Текст книги "Жизнь языка: Памяти М. В. Панова"

Вторая половина 80-х – 90-е гг. («перестройка»). Активизируются тенденции 60-х и 20-х гг. на фоне резкой критики сталинизма. Расцвет ораторики, активная деятельность шестидесятников, контакты с Западом, волна заимствований. Литература изживает соцреализм и стремится к максимальному стилистическому разнообразию.

К этой схеме необходимо примечание: элитарная и массовая советская культура обладают известным своеобразием. Элитарная культура стремится к самоизживанию (Ленин и его соратники сознательно боролись против интеллигентского сознания и языка). Поэтому, кстати, большая часть ее носителей относилась к своему уничтожению в 30-х гг. как к исторической необходимости. Массовая советская культура, в отличие от современной, строилась на идеологической аксиологии, понимаемой более прагматично, чем это было в советской элитарной культуре. Поэтому общая тенденция культурного развития советского времени – подавление элитарной культуры и замещение ее массовой.

В настоящее время приоритет также за вторым членом антиномии, и «осивашивание» литературного языка продолжается: в качестве источников нового рождающегося языкового стандарта выступают, кроме традиционных, общий жаргон, получающий лексикографическую кодификацию [Ермакова и др. 1999], и просторечие, приобретающее функционально-стилистический статус [Химик 2000].

Литература

Беседы 2001 – Беседы с Михаилом Викторовичем Пановым // Жизнь языка: Сб. ст. к 80-летию М. В. Панова. М., 2001.

Ермакова, Земская, Розина 1999 – Ермакова О. П., Земская Е. А., Розина Р. И. Слова, с которыми мы все встречались: Толковый словарь русского общего жаргона. М., 1999.

Земская, Крысин 1998 – Земская Е. А., Крысин Л.П. Московская школа функциональной социолингвистики. Итоги и перспективы исследований. М., 1998.

Крысин 1990 – Крысин Л. П. М. В. Панов – социолингвист // Язык: система и подсистемы: Сб. ст. к 70-летию М. В. Панова. М., 1990.

Панов 1962 – Панов М. В. О развитии русского языка в советском обществе (К постановке проблемы) // Вопр. языкознания. 1962. № 3.

Панов 1972 – Панов М. В. О литературном языке // Русский язык в национальной школе. 1972. № 1.

Панов 1990а – Панов М. В. История русского литературного произношения XVIII–XX вв. – М., 1990.

Панов 19906 – Панов М. В. О балансе внутренних и внешних зависимостей в развитии языка // RES PHILOLOGICA. Филологические исследования: Памяти акад. Георгия Владимировича Степанова (1919–1986). М., 1990.

Романенко 2001 – Романенко А. П. Советская философия языка: Е. Д. Поливанов – И. Я. Марр // Вопр. языкознания. 2001. № 2.

Романенко 2002 – Романенко А. П. Советская словесная культура: отечественная история ее изучения // Вопр. языкознания. 2002. № 6.

Русская разговорная речь 1973 – Русская разговорная речь / Отв. ред. Е. А. Земская. М., 1973.

Русский язык 1974 – Русский язык в современном мире. М., 1974.

Химик 2000 – Химик В. В. Поэтика низкого или просторечие как культурный феномен. СПб., 2000.

Чуковский 1990 – Чуковский К. И. Живой как жизнь // Чуковский К. И. Сочинения: В 2 т. Т. 1.М., 1990.

З. С. Санджи-Гаряева (Саратов). Словотворчество А. Платонова

В работах о языке А. Платонова аспект словотворчества затрагивается немногими лингвистами, имеющиеся описания можно отнести к жанру заметок и наблюдений, верных и тонких, но фрагментарных [Радбиль 1998; Козинец 1998]. Высказывалось мнение о том, что писатель проявляет относительную сдержанность в словотворчестве, «почти не обращается к диалекту, новообразованиям» [Кожевникова 1990]. Между тем обращение только к текстам второй половины 20-х гг. и «Записным книжкам» Платонова позволяет говорить, во-первых, о достаточно большом количестве авторских новообразований, во-вторых, об индивидуальных принципах словотворчества, сложившихся на фоне нового языка эпохи и отличающих Платонова от других «словотворцев» этого времени. Конечно, словообразование является только частью того самобытного феномена, который называется «язык Андрея Платонова», но в нем проявляются основные черты этого феномена.

