Текст книги "Титан. Жизнь Джона Рокфеллера"

Пропасть, которая разверзлась между покровителем университета и его харизматичным президентом причиняла боль обоим мужчинам, до сих пор пользовавшихся близкими отношениями отца и сына. Теперь, когда нельзя было просить Рокфеллера о деньгах, Харпер потерял легкий доступ, который давно чтил. Эмоциональному Харперу, склонному и к диким восторгам, и к безутешному унынию, было сложно молчать в присутствии патрона. Поговаривали, что, когда ему запретили напрямую говорить с Рокфеллером о деньгах, Харпер обошел запрет и вслух молился о деньгах в его присутствии. Если история правдива, вероятно, он так и не усвоил урок, который Рокфеллер нехотя и неоднократно пытался преподать ему.

Глава 18
Заклятый враг

Даже когда в 1890-х годах Рокфеллер попытался сместить внимание в сторону от бизнеса, политическая реакция против него получила новый толчок, и он уже не мог отказаться от своего блестящего, но запятнанного послужного списка. Когда он пытался идти вперед, его прошлое в общественном воображении вырисовывалось еще крупнее. За следующие двадцать лет оно все возвращалось и следовало за ним, как тень, от которой невозможно убежать.

Антитрестовский закон Шермана, как правовой акт, оказался неэффективным. Реальная угроза для «Стандард Ойл» зародилась в маловероятном месте: маленьком книжном магазинчике в Колумбусе, штат Огайо. В 1889 году молодой республиканец, прокурор штата, Дэвид К. Уотсон зашел однажды вечером в магазин и наткнулся на тонкую книжку Уильяма У. Кука в дешевом переплете под названием «Тресты: последние комбинации в отрасли». Он купил книгу и внимательно читал до поздней ночи. В приложении Уотсон с большим интересом обнаружил поступок треста «Стандард Ойл», о котором не знал раньше. Он с изумлением узнал, что последние семь лет «Стандард Ойл, Огайо» действовала в нарушение лицензии штата, передав основной контроль над организацией доверенным лицам вне штата, в Нью-Йорке. Воспользовавшись открытием, в мае 1890 года Уотсон подал прошение в Верховный суд штата о начале судебного расследования против «Стандард» в Огайо, требуя, ни больше, ни меньше, как роспуска «Стандард Ойл».

Руководители «Стандард Ойл», как всегда, отнеслись к этому событию с пренебрежением, сочтя меры явными угрозами их деловых врагов. Фрэнк отправил письмо Джону со словами, что он «не уверен, кто следователи, но, думаю, приложили руку кливлендские переработчики», и домыслил, что Уотсон получил сведения от Джона Шермана¹. Опровергая обвинения, адвокат «Стандард», Сэмюэл К. Т. Додд, предложил тот же юридический фиговый листок, которым концерн прикрывался годами: акции «Стандард» в Огайо были переведены доверенным лицам компании в Нью-Йорке частными акционерами, а не самой компанией. К этому моменту хитрость уже поистрепалась.

По иронии судьбы, этот выпад против «Стандард Ойл» произошел в консервативном промышленном штате, где ее влияние было вездесущим. Как закоренелый республиканец, вносящий пожертвования, Рокфеллер воспринял это, как черную неблагодарность, и сетовал другу в Кливленде, что «мы не получили честного отношения от Республиканской партии»². Марк Ханна, важная фигура партии, особенно не склонный подбирать слова, отправил сообщение Уотсону в категоричных выражениях, сообщая, что «Стандард Ойл компани» «управляют одни из лучших и влиятельных людей страны. Они в основном все республиканцы и были наиболее щедры в своих пожертвованиях партии, и, насколько я лично знаю, господин Рокфеллер всегда молча вносил свой вклад»³. Хотя Ханна убеждал его отказаться от дела, Уотсон не уступил. Рокфеллер мягко отрицал, что знал о действиях Ханны, но память удобным образом подвела его, так как 7 апреля 1891 года тот написал ему: «Я поймал нашего выдающегося прокурора Уотсона на днях и высказал ему свое мнение»⁴. Преемник Уотсона, Фрэнк Моннетт, утверждал, что Уотсону шесть раз предлагали взятки, чтобы закрыть дело, – один раз даже сто тысяч долларов наличными, – но Моннетт так и не предоставил подтверждений, возможно, опасаясь реакции «Стандард Ойл» в отношении его источников.

