Текст книги "Титан. Жизнь Джона Рокфеллера"

Флекснер был не только лабораторным волшебником, он мастерски выискивал таланты. Он собрал блестящих блуждающих, нелюдимов и чудаков, на чьем творчестве благоприятно сказывалась спокойная атмосфера института. На своем утесе на Ист-Ривер он собрал великолепных ученых – он гордо называл их своими примадоннами, – в их числе Пауль Эрлих и Жак Лёб. Еще одним гениальным приобретением стал японец, сотрудник лаборатории, Хидэё Ногути, который выполнит новаторскую работу по исследованию сифилиса. Флекснер превратил институт в несколько автономных департаментов, каждый ставший вотчиной местного гения, тогда как он сам строго следил за основным бюджетом.

Самым дальновидным решением Флекснера стало нанять хирурга доктора Алексиса Карреля из Чикаго, рожденного во Франции. Невысокий, плотного сложения, с прямой военной выправкой, Каррель был католиком, мистиком и убежденным роялистом. Его направление в медицине определилось в 1894 году, когда убийца напал с ножом на президента Франции Сади Карно, и тот истек кровью из-за повреждения кровеносных сосудов. Каррель, которому тогда был всего двадцать один год, занялся загадкой соединения поврежденных сосудов и придумал решения, которые упростят переливание крови, трансплантацию органов и другие передовые хирургические процедуры. Рокфеллер часто рассказывал гостям за ужином драматическую историю, как доктор Каррель в 1909 году спас жизнь недоношенному младенцу, у которого обнаружилось melena neonatorum (мелена новорожденных при геморрагической болезни новорожденных), при котором кровь выделяется в пищеварительном тракте. Проведя чудесную операцию, Каррель воскресил побелевшего младенца, подсоединив вену на его ноге к артерии отца, врача из Нью-Йорка; через несколько минут лицо ребенка приобрело розовый румянец. В 1912 году Каррель стал первым ученым из Америки, получившим Нобелевскую премию по медицине.

Рокфеллеру повезло, он вложил деньги в тот самый момент, когда медицинские исследования вызревали как дисциплина и предлагали безграничные возможности. Вероятно, ни один другой благотворительный проект титана не имел такого безоговорочного успеха. Подчиняясь практике разделения труда, Эндрю Карнеги уступил медицину Рокфеллеру. Когда к нему однажды подошли по поводу строительства медицинских учреждений, он хитро улыбнулся и сказал: «Это специальность господина Рокфеллера. Идите к нему»²⁸.

Десятилетиями выдерживая многочисленные оскорбления, Рокфеллер и его окружение были рады, возможно, даже слегка удивлены, чистейшей похвале, которая досталась РИМИ. Гейтс буквально светился от удовольствия: «Тончайший слух едва ли различит хотя бы одну неблагозвучную ноту»²⁹. Прося денег для РИМИ, Младший заметил отцу, что «ни один из Фондов, которые ты основал, не пользуется у публики в целом такой известностью и не свободен от критики так, как Институт. Поэтому я считаю, что крупные суммы денег, в каком-то смысле безопаснее вложить туда, чем в другие сферы»³⁰. Гейтс развил эту тему, говоря, что через медицинские исследования деньги Рокфеллера помогают всем на земле и что «ценности медицинского исследования самые всеобъемлющие, это самые глубокие и важные ценности для всех, живущих в мире»³¹. Как мог Рокфеллер, долго являясь мишенью почти всеобщих оскорблений, не принять эту новую роль благодетеля человечества? Его пожертвования отражали и его собственную одержимость долголетием. Швейцарский психоаналитик Карл Юнг встретился с Рокфеллером в 1912 году и записал свои впечатления: «Он почти исключительно обеспокоен здоровьем своего тела, думает о различных лекарствах, новых диетах и, возможно, новых докторах!»³²