Специфика индивидуального языка Платонова определяется, как нам кажется, несколькими факторами. Первый – языковая ситуация эпохи, на глазах у Платонова формируется советский языковой стандарт, позже названный новоязом. Второй – столкновение народной речевой стихии с бюрократическим языком. Третий – особенности языковой личности писателя-реформатора языка. Четвертый – свойственные Платонову склонность к языковой игре, словесному балагурству, народный юмор, прекрасное чувство языковой формы. Пятый – «языковой вкус» начала XX в., стремление к нестандартному слову. Названные факторы в словотворчестве действуют не менее продуктивно, чем на других участках языка Платонова.

Особенности словотворчества Платонова во многом определяются его рефлексией над явлениями нового советского языка, которая выражается в актуализации и обыгрывании продуктивных словообразовательных моделей того времени, в пародировании и ироническом переосмыслении процессов, происходивших в официальном языке и в языке масс, представляющем собой сплав просторечных и казенно-бюрократических элементов [Санджи-Гаряева 2004]. «Ненормативное словообразование общественно-политической лексики в языке А. Платонова может отражать не только специфику его собственного мировидения, но и шире – некоторые тенденции языка эпохи» [Радбиль 1998: 84]. Поэтому словотворческие процессы охватывают главным образом общественно-политическую лексику.

Эффект новизны авторских неологизмов писателя объясняется прежде всего активным включением новых советских номинаций в словообразовательный процесс. Происходит соединение продуктивных (реже – непродуктивных) словообразовательных средств и новой производящей базы. В словотворчестве Платонова проявляется общий принцип построения его языка – нарушение сложившихся норм и правил, разрушение сложившихся стереотипов, в частности, проявляющееся в сочетании несочетаемого как с формальной, так и с семантической точек зрения. Степень окказиональности платоновских новообразований различна и зависит от многих причин, что будет показано при анализе материала.

Словотворчеству Платонова присущ пародийный характер, в нем сильно игровое начало. М. М. Бахтин говорил, что в пародии скрещиваются «две языковые точки зрения, две языковые мысли и, в сущности, два речевых субъекта» [Бахтин 1975: 439].

Словотворчество Платонова охватывает все знаменательные части речи, но большая часть индивидуально-авторских слов относится к именам существительным.

Наиболее активно у Платонова образуются имена существительные со значением лица по продуктивным моделям с использованием суффиксов – ик, – ник, – енец, реже – щик и – чик. Это вполне совпадает с тенденцией развития лексики русского языка 20 – 30-х гг., которая именно в это время бурно пополнялась новыми именами лиц.

Созданные Платоновым слова главным образом содержат оценку социально-политической, общественной деятельности человека, реже называют лицо по его служебной деятельности или функции, например, имена с суффиксом – ик (ошибочник, областник, антикулачник, индивидуальник, сознательник, религиозник): Кулак стал религиозником; Человек – сознательник, все оправдывающий непременным разумом; Для индиеидуальникое отпускаются лобогрейки по 40 копеек с гектара; Видели мы областников, так сказать, строителей. Следует отметить, что в словаре под редакцией Д. Н. Ушакова они не зафиксированы, но в нем много слов названного типа, что подтверждает потенциальный характер платоновских образований.

