Текст книги "Черное сердце"

– У меня было много девочек. Клянусь, много. И не всегда все было плохо!

– Да не клянись, шлюха, у всех лохов было их много, у способного мужика одна и та же девушка десятилетиями держится, оторваться не может. Главное не количество, а качество. Верно, Карина? Ты ведь тоже не собиралась Джордана на кого-то менять? Значит, он хороший мужик был. Вот Карина мне не верит, что у меня до нее всего две девушки было, а зря! Каждый человек ищет единственного, просто не каждый может сознаться. Кто не может найти, тому ничего не остается делать, как хвастаться количеством своих любовных связей. Да, Логвин?

– Ну вот, теперь ты опять вывернул ситуацию в свою пользу.

– А как иначе?

– Так поступают только скурвившиеся подонки. Подонки, вроде тебя!

– Ты-то кто, тормоз? Может, закончишь логвиновский разговор хотя б на этой ноте?

– Кто здесь больше всех говорит?

– Тот, кто больше читает.

– Людям во время ваших перепалок надо удирать в бомбоубежище. – Отчаянно говорит Карина. – Слав, не реагируй на его оскорбления, все нарциссы примерно одинаковы: заставляют думать, что они круче тебя. Так они хотят для тебя боли, которая мучает их самих.

Когда Артем поворачивает к Карине свое розовое от пьянки и разборки лицо, один только ехидный взгляд подсказывает ей, что у него и для нее имеется пара едких подобно кислоте фразочек намного остроумнее предыдущих выкриков. И точно.

– Да в тебе проблескивают задатки психолога. Такое впечатление, – томно поет он, – что мой папа вдувает тебе уже лет десять.

– О боже… – глаза Славы закатываются на сто восемьдесят градусов, но только не у Карины, чемпионки по словесным ударам ниже пояса:

– Я с твоим папочкой пока это не делала, к сожалению. Но когда мы с ним, наконец-то, дойдем до этого, ибо я обалдела ждать, то я гарантирую тебе все подробности, чтоб ты от папы своего научился хоть чему-то хорошему.

– Вот классная девка! – в груди у Славы ржет сотня коней. – Я от нее тащусь.

Артем тем временем превращается в асфальтовый каток, и ему фиолетово, что говорит Карине самое страшное, что можно ей сказать, он просто жмет на газ и давит ее, используя совершенно спокойный голос и приличные слова:

– Круто, мамуля, я с нетерпением буду ждать братика или сестричку. Надеюсь, что несильно состарюсь, когда ты надумаешь еще раз забеременеть.

Улыбка на лице стирается в порошок. Слава думает, если он так похолодел, то, что чувствует Карина? Ее обида жжет ему спину. Слава не знает, как помочь ей, как отстоять ее честь, но что-то сделать определенно нужно, и поэтому он останавливается на обочине.

– Чего ты тут тормознул? Что случилось? – спрашивает Артем.

– Случился ты. Пошел вон из машины.

– А, ну ясно. Считаешь, она мне больно не сделала?

– Я не хочу судить, кто кому сделал больнее, но я хочу, чтоб ваши бои-речи без правил прекратились, наконец, потому что все заходит слишком далеко! – включив поворотник, Слава опять выезжает на трассу. – Оба заткнитесь и дайте мне доехать до дома без ДТП.

Карина обрадовалась тишине, которая наконец-то зависла в машине на несколько минут, но потом столкновение противоположностей перешло на следующий уровень: в красном углу ринга – Артем, в синем – Слава. Друзья взялись горячо спорить о том, каким парнем нужно быть, чтобы нравиться девушкам. Слава трактовал, что нужно быть естественным и искренним, а Артем, смеясь, возражал, что над собой наоборот надо усердно работать сплошь до мелочей.

Карина решила не открывать рта, втолковывая им, что они оба правы, просто у них разные подходы, и спорить им совершенно не о чем.

– Алло, Петя, ты уже дома? – спрашивает она следующим вечером, за рулем.

– Да, а ты где?

– Я к Равичу. Сообщить новость. – На мгновение она приунывает. Рому ждет новость-апокалипсис. Карина пережила ее, а ему только предстоит. – Я, возможно, опоздаю. Ничего?