В своем окружении Рокфеллер столкнулся с одним громогласным критиком РИМИ: приятелем по гольфу и другом доктором Гамильтоном Ф. Биггаром, сторонником гомеопатии. Биггар, доктор старой школы из маленького городка, имел привычку на разные разглагольствовать: «У нас слишком много лабораторий и недостаточно практики у кровати больных»³³. Отчасти из-за Биггара Рокфеллер воспротивился слиянию Чикагского университета с аллопатическим Медицинским колледжем Раша. Под влиянием Биггара Рокфеллер чуть не отказался выдать чек на пятьсот тысяч долларов на восстановление Медицинской школы Университета Хопкинса, когда ее частично уничтожил пожар в 1904 году – просто потому, что школа не признавала гомеопатию. Гейтс отмахнулся от работы Самуэля Ганемана, немецкого основателя гомеопатии, назвав ее «дикими фантазиями дурака, ставшего лунатиком», – и обнаружил, как сложно переносить пережитки веры Рокфеллера в то, что сам Гейтс считал устаревшей медициной³⁴. Хотя он отчасти умалчивал о собственном твердом мнении по предмету, настоящей целью Гейтса было нанести смертельный удар по гомеопатам – закрыть их медицинские школы, изгнать их из медицинских обществ и лишить их практики в лечебных учреждениях – и расчистить путь научной медицине. Гейтс считал Биггара если не шарлатаном, то, по крайней мере, ископаемым и опасался его попыток подорвать РИМИ с тыла.

В какой-то момент противники вивисекции подняли шум об экспериментах в РИМИ, и Биггар бросился в драку, жалуясь Рокфеллеру на жестокость по отношению к лабораторным животным. Тогда Гейтс решил навсегда лишить Биггара влияния. Он обрушился на гомеопатов в нескольких язвительных памятных записках Рокфеллеру: «Ни доктор Биггар и ни один из его друзей гомеопатов не говорили вам, и поэтому, я думаю, следует вам сообщить, что гомеопатия быстро вымирает в этой стране». И то же касается аллопатии: «Обе медицинские школы уходят на заре научных исследований. Обе неправы. Теории обоих полностью разбиты за последние двадцать пять лет»³⁵. В первой версии письма, так и не отправленного, Гейтс высказывался еще более прямолинейно. «Доктор Биггар не следит за прогрессом медицины и продолжает блуждать в сумерках двух или трех поколений назад»³⁶. Из уважения к партнеру по гольфу Рокфеллер не признавал эти записки.

По иронии судьбы, Рокфеллер сохранил такую веру в гомеопатию даже тогда, когда финансировал самое передовое учреждение по медицинским исследованиям в мире. Периодически у него начинались приступы раздражения, и он слал письма о необходимости спасти гомеопатию, но эти вспышки быстро проходили. Своей филантропией Рокфеллер сделал больше чем кто-либо для уничтожения гомеопатии в Америке, и в итоге он оказался не в силах остановить научную революцию, которую он сам в значительной степени привел в движение.

В целом Рокфеллер выделил исследовательскому институту шестьдесят один миллион долларов. К 1950-м годам он породил такое количество подражателей, что ему было необходимо сменить направление. Институт преобразовался из исследовательского центра в специализированный университет, предлагающий только докторскую степень и стипендии на исследования. Его название было официально изменено на Рокфеллеровский университет в 1965 году Список преподавателей стал плотно насыщен лауреатами Нобелевской премии, и к 1970-м годам их было шестнадцать. Для сына бродячего торговца сомнительными препаратами это был самый невообразимый подвиг. Самая величественная похвала влиянию Рокфеллера в этой сфере пришла от Уинстона Черчилля, который написал незадолго до смерти Рокфеллера:

«Когда история вынесет свой окончательный приговор Джону Д. Рокфеллеру, вполне возможно, что его вклад в научные исследования будет признан вехой в прогрессе человечества. Впервые наука получила направление; стали возможны длительные эксперименты большого масштаба, а над теми, кто ведет их, не нависает тень финансовой катастрофы. Сегодня наука не меньше обязана щедрости и прозорливости богатых людей, чем искусство Ренессанса обязано покровительству пап и государей. Из этих людей Джон Д. Рокфеллер первый»³⁷.