В текстах Платонова актуализируется еще одна частотная в официальной речи того времени модель отглагольных наименований лиц с суффиксом – енец. В партийных документах и речах высших партийных руководителей широко употреблялись оценочные наименования типа отщепенец, перерожденец и др. В оценочных именах упущенец, угожденец, переугожденец, опереженец, головокруженец ощущается явная и смысловая, и словесная перекличка со статьями Сталина о коллективизации «Головокружение от успехов» и «Ответ товарищам колхозникам». Критика перегибов в колхозной политике отразилась в произведениях Платонова в пародийно-иронической форме: Перегибщик или головокруженец есть подкулачник («Впрок»); Переугожденцы, момент забеговщины, опереженцы, napm-пашкинщина, член ВСХН, героическая тварь («Записные книжки»); Ты нам не переугождай! – возражающе произнес Сафро-нов… – Значит, я переугожденец, все более догадываясь, пугался профуполномоченньгй («Котлован»); И только изредка он словно замирал на мгновение от тоски жизни – тогда он жалобно глядел на любого человека…; это он чувствовал воспоминание, что он головотяп и упущенец, – так его называли в бумагах из района («Котлован»).

Заслуживают внимания обозначения женщин, образованные, как правило, от соответствующих имен лиц мужского пола: членка – член: Ты хоть бы раз на колхозные дворы сходила, посмотрела бы, как там членки доют; сознатель-ница – сознательник, слово сознателъник встречается у Платонова в «Записных книжках»: Человек-сознательник, все оправдывающий непременным разумом. Но оно также может быть «сверткой» расчлененного наименования «сознательная женщина», то есть «женщина, занимающаяся общественной деятельностью, колхозница, активистка»: А скорее всего она теперь сознателъница, – произнес Чиклин, – и действует для нашего блага: у кого в молодых летах было несчетное чувство, у того потом ум является («Котлован»).

Платонов использует при образовании имен лиц два противоположных приема: с одной стороны, избыточное удлинение слова за счет наращения суффиксов: дошколъчатник (дошкольник); с другой – усечение основ: невер (неверящий), оппортун (оппортунист), актив (активист). Наращение формантов можно иллюстрировать, помимо уже приведенного слова дошколъчатник, образованием нахальщик:…исконные градовцы называли слобожан махальщиками, ибо слобожане бросали пахотное дело и стремились стать служилами – чиновниками («Город Градов»). Примеры с усечением: Оппортун всегда кричит за, когда от него чашку со щами отодвинут; Зато я за полную индустриализацию стоял, а лошадь есть животное-оппортун («Впрок»); Гляди, Кондров, не задерживай рвущуюся в будущее бедноту, заводи темп на всю историческую скорость, невер несчастный; Как же, товарищи активы, нам дальше-то жить? – спросил колхоз («Котлован»).

Интересны и единичные окказиональные наименования лиц, образованные по малопродуктивным или вовсе непродуктивным моделям. Приведем некоторые из них. Слово дошколъчатник, образованное с помощью суффикса – чатник, означает ребенка дошкольного возраста (в словаре под редакцией Д. Н. Ушакова слово дошкольник зафиксировано с пометой «нов.»). Значение слова кустарник из словосочетания День кустарника неясно, можно предположить два варианта: либо оно соотносится с актуальным для текущего момента словом куст в значении «административно-территориальное объединение», и тогда можно говорить о форманте – арник, либо – со словом кустарь с прибавлением суффикса – ник. В том и другом случае возникает явно игровое омонимическое столкновение имени лица кустарник с обозначением растения (слово из записных книжек, возможно, это эксперимент автора, возможно, оно где-то подслушано и записано). По непродуктивной модели образовано два окказиональных отглагольных имени, имеющих явную печать устарелости: осталец и ожидалец (ср. скиталец, постоялец): Мужики заунывно ожидали колхоза на завалинках. Один из таких ожидальцев пришел к председателю комиссии («Чевенгур»); Нет ему равных среди людского остальца после революции («Чевенгур»).

Гораздо реже Платонов экспериментирует с существительными других семантических групп, в частности со значением действия, процессов, явлений.

По продуктивным моделям с суффиксами – щина, – ний, – ий на базе новых клишированных словосочетаний (перегибать линию, забегать вперед, переусердствовать, упускать) Платонов образует слова перегибщина, переусердщина, забеговщество, переусердие. Пародийный характер таких слов также не вызывает сомнения, в них выразилась реакция Платонова на уже упомянутые статьи Сталина: А опасения от переусердия уже имеются («Впрок»); Случилось ужасное явление упущения;…в лежащей директиве отмечались маложелателъные явления перегибщины, забегоещестеа, переусердщины и всякого сползания по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии… («Котлован»).