Если подобное устрашение имело место, оно лишь укрепило стойкость Уотсона к давлению. Он одержал знаменитую победу 2 марта 1892 года, когда Верховный суд штата Огайо постановил, что «Стандард Ойл, Огайо» действительно контролируют доверенные лица на Бродвей, 26, и компания должна расторгнуть соглашение о доверительном управлении. Трест также обвинили в попытке монополизировать все этапы нефтяного дела. Один предприимчивый репортер поспешил на Бродвей, 26, и получил заверения, что решение ни в коей мере на трест не повлияет. Когда репортер появился на пороге Сэмюэла Додда, юрист «Стандард» был образцом вежливости: «Соглашения [о тресте] особо не требовались, – сказал он, – это был просто вопрос совести. Единственный результат этого решения – он доставит нам некоторые неудобства»⁵.

Эта безмятежность изучена лишь частично. Отвечая на юридические вызовы, концерн много раз восстанавливался, как некое мифическое изменчивое существо, которое способно на бесконечные метаморфозы, ускользая от законодателей. Несколько лет Додд и Рокфеллер изучали возможные варианты действий, в случае если антимонопольный иск приведет к роспуску треста. Они выделили закон Нью-Джерси 1889 года, позволявший акционерным обществам, расположенным в штате, держать акции в других обществах. Это революционное событие открывало возможности создания холдинговых компаний, действующих по всей стране, и предоставляло важный аварийный выход для обороняющихся трестов. В результате «Стандард Ойл» спокойно приняла решение Огайо 1892 года, не столько как смертельную угрозу, сколько как возможность предпринять давно запоздалую реорганизацию.

Несколько дней руководители «Стандард» старались понять, как лучше выполнить постановление. Они осознавали, что, если ничего не предпринять, прокурор Нью-Йорка подаст антимонопольный иск. 10 марта 1892 года, через неделю после решения штата Огайо, Сэмюэл Додд объявил о роспуске треста. На следующий день всем держателям сертификатов треста «Стандард Ойл» были отправлены уведомления о собрании 21 марта и приглашение обменять сертификаты на пропорциональное число акций двадцати входящих в трест компаний. Распределение власти, денег и дивидендов внутри империи «Стандард Ойл» оставалось в точности без изменений, и этот искусный маневр скопируют другие фирмы, измученные антимонопольными законами.

Как держатель двухсот пятидесяти шести тысяч восьмисот пятидесяти четырех из выпущенных девятисот семидесяти двух тысяч пятисот акций треста «Стандард Ойл», Джон Д. Рокфеллер председательствовал на собрании 21 марта. В зал, вмещающий двести человек, набилось триста, но мероприятие прошло быстро и по-деловому; решение о роспуске треста анонимным голосованием было предрешенным финалом. Хотя Рокфеллера назначили одним из восьми ответственных за ликвидацию лиц, он только оправился от срыва и хотел переложить груз реорганизации на коллег. Ему удалось избежать этого сурового испытания, так как процесс оказался связан со многими спорами. Мелкие акционеры отказались менять сертификаты треста на акции, с которых не шли дивиденды, и их нельзя было продать на любом вторичном рынке. В глазах обличителей «Стандард», обмен подозрительно затянулся.

Благодаря изменениям в законодательстве штата Нью-Джерси о регистрации, «Стандард Ойл» в Нью-Джерси заняла уникальное место в трансформировавшейся компании. Теперь она называлась «Стандард Ойл (Нью-Джерси)» и выкупила целиком или частично огромные пакеты акций в других компаниях «Стандард» и таким образом легально держала акции объектов от одного побережья до другого, выполняя роль и действующей, и холдинговой компании. «Стандард» в Нью-Йорке получила в реорганизации и новый статус, с которого начался семилетний период так называемых Держателей интересов «Стандард Ойл».