Глава 24
Специальный миллионерский

В апреле 1901 года специально организованный поезд, набитый миллионерами, отправился от Манхэттена и двинулся вдоль восточного побережья в десятидневное путешествие по негритянским колледжам на Юге, многие из них финансировались деньгами Севера, завершившееся конференцией по образованию в Уинстон-Сейлеме, штат Северная Каролина. Поезд вез так много заметных членов высшего общества Нью-Йорка, Бостона и Филадельфии, что пресса уничижительно обозвала его «Специальным миллионерским». Показная экскурсия была детищем магната универсамов Роберта К. Огдена, соратника Джона Уонамейкера. Уверенный, что «Божественная воля требует» «улучшения человечества», Огден сочетал евангелическую веру со страстью к публичности продавца¹. Он надеялся привлечь внимание к печальному состоянию школ на Юге и заключить альянс между филантропами янки и южными реформаторами, залечив конфликты, оставшиеся после Гражданской войны и приведя экономическое развитие Юга в соответствие с Севером.

В одном пассажире, двадцатисемилетнем Джоне Д. Рокфеллере-младшем, путешествие зажгло огонь, ярко горевший до конца жизни. Сражаясь с этическими противоречиями в «Стандард Ойл», он, должно быть, изголодался по чистоте общественной деятельности. Младший вел жизнь, строго ограниченную частными школами, поместьями и Бродвей,26, и приветствовал непосредственное столкновение со срочными социальными проблемами. Поезд катился по Югу пропитанному законами Джима Кроу и взрывающемуся постоянными вспышками расового насилия. Статистика грамотности сообщала печальную историю заброшенности школ. Неграмотными были четыре и шесть десятых процента всего американского населения, а на Юге процент неграмотности взмывал до двенадцати процентов для белых и до пятидесяти – для негров. Образовательная реформа едва проникла в сельские внутренние районы негритянских общин, и бедные школы шокировали образователей с Севера. Единственным южным штатом, принявшим закон об обязательном посещении школы, был Кентукки, притом что такие законы почти универсально действовали на Севере. И пока богатые филантропы выходили на остановках у показательных заведений для негров – Институт Хамптона в Виргинии, Нормальный и промышленный институт Таскиги в Алабаме, рокфеллеровская Семинария «Спелман» в Атланте – путешествие имело свои вдохновляющие интерлюдии. «Поездка стала для меня чередой открытий, – сказал Джон репортерам по возвращении. – Таскиги был особенно интересен. Господин [Букер Т.] Вашингтон – поистине примечательный человек. Его школа ведет прекрасную работу для расы. Я рад, что поехал»². Младший описал путешествие Огдену, как «самый поучительный опыт в моей жизни»³. В восторженном настроении он сел и написал отчет о ней отцу.

Интерес Старшего к образованию негров на юге предвосхитил этот пикник на два десятилетия, начавшись в 1882 году, когда Семинария «Спелман» все еще располагалась в сыром подвале церкви. Во время поездок по Югу, он часто заходил в баптистские церкви утром по воскресеньям. На каждого из его детей семья выделила стипендию на образование учащемуся негру, и несколько лет Младший переписывался со своим «приемным» студентом-негром в Институте Гэмптона. В 1900 году семья Рокфеллеров практически перестроила территорию «Спелман», оплатив новую больницу, два жилых корпуса, столовую и кухню, электростанцию и жилье для президента школы. В эту поездку 1901 года Младший выступил перед учащимся в часовне «Спелман», и его чествовали негритянской музыкой. Годовой отчет школы указал новые здания, переданные Рокфеллерами, и звенел постоянным восхвалением семьи: «Господь дает нам все эти чудесные благословения щедрой рукой преподобного Джона Д. Рокфеллера»⁴.

