Текст книги "Черное сердце"

Глава 35

– Артем, ты меня пугаешь! – лучше бы и это было ложью. На этот раз Славе долго-долго не удается вырвать своего друга из объятий ангелов, Господа, Джордана, того мира или кто там еще украл его, чтобы поговорить.

Артем раскрывает глаза и делает глубокий вдох одновременно, радуясь тому, что Джордан наконец-то замолчал, как все нормальные мертвецы. Перед его глазами висит беспокойное лицо Славы с рельефным от напряжения лбом, а его собственное расслабленное лицо пылает и источает влагу. Что-то ему говорит, влага вышла не из его пор. Это вообще не человеческая влага, это обычная вода.

– Ты что? Облил меня водой? И по морде бил? Попутал?

– Ну, надо же мне было как-то тебя разбудить! Ты сидел, словно мумия, да еще разговаривал сам с собой. – Слава опускает глаза на фотографию Джордана в руке Артема. – Зря я это затеял. Дай сюда. Ты как вообще?

– Странно, но очень хорошо. Поехали в больницу скорее. – Говорит Артем, медленно спуская с дивана ноги. – Владлен убил Джордана так, как мы и предполагали. А я еще думал, чего он мне ее не вернул?

– Кого?

– Мою любимую зажигалку с черепом. Владлен забрал у меня ее вечером в бильярде, чтоб убить друга и меня подставить, мне ведь тоже нравилась Карина. Папа быстро забрал зажигалку, пока менты не добрались до крыши. Он мне не хочет рассказывать о том, что со мной могло бы быть.

– Артем? – Слава посторонился, чтоб взглянуть на него издали. – Ты плачешь?

– НЕТ!

Кончиками пальцев Карина перебирает черные прядки волос у Сережи на лбу, укладывая челочку стильными перышками, пока мальчик мирно спит под этим убаюкивающим прикосновением. Она хочет дождаться, когда он проснется и увидит ее, и только тогда уедет домой, если к Пете и Роме ее все равно не пускают. Когда Сергей, наконец, просыпается, они обнимаются так крепко, что минуту обходятся без дыхания, заливая друг друга слезами. Карина отстраняет его и мальчик рассказывает ей, что произошло дома. Несколько раз он переспрашивает, забрали ли Владлена (причем называет его по имени), и она уверяет, что отец обезврежен, а Рома с Петей в больнице под уходом врачей. При этом ей приходится стереть с его лица водопад слез.

В больнице Сергея уже покормили, но он признается Карине, что хочет еще, и чего-нибудь повкуснее. Владлен не давал ему есть несколько дней и теперь ему хочется есть через каждые пятнадцать минут после приема пищи, как будто он больше никогда не сможет насытиться.

Она быстро отлучается в ближайший магазин, где находит свежие пирожки, шоколадку, яблоки, минералку и сок, а по возвращению видит в зале ожидания нижнего этажа Артема со Славой. Первый сразу ускоряет к ней шаг, второй мельтешит следом, как тень. Карина обнимает Артема и выпускает наружу остаток слез. Она ревет, прижавшись к его груди, пока не вымачивает его футболку насквозь.

– Ну, все. Ну, все. Тихо. Куда идти? – спрашивает Артем, отодвинув Карину. На его лице от ее слез ничего эмоционального не выступило. Он как робот. Или как истинный медик.

Карина вытирает пальцами красный нос.

– Смотря, к кому вам надо. Рому и Петрушу мы не увидим. Они оба в реанимации. Ваши коллеги говорят, надо надеяться. – Она собирает всю силу воли, чтобы превратить упадок сил в боевой дух. Слава сжимает ее плечо, наделяя порцией дружеской поддержки. – Я только и делаю в своей жизни, что надеюсь.

– Ты ли это говоришь, рокерша? Это вовсе не так. – Подмигивает Слава, возвращаясь в день ядерного взрыва музыкальной энергии в «Рок-прицеле», когда все любители экстремальной сцены от экстаза выгибали шею, и даже Артем покрылся мурашками (просто утаил свои впечатления под своей бронетанковой шкурой). – Так кажется иногда. Бывает. Понимаю. Когда эмоции охватывают, есть ощущение, что кроме этого ты не состоишь не из чего более. Как когда переел. Но любые чувства, в конце концов, усмиряются. Так же как вся еда переваривается. Поэтому не ломайся, собирай себя в кучку и дуем к Сереге или кого там можно навестить?