О рефлексивном, иронически-игровом подходе к словотворческому процессу свидетельствует образование слов по принципу антонимического противопоставления уже существующим, узуальным (перегиб – разгиб, перегибщик – разгибщик, зажим – отжим, беднота – среднота): Такое единичное явление в районе обозначили впоследствии разгибом, а Евсеич прославился как разгибщик вопреки перегибщику («Впрок»); Я убедился, что мнение о зажиме колхозной массы со стороны колхозных руководителей неверно. От Упоева колхозники чувствовали не зажим, а отжим, который заключался в том, что Упоев немедленно отжимал прочь всякого нерачительного или ленивого работника («Впрок»); Вот проверну здесь генеральную линию, покажу всей средноте, что такое колхоз в натуре…, а потом уеду учиться («Впрок»). Глубокий смысл имеет окказионализм обычайка. Намеренно сближая его с широкоупотребительным словом из революционного лексикона чрезвычайка, Платонов подчеркивает обыденность и привычность репрессивных мер со стороны властей: – А раньше кто тут жил? – Раньше буржуи жили. Для них мы с Чепурным второе пришествие организовали…Был просто несчастный случай по распоряжению обычайки. – Чрезвычайки? – Ну да («Чевенгур»).

Умение пользоваться возможностями словообразовательного механизма проявляется у Платонова в окказиональных мотивациях узуальных слов, в результате чего разрываются устоявшиеся словообразовательные связи и возникают новые. Интересны в этом отношении примеры со словами большевизм и большевистский, которые, вопреки узуальному соотношению «большевизм – большевик» и «большевистский – большевик», мотивируются у Платонова прилагательным «большой»: При большевизме я ничего среднего не видел. – И я тоже… Все одно только большое («Впрок»). Пастух Климент из «Ювенильного моря» говорит: – Во мне, вот, лежит большевистский заряд, а как начну им стрелять в свое дело, так выходит кой-что мало… Ты стараешься все по-большому, а получается одна мелочь-сволочь! (здесь не исключается игровой момент – «по-большому» имеет в русском языке другое устойчивое значение). В повести «Впрок» изменяется словообразовательное толкование слова материализм. Странствующий бедняк Пашка, которого в одной деревне оставили заведовать кооперативом, увидев товары, «пожалел их продавать»: Имущество всегда нужно поберечь: людей хватает, а материализма мало. Мотивирующим в данном случае является, скорее всего, слово материал или материя в значении «ткань, мануфактура», а само производное приобретает собирательно-предметное значение. Цель данного словотворческого акта – обыгрывание омонимии собирательного существительного и абстрактного философского термина «материализм». Изменение мотивации становится основой игрового лингвистического сюжета, связанного со словом оперплан в повести «Город Градов». Приведем в качестве примера диалог Шмакова с секретаршей Соней: – Соня, ты оперплан не переписала еще? – Переписала, Степан Ермилыч! – ответила Соня. – Это операционный план? Ах, нет, не переписала… Вы про операционный спрашиваете, Степан Ермилыч? – Ну да, не про опереточный. Оперплан и оперплан! Аббревиатура в этом сюжете так и не получила истинной мотивации («оперативный»), абсурд в том, что бюрократ Шмаков сам не знает, что означает компонент «опер»: – Оперплан и оперплан! Явно игровой, многозначный характер придает смещенная мотивация прилагательному головокружительный из повести «Впрок» (…перегибы при коллективизации не были сплошным явлением, были места, свободные от головокружительных ошибок), оно соотносится с названием сталинской статьи «Головокружение от успехов» и мотивируется существительным: «ошибки, возникшие по причине головокружения от успехов», в норме же это прилагательное образуется от двух производящих – голова и кружиться. В тексте прилагательное приобретает, как нам кажется, некий дополнительный смысл – «безумный, лишенный разумного начала».