До поездки 1901 года Старший уже раздумывал над созданием фонда для образования негров вместо того, чтобы направлять все деньги через Американское баптистское образовательное общество – совершая уход от конфессиональных даров. То, что путешествие 1901 года станет прелюдией к крупному благотворительному проекту, можно было предположить, когда Младший сказал Огдену: «Несколько лет вопрос образования цветных занимал наши мысли. Мы пробовали найти некий план, который помог бы нам проработать этот большой вопрос»⁵. При всех благородных чувствах, стоящих за «Специальным миллионерским», вопрос образования для негров продолжал вызывать бурную реакцию белых южан, которые опасались, что это ослабит сегрегацию. Пока поезд разворачивался обратно в сторону Нью-Йорка, возвышенный настрой пассажиров пережил неприятное столкновение с политическими реалиями: Генри Сент Джордж Такер, президент Университета Вашингтона и Ли, сел на поезд в Виргинии и охладил преобладающую эйфорию:

«Если ваша идея в том, чтобы дать образование неграм, вам следует захватить с собой и белых Юга. Если бедный белый увидит, что сын соседа негра пользуется благодаря вашей щедрости благами, которых лишен его мальчик, чувства, возникшие у него, сделают бесплодной всю вашу работу. Если вы хотите когда-нибудь добиться успеха, следует поднимать «бедного белого» и негра вместе»⁶.

Возможно, из-за того, что слушатели не в полной мере осознали потенциальные последствия этого предостережения, ему бурно аплодировали. Оно придержало наивные разговоры острыми штрихами политического реализма, но также открыло путь для некоторых очевидных уступок более консервативным белым южанам.

Люди с добрыми патерналистскими намерениями, желающие облегчить страдания негров, не нарушая установившийся порядок, богатые северные реформаторы были типичны для своего времени и, возможно, выделялись только тем, что вообще сколько-нибудь беспокоились о благополучии цветных. Тем не менее из-за их политических компромиссов их вполне можно обвинить в расизме, особенно пуристов, нетерпеливо жаждущих постепенной реформы. Поразительно, насколько взгляды некоторых из этих мужчин, настроенных на улучшение образования для черных, часто сложно отличить от взглядов тех же самых белых южан, которых они критиковали. Когда Огден сформировал группу, названную Южный образовательный совет, ее ответственный секретарь Эдгар Г. Мерфи заявил, что две расы «должны жить порознь», «должны существовать порознь» и «должны учиться порознь»⁷. Даже Фредерик Т. Гейтс забрал своих детей из публичных школ в Монклере, штат Нью-Джерси, потому что «некоторые из цветных и рожденных за границей детей были грязными и запущенными, с плохими манерами»⁸. Он поддерживал профессиональное обучение для негров, интеллектуально не равному образованию белых. «Латынь, греческий и метафизика формируют такой тип знания, который с нашей цветной братией, даже больше, чем с нами, я боюсь, будет надувать, а не укреплять, – написал он десятью годами ранее. – Цветная раса не готова, как мне кажется, к высокой культуре»⁹. Такое отношение дает представление о том, какую услугу филантропия Рокфеллера окажет сегрегационистам Юга.

По итогам «Специального миллионерского» Младший и Старший проконсультировались со многими специалистами по южному образованию, включая Букера Т. Вашингтона, который пришел к ним одним воскресным вечером на чай на 54-ю Западную улицу. Вашингтон поддерживал практичное профессиональное обучение черных без приобщения к абстрактным темам. 27 февраля 1902 года с сидящей рядом Эбби, у себя дома, в кабинете с дубовыми панелями, Младший председательствовал на собрании из десяти человек, обсуждающем образование Юга. С бокалами в руках и согретые жарким огнем, они проговорили далеко за полночь, набрасывая планы нового филантропического проекта, который будет запущен пожертвованием в миллион долларов от Старшего. Младший надеялся назвать его Советом по негритянскому образованию, но вместо этого выбрали характерно нейтральное имя – Совет по всеобщему образованию (СВО). Приняв тот же колоссальный масштаб, как и все, связанное с Рокфеллером, он превратится в ведущий образовательный фонд мира. Он стал продолжением АБЕС, но без баптистских атрибутов.