Артем косится на Логвина. Неужели этот боевой пацан сегодня ныл в машине над собственной никогда не проходящей любовью? Как один и тот же человек за один день способен лить крокодильи слезы, а потом делать грудь колесом и оказывать психологическую поддержку кому-то другому?

– Идем на третий этаж. – Жестом руки Карина приглашает к лифтам и вскоре друзья шлепают вслед за ней. – Надо покормить Сережу. Да, к нему – можно. – По пути она объясняет, что у мальчика физическое истощение вследствие всех пыток Владлена. Она объясняет и рассказывает по максимуму все, что ей известно: что произошло в их квартире, что произошло с Петей, а затем они незаметно проникают в палату к Сергею.

Ребенок лежит на боку, наблюдая за танцем листвы красивейших деревьев за окном на огромной территории медицинского центра. Воспоминания и горе витают над его головой. Его самая большая беда – коктейль из самых разных происшествий, – повсюду, как дух, и даже освещение делает мрачным.

Артем тихонько зовет маленького друга по имени и тот реагирует на их со Славой появление так бурно, что они оба отрываются от земли, а в палату прямо из сердца Сергея влетает яркий свет. Он садится, тянет к ним руки, плачет от радости, обнимает обоих по очереди и говорит, что вспоминал их, сидя связанным на стульчике, думая, что уже никогда их больше не увидит, после чего приступает жадно поедать пирожки с соком, а также вымытые и порезанные Славой фрукты. Шоколадкой и яблочными дольками Сергей угощает всех.

От яблок Логвин отшатывается, как от мухоморов, но маленький шоколадный квадратик сразу же кладет себе на язык, разбавляя вкус этого безумного дня. Слова Сергея о том, как он думал, что проживал последние мгновения жизни и видел перед глазами не только Карину с Петром, но и их с Артемом, несли в себе много любви, поэтому Слава еще долго после этого не чувствует под собой твердой почвы. Чаще всего Сергей с Артемом держатся за руки, и он замечает, что Артем рассматривает мальчика насквозь. Теперь этот дар принадлежит ему. Теперь ему принадлежат гипнотический и рентгеновский взгляды, и он считывает из головы Сереги всю его боль, в том числе воспоминание о том, как Петра шибануло током у него на глазах.

Воспоминание ослепляет Артема яркой вспышкой. Он успокаивает Сергея и беседует с ним, напоминая о том, что все закончилось хорошо, что тяжелый момент нельзя переживать снова и снова, а всем печалям необходимо дать время уложиться, хотя сам давно не находится в зоне спокойствия от ужаса – ему ничего и говорить не приходится, Слава видит, что воспоминание Сергея оставило на теле Артема синяк.

– А Петя точно поправится? – беспокойно спрашивает мальчик.

– Конечно. – Ободряюще мигает Артем, что всем становится непонятно, предсказание ли это или надежда.

– Карина выйдет за него замуж? И я буду их сыном? И твоим братом? А мне можно будет сменить фамилию? А отчество? Можно, я буду Сергеем Петровичем?

Артем, Карина и Слава переглядываются.

– Думаю, да. – Обещает Карина. – Юридически это возможно.

Главное, чтоб Петя поправился. – Думает она, и ее мысли читает не только Артем. Об этом думают все они.

– Поправляйся, отсыпайся, ешь и не плачь. Жизнь хороша. Увидимся! – говорит Артем, поднимаясь с кровати, предварительно клюнув будущего брата в щеку, от чего по лицу мальчика растянулась открытая улыбка. – Давайте с вами в коридоре поговорим. – Тихонько молвит он друзьям, и вскоре они трое выходят, оставляя Сергея доедать вкусняшки.

– Теперь подробнее о папе. – Требует он, приседая перед Кариной на корточки и беря ее руки в свои ладони. Слава садится к Карине впритык на диване и нервно щипает губы. – Насколько у него тяжелое состояние?

