Текст книги "Черное сердце"

Глава 22

Карина едва не раскололась раньше времени, когда позвонила Пете дать понять, что она выбралась из преисподней и все еще жива. Затем она молнией мечется по своему дому, переодеваясь и смывая макияж, лишь бы быстрее уехать из этого района подальше. Только когда снова окунается в надежные объятия, она чувствует себя в безопасности и плачет от переизбытка напряжения. Чувства валятся из нее прямо в прихожей, как снегопад с метелью (вся прихожая уже в снегу), до тех пор, пока собственная шкура не перестает казаться разносортной не по размеру одеждой (никогда в жизни с ней такого не происходило), пока она вся не изливается, вымывая из себя этот кислотный шок.

Они идут по заснеженному полу мимо обледеневших от переживаний Карины стен, сквозь метель, Петя отводит ее ослабшее птичье тельце в комнату, где погода меняется вместе с ее чувствами. Он оставляет Карину на минутку, а вернувшись с чашкой чая, садит на колени, крепко прижимает к себе и долгое время молчит, потому что ничего нельзя сделать со снегом, кроме как просто подождать, когда растает. Он качал ее, пока Карина не смогла заговорить нормально. После рассказа ей хочется остаться в этих объятиях навечно, чтобы он покачивал и гладил ее, как будто она опять ребенок, укутаться в Петю, как в мягкий плед, и никогда-никогда не возвращаться домой, даже на улицу не выходить, поскольку ее повсюду поджидает Владлен со своими руками-змеями и предложениями, которым она предпочла бы гильотину.

– Так. – Подытоживает Петр. – Теперь успокойся. И посмотри на меня. Все обошлось. – Он повторяет эту фразу несколько раз, до тех пор, пока ее перегруженный потрясением мозг не усваивает смысл. – Держись воином, не скисай, потому что ты вовсе не проигрываешь. Не позволяй страху смыть себя, будь рокером не только на сцене, а в жизни. Владлен – ничто. Относись к нему как к камню, который можно стесать, и не более. Это странно, что я не уловил никакой информации. Ни опасности не почувствовал, ничего. Но все осталось позади и хуже уже не станет, ты защищена. Ты с нами. У тебя целая армия спасения. Я, Рома, Слава… и Артем тоже. Он тебе зла не желает. Осталось лишь спасти Сережу. Успокойся же. Владлен бы тебя не убил. А если б не мальчик, ты бы вообще там не оказалась сегодня.

Все его слова верны, они вдохновляют на подвиг. Петя безошибочно находит в ее душе раны и мастерски замазывает их. Он ее друг, учитель, врач, папа, будущий муж – он тот, кто может заменить всех, а его – никто, но Карина почти не прислушивается к словам, потому что отыскивает в памяти некий конец нити, который можно связать с сегодняшним происшествием, как со вторым концом этой нити всех вытекающих оттуда последствий.

– Ты не можешь работать с фотографией Владлена. Помнишь? Ты его не чувствуешь.

– Я догадываюсь в одном. Ты – тоже догадываешься.

– Кажется, Владлен поставил на себя защиту. Типа тормозного рычага. В случае если его коснется кто-то необычный.

– Защиту от моего вмешательства. Он знает, кто я.

– Он обладает какой-то магией? – пугается Карина.

– Необязательно. В психологии это называется «мысленный барьер». Человеку всего-то надо иметь завидную сосредоточенность. – Говорит Петя, неразборчиво рассматривая предметы в комнате, которые не замечает, думая о Владлене и его непроницаемой голове. А еще он не хочет пугать Карину более серьезными вещами, о которых задумывается. Ему кажется, Перес все-таки прибегнул к магии. К помощи со стороны. Одно он знает наверняка: – Если бы экстрасенсом был другой человек, любой кроме меня, то он смог бы его раскусить. В вашем клубе Владлен смотрел на меня такими глазами! Этим взглядом можно было прожечь стену. Я был для него опасностью. Учитывая все это, откуда же мне знать, хочет он меня убить или нет?

– Нет. Нет! Он… не знает, где вы с Артемом живете!

– Благодаря замкнутости Артема. Он доверяет всю жизнь только своему Славе.

– Представим, что Владлен все-таки знает…

– Нет. Я не могу прорваться к нему в голову, но я могу ощущать ауру собственного дома. Квартира не тревожится из-за незваных гостей. Наш злодей не обладает информацией о местонахождении квартиры.