– Раз предупредила, то не буду в угол ставить.

– Спасибо. Как работалось?

– Интересно. Привез с собой тележку эмоций, вот избавиться пытаюсь, чтобы освободить место для других. Предчувствую, их сегодня будет сверх!

Карина закусывает губу, пряча свое предвкушение неизвестно от кого.

– А как чувствуешь себя?

– Нормально. Ничего плохого не предвидел – это уже хорошие новости. Я приготовил нам ужин. Надеюсь, ты любишь цыпленка?

– Обожаю. С поджаристой корочкой из духовки. С картошкой. – Широко улыбнувшись, говорит Карина.

– Приезжай голодная. Пусть Равич ничем тебя не угощает.

– Обязательно. Ты меня так соблазнил, я вся горю, как мечтаю поесть.

Петр понимает ее намек и улыбается так, что Карина слышит. Она едет по участку дороги, где предположительно пасутся полицейские, и ей приходится прервать беседу из-за опасения штрафа за разговор по мобильнику во время движения.

Придя домой к Роме в его холостятскую квартиру, она отказывается от чая.

– Значит, говоришь, Петруша приготовил покушать? – весело подмечает Рома, бегая по кухне только для того, чтоб налить себе кофе. В его хате под названием «мне все по фиг» сначала надо умудриться найти чашку (на балконе), потом откапать сахар где-то в мешке под раковиной, затем поставить чайник, а еще затем – узнать, что кофе кончился и, плюнув на него, налить себе чай, найденный чуть ли не под диваном, который никогда не заправляется.

Карина выгибает брови.

– Девушка тебе нужна. Ну, позарез!

Рома ухмыляется, принимая ее замечание по-своему, как шутку, хотя чтобы навести порядок в этой квартире, ему понадобится не девушка, а девушка-супергерой.

– Ты дала мне совет, не спросив, устраивает ли меня моя жизнь. Заметь это. – Уклончиво говорит он, садясь рядом. Одна его нога сгибается в колене, и халат поднимается, но это нормально, Карина продолжает ощущать в Ромке друга, а не кого-то из серии Артема Доронина, чьи мысли полностью во власти постельного интереса. – Ничего, если я все-таки выпью чай?

– Ничего. Сто раз сказала. Чувствуй себя, как дома.

– Аха-ха, в собственной берлоге. Неудобно, что ты отказалась. Но я понимаю. Тебе там ужин готовит классный мужчина. – Бровь Ромы картинно выгибается, а голос искажается по шкале томности до предельной отметки. – По такому случаю ты должна спешить к нему, распевая оперную арию по всей дороге, а сама пришла к тощему одинокому спортсмену самой заурядной внешности. Какая нелегкая принесла? Что стряслось?

– Рома, я поговорить хочу…

– Кстати, он сам пригласил тебя? – не замечая трагедии в ее голосе, продолжает ликовать Рома.

– Кто? Петя? Да, сам. Рома… – она все не может начать, любопытство друга не позволяет ей вставить слово.

– А где ночует Артем, интересно?

– Опять у Славы. Потому Петя и пригласил. Рома…

– Что ж, – футболист в предвкушении трет ладошками, – значит, на ночь намечается что-то интересненькое. Наконец-то! Поздравляю! Потом расскажешь.

– РАВИЧ! РАВИЧ!!! – рявкает Карина, как на чемпионате мира перед самым решающим голом в истории мирового спорта, и Рому, наконец, приколачивает к месту. – Дело очень серьезное. Касается убийцы.

– Ну-ну? Следователь объявился со своими находками?

– Да ни хрена он не сделал. Я сама. Повезло просто! И с подсказками Пети.

– Вышла на след, да? Я так и знал, он должен быть рядом. Кстати… это, и правда, он? То есть, это не девушка?

– Рома. Он твой друг. Потому я и пришла, обезопасить тебя, чтоб ты знал, где зверь притаился. Это не телефонный разговор. Это тяжело сказать. Но это так, я тоже в шоке. Все сходится. Он один из последних звонил Джордану на телефон в день убийства.