– Я думала, ты меня просветишь, учитывая, кто ты теперь есть. Это ведь правда? То, что ты рассказал по телефону. – Она смотрит на Славу, ожидая подтверждения.

– Определенно не шутка. – Отвечает он так, будто сам еще не оправился от шока.

– Я… попробую. Знаешь номер реанимационной палаты?

– Нет, но мы туда и не проникнем.

– Еще как проникнем. Замков на палатах не бывает.

– Зато бывают дежурные.

– Если дежурный – девка, то я справлюсь. Нам с тобой, Карина, нужно будет дома наедине поговорить сегодня. О Джордане и об Алисе. Но только обещай не киснуть. Я… – Артем переводит взгляд на друга, – вовсе не прячу чего-то от Славы, но не знаю, насколько затянется разговор и какие эмоции у тебя это вызовет, поэтому нам нужна спокойная, домашняя обстановка. Договорились?

– Конечно! Если ты не уйдешь к Славе.

– Не уйду. Тем более у Славы появилось более интересное занятие, чем терпеть меня. У него теперь есть девушка. Ты главное не убивайся по поводу папы. Я думаю, его время еще не пришло.

– Надо убедиться. Докажи, что обладаешь силой, или как я тебе верить буду сегодня дома?

– Лучше придумай, как сегодня дома будешь от него отбиваться. – Ляпает Слава, за что Артему хочется сунуть его тупорылую башню в клетку со скунсами. Его другу пора на лечение к Артамонову, если думает, что он станет приставать к девушке, пользуясь отсутствием отца, который лежит в реанимации.

– Не нарывайся на комплимент. Чмо. – Говорит он со всей жесткостью и серьезностью, которая сочится из него безудержным потоком.

– А ты – извращенец.

– Мне сказать всем, кто ты, или все-таки сохранить врачебную тайну?

– Слушай, дружище, не смей меня теперь этим всю жизнь шантажировать при любом удобном случае! Считай это запрещенным приемом!

– Не давай такого же веского повода, как сейчас! Мой папа на грани. Карина его невеста. В этой палате лежит ребенок с психологической травмой, который надеется на новую семью, на счастье, на то, что они станут его родителями. Ты представить себе не можешь, что сейчас творится у него внутри. И считаешь меня таким монстром, да?

– Ну, зато ты у нас всегда говоришь умные вещи. Особенно о том, что Инне теперь только одна поза светит.

– Я не оправдываюсь. И я уже извинился. Согласен, я тогда не подумал. Вот и ты сейчас запомни. А лучше запиши где-нибудь, например, на своей дурной тыкве: сначала – думать, а потом – говорить! – несдержанно верещит Артем, и у Славы в языке снова вырастает кость.

– В бомбоубежище меня… – вскипает Карина, хватаясь за голову. – Вы, парни, откуда, из Санкт-Петербургской академии перепалок и драмы? Можете хоть в такой тяжелый момент при мне не лаяться? Не представляете, как это нервирует.

На короткие секунды между ними зависает тишина, во время которой каждый из них усмиряет все свои внутренние выкрики.

– Прости. – Артем выпрямляется и подает девушке руку. – Пошли, реанимация обычно находится на верхнем этаже. – И они оба идут к выходу из отделения, держась за руки. Маленькая ладошка Карины, как и всегда, утопает в его большом кулаке.

– Эй! А я? – подскакивает Слава с видом брошенного на дороге щенка. – Вообще-то, Артем, мы прогуливаем работу.

– Да у нас уже рабочий день давно закончился, полудурок. Иди, побудь с ребенком.

– Слушаюсь, господин. – Кривляясь, бормочет Слава им вслед и проверяет время в смартфоне, которое, как ни странно, действительно идет вперед.