Сенатор Олдрич с блестящей эффективностью сопроводил билль об учреждении через Конгресс в январе 1903 года, и этот проект стал единственным из филантропических проектов Рокфеллера, получившим государственную поддержку в виде постоянной федеральной лицензии¹⁰. Отказываясь от предварительного акцента на образовании для негров, эластичный устав указал цель группы, как «продвижение образования в Соединенных Штатах без ограничений по расе, полу или вере». Притом что полным ходом публиковались серии Тарбелл, Рокфеллер держал здоровую дистанцию от своего нового фонда. Если он присутствовал в РИМИ чуть в стороне, в СОВ он делегировал больше полномочий сыну и ни разу не встречался с правлением. Как позже написал об отстраненности Старшего Абрахам Флекснер: «Я помню, как в 1914 году я написал историю Совета по всеобщему образованию с 1902 по 1914 год, и мы тщетно искали документы Совета, чтобы найти факсимиле его подписи и поставить под литографией перед текстом. Не было ни одного письма в документах Совета с его подписью»¹¹.Но Младший и Гейтс регулярно докладывали Рокфеллеру, который оставил за собой и сыном право утверждать использование двух третей выделенных денег. Рокфеллер верил, что некоторые универсальные принципы деловой эффективности следует применять к некоммерческим предприятиям в не меньшей степени, чем к проектам, извлекающим прибыль. Сделав свой первый вклад в миллион долларов в СОВ, он указал, что деньги следует распределить на десять лет. Он пытался повлиять не на содержание своих проектов, а на их шаг и масштаб и обеспечить взвешенный, финансово ответственный рост.

Ответственным секретарем Гейтс прозорливо выбрал доктора Уоллеса Баттрика, знакомого по выпуску Теологической семинарии Рочестера и бывшего баптистского проповедника. Как и Гейтс, Баттрик отказался от кафедры в пользу благотворительных проектов и мирских удовольствий. Неслучайно так много бывших священников, продвигавших светские идеи с духом евангелизма, слетелись на филантропию Рокфеллера. Добродушный толстячок, благословенный легким смешливым нравом, Баттрик привнес в свою работу всепоглощающую самоотдачу. Как-то его спросил один священник: «Какова ваша идея Рая?» – а он ответил: «Мой кабинет»¹².

Будучи членом совета Американского баптистского миссионерского общества, Баттрик тщательно изучал школы миссий для негров на Юге. На стене своего кабинета он повесил большую карту, усыпанную цветными булавками, отмечающими крупные американские образовательные учреждения. Там, где Гейтс был бескомпромиссным горячим оратором, Баттрик привносил в работу такт государственного деятеля, с юмором разряжая напряженные ситуации. Не обижая заявителей, он умел мастерски показать слабости в их проектах. Он обладал настолько точной интуиция, что, как сказал Гейтс, у Баттрика «кошачьи усы; он чувствует предметы до того, как до них добирается»¹³. Его величайшим недостатком – и притом настоящим – было то, что он считал целесообразным заискивать перед сторонниками господства белых, чтобы поддерживать работу СОВ на Юге. Он сказал на одном собрании директоров школ Теннеси: «Негры низшая раса – англосаксы высшая. Здесь не может быть вопросов»¹⁴.

Чтобы создать совет с безопасно консервативным отливом, Гейтс предпочитал «успешных деловых людей, которые поведут корабль традиционным курсом, и их не будет сбивать с пути ни временный ветерок, ни даже буря чувств»¹⁵. Первым председателем стал Уильям Г. Болдуин, президент железной дороги «Лонг-Айленд», активный сторонник образования для негров – до тех пор, пока белые люди остаются на высоких позициях. О черном южанине Болдуин заметил: «Он с готовностью заполнит менее квалифицированные места и выполнит тяжелую работу за меньшие деньги, чем белый американец или любая другая зарубежная раса, которой еще только предстоит приехать к нашим берегам. Это позволит белым рабочим с Юга заниматься более специализированным трудом и оставить поля, шахты и более простые занятия негру»¹⁶. С такими людьми у руля, СОВ, при всех своих добрых делах, заметно не дотягивала до рая. Ни Младший, ни Старший не испытывали таких откровенно расистских чувств, но они соглашались, что совет, чтобы функционировать, должен приспособиться к реакционным взглядам Юга. В этом контексте интересно отметить, что «Стандард Ойл, Огайо» наняла своего первого постоянного черного сотрудника только в 1906 году.