По мере потока ее слов сердце Ромы вырывается из груди и вскоре покидает его. Он знает, кто звонил Джордану последним, не считая вызовы от неизвестных номеров.

– Ты хочешь сказать?.. Ты говоришь сейчас об…

– Рома…

– Нет. Не говори…

– Это… – Карина делает паузу, чтобы проглотить комок в горле. – Это Владлен.

Рома учащенно мотает головой, словно пытаясь вытрясти из нее услышанное. Мышцы лица напрягаются. Вскоре лицо его превращается в маску. Он отодвигает чашку с чаем. С силой щипает губу. Глаза смотрят невесть куда, вроде бы на Карину, но в то же время не на нее. Ни на кого. В никуда.

– Вот что я нашла. – Карина демонстрирует Роме ту ужасную галерею фотографий, что и Петру в Шкиперском саду. – Сохрани невозмутимость.

– Как? – лицо Ромы поднимается, вдоль щеки его тянется тонкая мокрая дорожка. – Как он это сделал? А… Алиса? Знала… кто он?

– Наверное. Не знаю. Но умерла она, поскольку Влад выждал момент до звонка в «скорую».

– Что?

– Он позволил ей уйти. – Карина протягивает руку и стирает слезу с его щеки. Рома, передернувшись, опять мотает головой, чтобы и эту информацию вытрясти. Ладонь Карина не убирает, и его голова приклоняется к ее теплым пальцам. – Со мной все ясно. – Продолжает она. – А непонятно лишь одно: как он заманил на крышу Джордана и как столкнул. Ведь на его теле не было следов борьбы.

Но Рома больше не думает об этом. Его осеняет другое.

– Надо за Сережей следить. Мертвых уже не оживить, нам надо думать не об этом, а о том, кого мы еще можем спасти. Ближе всех к нему мальчик. Если Владлен такой, как мы поняли, то он способен на все. Он давно переродился, перестал быть человеком, если сделал такие вещи. А главное, был нашим другом после этого. Смеялся и плакал вместе с нами. Играл на гитаре, пел, как ангел. Давал советы и сам просил помощи. И никто из нас ничего не заподозрил! – здесь голос Ромы плавно переходит на крик. Он принимается щипать на себе свой темный ежик волос, и Карина останавливает его руки прежде, чем в его пальцах начали оставаться клочки. – Я думал, что это Артем, просто боялся говорить, ведь это была всего лишь догадка.

– Я тоже так думала. Многие так бы подумали. Но все не так просто, убийца ничем не выдается, Петя прав. Это тот, кого бы никто не заподозрил. Владлен. Наш Владлен.

– Карина, я не знаю, как с ним общаться до его ареста. А вдруг я не сдержусь и придушу его? Я не знаю, объясни мне, как я вообще после этой новости буду сегодня спать? – Карина накрывает его руки и готовится что-то ответить, но Равич находит ответ сам. – Знаю. Он будет звонить, а я скажу, что мы с командой уехали куда-нибудь. Я его больше видеть не желаю. Мне страшно. Не за себя, за него. А что, если это не он? Вдруг подставили? Ведь он даже не пристал к тебе ни разу!

– Это мы еще выясним. Скорее бы приехал следователь.

Все их слова тяжелым грузом зависают в недолгой тишине. Кубок Мира выиграть проще, чем принять все это.

– Ладно, – приободрившись ради нее, Рома встает, запахивая свой длинный, как мантия, халат. – Иди к Пете, не опаздывай на свидание. Ты заслужила счастье, особенно после того, как настрадалась сполна. Продолжай жить, устраивай свою личную жизнь, а с Владленом мы обязательно справимся. Нас много, а он – один.

– Спасибо за адекватное поведение. Джордан бы на твоем месте его разорвал и сам отправился в тюрьму.

Рома качает головой, узнавая понятие предательства по-новому и с трудом пытаясь его обработать в своей голове. На лице выражение «то ли плыть, то ли тонуть». Школьный друг, не пригласивший его на свадьбу, становится жалкой песчинкой в той вселенной боли, которую ему причинил Владлен. Все его разбитое гирей тело говорит о том, что его после этого разговора лучше оставить одного лет на сто, так что Карина вздыхает и клюет его на прощание в щеку.