Обновления 1892 года были в основном закулисной игрой, фарсом для успокоения судов. Исполнительный комитет на Бродвей, 26, формально распустили, но его члены всего лишь лишились титулов и вскоре при помощи изящной юридической уловки превратились в президентов двадцати дочерних компаний. На внутреннем жаргоне «Стандард» их теперь называли «джентльмены наверху» или «джентльмены из Кабинета 1400». Места за обеденным столом распределялись, как и раньше, а Рокфеллер и его избранный круг сохранили те же абсолютные полномочия. Семнадцать акционеров – физических лиц, почти все руководители «Стандард Ойл» или члены их семей, держали контрольные пакеты двадцати компаний и выбирали их директоров. Юридические ухищрения раздражали законодателей, чувствовавших, что концерн слишком огромен, слишком скользкий и неуловимый и его нельзя укротить или призвать к ответу.

В 1892 году главную угрозу компании «Стандард Ойл» ее директоры видели в старении ее руководства. У руля организации все еще стояли те же отважные люди, которые встали у штурвала в 1870-х годах, и теперь они умирали или уходили от дел. Вероятно, сигнал тревоги прозвучал, когда удалиться на покой решил Рокфеллер, хотя его уход был временно отложен из-за паники 1893 года. Экономический кризис показал, что он не столько руководитель «Стандард Ойл», сколько верховная власть, наделенная ресурсами, не уступающими ресурсам правительства. Однако он продолжал держаться в тени, призрачной фигурой, невидимой, но ощутимой.

* * *

Депрессия заявила о себе крушением рынка акций в июне 1893 года и длилась так мучительно долго, а бедственное положение казалось таким тяжелым и беспросветным, что историки экономики назвали ее Великой депрессией, пока этот титул не перехватили 1930-е годы. За тревожное лето 1893 года разорились железнодорожные компании «Эри» и Северная тихоокеанская, за ними последовали многие другие, распухшие от долгов и афер. Массовая безработица обострила классовые противоречия в стране. Годом ранее на металлургическом заводе в Хомстеде, штат Пенсильвания, произошло кровавое столкновение, Генри Клэй Фрик приказал детективам Пинкертона стрелять в рабочих – Джон Д. в ответ на этот шаг послал воодушевляющую поздравительную телеграмму. Жестокость корпораций спровоцировала призывы от новой Популистской партии о прогрессивном подоходном налоге, государственном владении железнодорожными и телеграфными компаниями и более прочных гарантиях профсоюзам. Рокфеллер стоял одним из первых в списках страшилищ, которых регулярно ругали популисты, и по легенде начал спать с револьвером у кровати. По мере того как страна все больше разделялась на два лагеря, многие задавались вопросом, не слишком ли дорого Америка заплатила за индустриализацию, которая так быстро превратила ее из аграрного общества в мировую экономическую державу.

К началу 1894 года экономический спад потопил шестьсот ненадежных банков, и в воздухе нависла почти ощутимая угроза восстания, в связи с чем финансовый журналист Александер Дана Нойес заметил, что «в некоторые периоды волнения рабочих, казалось, достигали пропорций анархии»⁶. Весной 1894 года генерал Джейкоб Кокси из штата Огайо повел свою истрепанную армию Содружества Христа в обреченный марш на Вашингтон, умолять Конгресс о законодательной помощи. Два месяца спустя рабочие «Пуллман Палас кар компани» забастовали против массовых увольнений и урезания зарплат, что вызвало забастовку солидарности Американского железнодорожного союза во главе с Юджином В. Дебсом. Президент Кливленд отправил войска в Чикаго, Дебса арестовали, а семерых бастующих застрелили. Все отчаяние, накопившееся в ходе быстрых перемен конца XIX века, нашло выход в спонтанном, часто яростном протесте.