Другой вид творческого использования словообразовательного механизма представлен в случаях с обратной производностью. Жачев в повести «Впрок» говорит о себе: Ведь слой грустных уродов не нужен социализму (ср. слой – прослойка); Из всякой ли базы образуется надстройка? («Впрок»), или: Баба – база двора, а мужик – надстройка (ср. база – базис) («Записные книжки»). Эти примеры демонстрируют превращение трудных, малоизвестных терминов в знакомые слова, более доступные героям Платонова, и свидетельствуют, как и в других случаях, об игровой форме рефлексии писателя над элементами нового языка. Интересный случай использования базового слова вместо его производного представляет слово средний в значении «середняк». Следует, кстати, заметить, что в текстах Платонова слово середняк встречается крайне редко, чаще – субстантивированное средний или среднота по типу беднота. Примеры: Ишь ты, средний дьявол какой! – знать, колхоз тебе не по диаметру! («Впрок»); После того он обязан был еще обойти всех средних единоличников, оставшихся без колхоза… («Котлован»); Сегодня утром Козлов ликвидировал как чувство любовь к одной средней даме («Впрок»); Особо Полпашкин любил средне-прекрасных дам («Записные книжки»). Компонент «средний» в последних двух примерах допускает двоякое толкование: либо это дамы-середнячки, либо умеренно красивые дамы, а может быть, и то, и другое.

Специфический вид словотворчества у Платонова – его антропонимы. Обращает на себя внимание мотивированный, «говорящий» характер фамилий, которые выражают суть того или иного героя. Так, в повести «Впрок» руководитель одного из районов наделен фамилией Упоее – главарь района сплошной коллективизации, который с упоением и страстью предается революционной деятельности: он был неудержим в своей активности и ежедневно тратил тело для революции. Особенно выразительны фамилии у героев повести «Ювенильное море»: Умрищев, Федератовна, Определенное. Герой, названный Умрищевым, по своей политической сущности «невыясненный», оппортунист, человек пассивный, главный жизненный принцип которого «не суйся», обречен умереть, не дожив до коммунизма. «Советская старушка» Федератовна поясняет внутреннюю форму своего имени так: Я всю республику люблю, я день и ночь хожу и щупаю, где что есть и где чего нету… ай кому жалко нашу федеративную республику?! Герой по фамилии Определенное, секретарь райкома, имеет определенную политическую позицию, ясную цель, в отличие, например, от Умрищева.

В текстах Платонова встречается множество единичных новообразований с большим или меньшим нарушением законов словообразования. Значения многих из них понятны только в контексте. Так, в повести «Впрок» малосильный трактор презрительно назван царапалкой (от слова царапать в значении «пахать землю»): Наверно, так и случится, что года через три-четыре или пять у нас начнут пропадать фордзоновские царапалки и появятся мощные двухсотсильные пахари конструкции профессора Скрынко. Смысл слова тужестъ становится понятным из контекста, однако точную словообразовательную мотивацию установить не удается. И действительно Семен Кучум никого не обманул – тяжело пришлось колхозникам в первое время организационности. А Семен ходил среди всех в такие дни тужести и говорил: – Ну, кого выписывать прочь? – Но никто не пожелал выписаться. Слово тужестъ может быть образовано и от наречия туго (колхозникам туго пришлось), и от глагола тужить (колхозники горевали), в любом случае оно имеет окказиональный характер. Есть у Платонова единичные образования, «сделанные» по конкретному образцу уже существующих слов, к ним можно отнести слова обужа и огорожа, созданные по примеру просторечного одежа: Вашей обуже восьмой год идет («Чевенгур»); Далее лошадиного двора находилась чья-то неимущая изба, которая стояла без усадьбы и огорожи на голом земном месте («Котлован»). Принцип несочетаемости компонентов, а именно замены формантов лежит в основе образования таких окказионализмов, как наедчивостъ, забеговщество, громовень, стуковень. Опираясь на смысл высказываний, к ним легко подобрать узуальные синонимические варианты: Ешь до наедчивости! (ср. наедание);…явление забегоещестеа (ср. забегание); По всей республике громоеень, стуковень идет (ср. гром, стук).