Глава 20

Она оказывается в квартире Пети, но продолжает думать о Роме, о том, каким она его оставила убитым и раздавленным. Прямо сейчас она займется тем, что продолжит свою жизнь, как советовал Рома, не думая ни о чем. Она слишком много думала. Но после короткого поцелуя перестает. Петя вместо «привет» целует ее так, словно они встречаются на протяжении десяти лет каждый день и только и делают, что целуются при встрече. Карина чувствует себя так правильно и уютно, как если бы вернулась к себе домой и надела свои любимые мягкие тапочки.

– Садись на тумбочку, а я принесу тапочки. Ты ведь о них мечтаешь? – суетится Петя, и отчетливо видно, какое удовольствие доставляет ему эта суета.

Карина не осознает, что улыбается, когда он садится перед ней на колени, медленно снимает с нее черные туфли на шпильке, и пододвигает тапочки. Белые. С ушками. Карина с трудом прячет под ладонью смех из-за тапочек. Вследствие же прикосновений Пети она переходит из земного состояния в воздушное. Весь год боялась, что жизнь никогда не изменится к лучшему, что всему настал конец, но теперь… Ситуация не изменилась, изменилось отношение. Одно из двух, как говорит Петя.

– Ты всегда читаешь мысли? – спрашивает она, зная, что не может прятать от его пристального взгляда свое волнение, как ни старайся, ну так и какого черта?

– Только когда в хорошем настроении. Вот мы от них и избавились. – Подытоживает Петя, презрительно глядя на шпильки. – Во мне не десять метров роста, как у сына, так что не насилуй свои точеные ножки, носи удобную обувь. А во время вождения это может быть особо опасно. Такими шпилями удобно мужские сердца протыкать, а не на педали жать.

Твой взгляд – особо опасно. – Крутится в голове.

– Все-таки ты – папа, как до мозга костей папа. – Говорится вслух.

– Ты всегда можешь называть меня Петрушей. А мой совет по поводу опасной обуви, как и некогда по поводу опасных парней, вполне серьезен. – Добавляет он, но Карина все равно смеется. Глядя на него, она не думает о посторонних вещах, будь то предметы одежды или другие мужчины. Она смотрит, как Петя, медленно потянувшись навстречу, опять клюет ее губы, а потом живот снова сводит от голода.

– Я хочу есть. – Признается Карина.

Петя берет ее руку и, подмигнув, ведет сначала мыть руки, а затем в кухню. Порядок у него неидеальный, но после квартиры Равича кажется именно таким. Особенно Петя постарался, накрывая стол.

– Ты ведь сегодня не собираешься ехать ночевать домой? – его шепот греет ее ухо, Петя обнимает ее талию сзади, а спиной Карина ощущает жар его тела. Сегодня она ночует дома. Но дело в том, что она уже здесь, никуда ехать не придется. Зная, что он почувствует эту фразу в ней, она накрывает его ладони на своем животе, а затем они вместе укладывают себе в тарелки запеченную картошку и курицу. Это оказалось настолько вкусно, что Карина ела, не разговаривая, пока не насытилась. Через несколько минут она невольно стонет от удовольствия, дожевывая последние аппетитные кусочки и откидываясь на спинку стула, растягивая позвоночник, а вместе с ним и счастливый желудок.

– Спасибо, Петруша. Это было еще вкуснее, чем я ожидала.

– Рад помочь.

– Твое блюдо, Петруша, определенно состоит из любви.

– Хм. Еще вина? – Карина подставляет бокал под горлышко бутылки. Петя берет ее маленькую ручку и притягивает их бокалы вместе. – Чтобы жизнь изменилась только самым лучшим образом. Моя жизнь уже давно пишется заново благодаря тебе. Мой список любимых мест пополняется. Теперь там есть Шкиперский сад. Да и та чудесная пиццерия, так и быть. – Говорит он, и Карина, размазав по своему лицу смущение, пьет с ним одновременно. – Как ты чувствуешь себя, находясь здесь со мной? Не напряжена ли ты?