– Прекрасно. Хоть одна хорошая новость.

– Карина, – слышит она свое имя, произнесенное как папой, который хочет отругать свою дочь за слишком позднее возвращение домой, – на тебе снова кольцо Джордана.

– О, сейчас переодену. Я шифруюсь, пока мы не поженимся. В первую очередь от Переса. – Отвечает Карина, поспешно переодевая кольца.

– Думаю, правильно поступаешь. Все будет хорошо.

Карина сидит на кухне в смятом сарафане. Под ее бедрами – крепкие колени Пети. Он говорит, это было просто сверхъестественно, и Карина улыбается так, словно воздух вокруг нее превращается в мелодию лучшей гитарной партии, с самыми удачными музыкальным составляющим и воплощением. Собственно, она как раз прокручивает их утреннее выступление в голове снова и снова. То, как, встретив ее между комнат, Петя потерял самообладание, как словил ее перед дверью ванны, а потом вокруг них надтреснулись стены, и обоим сорвало крышу. Петя сбросил с себя кожу нежного романтика, превратившись в огонь; он порвал две пуговки на ее легком сарафане и одним молниеносным рывком скинул его с Карины. Сарафан больше не разгладить и не починить, но Карине было плевать на все, кроме происходящего. Дальше было безумие! Она вообще не знала, что можно заниматься любовью на стене, а теперь они сидят спокойно после этой встряски планеты, переговариваются обо всем подряд, будто ничего не было – точнее, пытаются притвориться. Она просто снова укутывается в Петю, как вчера после шока с Владленом, хотя ей вовсе не холодно. Она полностью в себе, где температура в норме, опять в своей тарелке, где остался целый кусок торта.

Так проходит много и много времени.

Карина ненавидит время. С каждым мгновением оно отсчитывает секунды до чьей-то смерти в этом мире.

Она представляет, что сладкое мгновение может затянуться на год подобно скорби, тесно-тесно прижимаясь к Пете, а потом тихонько и мелодично мурлыкает песню на английском.

Петя широко улыбается. Прошлой ночью она, просыпаясь, несколько раз напевала какие-то красивые песни на разных языках, и даже в полусонном состоянии звучала как на записи.

– Посмотри, какое небо. – Едва слышно говорит он, зная, что Карина просто обожает с ним шептаться, даже если никого нет дома.

Карина поворачивает голову на его груди, как на подушке. На белом полотне за окном она видит такую палитру мрачных цветов, которая состоит из серых, черных, синих, темно-синих и грязно-фиолетовых облаков, что ее сразу посещает идея написать песню о депрессии. Серый – уныние. Черный – ненависть. Синий – сумасшествие. Темно-синий – сумасшествие, не поддающееся лечению. Грязно-фиолетовый – мечты о магии вечного сна. Внизу под депрессивным небом – горизонт крыш. Готика Питера просто завораживает!

– К этому слез не хватает. Сейчас дождь прольет. – Уверена Карина, но как только она это говорит, сквозь облака проступает желтый просвет, а через несколько минут поверхность облаков, а потом и вся комната заливается сочным цветом яичного желтка, поглощая все суицидные оттенки неба. – Вау. – Добавляет она, ее голос похож на тромбон. Пронзительно-желтый – это по-любому цвет счастья!

– Либо ситуация, либо отношение. Одно из двух. – Напоминает Петя, и Карина почти уверена, что это он вызволил солнце из облаков и отбросил те из них, которые, по ее предположениям, должны были обрушиться на город потоком дождя. – Еще тортика? Мне тебя покормить? Может, из моего рта попробуешь кусочек? – спрашивает он, и Карина смотрит вверх, где на поверхности высокого холодильника, почти под потолком, они поставили половину торта, смазанного сверху шоколадом, а внутри – мягкое безе.

Невероятно, но и это произведение кулинарного искусства Петя приготовил своими руками. Когда первый кусочек торта растаял у Карины на языке, она сразу услышала собственный стон. Вкусняшка на все сто процентов состоит из любви. Аппетит больше не играет с ней в прятки.

– Сейчас, – она клюет его губы, достает кусок и убирает миску с тортом обратно, поленившись задвинуть подальше.