По сравнению с именами существительными количество новообразований среди других частей речи невелико. Отклонение от нормы в образовании прилагательных у Платонова чаще всего выражается в подмене суффиксов, например: напорные – вместо напористые (Это писал хвастун, говорил он, читая особо напорные директивы); хвостяная – вместо хвостовая (Ты бы хвостяную конечность к коровьей ножке привязала: чего ж тебя животное по морде бьет). Платонов образует прилагательные от слов, потенциально неспособных производить их. Например, от слова пудра образуется не существующее в языке прилагательное пудренный: – Иль окно спальной прошибу до самого пудренного стола, где она свою рожу уснащивает – она от меня хочет заработать (Впрок). Подобным образом возникает относительное прилагательное вождевой в связи с вопросом о происхождении человека: Я ответил, что, по-моему, вначале тоже был еождееой актив, но в точности не мог объяснить всей картины происхождения человека от обезьяны («Впрок»).

В некоторых случаях узуальные прилагательные приобретают буквальное толкование, так, слово бесхозяйственный означает «не имеющий своего хозяйства, бедняк», а слово беспросветные в приведенном контексте может быть истолковано двояко – «темные, неграмотные» и «не охваченные политико-просветительской работой»: Единоличницы в большинстве своем лишь традиционно-унылые, беспросветные бабы («Впрок»). Скорее всего, авторским является прилагательное едоцкий, которое в текстах Платонова встречается неоднократно и означает, по-видимому, «связанный с распределением колхозной продукции по количеству едоков». Но можно предположить, что оно взято из партийно-хозяйственного жаргона 20-х гг. Например: План изображал закрепленные сроки и названия боевых кампаний: сортировочной, землеуказательной, супряжно-организационной,… транспортно-тарочной и едоцкой («Впрок»).

Немногочисленные, но интересные случаи окказионального словообразования встречаются среди глаголов, их необычность объясняется тем, что в качестве производящих основ используются актуальные слова нового времени: колхозироватъ – колхоз, разактивитъ – актив, скустоватъся – куст, этичничатъ – этика. Слово колхозироватъ у Платонова означает «активно заниматься колхозным строительством, организовывать колхоз»: Колхоз отсюда недалеко – виден даже дым от утренних похлебок, сам он там отлично колхозирует («Ювенильное море»). Неологизм периода коллективизации скустоватъся в произведения Платонова, скорее всего, проник из речевой практики этого времени: …скустоватъся своей деревней с колхозом Кучума («Впрок»). Глагол разактивитъ, использованный Жачевым в «Котловане», может быть истолкован, как часто бывает у Платонова, двояко, чему способствует омонимичность приставки раз-: 1) сделать активными деятелями, сознательными людьми и 2) лишить должности: Это – пока я дурак! – предупредил активиста Жачев, – но скоро мы всех разактивим, дай только людям измучиться, дай детям подрасти («Впрок»). Слово этичничатъ, зафиксированное только в «Записных книжках», означает, возможно, «жить, соблюдая этику или этикет» или «церемониться» – имеются в виду, конечно, буржуазная этика и буржуазный этикет. Более точно сформулировать смысл слова из короткого контекста не удается, можно лишь предположить: Я с тобой сошелся не этичничатъ. Глагол расхарчеватъ образован по модели раскормить и имеет такое же значение: Ишь как жену, стервец, расхарчевал! – произносил из сада Жачев («Котлован»). Таков же механизм образования глагола облеживать, созданного по типу обживать: Мы по росту гробы готовили: на них метины есть – кому куда влезать. У нас каждый и живет оттого, что гроб свой имеет: он нам теперь цельное хозяйство! Мы те гробы облеживали, как в пещеру зарыть («Котлован»).

Сниженно-бытовую окрашенность придает приставка про– глаголу состоять: Пять лет в партии без заметки просостоял – оттого что не совался («Ювенильное море»), такой же оттенок есть в окказиональном глаголе пробюро-кратитъ:…настолько молено пробюрократитъ… обыденную жизнь («Записные книжки»).