– Вот что удивительно, так совсем не напряжена. Как с папой. – Карина недолго искала ответ; слова все время были на губах и только выжидали момента поделиться с миром. – Но не в прямом смысле. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь?

– О, поверь мне. – Вздыхает Петр и все, что ощущает Карина – его лисий взгляд. Этот искрящийся серый цвет проникает через кожу в ее плоть и кровь, делая их серебристыми. От этого в ней немедленно кипятится взволнованность, потому что, выходит, он знаком со всеми ее мечтами, которые по праву получат рейтинг «запрещено для детей». Если чтение мыслей доставляет ему такое удовольствие, то Карина надеется, что эротика ему по вкусу. – Можно твою руку? – когда он снова заговаривает, красный цвет с ее щек почти отступает. Карина протягивает ему руку через стол, словно чтобы он надел кольцо, но Петя переворачивает ее внутренней стороной и медленно расправляет на запястье пальцы, открывая себе ее ладонь.

– Гадать собрался? – по-доброму высмеивает она.

– У тебя повреждены кончики пальцев. Из-за гитары. Ты слишком перестаралась, тебе больно. Я бы мог…

– Нет, – она понимает, чего он добивается, и держать свою руку в его руке – это именно то, чего она больше всего на свете хочет, но… – В этом нет необходимости. Если кожа на пальцах снова станет слишком нежной, будет больно прижимать лады.

– О, ну тогда извините, рок-звезда.

– Бывает. А м-можно мне душ… п… принять? – лепечет она, помогая своим легким набрать побольше воздуха, после того как целую минуту отсидела перед ним как русалка, подарившая свой голос ведьме.

– Возьми мой халат на двери ванной. – Не избавляясь ни от улыбки, ни от пристального взгляда, отвечает Петя.

После душа Карина надевает новое прозрачно-кремовое белье и выходит в коридор, накинув халат, который одеялом волочится за ней по полу вместе с запахом бодрящего геля для душа. Первее Петиной комнаты находится спальня Артема. Она останавливается, навострив уши – что происходит в комнате Петра? Убедившись, что источник ее внутреннего возгорания на балконе, Карина, помедлив, входит в пустующую спальню его сына, стихийного бедствия.

Интересно, что такого можно найти в спальне Артема, в его непосредственном интимном пространстве? Эта квартира делится на два отдельных государства со своими законами и традициями, рассказывая о том, что отец с сыном не являются лучшими друзьями. У них в комнатах даже часы разное время показывают! У кого-то из них стрелки явно отстают. Но Карина не находит здесь того, чего ожидала: клетка, наручники, цепи, сети, любое приспособление для ловли и пыток девушек, ничего похожего здесь нет, все оказалось спокойнее. Интерьер, состоящий из белых и черных цветов, раскладной диван-кровать, стол с компьютером. Не чувствуя опасности, Карина продолжает наступление. Она идет мимо дивана, накрытого черным покрывалом из хлопка. Над диваном висит большая картина с обнаженной девушкой. Ее так сказать «одежда», по задумке художника, состоит из нескольких ремней, цепей на шее и чулок в сетку. Не слишком ли вызывающе? Слишком. Но точно в духе Доронина-младшего. Он предпочитает видеть девушек в своей постели жертвами. Вдоль одной из стен располагаются полки, и Карина подходит посмотреть картинки, книги и фотографии, которыми забита часть спальни. Она обнаруживает множество зачитанной до дыр медицинской литературы, серию иллюстрированных книг «Легенды нашего рока» и вырезки страстных парочек из журналов. Среди фотографий друзей подвешена почетная грамота от «Санкт-Петербургского государственного медицинского университета имени академика И. П. Павлова». Карина приближает лицо, читая имя Артема и льстивые слова «за отличную учебу». Рядом с книгами гордо выставляется красный диплом того же престижного университета, немного поодаль грамота от медицинского центра «Во имя жизни» за победу в научном конкурсе, а также ряд премий и грамот с благодарностями с других мест работы.