– Упадет на голову. – Предсказывает Петр, но Карина уже усаживается обратно, перекинув через него ногу. В руках у нее ложка и мисочка, где покоится маленький треугольник торта-безе. Под руками Пети – ее кожа на ногах. Когда она предлагает ему съесть первый кусок, им слышится щелчок замка в двери. Оба бросают взгляд на дверь прихожей, вытянув шеи, но ничего не происходит. Карина смеется сквозь поцелуй, хотя довольно сложно назвать поцелуем то, как Петя водит кончиком языка по ее губам. За его обаятельной внешностью таится такой ураган страстей! Она уносится за ним, закрыв глаза, когда он с силой целует ее, так, что у нее захватывает дух, как при резком спуске на вертолете. Она испускает в него стон.

– Я тебя обожаю. – Карина с трудом разлепляет веки. Голос ее звучит так, будто она целовалась впервые в жизни.

– Больше, чем молодых? – уточняет Петя.

– Ты – молодой.

– Мой сын – молодой.

– Толку-то? Он и пальца твоего не стоит.

– Что ты прогнала, стерва? – голос Артема между кухней и прихожей срывает с них вуаль сладострастия, и хотя они одеты, Карине кажется, что с нее скинули единственное прикрытие.

– О боже, звездануться можно, вот это поцелуйчик! – выдыхает следом Слава без нижней челюсти на лице.

Карина с Петром пялятся на четыре округлившихся по пять копеек глаза парней, которые выросли прямо из-под земли. Их появление на кухне было для Карины таким же невероятным, как если бы она закрыла глаза в квартире Петра, а открыла их где-нибудь в дебрях сказочной тайги. Но даже в этой ситуации, чувствуя себя обнаженной и в тайге, она не позволила себе растеряться:

– Ты-то кто? Два метра сухостоя с мозгами в штанах?

– Опять эта сладкая парочка! – подал голос Петр, вспомнив, наконец, как надо орать. – Да откуда они берутся?! Ребята, вы уж хотя бы в ванной у меня так неожиданно не появляйтесь!

Слава на все реагирует смехом, который тщетно попытался сдержать под своей ладонью. Зря старался. За это он получает от взбешенного Артема пинка, и роняет трехтонный медицинский справочник с внушительным названием «Позвоночник». Толстенная книга едва не делает пробоину в полу. Слава подбирает книгу и так крепко прижимает ее к своей груди, словно прячет между ее страницами фотографии с голыми мальчиками.

– Вы что, не видите, я – здесь?! – вопит Артем на отца с девушкой, и им всем остается понимать, что его персона равна по статусу должности президента страны. – Хватит заниматься… – он делает паузу, долго подбирая подходящее слово, – …фигней! Я на этот стул больше не сяду! Буду на столе ужинать! – его подбородок тянется в небесную высь, и Карина ничуть не сомневается, что Артем воображает себя на коне с мечом в руке.

– Стол тоже многое пережил. Тебе и не снилось. – Выгнув бровь, докладывает Петр.

Лицо Артема плывет, как в отражении дрожащей воды, а Слава хихикает в кулак.

– Довольно! И вообще… – Артем, вдруг вспомнив о Славе, закрывает ему глаза рукой, будто защищая маленького ребенка от кровавого зрелища, – прекратите это делать перед людьми!

– Отпусти! – вырывается Слава. – Мне не три годика!

– В квартиру надо входить громче.

– С горном, что ли? Я нормально вхожу, это ты глохнешь на девяносто процентов, пока лижешься с этой идиоткой! Примером типичной стервы!

Карина съезжает с колен Петра, поскольку злость срывает его с места. Она вдруг вспоминает о стрелках на часах в спальнях у отца и сына, которые показывают разное время. В голове Артема стрелки часов явно отстают часов на десять. Когда он уже найдет время помириться с папой, а не напасть на него с рычанием? Тем не менее, она начинает беспокоиться за здоровье Артема, потому что шкура Пети соскальзывает, как плащ, и на этот раз под ней волк. Тень ужаса от его вида ложится даже на лицо Славы (он втягивает плечи и пятится вдоль стены).

– Ну хватит, ты считаешь, я всякий раз буду терпеть оскорбления в адрес моей девушки?

– Посмотри на себя в зеркало, тебе пора земельный участок подбирать, а не жену!

Как только Артем выпаливает этот непростительный необдуманный кошмар, золотой цвет солнца вокруг них становится смолисто-черным. У тех троих, кто этого не говорил, стекает с лица кожа. Петр решает поставить засранца на место, наконец, и отталкивает сына с такой силой, что Артем мог бы слететь с этой планеты, но вместо этого врезается в холодильник.

