверждении. Перед самым принятием закона «Стандард» пришлось столкнуться с препятствиями скидкам на уровне штатов, и вездесущий полковник Томпсон, заперся с руководством железнодорожных компаний и нашел способы обойти новые правила. Весной 1886 года, после того как Верховный суд штата Огайо объявил незаконной дискриминацию грузов, Томпсон посовещался с представителями железной дороги «Лейк Шор». Вместе они придумали создать иллюзию, что все отправители платят по одинаковым опубликованным тарифам, тогда как «Стандард Ойл» получит тайную компенсацию с помощью бухгалтерской хитрости. Томпсон объяснил эту хитрость Рокфеллеру следующим образом:

«Наша договоренность очень простая: мы платим по общим тарифным ставкам до Мичигана и всех других пунктов, и то же самое требуется от других отправителей. У меня есть ясное понимание с соответствующими людьми, что мы не обязаны платить больше, чем ранее, и этого не ожидается, а чтобы мы не остались без денег… мы каждый месяц будем вычитать из выплат Чикаго сумму, эквивалентную соответствующему платежу по всем другим пунктам. Вы сразу же увидите цели этого и заметите, что в нашей ситуации ни лучше, ни честнее договоренности, ни более удовлетворительной для нас нельзя было достигнуть»³⁷.

Когда член комиссии штата Миссури по железным дорогам в 1887 году объявил единые грузовые тарифы, Томпсон сообщил Рокфеллеру: «Мы имеем причины полагать, что распоряжение будет отозвано. В любом случае, железные дороги не будут уделять ему внимания»³⁸.

Возможно, подобные устные договоренности помогли умиротворить «Стандард Ойл» в преддверии Закона о торговых отношениях между штатами. Кроме того, никакое правительство не могло лишить ее гигантского парка цистерн и прибыльных отчислений, которые он приносил; «Стандард Ойл» не была обязана предоставлять железнодорожные цистерны конкурентам. От равенства, предписанного законом, даже пришли неожиданные дивиденды. Новая Комиссия по торговым отношениям между штатами постановила, что железные дороги должны брать по одним ставкам за нефть в бочках (которыми пользовались независимые производители) и в железнодорожных цистернах (которыми пользовалась «Стандард Ойл»); в результате дороги впервые могли выставлять счет за вес бочек, поставив независимых отправителей в невыгодное положение. На короткий промежуток времени закон о торговых отношениях между штатами, возможно, и приостановил сотрудничество трестов и железных дорог, но они постепенно нашли способы обходить закон и соскользнули в проверенные договоренности. Борьба с железнодорожными скидками еще целое поколение оставалась пунктом реформаторов. В 1907 году «Стандард Ойл» ненадолго выкатили крупнейший штраф в истории за практику, от которой она, предположительно, отказалась уже давно.

К выборам 1888 года столь широко распространились протесты против трестов – в нефти, виски, сахаре и множества других, – что экономическую концентрацию сурово осуждали политические программы обеих партий. Аграрные реформаторы Юга и Запада оживились против железных дорог, как повитух монополии. Протестанты выступали против кризиса морали, сопровождавшего индустриализацию и создавшего перекос в распределении богатства. Резко повысилась активность организованного труда, в 1886 году членство в «Ордене рыцарей труда» взмыло до семисот тысяч человек. В тот год полицейские стреляли в пикетчиков на заводе уборочных машин Маккормика в Чикаго и спровоцировали протест в Хеймаркете, где взрыв бомбы унес жизни семи человек. В 1888 году Эдвард Беллами опубликовал популярный утопический роман «Взгляд назад», описав социалистическую версию технократического общества, захватившего Америку. Широкая публика не знала, что и думать, и рассматривала новых предпринимателей то как жуликов, то как героев. К 1888 году Рокфеллер начал появляться в льстивых журнальных статьях о богатых американцах, но «Уорлд» Джозефа Пулитцера и другие газеты выделяли его как известного короля трестов. Пресса поддерживала шумиху вокруг «Стандард Ойл», требуя активных действий против трестов на региональном и государственном уровнях.