– Значит, у медали две стороны. – Говорит Карина, а потом отмечает, что на фотографиях, украшавших комнату, мелькает исключительно мордашка Славы. Самую большую фотографию с прикрепленной на нее открыткой Карина берет в руки, чтобы прочесть содержимое:

«С днем рождения, мое Настроение! После некоторых событий в жизни я перестал ждать настоящего друга, но ты сам ворвался в мой тихий мирок буйством красок, делая его намного ярче! Я буду благодарен тебе за это до конца своей жизни, и дотянусь до тебя, даже если ты далеко. Будь здоров и счастлив!

Твой тормознутый друг Славка».

Коротко. Понятно. Неожиданно мило и в то же время с юмором. А на лицевой стороне открытки изображены знаменитые Ежик с Мишкой в тумане.

– Может, ты отсюда выйдешь? – голос Пети заставляет ее обернуться, а затем пригвождает к месту. Не говоря о том, как этот томный звук проникает во все ее органы.

– Я не сдержала любопытства. Ты смотри, какой Славка романтик! – и она зачитывает поздравление вслух. – Как это прекрасно: «я дотянусь до тебя, даже если ты далеко». И я даже знаю, из какой песни он это взял!

– Я знаю, что Слава романтик. Идем отсюда, пожалуйста. Я никогда сюда не захожу. Артем бесится. – Он протягивает ей руку в стремлении вытащить любимую из логова дьявола. Карина с удовольствием кладет свою руку в его мягкую ладонь. – Хочешь еще выпить?

– Осталось красное вино?

– А то!

Через мгновение они переносятся в его комнату с балконом, мягким светлым диваном в углу и креслом возле письменного стола, где стоит ноутбук, полка с книгами, пара домашних растений-кактусов и лампа. Карина забирается с ногами в мягкое кресло, предварительно наступив на толстый пушистый коврик под ним. Сперва они выпивают пару глотков, а потом Петя ставит оба бокала возле коврика. Карина расслабленно отваливается, принимая ласку теплого напитка внутри себя, а он садится напротив в кресло на колесиках. Ее надежды собираются вокруг возможности раствориться в нем, но вся поза Пети и выражение его лица говорят о том, что он хочет поговорить.

– Я смотрю, ты коллекционируешь книги. – Она кивает на полку.

– Скорее, никогда не выбрасываю. Рука не поднимется выбросить книгу.

– А если книга отстой?

– Дело вкуса. Я с детства обожаю читать. Раньше у нас только книги-то и имелись в качестве развлечения. Но даже сейчас, в век технологий, для меня нет лучше времяпровождения, чем с бумажной книгой. Это все равно, что живой человек.

– Много перечитал книг?

– Много не то слово.

– У Артема все заставлено учебниками. Нет ни одного романа, нет ни одной семейной фотографии. По сравнению со Славой он вовсе не романтик. Разве что по отношению к Логвину. – Карина одобрительно смеется, подразумевая галерею фотографий, но затем ее лицо вновь приобретает выражение трагизма. – Ты поощрил его чувство вины, и он никак не может с этим справиться?

– Я Артема в случившемся никогда не винил. Он сам обвинил себя, а потом принялся с этим выживать. Нужно было простить себя и продолжать жить, поступая с людьми по-человечески, а он выбрал заглушать боль дешевыми средствами. Унижения доставляют ему удовольствие.

– Я считаю, вкусы в постели не характеризуют человека как личность.

– Я не имею в виду постель. Надо смириться, как я это сделал. А он проявляет отрицание всего, что творится в душе. Нужно признаться себе: да, мне плохо. Это первый шаг к выздоровлению. Артему бы хорошо выплакаться, не боясь, что на него не так посмотрят. Однако моему сыну легче срывать на людей злые шутки и делать вид, что ему не больно ни черта. А ведь я с ним пытался общаться.

– Значит, недостаточно. Твои знания не помогли вам сохранить отношения, хотя беда должна была сблизить.