Через несколько минут Карина становится свидетелем того, как безошибочно Артем находит палату отца. Перед этим он воздействует на дежурную медсестру, так что та недолго возражает против их присутствия в самом запретном и серьезном отделении. Она вообще не возражает против чего-либо на этом свете, поддавшись на нечто, чем запускает в нее Артем. Для своего гипноза он смешивает свои шикарные природные данные с магией – коктейль получается убийственный. Дежурная медсестра на глазах у Карины превращается в восковую копию самой себя, ведомая только темно-синим взглядом, и если она из-за чего-либо все еще не поднимается в воздух, так это из-за своих высоченных лакированных шпилек, которые притягивают ее к земле. Артем в этот момент стоит к Карине спиной, лучи света от его лица видит только девушка, и Карине становится за нее страшно. Даже когда Артем поворачивается к ней и отходит от медсестры, Карина видит только ее восковую копию. И естеством, и колдовством! Он вообще разгипнотизировать ее собирается на обратном пути или она так и останется заколдованной принцессой?

Какие решительность и порыв обладают им сейчас, раз у него все так здорово выходит в первый день с новыми возможностями? Он проходит мимо тысячи палат, где на грани жизни и смерти, наверное, почивают самые разные люди, но только к одной из этих дверей он чуть прижимается в середине километрового коридора, поскольку от нее исходит самое необходимое ему тепло на свете.

Артем, оглянувшись вокруг, тихо открывает дверь, и они с Кариной идут к кровати. Петр накрыт одеялом, он мирно лежит, подключенный к капельнице и медицинскому оборудованию для искусственной вентиляции легких. Рука перебинтована, а потому они не могут оценить степень электрического ожога. В любом случае он выглядит ужасно, просто от того, что запутался здесь в трубках, а не дома готовит свой состоящий на сто процентов из любви пудинг или не на прогулке у Невы держит Карину за руку.

Карина молниеносно кидается к нему и занимает край кровати рядом с его здоровой рукой, выглядящей по-прежнему сильной.

Артем со знанием дела всматривается в кардиомонитор, в котором Карина не понимает ничего и даже меньше.

Она касается Пети ладонями, ласкает кончиком носа его кожу, его лицо расплывается у нее перед глазами. Слезы ее омывают его лицо, падая на щеки, но он по-прежнему лежит безучастный и ушедший в другое место вон из своего спортивного тела, и, наверное, даже не слышит ее стонов, которые она вовсе не хотела издавать. Карина надеется, что ушел он ненадолго, что его дух сейчас как подросток, который погуляет и вернется домой. Сердечко Пети бьется едва слышно, зато ребра Карины сотрясаются от ударов – ее сердце бьется за них двоих. Она прижимается губами ко лбу, откинув его челку, потому что его губы накрывает респиратор. Карина не хочет верить, что на самом деле видит его в таком состоянии. Мало сказать, что она в ужасе. И мало сказать, что ей страшно. Карина знает, что планета остановится, если остановится его сердце. Она чувствует, как ее лопатки накрывает большая горячая ладонь Артема. Сын садится с другой стороны от папы. Сначала ей кажется, что она видит под кожей на его лице те же эмоции, что кипят в ней самой, но потом замечает, что душа Артема по-прежнему закрыта на перегородку и она уже не проверит, есть там кто дома или нет.

– Карина, прекращай реветь. Он от этого глаза не откроет. Отодвинься, дай мне почувствовать что-нибудь, мне нужна его здоровая рука.

Карина послушно отступает и стирает слезы, в желании поскорее узнать, где Петя. Артем берет руку отца, стучится в двери его сознания всеми клеточками мозга, но у него ничего не получается и его лоб потеет, насколько это возможно. Он надеялся на дар и в этот раз! Но дар как будто устал и решил поспать. Зато он – точно сегодня не уснет, не зная, ждет ли отца домой или провожает его в вечность.

– Почему же раньше получалось, а теперь нет? – Карина вся разбрызгивается от злости. Какое-то время палата подобна трансформаторной коробке под хорошим током. Частички тока от Карины и от Артема грозятся встретиться, чтобы произвести разряд.

– Чего ты хочешь от меня? Я дилетант! И научился видеть в основном то, что уже высечено на камне, то есть прошлое. Сейчас я не могу его уловить, черт знает, где он, здесь или нет. – Говоря это, Артем умудряется сохранять внешнее спокойствие, как будто папа просто вышел в магазин за хлебом, и Карина, презрительно прищурившись, тут же предъявляет ему претензии по этому поводу.