Холодильник пошатывается. Предсказание Пети сбывается у Артема на голове и рубашке, заляпывая его всего шоколадом и безе. Слава больше не сдерживает себя, он сгибается и ржет за все те разы, которые пытался удержать в себе, пока его друг, стирая с себя сладкое месиво, на этот раз довольно быстро подбирая самые подходящие слова, орет, что его рубашка стоит пять тысяч.

– Пять тысяч?! – чумеет Слава, подойдя рассмотреть рубашку поближе с таким воодушевлением, точно это экспонат одежды первого русского императора. – Ну, ты и транжира!

Зарычав от злости, Артем набирает в руку торта с пола, другой рукой хватает затылок друга, наотмашь размазывает бывшую вкусняшку по лицу Логвина, и только потом уходит, задрав шоколадный нос, но Слава задерживается на мгновение, чтобы стереть с глаз безе, подмигнуть парочке и жестом руки показать «класс!». Ведь безумно влюбленные Карина и Петр были такими раскаленными, такими ненасытными, когда они нечаянно нарушили их уединение! От них просто искры сыпались! Слава никогда не видел, чтоб мужчина с женщиной так целовались. Он – еще ни одну девчонку так на свете не целовал. Только в своих мечтах.

Впоследствии Карина и Петр проводят небольшое совещание и сходятся в едином мнении, что настало время поговорить о Владлене. С Сережей. Мальчик должен подготовиться к тому, что отца скоро заберут, а главное, понять серьезность ситуации, в которой оказались они все.

– Сценарий таков, что сперва ты поднимаешься к Владлену и забираешь Сергея. Но только не бойся! Постарайся уговорить его, чтоб мальчик этот день провел с тобой, а не с Родионом, если он начнет вредничать, а он может, после того, как ты отшила его. Я буду ждать в машине. Спрячусь на втором сидении. Понятно?

– Все выглядит так, будто мы воруем у кого-то. – Замечает Карина, нервно поправляя на себе прогулочное платье, которое надела только что вместо многострадального сарафана, место которому теперь только в коробке ее воспоминаний.

– Но не хуже проделок Владлена. Готова? – После некоторого замешательства она поджимает губы и кивает головой, чувствуя себя как перед самым важным в ее жизни собеседованием, перед которым ей к тому же придется наведаться в ад. – Вперед. – Подбадривая, добавляет Петя, и они выходят из его комнаты, держась за руки.

Переодевшиеся после купания в торте в чистую одежду, Слава с Артемом пьют чай и курят на кухне. Окунувшись в дымовое облако, Карина брезгливо затыкает нос пальцами, сложив из них прищепку. Даже суровые ребята из ее рок-группы не позволяют себе курительные удовольствия прямо в помещении! Но потом она вспоминает, что Слава-то с Артемом не рокеры, а медики, а это еще хуже.

– Боже, парни, дышать-то чем? Вас даже не видно ни фига за этим дымом! Как есть, Мишка и Ежик в тумане! – возмущается Петя в бесполезных попытках рассеять дым руками.

– Вы куда? Гулять? На свидание? – плутовато спрашивает Логвин, подскакивая на том самом стуле. – Выглядите – супер! Особенно Карина!

– В отличие от тебя. – Говорит Артем.

– Да хватит! Будто если я не поменяю свой стиль, никто никогда не узнает меня по-настоящему!

– Нам с Кариной предстоит одно незаконченное дело.

– То, за которым мы вас застали? – кукожится в злобе Артем, как старый рваный валенок, разозленный сразу тремя вещами: испорченной рубашкой, союзом папы с девушкой его мечты и тем, что ему пришлось три часа оттирать от пола их злосчастный торт. – И действительно, у Карины дома столы ведь больше. Почему сразу не догадались?

– Слушай ты, дерьмо! – наступает ему на горло Петр, и от его очередного срыва Карине кажется, что воздух прорезает хлест кнута. – Закрой варежку! Найди себе бабу, или… – он выразительно кивает в сторону Славы, – …кого там. И не трави отца за то, что он счастлив, а ты – нет!