– О, очень часто беда разъединяет людей, Карюша. Они становятся настолько далеко друг от друга, как будто разъезжаются по разным странам, хотя на деле живут в одном доме. Все это из-за того, что никто из них не может справиться каждый со своей болью. Нас с Артемом разъединяют двадцать лет боли. За это время можно выстроить еще одну Великую китайскую стену, что мы и сделали. Между мной и сыном Великая стена боли. На нас тогда слишком много навалилось, и все было совершенно не понятно. После смерти мамы Артем не любил разговаривать со мной и несколько месяцев подряд уходил ночевать к своему дедушке, будто пряча от меня какой-то секрет. Папа мне рассказывал, что он и ему-то мало смотрел в глаза, в основном лежал в комнате и был полностью отсутствовавший, точно ушел куда-то еще дальше, чем мама с братом, и свернулся там калачиком. В себе. Далеко-далеко в себе, как в убежище. Что-нибудь слышала о том, что у близнецов одна душа на двоих? – Карина кивает, когда Петя делает для нее паузу. Уж об этом глаголют при каждом случае. – После смерти Вадима от Артема действительно полчеловека осталось, он стал хуже читать, писать, запоминать и рисовать, хотя смог превзойти в своем классе всех. Он в тот период много начал рисовать, используя только мрачные цвета. Я сам видел, как он вымывал в ванне все яркие баночки с гуашью. А потом зачем-то замазал зеркало. И убежал из дома в первый раз. – Карина вспоминает жутковатую картину у Артема в комнате и главное фото профиля на стене «В контакте» в том же стиле. – Что он рисовал, я не видел, Артем рисовал и сразу выбрасывал, словно в рисунках шифровалась какая-то улика. А через год или два он серьезно занялся собой, опять начал учиться на «пять», улыбаться, в общем, восполнялся, делал из себя полноценного человека с большой душой в единственном экземпляре, он родился заново, и я знаю, что у него все получилось – глядя на него, теперь не скажешь, что он чей-то брат-близнец, никто не мог бы подумать, что такой же, как он, мог бы быть в мире еще один, но при этом, Карина, он так из своего убежища и не вышел, поскольку ни в ком не видел настоящего друга до Славы, и каждому, кто пытался слишком приблизиться, показывал красную карточку. Он смог построить будущее, но забрал туда эту боль с собой. Ее не надо таскать, а надо выбросить, как старый чемодан с ненужными тряпками.

– Это какой-то ужас. Петя, вы оба живы. Сплотитесь с ним снова! Вы разные, но можете стать лучшими друзьями! Помоги ему избавиться от чувства вины, а вместо этого почувствовать твою любовь.

– Как я могу подружиться с ним, если не смог внутри себя спасти мир вовремя? Только когда умер мой папа, я испугался. Испугался потерять последнее, что у меня осталось. А последним остался Артем. Но было поздно делать попытки вылечить его душу. Да и как можно вытащить из убежища человека, который хочет сгнить?

Карина выпрямляется и касается его руки.

– Артем – хороший человек. – Говорит она максимально сочно, чтоб смысл усвоился, чтоб даже повторять не пришлось. – Он способен на большее. Надо найти способ исцелить его. Он должен поверить в лучшее, может быть, поверить в более высокие силы, чем те, которые он может объяснить научно.

– Власть цинизма утратится там, где родятся чувства. В высшие силы такой человек поверит, встретив свою вторую половинку. Потому что любовь и есть самая высшая сила, она исправляет всех мрачных типов. Того, что он испытал к тебе – недостаточно. Это было очередное из его соревнований. Ты не его судьба. Ты – моя! – заявляет Петя и внутри Карины включается фонтан счастья. Когда он достает из кармана бархатную коробочку, фонтан начинает плескаться веселее и играть в тысяче цветных огоньков. Сказать, что она поразилась – не сказать ничего. Она уставилась на коробочку, которую открывает Петр. Кольцо в ней маленькое, с крохотными бриллиантами, ждет только ее.

– Ты заболел? – взметнув на него взгляд, спрашивает Карина и только потом начинает размышлять над своей случайно вырвавшейся из горла глупостью.