Вначале хорошо финансируемый СОВ распространил свою работу на Южный образовательный совет, предприятие с небольшим бюджетом, начатое Робертом Огденом. Приняв его дело, СОВ начала компанию на Юге по улучшению стандартов образования, взяв в качестве первой крупной задачи создание старших классов средних школ. До Реконструкции, ни в одном южном штате, кроме Теннеси, не существовало поддержанных налогами образовательных систем. В результате, старшие классы с четырехлетним обучением практически не создавались в регионе и не было ни одной такой школы для негров; во многих местах старшие классы выглядели просто как дополнительные комнаты, грубо присоединенные к начальным школам. СОВ определило главным приоритетом создание старших классов, так как их выпускники стали бы учителями младших классов, а заодно обильно заполнили бы колледжи, и тем самым реформаторская работа распространялась бы и вверх, и вниз по системе образования.

Не имея ресурсов для создания полноценной системы старших классов, СОВ установила модель, впоследствии скопированную будущими проектами Рокфеллера. Вместо того чтобы пытаться сделать все через собственный бюджет, совет пробуждал общественное мнение и стимулировал действия правительства. Потребовался дух общественных компаний, позаимствованный у баптистов, которые отправляли в миссионерские разъезды священников обращать в свою веру. По иронии судьбы, в то время как «Стандард Ойл» заняла враждебную позицию по отношению к антимонопольным искам, штатов и федеральным, Рокфеллер выковывал обширное партнерство, государственное и частное, для социальных перемен. СОВ платил зарплаты специальным профессорам в государственных университетах, которые объезжали штат, намечали места для школ старших классов, затем заручались поддержкой местных налогоплательщиков. Эти профессора были подотчетны отделам по образованию штатов, создавая необходимый политический камуфляж в период, когда имя Рокфеллера все еще звучало в Америке, как проклятие. Столь революционным было влияние денег СОВ, что к 1910 году оно помогло воплотить в жизнь восемьсот школ старших классов на Юге.

СОВ неоднократно останавливали в его изначальном стремлении содействовать образованию негров. Подчиняясь расизму, фонд ограничивал поддержку «очень немногими» округами, которые могли дать «наиболее значимые постоянные результаты» по словам Баттрика¹⁷. «Только в 1914 году организация наняла на Юге агентов по сельским школам для двух рас, и даже тогда Совет был склонен нанимать белых агентов для негритянских школ и продолжал поощрять школы учить черных полезным навыкам и не трогать их умы. В будущем он столкнулся с жесткой критикой негров, таких как У. Э. Б. Дюбуа, который не был согласен с школьной системой, державшей негров на низкооплачиваемых работах. Позже в своей автобиографии Дюбуа критиковал СОВ за поддержание идеи о социальной разделенности рас в школах; цветные школы, по мнению Совета, должны быть главным образом производственными, и все усилия стоит направить на то, чтобы умиротворить мнение белых южан»¹⁸. СОВ добился примечательных результатов в улучшении образования на Юге, но он не дал серьезных результатов там, где изначально хотел их больше всего: в образовании для черных. В итоге, девять десятых денег СОВ пошли на школы для белых или на развитие медицинского образования – печальное следствие для фонда, который должен был быть назван Советом по негритянскому образованию.