К разочарованию критиков, «Стандард Ойл» и другие тресты неплохо переносили долгий спад. Спрос на осветительное масло и смазочные вещества – теперь предметы первой необходимости – оставался высоким, и в результате, пока все затянули пояса, «Стандард Ойл» процветала. Тем временем неподалеку проявился новый источник будущих доходов. В начале 1880-х годов Готтлиб Даймлер прицепил легкие бензиновые двигатели к двух– и трехколесным велосипедам и другим средствам передвижения, и в результате экспериментов появился автомобиль, тогда как другой немецкий изобретатель, Карл Бенц, в 1886 году запатентовал трехколесный автомобиль с одноцилиндровым двигателем. В 1892 году с их первым автомобилем возились братья Дьюри. Издалека распознав фантастический рынок, «Стандард Ойл» отправила представителя на испытания нового бензинового двигателя для уличного транспорта. В следующем году Генри Форд протестировал двухцилиндровый автомобиль, разгонявшийся до тридцати миль в час, и воскресил страхи, что существующих запасов нефти может не хватить – беспокойство немного улеглось в 1890-х годах, когда нашли нефть в Лос-Анджелесе и в других местах Калифорнии. Бум на Западном побережье оказался столь примечателен, что вскоре оттуда пришло больше нефти, чем со старых месторождений в Пенсильвании и Огайо, сформировавших основу богатства Рокфеллера. Наступление эпохи автомобиля стало для «Стандард Ойл» подарком судьбы, так как чем больше в Америке светило электрических ламп, тем все дальше приходилось отправлять керосин в сельские места без доступа к электроэнергии.

«Стандард Ойл» вновь сумела в тяжелые времена расширить зону своего влияния. Несколько лет трест внимательно наблюдал за деятельностью питтсбургской семьи Меллон, и у Арчболда имелось четкое указание Рокфеллера хватать любой их объект, какой появится на рынке. Меллоны выдвигались, как тревожная угроза на рынке экспорта, и Рокфеллер опасался, что они заключат союз с Ротшильдами. Меллоны, заняв много денег под недвижимость в Питтсбурге для строительства своей расцветающей нефтяной империи, в августе 1895 года были вынуждены продать «Кресцент Пайп лайн компани» и другие объекты «Стандард» – нежданная удача, принесшая четырнадцать тысяч акров (ок. 5665 га) и сто тридцать пять добывающих скважин. Теперь казалось, что «Стандард Ойл» владеет всей промышленностью, с потрохами. Когда Ассоциация геодезии объявила о планах измерить землю, «Уорлд» предположила, что данные «позволят «Стандард Ойл траст» и другим трестам узнать точные размеры своей собственности»⁷.

Через некоторое время ко всеобщему изумлению независимые производители, потерпев столько злополучных поражений, в последний раз сплотились, и их набег на трест завершился успехом. Объединившись в «Продьюсерз энд рефайнерз ойл компани», тысяча владельцев скважин договорились поставлять сырую нефть пятнадцати независимым переработчикам, связанным новой сетью местных трубопроводов. Осенью 1892 года Льюис Эмери-младший, вечный бич «Стандард», создал «Юнайтед Стейтс пайп лайн», обещавшую дать мятежникам жизненно важную трубу к побережью. Людям Эмери, прокладывающим трубу, приходилось отбиваться от диких угроз железнодорожных компаний; локомотивы проносились и обдавали их горячим паром, кипящей водой и тлеющими углями. Несмотря на помехи, независимая нефть потекла в 1893 году. Изменив тактику, трест резко понизил цены на керосин – нешуточный фокус в период роста цен на сырую нефть. Прижатые падением рентабельности, три крупных независимых нефтеперерабатывающих завода подчинились главенству треста, но «Продьюсерз энд рефайнерз ойл компани» чудесным образом выжила. В 1895 году, осознав, что Рокфеллер уязвим, и, осмелев, тридцать независимых перегонщиков объединились в «Пьюр ойл компани» – первый жизнеспособный внутренний конкурент «Стандард Ойл». Чтобы сохранить автономность, они собрали половину своих акций с правом голоса в руках пяти человек, поклявшихся вовек держать их свободными от влияния «Стандард». Таким образом, за несколько лет до того как представители федерального правительства мобилизовались, чтобы разбить монополию Рокфеллера, на рынке уже укоренилась серьезная конкуренция.