Платоновым используется прием повтора приставок как средство усиления смысла: Настанет время, когда за элементарную ныне порядочность, за простейшую грошовую доброту люди будут объявляться величайшими сердцами, гениями и т. п., настолько можно пробюрократитъ, закомбинироеать, зажульничать, замучить обыденную жизнь… («Записные книжки»).

Среди наречий индивидуально-авторские образования у Платонова встречаются крайне редко. Безусловно окказиональными являются наречные сочетания в стоячку и в сидячку, образованные по типу слов внакидку: Что тебя носит по всей территории?! Ты бы лучше жила в сидячку и берегла силу и голову; Садись, старушка: в стоячку я не говорю («Ювенильное море»). Наречие укромкой по внешнему облику напоминает украдкой, оно совмещает в себе значения «укромно» и «украдкой»: …каждый ел укромкой и соседу пищи не давал («Усомнившийся Макар»).

В языке Платонова очень полно отразилась еще одна характерная особенность языка революционного времени – тотальная аббревиация в области новых наименований [Кожевникова 2003]. Платонов образует сложносокращенные слова преимущественно по типу стенгазета, буквенные и звуковые аббревиатуры в его текстах почти не встречаются. Приведем список слов, окказиональный характер которых несомненен: оргдом, оргдвор, колхоз-центр, окртрактор, ревчеловек, ревзаповедник, госум, генлиния, трудгужповин-ностъ, профтрепач, парт-пашкинщина. Платонов редко использует общепринятые названия официальных учреждений, он придумывает свои. Слова оргдом и оргдвор обозначают, по-видимому, правление колхоза, помещение, в котором находится руководство колхоза. В «Котловане» вначале появляется полное наименование организационный двор, затем его сокращенный вариант: Организационный двор покрылся сплошным народом; Народ выступил со дворов на этот звук и всем неорганизованным составом явился на площадь оргдеора. В повести «Город Градов» находим синонимичное образование колхозцентр: Колхозцентр уже трудится. В «Записных книжках» встречается слово окртрактор, которое, по-видимому, означает окружную организацию, ведающую тракторами: Окртрактор выдумал специальные выдуманные свои функции. В романе «Чевенгур» словом ревзаповедник названо место, в котором хранятся в законсервированном виде революционные традиции.

Сложносокращенные слова Платоновым используются для наименования различных реалий новой жизни, например, ревчеловек: Тема большая. Центральный ревчеловек нашего времени («Записные книжки»); генлиния: Специализация колхозов – вот генлиния («Записные книжки»); госум – государственный ум: В ней (в комиссии) Чумовой проработал сорок четыре года и умер среди забвения и канцелярских дел, в которых был помещен его организационный госум («Усомнившийся Макар»); болъраненые – больные и раненые: Шумилин говорил с Фуфаевым. Того губком собирался назначить председателем комиссии помощи болъраненым красноармейцам («Чевенгур»). Не свойственная аббревиатурам оценочность возникает при соединении разговорного экспрессивно-сниженного наименования трепач с распространенным сокращением официального слова проф – профтрепач: Профтрепача послушал, ты работай, как гепеус, вот где умные люди («Город Градов»). Очень интересный случай модификации советизма наблюдается в слове нацменъшой: Не республика была мне нужна, я не нацменъшой («Город Градов»). Вторая часть аббревиатуры нацменьшинство заменяется просторечным прилагательным меньшой, в результате возникает новая ассоциация – не только количественная (меньшинство), но и возрастная (младший): в советское время существовало представление о национальных отношениях как о братских, причем русский народ именовался старшим братом (ср. старшой), а другие народности и национальности – младшими братьями (ср. меньшие).