В разгар роста критики Рокфеллер вновь оказался под пристальным вниманием следователей правительства. Комитет сената штата Нью-Йорк выяснил, насколько уклончив он может быть, когда расследовал деятельность «Стандард Ойл» в 1888 году. Пристав с повесткой пришел на Бродвей, 26, но ему сказали, что господина Рокфеллера нет в городе. Когда он отправился на 54-ю Западную улицу, 4, ему сказали, что господин Рокфеллер дома, но его нельзя увидеть. Чиновник провел ночь, прикорнув на веранде Рокфеллера, на случай, если магнат попытается отбыть рано утром. Вскоре после восхода солнца он позвонил в звонок, но ему ответили, что господин Рокфеллер уже ушел. Вежливо отрицая, что избегал пристава, Рокфеллер позже объяснил, что находился в Огайо и поспешил обратно, как только его уведомили о расследовании. На самом деле Рокфеллер держал в секрете и посещения Кливленда, так как опасался, что там ему вручат повестку по иску от местных переработчиков.

Чтобы подготовить Рокфеллера к слушаниям в сенате штата Нью-Йорк, «Стандард Ойл» наняла известного адвоката Джозефа Х. Чоута. Чоут не сразу оценил своего необычного клиента, который сердечно приветствовал его, а затем лениво растянулся кушетке. Чоут попытался задать несколько вопросов о компании, но неразговорчивый клиент ничего не сообщил. Адвокат был раздражен, что этот вялый человек продолжает выспрашивать его. «Я не понимаю, как быть с господином Рокфеллером, – обеспокоенно спросил Чоут у Флаглера. – Он кажется таким беспомощным. Все время задает вопросы». Флаглера это позабавило: «О, вы увидите, он в состоянии позаботиться о себе. «Не беспокойтесь за него»³⁹.

Несколькими годами ранее, давая показания в Олбани, Рокфеллер ответил на тридцать вопросов подряд отказом говорить по совету адвоката. Он понимал, что в этот раз ему придется хотя бы выглядеть более общительным. Морозным утром в феврале 1888 года, безупречно одетый, в сюртуке и цилиндре, Рокфеллер вошел в переполненный зал заседаний Верховного суда в городе Нью-Йорк, бок о бок с Джозефом Чоутом. Так как он быстро становился мифической фигурой, его показания широко освещались в прессе. В сорок восемь лет он оставался красивым человеком, с коротко стриженными волосами и аккуратными рыжеватыми усиками; он вошел уверенной походкой. Но при ближайшем рассмотрении становились заметны тени под глазами, и он казался старше и более уставшим, чем несколько лет назад. Теперь он нес бремя тяжелее, чем мог себе представить.

Чоут вскоре увидел, что может не переживать за клиента. Как многие бизнесмены своей эпохи, Рокфеллер гордился способностью сбивать с толку и довел размытые ответы до совершенства. Под присягой он превратился в рассеянного и забывчивого парня, приятного, но слегка сумбурного, потерянно блуждавшего в колоссальном лабиринте «Стандард Ойл». Ко всему прочему он был превосходным артистом – черта, унаследованная от отца. Когда его приводили к присяге перед судом, он, по словам одного репортера, «поцеловал Библию со страстью», показывая, на чьей стороне Бог⁴⁰.

Рокфеллера допрашивал юрист комитета, Роджер А. Прайор, адвокат с театральными манерами; он ходил взад и вперед, гладкие черные волосы спадали на плечи. Он смотрел на Рокфеллера пронизывающим взглядом и обвиняюще грозил пальцем. Рокфеллер оставался спокоен, обращая контраст между ними в свою пользу. Одна газета ошеломленно написала о Рокфеллере: «Он кажется воплощением приветливости и света. Его умиротворение ничто не могло нарушить… Мелодичным, чистым и ровным тоном он давал показания… Временами его голос звучал с мягким укором, в другие моменты с ласковым убеждением, но он ни разу не выдал ни раздражения, ни досады»⁴¹. Чоут в изумлении смотрел, как невозмутимо держится Рокфеллер: его клиент совсем не был забывчивым простаком, каким он поначалу себя представлял.

Стратегия «Стандард Ойл» заключалась в том, чтобы предоставить как можно меньше сведений. Соратник Рокфеллера Пол Бабкок эмоционально советовал ему: «Я думаю, антитрестовская лихорадка – это безумие, его следует встретить очень достойно и парировать каждый вопрос ответами идеально правдивыми, но не раскрывающими факты! Я бы избегал любой статистики»⁴². Верный совету Рокфеллер выдавал правду экономно, но о «Стандард Ойл» было известно так мало, что самая скудная информация становилась сенсационным заголовком. В показаниях Рокфеллер впервые предъявил соглашение о тресте «Стандард Ойл», составленное в 1882 году; назвал восемь существующих на данный момент доверенных лиц; раскрыл, что у треста теперь семьсот акционеров и, самое поразительное, перечислил сорок одну компанию, входившую в трест, – многие из них публично не сообщали об этой связи ранее. Опровергая мнение о том, что «Стандард Ойл» является монополией, Рокфеллер предоставил список ста одиннадцати конкурирующих перерабатывающих заводов и волнующе описал горячую конкуренцию с российской нефтью.