– Простите??? – Слава позволяет себе тихое возмущение, а переведя взгляд на друга, замечает, что боль и злость Артема, а так же все его горе и ревность затапливают каждый уголок этой квартиры. Ему вдруг становится нещадно стыдно за собственное восхищение, которое он открыто испытал от вида поцелуя Карины и Петра. Он понимает, что жаркий поцелуй, вроде этого, может понравиться любому человеку, который не приходится Петру сыном и который не влюблен в Карину. Он только сейчас понимает, через какое отвращение прошел Артем, и хочет запихнуть обратно в себя каждый свой полоумный смешок. У Славы внутри есть такой потайной уголок, куда он складывает все свои секреты, вот там-то самое место и его смеху, который не принес Артему ничего, кроме страдания.

– Теперь слушай ты. – С горечью говорит Артем, опуская вдоль тела руку с сигаретой. – Во-первых, больше никогда не кричи на меня перед людьми. Во-вторых, эта квартира наша общая, я имею свою долю от нее, и…

– Лучше девушек имей нежнее, чтоб не удивляться, куда они убегают. И не смей так со мной разговаривать.

– Прости. Не буду. Но проблема не решится, и ты меня больше понимать не начнешь.

– Ты абсолютно уверен, что это я тебя не слышу, а не ты меня? Я повторял сто раз, но для необычного кретина, вроде тебя, готов повторить снова: твое счастье еще впереди. А мое – уже со мной. – Петр демонстрирует свою и Каринину руку, которые сплелись в замок. – Это – мое счастье. Моя половинка. У тебя тоже есть своя. У всех есть. Ищи в другом месте. Это место совсем-совсем рядом.

Артем щурится фразой «интриган старый».

– Отличненько, вот мы и разобрались, а может, теперь подпишете с папочкой мировое соглашение? На перемирие! – с энтузиазмом подключается Слава, обнаружив, с каким интересом зарделись у Артема глаза. Остальные тоже это заметили, Артем больше не смотрел на отца с открытой враждебностью, и даже война внутри него стихла. Слова отца заставили его почувствовать собственную значимость, а утверждение насчет половинки внушило надежду на счастье. – Перемирие, перемирие! Давайте, ну! Хочу увидеть душещипательную сцену! – выжидающая улыбка на лице Логвина сияет так, будто у него за зубами лампочка светится, а слово «перемирие» он закричал, как ребенок, жаждущий вкуснейшее мороженое с шоколадной крошкой.

– Мне плевать, чего ты хочешь, гном. Понравилась девочка, вот и ухаживай. – Говорит Артем вместо того, чтоб порадовать Славу «мороженым».

– Так-так, – заинтригованная Карина вся превращается во внимание с восклицательным знаком, хотя от последних слов Артема Логвин закрылся, как тюльпан. – Какая девочка? Как зовут? Где нашел?

Слава сглатывает. Он мнется и мнется целую вечность, закусив губу, но все-таки снова раскрывается. С большущей радостью он рассказывает о том, что девочку зовут Инна. Ей восемнадцать. Отец привозит ее в дневной стационар на капельницы. И… (на этом моменте Слава ломается). С ней случилась беда.

– Она попала… – его на секунду замыкает, – в аварию, и получила травму позвоночника, вследствие чего ей отказали ноги. Она в инвалидной коляске. Вот. – Сердце Карины, которая трепетно и наивно ожидала красивой романтической истории, обрывается и кровоточит. Лицо Артема изумления не выражает, он лучший друг Славы и все узнал первее всех. – Это случилось с ней год назад, она еще слишком подавлена. Но она настоящая красавица, и я… хочу с ней дружить. – Говорит Слава вместо отчаянного крика души: «Я влюбился, господи, влюбился, влюбился так, как уже не мечтал в кого-то влюбиться, и я счастлив до смерти, счастлив до потери пульса, идеально счастлив, но и в то же время так несчастен, так подавлен и встревожен впервые в жизни, что просто не врубаюсь, каков должен быть мой следующий шаг!» – Мне хочется помочь ей, только она меня отталкивает. Не верит, что все будет хорошо. Не хочет дать мне один шанс!

– Все случилось слишком рано, пусть привыкнет к тебе. Ты главное не отступай. – Говорит Карина, поражаясь, сколько эмоций можно утаить под самой жизнерадостной улыбкой на свете. У нее в душе нет секретного уголка с разными тайнами, как у Славы, она все свои чувства правдиво и ярко раскрывает перед толпой ликующих поклонников путем рок-музыки, но если она заведет в душе секретное место, спрячет свое лицо под занавеской, то ее просто разорвет на кусочки или подтолкнет на не очень смелый необратимый поступок на крыше здания или в ванной, когда как Слава мастерски выносит такой груз прямо в себе и умудряется улыбаться безумнее Чеширского кота.