* * *

Но потери 1890-х годов не нанесли Рокфеллеру вреда. Теперь его богатство обладало качеством самовозобновления. Занимался ли он садом, ел или просто лежал в кровати, его обильные сбережения с каждым часом тихо росли. Он получал около трех миллионов долларов ежегодно в дивидендах «Стандард Ойл» (более пятидесяти миллионов в долларах 1996 года) и перенаправлял их в огромное портфолио внешних инвестиций, которые его самого превратили в холдинговую компанию. Теперь двадцать четыре миллиона долларов были вложены вне нефтегазового бизнеса, он держал значительные доли капитала в шестнадцати железнодорожных компаниях, девяти фирмах недвижимости, шести сталелитейных и шести пароходных компаниях, девяти банках и финансовых домах и даже в двух апельсиновых садах.

Устойчивость нефтяного треста в депрессию 1890-х года, его проверенный иммунитет к колебаниям рынка радовали Рокфеллера, он приписывал это крупным денежным резервам «Стандард» и ее консервативной политике дивидендов. Паника, казалось, неопровержимо доказала Рокфеллеру, что корпорация превосходит беспощадную конкуренцию. Он мог позволить себе роскошь по-доброму поучать в разгар трудовых конфликтов в других отраслях промышленности. «Мы сумели удержать устойчивость так, что нашим рабочим повезло получить свои деньги, хотя в других концернах многие оказались вынуждены уйти и остались без куска хлеба, – сказал он позже Уильяму О. Инглису. – Мы радовались, что можем смотреть на счастливые лица наших рабочих в эти опасные времена и выдавать им заработанные ими деньги»⁸.

С начала 1880-х годов «Стандард Ойл» была самофинансируемой, всегда ликвидной и свободной от плена банкиров Уолл-стрит. В результате ни одна другая корпорация не являлась столь бесстрашной и независимой. Рокфеллер с особой гордостью заявлял, что в отличие от других трестов ему не нужен какой-нибудь Дж. П. Морган, чтобы создать концерн. «Стандард Ойл» предвосхитила главный элемент экономики ХХ века: тенденцию сложных, располагающих деньгами корпораций перерастать своих банкиров и становиться полноправными гигантами финансовых услуг. По тонкому наблюдению журналиста Джона Муди: «Трест «Стандард Ойл» на самом деле являлся банком самых гигантских размеров – банком внутри отрасли, финансирующим отрасль против всей конкуренции и постоянно ссуживающим крупные суммы нуждающимся заемщикам под высококлассное обеспечение, в точности, как делали другие крупные банки»⁹.

Роль главного банкира для подконтрольных компаний выполняла «Стандард Ойл» в Нью-Йорке, управляя, вероятно, самым колоссальным денежным потоком за все время американской промышленности. Чтобы максимально увеличить преимущество над Уолл-стрит, она разбросала гигантские балансы по многим банкам; одна организация «Стандард Ойл», «Нэшнл транзит компани», иногда держала до сорока миллионов долларов на депозите. «Стандард Ойл», Нью-Йорк, также давала крупные займы банкам, брокерским домам, железнодорожным и сталелитейным компаниям. Обладая такими деньгами, «Стандард Ойл» могла вершить судьбы домов Уолл-стрит, а те могли с ней не считаться на свой страх и риск. Директоры «Стандард» зачастую брали огромные займы у треста. На пороге паники 1893 года Джон Д. имел задолженность в миллион триста шестьдесят тысяч долларов, а его брат Уильям был должен восемьсот шестьдесят пять тысяч долларов.

Как президент нью-йоркской «Стандард», Уильям Рокфеллер добился исключительного влияния на Уолл-стрит. Возможно, для Джона эта улица и была притоном греха, но Уильям находил в ней свое сернистое очарование. В 1884 году Уильям познакомился с Джеймсом Стиллманом, когда они оба были директорами железной дороги «Чикаго, Милуоки и Сент-Пол». На Стиллмана, самого молодого директора Национального городского банка, снизошло вдохновение, и он пригласил Уильяма на должность директора. К моменту, когда Стиллман стал президентом банка в 1891 году, Национальный городской так разбогател на деньгах «Стандард Ойл», что его прозвали «Нефтяным банком».