Самый спорный обмен репликами произошел, когда Прайор затронул самый темный эпизод прошлого Рокфеллера: «Саут импрувмент компани» (Компанию по благоустройству Юга). Прайор оговорился и спросил, входил ли тот в «Саутерн импрувмент компани» (Южную компанию по благоустройству); Рокфеллер сразу же заметил оговорку и отрицал, что являлся членом такой компании. С его великолепной памятью он вспомнил, что существовала неиспользованная лицензия, выданная «Саутерн импрувмент компани». Прайор не мог поверить:

– Существовала такая компания?

– Я слышал о такой компании, – согласился Рокфеллер.

– Разве вы не были в ней?

– Не был⁴³.

Более поздний комментарий Рокфеллера об этих показаниях раскрывает его мастерство:

«Я никогда не брался наставлять человека, который задает мне вопросы. Я помню тот случай, как будто он произошел сегодня утром… Я не остановился поправить спрашивающего. Есть протокол, и его следует соблюдать. Конечно, я понимал, что отвечаю… Я давал показания не как господин Брюстер и господин Флаглер, у них такой горячий нрав, что они завязали бы спор с адвокатом. Я был тих и сдержан. В мой долг свидетеля не входило предлагать показания. Они думали, что заманят меня в ловушку, а я позволил свалиться в ловушку им самим»⁴⁴.

Рокфеллер – бич допрашивающих – обладал фантастическим даром схватывать тончайшие намеки в вопросах обвинителя. Сэмюэл Унтермайер, выдающийся адвокат ХХ века, назвал Рокфеллера самым блестящим умом, какой ему доводилось видеть на месте свидетеля, человеком, шестым чувством схватывающим юридические ловушки. «Он всегда читал мои мысли и угадывал, какими будут следующие шесть или семь вопросов, – сказал Унтермайер, проводивший перекрестный допрос Рокфеллера во время тяжбы в начале 1900-х годов. – Я начинал с вопросов, которые закладывали основу для вопросов далеко на будущее. Но я всегда видел необычный блеск в его глазах и понимал, что он разгадал мое намерение. Я не знаю свидетеля, равного ему в этом даре предвидения»⁴⁵. На слушаниях в феврале 1888 года Рокфеллер произвел такое впечатление на Роджера Прайора, что по завершении допроса тот подошел к стойке, сердечно пожал ему руку и спросил, могут ли он вместе с Рокфеллером посетить заводы «Стандард Ойл». Во время перерыва на обед Рокфеллер ненароком спросил у Джозефа Чоута, как него дела. Успокоенный адвокат ответил: «Я не мог бы пожелать свидетеля лучше»⁴⁶. Чоут сказал позже, что компаньоны Рокфеллера «редко знали, о чем он думал, но он всегда знал, о чем думали они»⁴⁷.

Сколь бы хорошо ни держался Рокфеллер, давая показания, отчет комитета бросил зловещий свет на работу «Стандард Ойл», назвав ее «самой дееспособной и, вероятно, самой внушительно денежной властью на континенте»⁴⁸. «Это исконный трест, – утверждал отчет. – Его успех стал стимулом к созданию всех других трестов и объединений. Структура этой разновидности распространилась, как зараза, по коммерческой системе страны»⁴⁹. Трест не был ограничен законом, сорок одна входящая в него компания «передала свои дела организации, не существующей перед законом, независимой от любой власти, имеющей возможность делать все, что хочет и где хочет, и до настоящего момента работавшей под покровом абсолютной тьмы»⁵⁰. Комитет снял с треста обвинения в ненасытности, но все же не принял описание оживленной конкуренции, данное Рокфеллером, и назвал «Стандард Ойл» «почти единственным участником поля деятельности с нефтью, из которого она вывела почти всех конкурентов»⁵¹. Дело «Стандард Ойл» выделялась как великий прецедент в растущих национальных спорах об антитрестовском законодательстве. Весной комитет палаты представителей по производству издал свой отчет о трестах, где нефтяному тресту была посвящена тысяча из полутора тысяч страниц, в пять раз больше, чем сахарному тресту, и в десять раз больше, чем тресту виски.