– Я ни за что не сдамся. – Отвечает он. Его голос тверд, как скала. Это чистая правда. Такая, что никто не узнает в Славе этого сурового борца с убойным оружием. – Знаешь, она не дает мне свой телефонный номер и адрес. Я спросил у ее папы, тот настроен еще более агрессивно. Я объяснил, что хочу ухаживать за ней. Он ответил, что мне это быстро надоест, и я все равно ее брошу. И ей будет еще больнее. Но это не так, я не знаю, как ему доказать, что у меня серьезные намерения. Я, блин, предпринял такую попытку! Заставил себя подойти и спросить! А в результате? Может, вы что-нибудь посоветуете как психолог, Петр Иванович? – полные надежд голубые глаза встречаются с серыми внимательными глазами.

– Все это сложно, без сомнений, и в то же время просто. Заставь ее улыбаться. Когда отец поймет, что благодаря тебе Инна захотела жить, тогда он с тебя будет пылинки сдувать.

– Он? С меня пылинки? Вы наверняка не видели этого психа.

– Да, но я его могу понять. Ты еще молодой и не можешь себе представить, что чувствует родитель, когда с его ребенком случается такая беда. Когда познакомились с девушкой?

– Вчера.

– Вчера? И ты уверен, что влюбился?

– Знаю, как странно это звучит. Сам бы на вашем месте не поверил. Но я на нее посмотрел и больше не смог отвести взгляд. Замер и забыл о своих непосредственных обязанностях. А когда наливал себе в сестринской чай, вместо сахара зафигачил себе в заварку ложку кофе!

Карина подсматривает в лицо Пети и видит, что он больше не испытывает скепсиса по отношению к чувствам мальчика. Нечто из его рассказа было ему до боли знакомо, и Карина знает, что.

– Со мной такого еще не было. И познакомились – громко сказано. Она меня игнорирует либо ерничает, мол, что мне просто ее жалко. Ее бросил парень, когда с ней это случилось, так что она не верит в любовь.

– Любовь безусловна, Инна точно так же заслуживает ее, как и все. Заставь ее понять это, и они с отцом оба смогут тебе доверять. Ты сам, главное, ничего не бойся. Рискуй, ошибайся, действуй! Пробуй еще раз, еще раз и еще раз. Ты будешь намного счастливее, всю жизнь ухаживая за любимым человеком, чем существовать так, как сейчас, никого не любя и не стараясь ради кого-то что-то сделать. Я говорю так потому, что тебя знаю, а вовсе не навязываю собственное видение счастья. Чтобы не загрустить, тебе нужно быть немножечко более занятым, чем сейчас. И черпать впечатления не только из книг, а получать настоящие. А для этого надо жить. – Петр подмигивает так, словно у них со Славой теперь есть тайна. – Все ненужные страхи и депрессии случаются именно тогда, когда у человека нет дел поважнее.

– Слава у нас веселый! – возражает Карина, пока ее жених и друг смотрят друг на друга с полным пониманием. – Просто должен понять, что необходимо говорить, когда есть, что сказать. Не сноси эмоции внутри. Иначе эмоции снесут тебя.

Артем отворачивается в окно. Все равно о нем позабыли, вроде он нечто, что не дышит и не двигается. Эти советы не предназначались ему. Славик – хороший, только он заслуживает.

Ага, скажет он вам, что на уме. Он даже мне не может поведать причину своего предновогоднего психоза с обстриганием челки. Он лучше позволит эмоциям себя снести.

– Петр Иванович! – Логвин подлетает так, что почти опрокидывает стул: – Почему же я раньше не вспомнил? Вы ведь обладаете силами, нам не подвластными…

– Ладно, дай руки, – предугадав его идею, Петр берет его протянутые ладони, а через пару минут все удивляются его собственному удивлению. Он так поражен, как будто заглянул Славе под кожу и выяснил, что он не мальчик, а персидский кот. – Ну, ты даешь!

– В чем дело? – недоумевает Слава, а потом замечает, что его серебряный перстень с черепом находится не где-то, а прямо под пронзительными пальцами Петра!

– Я сегодня не в форме колдовать, совсем-совсем ничего не видел. Честно, не видел! Ну, пока! – и Петр, поторопившись, толкает Карину на выход, желая оказаться подальше отсюда, в любом из мест, куда не попадут воспоминания Славы.