Буквенная аббревиатура Платоновым, как правило, не используется как способ словотворчества, видимо, из-за недостаточной ее выразительности. Примером буквенной аббревиатуры служит название очерка «ЧеЧеО», к фонетическому облику которого Платонов дает пояснение: ЦЧО – центральная черноземная область, по-воронежски «ЧЧО». ЦЕЧЕО – по воронежскому говору выговорить трудно – говорят ЧЕ-ЧЕ-О. Сугубо окказиональный и одновременно игровой характер имеет слово бантик в пьесе «14 красных избушек»: – Тут бантик был. – Какой бантик такой? Говори мне скоро. – Я тебе говорю сокращенно, арифметически, вроде Совнаркома и ЦеКуБу: бе-а-не-те-ке: белогвардеец-антиколхозник. Здесь автор не просто создает свой неологизм, а объясняет устами героя механизм его образования, характеризуя аббревиацию как способ «арифметического» сложения звуковых и буквенных отрезков. Особые случаи представляют собой окказиональные производные от аббревиатур, например гепеус от ГэПэУ:…ты работай, как гепеус, вот умные люди («Впрок»); или эсесерша от ЭСЭСЭР: Жачев… гостевому мужику, желавшему девочку – эсесершу выдать замуж: мужику, дал в бок, чтоб он не надеялся («Котлован»).

Один из излюбленных способов словообразования у Платонова – сложение основ. Особое пристрастие к сложению, на наш взгляд, объясняется свойственным Платонову предпочтением разного рода стяжений перед расчлененными наименованиями, объединением различных элементов языка на основе их смежности, стремлением к экономной характеристике явления или человека. Следует отметить, что среди сложных слов преобладают прилагательные, существительных значительно меньше. Различаются они и по выполняемой функции. Если сложные существительные создаются автором главным образом в целях характеризации, то прилагательные помимо оценочно-характеризующей часто выполняют номинативную функцию. Приведем некоторые примеры существительных: Он оказался кочегаром-летуном астраханской электростанции («Впрок»); Зато я за полную индустриализацию стоял, а лошадь есть животное-оппортун! («Впрок»); …вместо колхозной нарастающей реки лужицы-колхозики («Впрок»); Надел с утра рубаху-баян и ходит (о рубахе с сорока пуговицами, напоминающими кнопки гармони) («Впрок»); Беженец в беспрерывной работе-суете: кипяток, хлеб, очередь за талоном, дрова, сортир, борьба с отцепкой и пр. и пр. («Записные книжки»). Интересны случаи модификации общеупотребительных составных наименований. Так, актуальный в 20-е гг. советизм изба-читальня превращается у Платонова в избушку-читальню с уменьшительно-ласкательным оттенком: Сколько нужно кирпичей, чтобы сделать научную избушку^читалъню? («Впрок»). Ставшее устойчивым сочетание имен Маркс и Энгельс, которое часто произносилось без союза, у Платонова преобразуется в составное слово Маркс-Энгельс со значением «слишком умный или выдающий себя за такого»: Ишь ты, Маркс-Энгельс какой! («Чевенгур»). Особое пристрастие у Платонова обнаруживается к образованиям с префиксоидом полу-, которые по своей природе близки к сложносокращенным словам: В Чевенгуре живет полуинтеллигент Дванов («Чевенгур»); Женщина без революции одна полубаба, по таким я не тоскую («Чевенгур»); Наоборот, в наше время будущий созерцатель – это самое меньшее – полугад, поскольку он не прямой участник дела, создающего коммунизм («Впрок»); …человек мчится по коридору своей жизни, живя в полпамяти, трогая работу, не свершая ее («Записные книжки»); Встретил я тут одного полубелого в степи («Чевенгур»); Он начал стесняться в присутствии этой полудевушки («Чевенгур»). Слова с компонентом контр, имеющим значение «анти», «против», у Платонова функционируют в качестве сложносоставных, об этом свидетельствует их дефисное написание, хотя в 20-е гг. широко употреблялось слово контрреволюция со слитным написанием. Элемент контр утрачивает закрепившийся за ним политический оттенок и в пьесе «14 красных избушек» образует такие сочетания, как контр-дурак и контр-умница: Вы, дедушка, контр-дурак. Вы контр-дурак, значит, умница.