В 1905 году СОВ расширил свою сферу деятельности на высшее образование, получив от Рокфеллера пожертвование в десять миллионов долларов, за которым последовали еще тридцать два миллиона долларов в 1907 году – Совет приветствовал ее, как «крупнейшую сумму в истории, когда-либо данную человеком на любые социальные или филантропические цели»¹⁹. (Сегодня сумма была бы равна пятистам миллионам долларов.) Значительная часть последнего пожертвования была направлена Чикагскому университету. Пока СОВ укреплялся целевыми дарами на колледжи и университеты, он ввел правила, на которых настаивал Рокфеллер, зачастую тщетно, с Уильямом Рейни Харпером: пожертвования должны стимулировать пропорциональные гранты; местные сообщества должны разделять финансовый груз своих школ; университеты должны создаваться в населенных пунктах с процветающей экономической базой; и доход от целевого капитала не должен покрывать более половины текущих расходов.

* * *

Прошло немного времени после начала проекта СОВ, и стало удручающе очевидно, что дефекты образования на Юге не получится выправить без более сильной экономики на местах. Гейтса поразило это открытие, когда они с Баттриком предприняли экскурсию на поезде по Югу. Он смотрел из окна и размышлял, затем неожиданно воскликнул: «Это благодатный уголок мира. Здесь великолепный климат, много плодородной земли и немерено работы. Он должен стать богатым, чтобы должным образом собирать налоги, если он собирается поддерживать образование и здравоохранение. Ваша задача, Баттрик, выяснить как»²⁰.

Никто не смог бы обвинить Гейтса в том, что его идеи недостаточно масштабны. Если образование зависит от платежеспособных налогоплательщиков, значит, они поднимут всю налоговую базу Юга. А если это означает повысить производительность сельского хозяйства Юга, пусть будет так. Величественные перспективы, если не человеческое высокомерие, стали возможны благодаря большому богатству. Там, где другие благотворители могли лишь подремонтировать, наместникам Рокфеллера были позволены более пространные фантазии.

Весной 1906 года Гейтс и Баттрик поехали в Вашингтон, в министерство сельского хозяйства, на встречу с ученым-новатором доктором Симаном А. Кнаппом, бывшим учителем, редактором и проповедником. В своей экспериментальной работе на ферме Кнапп стремился к чему-то аналогичному работе Рокфеллера в медицине: он пытался привнести науку в дело, увязшее в древнем фольклоре. Тремя годами ранее Кнапп стал легендой, когда спас Техас от вредителя долгоносика, угрожавшего уничтожить хлопковую промышленность штата; люди отчаялись когда-либо получить прибыль от урожая и в панике покинули фермы, округа обезлюдели. Для Юга, держащегося на хлопке, повторение подобной ситуации означало бы катастрофу. Кнапп создал демонстрационную ферму в Террелле, штат Техас, и показал, как сдержать заражение с помощью тщательного отбора семян и усиленного земледелия. С того момента Кнапп искал частные деньги, чтобы расширить проект. Теперь семидесятитрехлетний Кнапп и министр сельского хозяйства Джеймс Уилсон встретились с Гейтсом и Баттриком, которые исполнили мечты Кнаппа, призвав к некоторому государственно-частному партнерству, быстро становившемуся торговой маркой СОВ. Если министерство сельского хозяйства подготовит планы и возглавит демонстрационные фермерские проекты, проект поддержат ежемесячные чеки от СОВ.

В последующие годы деньги Рокфеллера помогли изгнать долгоносика и повысить урожаи и поголовье скота на юге, увеличив налоговую базу для поддержки государственных школ. К 1912 году более ста тысяч ферм изменили способ выращивания хлопка и других культур непосредственно в результате демонстрационной работы, выполненной СОВ и министерством сельского хозяйства США.

* * *

Ободренная достижениями благотворительная программа Рокфеллера стабильно расширяла проекты на Юге, среди которых самым успешным стала компания по уничтожению анкилостомы. Как и с доктором Кнаппом, одиссея началась с удручающего поиска, предпринятого доктором Чарльзом Уорделлом Сталсом, отчаявшимся мечтателем на государственной службе.