Когда разразилась паника 1893 года, Джон Д. только выходил из заточения, вызванного его состоянием здоровья. Он поспешил из Кливленда в Нью-Йорк, чтобы организовать массовую операцию спасения. Во время паники он предоставил почти шесть миллионов долларов пятидесяти восьми частным лицам и фирмам, которым отказали банки и которые отчаянно нуждались в его вмешательстве. Чтобы выручить заемщиков, Рокфеллеру пришлось занять почти четыре миллиона долларов, и почти три миллиона из них пришли из «Стандард» в Нью-Йорке. Это был хитрый компромисс, так как он давал ссуду против ценных бумаг, тогда падавших в цене. В октябре 1893 года казначей «Стандард Ойл» Уильям Т. Уордуэлл решил, что Рокфеллер достиг допустимого лимита и совершил немыслимое: закрыл окошко кассы перед основателем компании. Пораженный Джордж Роджерс передал боссу вердикт: «Он отказался дать мне денег, потому что не имеет уверенности, что получит их обратно в любое время»¹⁰. После оживленных переговоров Уордуэлл расширил кредит Рокфеллера до двух миллионов восьмисот тысяч долларов в обмен на залоговое право на его ежеквартальный дивиденд семьсот семьдесят пять тысяч долларов из акций «Стандард Ойл». Некоторые письма Рокфеллера отражают трагикомичное замешательство, когда он с трудом пытался собрать займы у должников и выплатить собственный долг «Стандард Ойл». В начале сентября он написал Сетти из Нью-Йорка, что закрыл долги, с излишком пятьсот пятьдесят тысяч: «Мы ровно выходим из паники, но я надеюсь, такое больше никогда не повторится»¹¹.

Когда речь заходила о старых друзьях, его щедрость ослепляла. Когда Капитан Вандергрифт телеграфировал из Питтсбурга, что трест, которым он руководит, в смертельной опасности, Рокфеллер безотлагательно телеграфировал: «Сколько вы хотите?» – «Миллион долларов», – пришел ответ, и Рокфеллер написал: «Чек на миллион в пути»¹². Но его завалили столькими мольбами, что многим пришлось отказать, и это вызвало неизбежную горечь. Фредерик Т. Гейтс упоминал эти болезненные затруднения в письме в октябре 1893 года: «Сегодня у меня на столе срочные настойчивые просьбы спасти старых друзей [господина Рокфеллера] на много сотен тысяч долларов. Я навлек на себя ненависть многих важных предприятий, потому что последние несколько дней мне приходится отказывать им»¹³. Не один человек, которому отказали, позже обвинял Рокфеллера в том, что тот его разорил.

Во время паники Рокфеллер осознал общественные обязанности, сопровождающие большое богатство. За долгое время он привык относиться к правительству враждебно, а теперь сотрудничал с Вашингтоном, чтобы успокоить неустойчивость финансовых рынков. В 1894 году Министерство финансов США, встревоженное утечкой золота, которое обеспечивало золотой стандарт, обратилось к Дж. П. Моргану за операцией по спасению. Сказав Джону Г. Карлайлу, министру финансов, что это невозможно, Морган спешно посовещался со Стиллманом – признак нового статуса Стиллмана на Уолл-стрит. «Он был крайне расстроен требованиями, – вспоминал Стиллман, – почти рыдал, обхватил голову руками и кричал: «Они ждут невозможного!» Я успокоил его и попросил дать мне час, и за это время перевел десять миллионов из Европы от «Стандард Ойл» и еще десять из других источников». Когда Стиллман вошел в кабинет Моргана и сообщил о двадцати миллионах долларов, триумф вскружил Моргану голову. «Он принял позу спасителя своей страны и принял все признание, – заметил Стиллман лукаво, приписывая настоящий успех себе и «Стандард Ойл». – Но, видите ли, он поэт; Морган – поэт»¹⁴. Рокфеллер никогда не требовал признания за свои действия и предпочитал обходиться без огласки.