– Ты что, действительно замороженный? У тебя что, дырка в сердце? Это ведь твой папа! А у тебя ни один мускул на лице не дрогнул с тех пор, как ты явился к нему!

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Кинулся в горе к нему на одеяло? Я – мужик! Я не обязан пускать море розовых соплей, чтобы доказать, что боюсь потерять папу!

– Но это действительно тяжело произнести. У меня бы полслова в горле застряло, а ты словно ведешь скандальную телевикторину! Как кучка журналистов, когда умер Джордан, атаковали мою звукозаписывающую студию и клуб «Плазма», желая поймать меня и начать пытать вопросами. Орали мне в след «расскажите вашу версию, что произошло?» Ну, неужели они думали, что я хоть слово смогу выдавить? У меня умер муж, я даже не успела поверить в это, а им уже подавай мое мнение о случившемся, ведь Джордан товар, а не человек!

– Не ори. Свихнулась? Здесь нельзя орать! Если нас найдут в реанимационной палате, нам крышка! И ведь у тебя «целый кусок пирога остался в полупустой тарелке». Коматоз – это тоже наполовину жизнь, а не смерть. Что с тобой случилось сегодня? Ты красивая баба, твои песни на хрен весь мир слушает; может, ты будущая легенда рока, чего тебе еще надо?

– Что ж. Видимо, вам с Логвиным придется писать обо мне биографию. Обычно биографию рокеров пишут их близкие друзья. – Карина, втянув влажным носом воздух, еще раз смотрит на Петю. Она гладит его руку от локтя до самых пальцев, а потом смотрит на кольцо, подаренное им. – Надеюсь, одна из ее глав не будет повествовать о том, как я потеряла любовь снова. Может, вместо этого там будет фотография с нашей с ним свадьбы?

– Ты, правда, хочешь замуж за папу? – спрашивает Артем, проследив за ее измученным взглядом.

– Я бы отдала все награды, всю музыку (как бы это ни было тяжело), весь свой статус, стерла бы обратно стихи, что угодно бы отдала за его жизнь и чтобы мы были вместе.

– Музыка – твоя душа.

– Пережила бы. Написала бы все заново еще лучше. Наши с Петей души слились в одну. Может быть, мы выросли в разные поколения и не всегда поймем друг друга. Но так ведь еще интересней. Я стала с ним мудрее, а он со мной наивнее. Хотя до сих пор непонимания не было. Он может закончить любое мое предложение.

Артем старается успокоить себя глубоким дыханием. Он боится потерять папу. Страшно боится. И на этот раз не спасется, как в детстве, мрачной живописью. Не убежит в другие миры через музыку. Не спрячется за деревья и в дома, которые нарисует. И не отделается годом лежания в депрессии на диване, чтобы потом встать и приступить к действиям. Нет. Ничего не выйдет на этот раз. Но он старается представить себе, как уже завтра папа проснется, и пугается другой мысли: что при всем своем внутреннем комплексе одиночества и желании стать для кого-то самым любимым, он станет совершенно одинок. Одинок, как никогда. Ведь у папы будет жена Карина и сын Сергей. Сергей Петрович. Даже занятому своей личной жизнью Славе будет на него плевать.

По сути, Слава до дна погрузился в свою грусть, когда Карина уехала домой на своей машине, а Артем вернулся за другом.

– Эй. Почему ты не с Серегой? Выгнали?

Громкий хлюп носом. Опять, как в кабинете. Словно пылесос, нос Славки затягивает побольше воздуха. Артем уверен, в этот раз нервный срыв не связан с перенесенной на работе обидой.

– Сергей уснул. Я накрыл его одеялом и вышел постоять.

Погрустить у окна. – Слава думает, Артем считывает. Ну вот, здесь экстрасенсорный сканер опять исправен, подлец!

Едва коснувшись его плеч, Артем чувствует колотящий все его тело плачь. А еще Слава дышит медленно и глубоко. Хочет выдохнуть из себя любовь. Сперва Артема все это злит, ему хочется развернуть Славу к себе и помочь другу выбить из него дурь – ударить его по морде или растрясти, как полный мешок, пока из него не посыплются монетки, но вместо этого он крепко прижимает его к себе, не осознав это действие, и Логвин ревет сильнее, хотя по-прежнему беззвучно.