После испано-американской войны Соединенные Штаты получили Пуэрто-Рико, и военный хирург доктор Эшфорд сделал поразительное открытие: многие бедные островитяне, которые, как считалось, страдают от малярии, на самом деле заражены паразитическим червем – анкилостомой. Стайлс, сын методистского священника, за годы изъездил Юг вдоль и поперек для Службы общественного здравоохранения США. На основании работы Эшфорда у него возникло дикое предположение, что бедные белые южане – печально известные по народным мифам своей ленью и медлительностью, – возможно, заражены анкилостомой. В сентябре 1902 года, вооружившись всего лишь микроскопом, доктор Стайлс проехал по Югу, изучая человеческие фекалии и, конечно же, везде нашел яички червей. Это было головокружительное открытие, так как анкилостому можно было вывести солями и тимолом за пятьдесят центов.

В декабре на медицинском съезде в Вашингтоне, округ Колумбия, доктор Стайлс сообщил о результатах и заявил, что южан долгое время считали ленивыми, хотя они просто обессилены анкилостомой. Его замечания встретили глубоким негодованием и насмешливым изумлением. На следующий день «Нью-Йорк сан» опубликовала доклад под причудливым заголовком «Найден микроб лени?». Стайлс был ошеломлен: он стал предметом насмешек, а великое открытие превратили в банальность бесконечными шутками о червях. Не лучше приняли его и врачи, так как он был зоологом и, как предполагалось, ничего не знал о теле человека. Доктор Уильям Ослер пошел дальше и отрицал существование анкилостомы в Америке. Немногие врачи были готовы признать, что хроническая анемия или продолжительная малярия, которую обычно приписывали бедным белым, на самом деле вызвана паразитом, подхваченным босыми людьми через подошвы.

Несколько лет доктор Стайлс упорно искал частные деньги на местах, чтобы применить свою теорию, и неожиданно нашел сторонника в 1908 году, когда президент Рузвельт назначил его в комиссию по сельской жизни. Путешествуя по Югу в ноябре, он сказал другому члену комиссии, Уолтеру Хайнсу Пейджу, уроженцу Северной Каролины, что мужчина на перроне, шаркающий и с деформациями, страдает от анкилостомы, а не от лени и не от врожденного идиотизма. «Лекарства стоимостью пятьдесят центов сделали бы человека полезным гражданином за пару недель», – сухо пояснил он²¹. Он объяснил Пейджу, что тимол отделяет червя от стенок кишечника – некоторые больные скапливали до пяти тысяч в организме, а горькая соль вымывает его из тела. Пейдж, член совета Рокфеллеровского института, был идеальным посланником, способным привлечь внимание Рокфеллера к Стайлсу.

В конце поездки Стайлс и Пейдж посетили прием в Корнелльском университете, где Стайлс познакомился с круглым жизнерадостным человеком, уже предупрежденным Пейджем: Уоллесом Баттриком. Мужчины отправились в номер Баттрика в отеле и «обсуждали анкилостому почти всю ночь»²². Стайлс, несколько лет произносивший бесполезные речи, теперь был потрясен ошеломительной скоростью развития событий. По возвращении в Вашингтон он получил телеграмму, вызывающую его в Нью-Йорк на встречу с Гейтсом и Сайманом Флекснером из РИМИ. Он сорок минут рассказывал и показывал слайды, Гейтс прервал его и позвал на встречу Старра Мерфи. «Это крупнейшее предложение, когда-либо сделанное программам Рокфеллера, – сказал Гейтс Мерфи. – Послушайте, о чем говорит доктор Стайлс. Итак, доктор, начните сначала и расскажите господину Мерфи то, что вы рассказывали мне»²³. Встречи длились два дня, и к концу Гейтс и его коллеги согласились на программу массовой мобилизации по изгнанию червя с Юга. Это была идеальная возможность для широкомасштабной филантропии: состояние легко диагностировать и дешево исцелить, пострадавших на юге около двух миллионов. Программа даст быстрые и заметные результаты, что делало ее более общественно привлекательной, чем изысканная работа медицинского исследовательского института. Другими словами, она мгновенно решала задачи науки, филантропии и связей с общественностью Рокфеллера.