Поведение Стиллмана в панику отрицательно сказалось на его отношениях с Рокфеллером, который, будучи завален требованиями, выделил ему пять миллионов долларов. Рокфеллер считал, что хитрец Стиллман не только держал его деньги дольше необходимого, но и пустил не на укрепление банка, а на скупку акций по низким ценам. Рокфеллер при любых обстоятельствах был бы недоволен союзом «Стандард Ойл» и банка с Уолл-стрит, но после паники 1893 года из-за разочарования в Стиллмане стремление Уильяма размещать крупные счета в его банке вызывало новые дурные предчувствия. Один финансовый советник Рокфеллера, Генри И. Купер, в негодовании сказал ему: «Вам стоит серьезно поговорить!» – «Нет, господин Купер, мы ничего не будем делать, – спокойно ответил Рокфеллер. – Но мы этого не забудем!»¹⁵.

* * *

В ноябре 1887 году, слушая показания Рокфеллера перед новой Комиссией по торговым отношениям между штатами, Генри Демарест Ллойд увидел в свидетеле князя тьмы, воплощение зла. После он яростно строчил заметки, которые называл «Фанатичный Стандард Ойл», и сказать о Рокфеллере он хотел следующее:

«Он… грабитель… не поклонник свободы… царь плутократии, поклоняющийся собственной Власти денег над человечеством. Он никогда не пожертвует своими планами ради ограничений закона или патриотизма или филантропии… Его жадность, ненасытность текут, как Универсальный растворитель, и повсюду плавят для него в золото частное предпринимательство, общественную мораль, честь судий, доверие законодателей, дары природы. Он остановится, когда остановится – не раньше. Не тигр, а рысь… черты как у «джентльмена пирата» из романов, мысли холодные, безжалостные»¹⁶.

Убежденный, что «Стандард Ойл» это прототип всех трестов, два года спустя Ллойд принялся за крупное исследование, и, когда в 1894 года появилась книга «Богатство против Содружества», он был уверен, что общество готово к его откровениям. Накануне публикации он написал: «небо, кажется, шлет множество знаков, что время для появления такой информации наступило»¹⁷.

Элегантный Ллойд, известный как «миллионер-социалист», длинноволосый, с очками в тонкой оправе и мягкими усами, выглядел слегка артистично. Он дружил с Клэренсом Дэрроу, Джейн Аддамс, Юджином Дебсом и Букером Т. Вашингтоном. За него поднимали тосты многие литераторы, а Роберт Льюис Стивенсон назвал его «очень способным умным парнем» и утверждал, что «он пишет самые качественные статьи из всех, кто мне известен в Америке»¹⁸. Ллойд, франтоватый реформатор, посещал собрания профсоюзов в пенсне на золотой цепочке, сером цилиндре и до блеска начищенных ботинках. Когда он поддержал анархистов, обвиненных в бунте на Хеймаркет в Чикаго 4 мая 1886 года, его разъяренный тесть и совладелец «Чикаго Трибьюн» лишил его наследства и передал свое имущество в управление опекунам для детей Ллойда. Поддерживая образ жизни нарядного миллионера, а фактически трубадура радикальных идей, Ллойд полагался на доход жены.

Со временем Ллойд стал более радикальным. С мессианским мироощущением, он был неразборчив в симпатиях к Крестовым походам. Он, начав как либерал свободного рынка, затем обратился к социализму, профсоюзам, рабочим кооперативам и утопическим коммунам. Однажды он назвал себя «социалистическим-анархическим-коммунистическим-индивидуалистским-коллективистским-кооператором-аристократическим демократом» – и это только на закуску¹⁹. Мало какое дело в арсенале прогрессиста – от нападения на тарифы до поддержания передачи коммунальных служб муниципалитетам и до сражений с потогонными фабриками – ускользало от его широких взглядов. Как Карл Маркс, он верил в неизбежное крушение капитализма, который считал коррумпированным и ненасытным. Как и Маркс, он считал, что конкуренция ведет к монополии – долгожданный шаг, так как это «необходимый и несомненный шаг к национальному и международному сотрудничеству»²⁰.