– А ну-ка, остановить эти сопли. В чем дело? Из-за меня? Из-за того, что я узнал?

– Это не имеет значения. – Слава отводит голову от его груди. – Ты меня прости, у тебя такое с папой случилось, а я распсиховался в машине насчет своей личной жизни. Это вообще сейчас не важно.

– Ну-ка, – повторяет Артем, беря в руки его голову. Он смотрит в красную репу Славы, который жмурит глаза, пытаясь убежать от стыда, от всего происходящего вокруг да около, – дай-ка взглянуть, насколько не важно. – Он стирает с его щеки дождь с солью и демонстрирует ему насквозь мокрые пальцы. – Настолько?

– Артем, ты – не тот человек, с которым я мог поделиться таким чувством.

– Чем я не подхожу? А где тот человек?

– Нет такого.

– Он перед тобой. Ты недооцениваешь меня.

– Это не для твоих ушей.

– Именно для моих, потому что кем бы ты ни был, я твой друг, просто ты не осознаешь, насколько ты мне дорог.

После таких-то слов Слава распускается и его душу снова становится видно. Кроме того в одиночку с чувствами ему уже не справиться. Он знает, Артем чувствует это, он снова прижимается к нему и говорит, что если б можно было выбрать между бессмертием или провести ночь с тем парнем и сдохнуть, он бы выбрал ночь с парнем и сдохнуть. Говорит, никогда в жизни у него не было впечатлений ярче, чем с ним, и возможно не будет больше никогда (ведь неизвестно, будет ли роману с Инной продолжение, тем более предсказание звучит «все разрушится») – так зачем же бессмертие нужно? И без Инны и без любимого. Целая вечность без двух самых значимых людей.

– Лучше миг, чем вечность, если, конечно, ты, дружище, не проведешь эту вечность со мной.

– Но я здесь, с тобой. И Инна – тоже!

– Да. И я не хочу любить его. Только Инну.

– Все получится. Думаешь, после такого поцелуя я поверю, что любовь к парню была ярче? Ты растворился в Инне. А она – в тебе.

– Ты сказал, все разрушится.

– А вдруг, я предупредил и вооружил? Все зависит от тебя, поменяй свое будущее. А мальчика этого отпусти. Не надо перечитывать ту историю любви снова и снова. Ты, кажется, новую пишешь. Ты переживаешь одно и то же, и тебя заело, пора сменить пластинку.

Слава отодвигается, чтобы видеть его лицо, и начинает шептаться. Впервые в жизни он становится тем, кто доверяет Артему до конца. Тем, кто сбегает из своей скорлупы. Тем, который сделал невероятное, и это как найти край земного шара. А встроенный оракул тем временем уже подсказывает Артему, что сейчас перед ним наконец-то откроется тайна обрезанной челки.

– Я бросил парня, потому что не смог признаться маме и отчиму. – Шепчет Слава. – На следующий учебный год в колледже я узнаю, что он поступил в университет Павлова и кидает колледж. Я начал ужасно скучать за ним, хуже, чем раньше, и понял, что больше без него не могу. Все эти годы я отчаянно искал его, но никаких результатов. Видимо, он сменил свои номера. Ни одного ответа на сообщения. А в квартиру к нему я попасть не смог, он же глухой и не смог бы услышать стука. Пару раз я отсидел под дверями его квартиры с утра до вечера, ожидая, чтобы он вернулся или вышел, пока меня не обнаружила его соседка, которую я знал, и эта женщина мне сказала, что мой бывший парень в этой квартире уже не живет. – Слава покоробился, вспоминая, как это было. – Вот. А в канун этого Нового года я наконец-то нашел его «В контакте». Страница была закрыта, я смог просмотреть ее, лишь когда мы добавили друг друга в друзья. И я увидел у него в профиле… Ты прав. Там были… – он замолкает, с силой кусая губу, – фотографии со свадьбы! – на этот раз он не сдерживается и кричит, разбивается как ваза, так что Артему приходится ловить его и собирать. – Он женился. Артем, он женат, этот идиот женат!