– Выздоровел. – Со знанием дела отвечает он, отодвигая стул вдаль комнаты. Он встает перед ней на колени, зная, что, несмотря на всю силу любви, ему придется умолять. Петр надевает кольцо на ее дрожащий палец, предварительно сняв обручальное. – Вот, забери. Это давно нужно сделать. Его больше нет. – Карина напрягается, забирает свое старое кольцо и надевает обратно, сняв только что подаренное. Это выглядит так, будто она выбрасывает Джордана. – Карина, – в лицо ей дышит разочарование Пети. – Давай избавимся от долгих разговоров на тему правильности наших отношений. Мы оба чувствуем, что созданы друг для друга. Для этого не надо быть экстрасенсом. Между нами связь. Есть и всегда была. Я понял это, еще когда ты телепатически вызвала меня в клуб, сразу после аварии, помнишь? Под моей рукой заживали твои раны. А я бы никогда не смог вылечить человека, который не проникся мной. Ты – полюбила меня и Джордан тоже, а родной сын недостаточно, поэтому я и не могу ему помочь, я бы уже давно положил свою руку ему на сердце!

– Да я не сомневаюсь во всем этом! Просто не могу выкинуть Джордана из своей жизни лишь потому, что его убили. Я его не отпустила. Джордан все еще дышит мне в затылок.

– И это большее, чем ты думаешь. Он действительно пока рядом, но ты его отпусти.

– Я не верю в жизнь после смерти.

– Светлая душа не умирает. – Посыпал Петр строчками из ее же песни. – Ты сама это написала и даже не поняла, насколько попала в точку. Знаешь, через несколько дней после похорон Джордан приходил ко мне и жаловался, что ты его заливаешь. Ты целый месяц каждый день приходила поливать цветы на могиле. Зачем?

Карину прижимает к мягкой спинке кресла, потому что никто ведь не предполагал, что она ходит на кладбище чаще, чем остальные. Никто не видел, как она сливала на живые цветы полную бутылку воды. И Петра там ни разу не было. В итоге Карина опять лишается дара речи.

– Избавься от сомнений. – Предлагает Петя, дав ей возможность переварить услышанное. – Не надо чувствовать себя виноватой, начиная отношения с другим мужчиной. Это чувство не принесет ничего, кроме боли. Ведь у тебя такие сильные песни. Когда люди слушают их, они думают, что переживут все. И это так. Почему пишешь одно, а сама совсем другая? Тебе за умным словом далеко идти не надо – прислушивайся к собственным советам.

– Иногда необходимо еще одного человека услышать, а не общаться с внутренним голосом. Это только подкармливает ощущение одиночества. Я не могу снять обручальное кольцо, связывающее меня с Джорданом и сразу надеть кольцо от другого парня.

– Спасибо. За то, что я еще парень. Но послушай. Вы в разных мирах. Это река, которую не переплыть. Ты должна не просто снять, ты должна избавиться от кольца. Зарой его в могилу Джордана, пусть все, что связывало вас вместе, уйдет вместе с ним навсегда.

– Причем здесь кольцо? – вытирая нос, выдавила Карина, плача из-за того, что Петя напомнил ей о разных мирах, между которыми нет связи.

– Очень даже при том. Ты думаешь, я не знаю, что ты чувствуешь? Я потерял жену и сына. Мой сын потерял маму. Я долго не мог смириться с нашей с ним болью, я любил маму Артема не меньше, чем ты своего мужа, а уж какого хоронить ребенка, который при тебе рос, улыбался, плакал, бегал, болтал и делал открытия, я… промолчу, слова все равно не идут. – Петр делает паузу, глотая осадок этих слов вместе со своими дождями. – Жить организм после этого отказывается наотрез. Но ничего, я выздоровел. За двадцать с лишним лет. – Карина хватается за свое лицо, медленно и с ужасом прокручивая в уме эти слова: двадцать лет. Двадцать! Трагедия Пети младше нее всего на десять лет. Целая вечность в борьбе за выживание. – Я бы не хотел, чтоб ты мучилась, как мы, столько времени. Я отмучился за нас всех, а теперь… теперь я оторвусь.

– А вдруг ты ошибся?

– Любящее сердце не ошибается. – Всыпал Петр следующую строчку из ее песни на английском языке. Карина смеется сквозь слезы. – Карюша. Я впервые после смерти жены снова люблю. Ни разу за эти годы не хотел кого-то так сильно, если вообще кого-то хотел. Хотел во всех возможных смыслах. Артем прав, я действительно путал перец с сахаром!