Ллойд вернулся к «Стандард Ойл» – предмету своей статьи 1881 года в «Атлантик Монтли» – по нескольким причинам. Разочарованный тем, что закон Шермана не сумел обуздать монополии, он высмеивал его как «Антипрофсоюзный закон», просто хитрость «всемирного сговора власти денег, безумной от жадности и фанатичной, с целью вновь поработить рабочих»²¹. Теперь у него был обширный материал, поднятый правительственными расследованиями против «Стандард Ойл». Он вытянул сведения у небольшой армии ненавистников Рокфеллера, в их числе у Джорджа Райса, Льюиса Эмери и Роджера Шермана, и взял судебные записи и стенограммы слушаний, которые разложил по всем ящикам в своем доме в Уиннетке, недалеко от Чикаго. Когда один знакомый навестил его, Ллойд сказал: «Я докажу, что Джон Д. Рокфеллер самый эгоистичный узурпатор из всех живших на земле»²². Со страстью Достоевского он заполнял блокноты пламенными обличительными речами против американской плутократии, называя Рокфеллеров и Вандербильтов членами «жестокого, эгоистичного, плотоядного, недальновидного стада»²³. Списки сенсационных заголовков, которые он составлял для своей книги о «Стандард Ойл» – включая «Мерзость Бытия», «Фонтаны тьмы» и «Варвары бизнеса», – говорили не меньше о его разгоряченном воображении, чем о тресте²⁴. На самом деле Ллойд говорил так много и так напыщенно, что предпринимателям несложно было отмахнуться от него, несмотря на его часто точные озарения.

В «Богатстве против Содружества» о «Стандард Ойл» не говорилось ни одного доброго слова. Ллойд собрал все смутные голословные утверждения против треста и напечатал их как святую истину. Там, где Ида Тарбелл позже изобразила Рокфеллера и его войско как великолепных предпринимателей, хотя и аморальных, Ллойд описал их, как наглых преступников, которые всего достигли благодаря дьявольским деяниям. Позже, говоря в частном порядке о «преступном характере» руководителей «Стандард Ойл», он настаивал, что они «должны находиться в местах заключения»²⁵. Книга, как и его статья в «Атлантик Монтли», кишела ошибками и грубейшими искажениями – например, он изобразил Ротшильдов агентами «Стандард Ойл» за границей. Обвинив Рокфеллера в искусственных недопоставках, чтобы взвинтить цены на керосин, Ллойд не разглядел, что трест, наоборот, поддерживал свое доминирование удержанием низких цен и периодически включался в хищническое ценообразование. Ллойд возвышал любых предпринимателей, выступающих против Рокфеллера, даже самых жадных и никчемных.

Однако при всей ее слабости книга оказала глубокое и продолжительное влияние на общественное мнение и считается классическим произведением «разгребателей грязи». Ллойд был великолепным стилистом, его сладкоречивая проза захватывала читателей. Каждый абзац звал к оружию²⁶. Каковы бы ни были прорехи в его аргументации, он ясно и понятно изложил сложную историю, особенно когда дошло до важности железнодорожных скидок для подъема «Стандард Ойл». Заявив, что «Саут импрувмент компани» не умерла, а превратилась в генеральный план Рокфеллера, он заложил последовательность доводов для Иды Тарбелл. Книге придал силу и политический посыл Ллойда: «Свобода производит богатство, а богатство уничтожает свободу»²⁷. По мере того как мощь треста покрывает рябью общество, сказал он, она коррумпирует каждый уголок страны. Благородный эксперимент американской демократии подрывают коммерсанты, которые стали сильнее государства и контролируют его избираемых представителей. «Наша система, такая справедливая в теории и так щедро дарившая счастье и процветание в ее первое столетие, теперь, следуя уделу систем, становится искусственной, технической, коррумпированной»²⁸.