– Тихо, я уже врубился. Убери звук. В больнице нельзя орать. Я помню, что было после. – Говорит Артем, и Славе вдруг становится так легко, будто у него развязался спазм в животе, мучавший его несколько часов. На лбу выступил пот облегчения.

– Он женат и я не стал ему писать сообщение, хотя заранее придумал текст. Я накалякал его в тетради. Я долго придумывал слова, хотел написать что-то коротенькое, не слащавое, и при этом, чтобы письмо полностью раскрыло всю глубину моего чувства, всю истину моей любви, и чтобы эти фразы были понятны только нам двоим, как зашифрованное послание, нечто особенное, в общем. Романтичное. Блин, дружище. Мне удалось составить такое потрясающее сообщение! А его потом и не пришлось отправлять. Что я, идиот, разлучать пару? Мысль о том, что он влюбился в нее и разлюбил меня, убивала долго, пока я сам не нашел себе девушку. До того момента я все скрывал и улыбался, а сам всерьез подумывал умереть. – Слава признается, как он хотел это сделать. – Это смешно: когда мы были вместе, я боялся и шепнуть на углу о наших отношениях, но когда я потерял его и мое сердце разбилось, мне хотелось заорать об этом на весь мир. Но я все сносил в себе, вот чувства меня и снесли. Я действительно, на полном серьезе собирался сделать это. Я даже притащил домой скальпель.

– Ты чо, придурок? Придурок?! Дурак, полный, конченый дурак! Не только потому, что натворить мечтал, а потому что побоялся мне все-все это рассказать! – Артем забрызгивает его лицо слюной и орет, забыв, где находится, потому что эта страшная фраза про вены выстрелила в него из шокового ружья. Слава, опять плача, но уже мягче, с облегчением, падает в его объятия. – Ну, прекрати! Какая сейчас у тебя в жизни цель? Инна. Вот и вкладывай туда свои силы. А за то, что заставил тебя перевозбудиться – прости, пожалуйста, хотя именно это, наконец, снесло с твоего рта задвижку. Знай, что ты можешь мне рассказать все, что хочешь. Ладно? Вместо мыслей про вены! Ты же не хочешь оставить меня без любимого друга? Ведь ты же любишь меня. Ты не всегда думал о венах. Ты веселый пацан. Таким я тебя видел, таким ты и являлся.

– Прочти дома мою открытку. Там тоже зашифрованное послание. Прочти еще раз и узнаешь, с какого момента я перестал думать о венах. – Говорит Слава, в глубине себя зная, что теперь может переключить свои мысли в любой момент, как канал телевизора. У него есть спасение. Щелк – и вместо мальчика на экране мыслей Инна. Она спасет его, а он ее. Как и обещал Артему, себе, ей и всей вселенной! Он должен мчаться и мчаться к ней, прямо сейчас, но вместо этого застывает на месте, потому что у Артема самая добрая улыбка на свете и еще один козырь в пользу его жизни. Друг достает смартфон и показывает фотографию, которую сделал сегодня на работе.

– Боже… – Логвин просто торжествует. В нем снова пузырится счастье, как в машине, только интенсивнее. Все работы Владлена не пойдут в сравнение с этой одной! С этой, которая значит для Славы целый мир, несмотря на отсутствие руки профессионала. Это лучшая фотография целующейся пары из всех, что он видел в жизни. Это его первый поцелуй с Инной. Магия того мгновения, которая заполнила каждую его клеточку, навсегда сохранена в истории в качестве снимка! Это праздник сердца!

– Прими в качестве моего извинения за то, что обидел тебя на работе. Я скину ее тебе через «WhatsApp».

– Да, пожалуйста! Чудесная фотка! Еще никогда не видел со стороны, как целуюсь. То есть моя видуха, конечно, оставляет желать лучшего, но ведь это же… это же…

– Да. Ваш обалденный поцелуй.

– Спасибо, дружище! Ты – просто волшебство! – Слава кидается Артему на шею и на этот раз не просто обнимает, а душит.